Поющий Койот. Перекрёсток Времён

Сасагавы Масао Странная штука жизнь. И сложная штука – семейные отношения. По крайней мере, семейные отношения были странными у меня. Мне повезло с семьёй, в которой я родился. Дедушка был очень интеллигентным, хоть и странноватым человеком. И мой отец пошёл в него. Благодаря деду, он имел отличное образование и воспитание. А потому был очень умён, был выдающимся в то время учёным, в области астрофизики, и жену выбрал себе под стать. Моя мама тоже была учёной…. Они были по-настоящему особенными родителями строгими в воспитании, упрямыми и непримиримыми с тем, с чем были не согласны. Их известные в Японии имена, их советы, их воспитание многое дало мне самому. И я очень признателен им за это, и очень любил их, но…. Возможно, из-за своей интеллигентности они и относились к единственному сыну столь… отстранёно. Нет, они прекрасно воспитывали и учили жизни меня, просто несколько… своеобразно. У них была строгая политика невмешательства в мою жизнь. Они помогали мне, когда я просил о помощи, и тайно поддерживали, когда я считал, что моя жизнь не их дело и я справлюсь с проблемами сам. Мои родители таким образом приучали меня к самостоятельности. Да и учиться на своих ошибках было лучше, ведь только собственный опыт запоминался столь хорошо. Это здорово помогло мне, когда я ушёл из-под родительской опеки. Однако при выборе спутницы жизни, я не то, чтобы ошибся, просто… обращал внимание не на те качества девушек, на которые стоило бы. Моя супруга, Юна, была очень красивой, я бы даже сказал, шикарной женщиной. Хорошо воспитанной, в какой-то мере интеллигентной, образованной…. Вот только у неё был один недостаток, который стоил всех её положительных качеств. Юна совершенно не была способна самостоятельно анализировать, и делать выводы отличные от тех, которые от неё ожидали окружающие. Она просто думала стереотипами, и свято верила в то, что заучивала наизусть сначала в школе, потом в университете, а потом и в жизни. Для всего у неё был шаблон, по которому она судила, что правильно, а что не правильно, что хорошо, а что плохо. И всю свою жизнь, и своё окружение она старалась подстроить под идеалы, описанные в общепринятых книгах. Был у неё такой шаблон и об «идеальной семье». Идеальная работа, идеальный дом, идеальный супруг, идеальные дети, а в идеале, и идеальный мир – это было её целью жизни. И всё что не вписывалось в её понятия «об идеальном» она люто ненавидела, и если не могла исправить, то… игнорировала. И видимо я вписывался в эти понятия, в отличие от моих родителей, и наших детей. Мы с супругой очень любили друг друга, не смотря ни на что, и очень хотели детей. Так что известие о том, что у нас родится сын – стало настоящим счастьем. Мы полюбили его ещё задолго до рождения, и очень радовались, когда он появился на свет. Вот тогда-то и начались первые проблемы. В воспитании я перенял опыт своих родителей, то есть вёл политику невмешательства. И это оказалось моей огромной ошибкой, ведь сын у меня родился… совершенно особенным. Он отличался от иных детей ещё в роддоме. Мало того, что он родился альбиносом, что было огромной редкостью среди представителей жёлтой расы, так ещё и стоило его взять на руки кому-то чужому, не нам с Юной, и не нашим родителям, Реохей начинал громко реветь. Вынести его из палаты тоже не могли, даже спящего, потому что он мгновенно просыпался и закатывал истерику. Он и обязательные прививки себе поставить не позволил, сопротивлялся, уворачивался, и беспрестанно ревел. Отец и уговорил меня заплатить врачам, чтобы те в медкарте отметили, что прививки поставлены, но не ставить их. Я не мог отойти от счастья, ведь я стал отцом! А потому и не замечал того, как к сыну относилась супруга, да и вообще все. Из-за альбинизма на него всегда косились как на диковинку. А Юна любила его, я в этом не сомневаюсь, но он не вписывался в её понятия об идеальном сыне, а потому в отношении к нему она была чересчур строга, резка, холодна, а порой и жестока. Реохей рос практически без материнской любви и ласки, ведь его выходки заставляли неодобрительно коситься на нас соседей, да и просто прохожих. Мне это не нравилось, но я не вмешивался. Так что с моим сыном проводил время в основном мой отец, к тому времени оставшийся уже без моей матери. А потом у нас родилась ещё и дочь. Она тоже была особенной, но силы характера ей не хватало для того, чтобы сопротивляться материнской воле. И моя дорогая Юна этим воспользовалась, решив хотя бы дочь воспитать «идеальной», не обращая внимания на её желание быть похожей на старшего брата, да и вообще игнорируя её желания, как и наличие сына, которого в основном ругала. Мне это не нравилось, но я терпел и не вмешивался, ведь сын от этого рос сильным духом. Когда дети подросли, стало ясно, что Кеока унаследовала характер и внешность от матери, а Реохей, старший ребёнок, как и положено, принадлежал более сильному, главному роду. Юна никак не могла нарадоваться на свою прекрасную дочку. Ей завидовали подруги, её хвалили за отличное воспитание и называли хорошей матерью, а я видел перед собой сломленного и перекроенного с нуля ребёнка, и жалел, жалел о том, что не вмешался. Но снова молчал, потому что у меня была своя радость: сын. Он был очень самостоятельным ребёнком, часто в совсем юном возрасте сам ходил в магазин за продуктами, или интересующими его вещами, которые покупал на деньги, данные обожающим его дедом. Он был сильным духовно, стойко выдерживая строгость матери, ни разу не плакав на моей памяти, и старался, по мере возможности, развивать и физическую силу. И ещё… он умел думать своей головой. Учителя в начальной школе говорили мне, что он – будущий гений, потому что умён не по возрасту. Дети прекрасно ладили друг с другом. Реохей всегда помогал сестре, и защищал её от старшеклассников. Кеока поддерживала брата в его начинаниях. Но они всё равно были далеки друг от друга, ведь моя дочь всегда смотрела себе под ноги, не ценила то, что имела, но и ни к чему не стремилась, а сын смотрел в небо, ценил всё, что имел, и всегда стремился к чему-то большему. Но, не смотря на все признаки раскола в семье, всё было гладко, как и хотела Юна, до тех пор, пока не скончался мой отец. Реохей проводил со своим дедом очень много времени, а потому эта трагедия нанесла самый тяжёлый удар именно ему. Он тогда, как мне показалось, совсем закрылся в себе. Скатился в учёбе, перестал молча терпеть все упрёки матери, каждый раз устраивая громкие скандалы, из-за которых соседи особенно сильно невзлюбили моего сына. И даже назло моей супруге записался в боксёрский клуб, зная, как она презирала людей, любящих драться. Юна тогда скандал ему закатила, но ничего поделать не смогла…. В семье начался уже настоящий раскол, потому что отношения между нашими детьми охладели, из-за моей политики невмешательства Реохей по умолчанию считал, что я поддерживаю его мать, и он… стал отдаляться от нас всех. В какой-то момент я обнаружил, что мой сын предпочитал уходить из дома до того, как мы проснёмся, а приходить уже после того, как мы ложились спать. И я не знал, чем он занимался в свободное от школы и факультативов время. Юне это не нравилось особенно, но всё было тихо, и её это устраивало. На мой взгляд, было бы лучше, если бы они с матерью вообще не пересекались, но иногда нас вызывали в школу, потому что Реохей что-то разбил, или разрушил, или опять получил «неуд» за контрольную. Каждый раз это заканчивалось скандалом, и Кеока, сломленная авторитетом матери, поддакивала ей, неоднократно донося на брата. Мой сын терпел молча, кивал, в знак согласия с любым требованием своей матери, но продолжал жить по-своему. А потом снова что изменилось: сын стал чаще появляться дома, но избитым. У них неожиданно потеплели отношения с сестрой, и они часто уходили куда-то вместе. А по возвращении Кеока, бывало, устраивала Реохею какие-то разборки. И видимо, оставалась ими недовольна, раз однажды рассказала нам с Юной о том, что её брат из-за бокса связался с нежелательной компанией, ради которой и забросил учёбу, и из-за которой возвращался домой избитым, а то и в больницу попадал. По её словам это было что-то вроде молодёжной группировки, связанной с преступностью. И эти новые друзья Реохея были какими-то отморозками: один из них курил, как паровоз времён моего детства, другой всё время смеялся, будто был под кайфом и битой направо налево размахивал, ещё двое подраться любили, и часто избивали школьников, отчего те в больницах неделями лежали. А их главарь на её глазах до полусмерти кому-то вырвал все волосы, якобы только из-за косого взгляда. И не то, чтобы я поверил дочери. Просто знал, что Реохей не такой, и с людьми, которых описывала Кеока, никогда бы по доброй воле не связался. Однако Юна поверила дочери сразу же, и решила, что нашему сыну нужно запретить заниматься боксом. Я возмутился, потому что тогда у Реохея вообще никаких занятий по интересу не останется, и в итоге… поругался с супругой. Но она… всё равно меня убедила. Он выслушивал наши претензии, как и всегда, молча, вот только я смотрел ему в глаза, и понимал, что сына теряю, ведь видел лишь досаду, презрение и злость. Потом он снова кивал, и уходил в свою комнату. А после очередного такого скандала, на следующий день он принёс нам приглашение на обучение в какой-то итальянской закрытой школе. Объяснил он путанно, мол, выиграл чемпионат по боксу в своей возрастной группе, или что-то подобное. И вот он принёс, и сказал, что уезжает, независимо от нашего мнения. Его мать орала, истерила, а он только и сказал, что в нашей семье он, такой, какой есть, никому не нужен, а потому, так или иначе, а он всё равно сбежит. Юна пыталась отговорить, уговорами, подкупом, шантажом, требованиями, приказами, но лишь зарабатывала ещё больше презрения в свой адрес. Она пыталась помешать собрать вещи, но сын сказал, что и голым уедет. Три дня скандалов ничего не дали. На четвёртый, нам пришлось смириться и отвезти его в аэропорт, хотя бы для того, чтобы попрощаться. Там его ждала та самая компания бандитов, как выразилась Кеока, что вынудило меня сомневаться в «выигрышном приглашении». Но бандитами ребята совсем не выглядели. Просто обычные юноши, предвкушающие что-то новое. Правда, подойти к ним сын мне, нам всем, не позволил. Да так и улетел, толком не попрощавшись, и ничего не объяснив. И хотя его существование в нашей семье было малозаметно, а без него дом для меня всё равно опустел. Ещё неделю спустя я, вернувшись с работы домой, обнаружил взахлёб рыдающую над фотографией сына супругу, и притихшую Кеоку. На мой вопрос о том, что случилось, мне эмоционально и в подробностях объяснили, что Реохея обманули, завербовали в какую-то секту, и вообще держат в неволе, и заставили его отказаться от семьи. Только Кеока тихо пояснила, что это не «секта», а самая настоящая мафия. О том, что такое мафия я знал не понаслышке, ведь я и, и моя супруга работали в сфере правоохранительных органов, а потому часто сталкивались с тем, что творили эти люди. Иногда, я даже переставал считать их людьми, когда видел совершённые их руками зверства. Они не брезговали пытать и насиловать детей, расчленять своих врагов или просто тех, кто встал у них на пути, подкупать или шантажировать уважаемых людей, и вообще…. И чтобы мой сын влез в мафию?! Когда он улетел, я, проживая в женском обществе дочери и супруги, начал очень сильно чувствовать его нехватку. Да, он появлялся на глазах редко, даже не ел с нами, где-то подрабатывая и покупая себе еду. В общем-то, дома он только спал, и то не всегда. Но я хотя бы знал, что он где-то есть, и что я не один среди повёрнутых на собственной неотразимости женщин. Да и просто…. Говорят, что только потеряв что-то, мы начинаем это ценить. Вот и я, потеряв сына, понял, как же мало времени с ним проводил, как же плохо его знал. Реохей ведь вырос как-то незаметно, и перестал быть ребёнком. Стал подростком, который практически не знал отца. А ведь молодым людям в его возрасте так свойственно ошибаться… Такими мыслями я всё чаще проводил вечера наедине со спиртным, и мне становилось по-настоящему страшно за сына. Он ведь находился в незнакомой стране, среди, если Кеока не ошибалась, преступников. Не зная языка, обычаев, без малейшей поддержки родных, да и, хотя бы, без денег. Что там могло с ним произойти? Да всё, что угодно! Моё воображение живо рисовало ужасные картины, в которых мой любимый сын был или мёртвым, причём павший страшной смертью, скажем, от пыток, или сломленным рабом…. Я представлял всё это очень живо, потому что почти каждый день видел трупы людей, которых оставлял подпольный мир, а потому пил сильно. И лишь супруга, в идеалы которой муж-алкоголик тоже не вписывался, держала меня на плаву. Что я себе только не передумал за прошедшее время о том, как мой сын мог связаться с мафией. Может, Реохея увезли силой, потому что он узнал что-то такое, чего знать не должен был? Хотя в этом случае его скорее убили бы. Может, он невольно стал должником мафии, и та потребовала долг в виде служения. Например, он мог перейти дорогу одной мафиозной семье, а потом попросить защиты у другой. Но нет, мафия предпочитает брать долг деньгами, или кровью. Может, он уехал, чтобы защитить нас, потому что мы кому-то перешли дорогу, копаясь в преступлениях подполья? И ещё очень много вариантов того, как это произошло, что Реохей попал в мафию. Но, было смутное ощущение, что сын всё-таки покинул нас добровольно, потому что мы его достали, и мафию выбрал сам, потому что жизнь мафиози ему нравилась. Что он просто сбежал от родителей, которым, как он, будучи подростком, страдающим юношеским максимализмом, мог подумать, что совсем не нужен. Конечно, ведь мать была им вечно недовольна, а отец не обращал на него внимания, будто он и не существует. Да я был почти уверен, что мы с Юной сами виноваты в том, что потеряли сына. Однако понимание этому пришло уже потом. А сначала мы пытались его найти и поговорить. Конечно, первым делом мы позвонили в ту самую «закрытую школу». Нам ответили, что да, такой молодой человек, с именем нашего сына, действительно был зачислен на спортивный факультет, и успешно учится. Но при просьбе связать нас с сыном, они не то, чтобы отказали, а просто не смогли этого сделать. Мол, сейчас уже поздно, в Италии вечер, и ученики давно дома. А наш Реохей в общежитии не проживал. Нам сказали, что он живёт в доме одного местного мецената, сын которого был сокурсником и другом нашего Реохея. Это всё, что нам удалось выяснить. Конечно, мы перезванивали и в другое время, но с сыном нас так и не связали. Говорили, что он то на занятиях, то на экскурсии, то на обеде. Через несколько дней таких попыток стало ясно: с сыном нас так и не свяжут. Дальше мы обратились в полицию. Точнее к начальнику моей супруги. Всё что он мог для нас сделать, это выяснить, существует ли действительно такое образовательное учреждение, которое было обозначено в приглашении. Закрытый колледж существовал, и его ректором был тот человек, о котором было написано. Казалось, что сын действительно просто уехал учиться в другую страну, и мы уже готовы были в это поверить, как вдруг Юна отчего-то решила упомянуть друга Реохея, о котором рассказывала Кеока, Саваду Тсунаёши. И вот после этого имени Курокава Тацуми напрягся, и тихо поведал нам о том, что на семью Савад у него имелась в личном сейфе особая и очень большая папочка. Моя супруга вспомнила, что даже расследовала какое-то дело, связанное с ними, но неудачно. На них было много жалоб, собранно много косвенных улик в различных преступлениях, и даже было, что предъявить им. Убийства, какие-то нападения, покушения…. И именно на Саваду Тсунаёши было собранно данных больше всего. Правда, выводы получались какими-то мистическими. А их дела никто не мог закончить, потому что по непонятным причинам их всегда закрывали, едва начав расследование, или сами следователи таинственно умирали. Так вот, исходя из этого, Тацуми-сан посоветовал нам не поднимать шума по поводу пропажи, или похищения сына. Иначе это, скорее всего, плохо закончилось бы и для нас. Жена возмутилась, но её начальник сказал ей, что в любом случае в этом вопросе он бессилен, а нам лучше всего обращаться в итальянское посольство. Так мы и решили поступить, и даже собрались, и поехали всей семьёй в Токио. Вот только нам не позволили даже просто добраться до столицы. Стоило выехать из Намимори, как нам дорогу преградили несколько чёрных машин без номеров, и вынудили меня свернуть за ними в неизвестном направлении. Я уж думал, что всё… допрыгались, ведь мы свернули на какой-то пустырь. И никто нас не найдёт. Но нас, под непрекращающийся плачь Кеоки, вынудили выйти из машины. Юна пыталась кому-то угрожать расправой правоохранительными органами и судом, но уже наши похитители лишь смеялись, говоря, что суды все куплены и с ними заодно. А потом пред нами предстали двое смутно знакомых молодых людей, от силы на несколько лет старше моего сына, и они очень доходчиво просили нас оставить Реохея в покое. Говорили, что он жив, что с ним всё в порядке, что за ним и его благополучием приглядывает один из самых достойных людей мира, и даже показали видео, на котором наш сын заливисто смеялся в компании ребят примерно его возраста, на фоне какого-то большого и роскошного дома. Молодые люди объяснили нам, что их младший брат тоже сейчас находился с ним, и они совсем недавно видели их живыми и здоровыми. Они же объяснили нам, что поиски Реохея ничего не дадут, доберись мы хоть до серых кардиналов мира, однако сам их факт может иметь очень печальные последствия для нас самих. Супруга ругалась, и не хотела их слушать, но я услышал. Услышал завуалированную угрозу, и испугался за любимую жену и дочь, а потому пообещал, что больше искать встречи с Реохеем мы не будем. Ещё некоторое время спустя мы получили таинственные анонимные подарки, на день нашей с Юной свадьбы, день нашей семьи. Меня это насторожило, и я выяснил, что ничего опасного в подарках не было, хоть и стоили они бешеные деньги. Курокава-сан предупреждал, что такой подарок может быть подставой, но я отчего-то не верил. Будто чувствовал, что он был сделан от всего сердца. Почему-то, надевая по утрам очень стильные часы, я перестал чувствовать тягость в связи с исчезновением сына…. Но, конечно, я ни на час не забывал о нём. И, естественно, когда с семьёй бредя из магазинов в сторону дома, на другой стороне улицы в шумной компании молодых людей я увидел парня до боли похоже на сына, да ещё и обернувшегося, когда мы окликнули его по имени, у меня чуть колени не подогнулись от нахлынувших чувств. Счастье от возможной встречи с сыном. Сомнения: а вдруг мы обознались, и это не он?! Странная апатия: а что дальше? Кеока с разбегу, чуть не попав под машину, бросилась на шею брату, пока его спутники тактично немного отошли в сторону. Однако молодой человек мягко высвободился из объятий, и сказал, что моя дочь его с кем-то перепутала. Мы с Юной тоже налетели на него, и обняли, однако он вырвался, и возмутился такому поведению с нашей стороны. Я отпрянул, взглянул на него, и даже засомневался на короткий миг, что это и правда, мой сын: он вытянулся ещё сильнее, благодаря чему тело стало смотреться в меру накаченным, а не немного перекаченным, как раньше. Он и раньше-то был мало похож на японца: был рослым, из-за альбинизма отличался цветом кожи, глаз, волос, но хотя бы какие-то черты лица у него раньше были чисто азиатскими. Сейчас же… он стал европейцем. В глазах сталь закалённого в боях воина, в осанке – стать уважающего себя, гордого, и уверенного в себе человека, в облике – собранность готового к прыжку опытного хищника. Я смотрел на сына, и не узнавал его. Этот человек был мне совершенно не знаком, он был… чужим. Но это был он. Он, мой драгоценный сын, Реохей. Я каким-то шестым чувством это ощущал, что человек передо мной состоял из моей плоти и крови. МОЙ сын. Но в направленном на нас взгляде царили только холод и презрение. Реохей даже не пытался быть вежливым с нами. А потом сын обратился к ребятам позади него, точнее к одному человеку. С огромным почтением и уважением в голосе он просил у него прощения за… за то, что мы отвлекли его от дел. Затем Кеока зацепилась за обращение, кажется «Дон Вонгола», и узнала в том парне того самого Саваду Тсунаёши, или Тсу-куна, как она его называла. Кажется она хотела залепить ему пощёчину, но… её остановили спутники того парня. И как остановили! На неё с разных сторон было направленно разнообразное, явно не бутафорское оружие. Эти парни… я ощущал то, что чувствовал прежде, только допрашивая убийц. Эти парни действительно были… мафией. Они убивали и не раз, и могли с лёгкостью сделать это снова, сколько угодно раз. Они могли убить мою дочь. Но самое страшное заключалось в том, что руку Кеоки перехватил сам Реохей. И он же направлял на неё пистолет. Меня затрясло, потому что я видел по его глазам: если моя дочь даст повод, он её убьёт, не задумываясь. Причём в какой-то момент, я заметил на его лице проблеск эмоций, а потому покрылся ледяным липким потом от осознания: он не забывал о том, что Кеока его сестра, но всё равно был готов её убить. Что же с сыном сделали там, в Италии? Кеока же опознала всех в молодых людях своих знакомых, и… даже одноклассников. Кажется, это и была та «нежелательная компания», с которой связался сын. И ни дочь, ни Юна не воспринимали откровенную угрозу, исходящую от них всерьёз. Будто бы пистолет Реохея был всего лишь игрушкой, а меч, приставленный к горлу Кеоки, не отрезал целую пядь её волос, когда ветер сдунул их в направлении меча. Этот Савада Тсунаёши выглядел опаснее всех молодых людей и девушки, и, похоже, именно он был в компании главным, раз сын называл его Боссом, а он сам отдал приказ оставить нас наедине. Парни и девушка ушли, не без сомнений. Реохей тоже ушёл с ними, беспрекословно подчиняясь. Кеока хотела кинуться следом, но я её остановил, потому что не верилось, что это пройдёт для неё даром. А после того, как сын с друзьями скрылись из вида, мы с этим Савадой… поговорили. В общем-то, он не сказал мне ничего нового. Лишь подтвердил, что это мы сами виноваты в том, что Реохей от нас сбежал, рассказал, что живёт он в хороших условиях, и что он действительно стал… убийцей. Человек, с которым я разговаривал, почему-то вызывал у меня какой-то внутренний трепет, а потому, когда он говорил о том, что может убить и женщину, и ребёнка, я, не сомневаясь, верил ему на слово. И в то, что сын пошёл его дорожкой – тоже. Я видел глаза Реохея, и чувствовал как колет сердце: я сам, сам вынудил его пойти на это. Правда, молодой человек упомянул, что мой сын – правая рука Босса влиятельнейшей мафиозной семьи в мире. Это отчего-то заставило меня даже гордиться Реохеем. А тот факт, что он оставил нас ещё для того, чтобы защитить от возможных последствий своего выбора – окончательно примирило меня с мыслью, что Реохей свой выбор сделал действительно добровольно. На прощание Юна опять пыталась угрожать, но я её удерживал, обещая, что буду удерживать от необдуманных действий и впредь. А стоило опасному молодому человеку покинуть нас, я быстро уговорил Юну идти с покупками домой. Причём договорился с Кеокой, что она присмотрит за матерью, и не отпустит её куда-либо, чтобы та не пострадала. А убедившись, что мои дамы меня послушают, решил, что не помешает убедиться в словах человека, за которым последовал Реохей. Всё-таки убедить людей в чём-либо, обманывая и запудривая мозги, совсем не сложно. И этот парень вполне мог меня обдурить. Я решил на свой страх и риск проследить за ним…. Нагнал я его быстро, хотя он явно спешил. Правда он часто оборачивался, явно чувствуя за собой слежку, но и у меня в этом деле опыт был, так что до ресторана, в который молодой человек и вошёл, я добрался без труда. Однако встал вопрос: как незамеченным попасть внутрь? Для начала я прошёлся вдоль ресторана, и заметил мелькнувший край юбки девушки, что была с этой компанией, в не до конца задёрнутых тяжёлых портьерах. К своему счастью, я уже бывал в этом заведении, а потому примерно знал о расположении столиков. Так что я быстро понял, что компания собралась в VIP-зоне. Хотя VIP-зона это громко сказано, ведь это был просто мягкий уединённый уголок, где вместо стульев были диваны, а стол был рассчитан на большую компанию. То, что сын с друзьями был именно там, облегчало мне задачу проникновения. Ведь достаточно просто было поднять воротник, и не поворачиваться к компании лицом. А дальше… дальше, я мог спрятаться за газетой. Так и вышло. Я беспрепятственно проник в ресторан, устроился за столиком через столик от VIP-зоны, заказал кофе и спрятался за газетой. Компания так очень хорошо просматривалась, но меня не должно было быть видно. Правда, похоже, я ошибся, когда думал, что меня не заметили. Стоило мне с удобством устроиться, как темноволосый парень украдкой привлёк внимание своего Босса, и мотнул головой в мою сторону. Савада хмыкнул, и так же украдкой кивнул, мол, в курсе. А потом пристально посмотрел в мою сторону, и я услышал его голос у себя в голове, отчего чуть не уронил газету: «Чтож, раз вам так захотелось посмотреть на жизнь сына – смотрите. Только не пожалейте». Он сказал это неведомым мне, таинственным способом, и как мне показалось, потерял ко мне всякий интерес. Савада пожал руки двум молодым парням, которых не было с компанией, и, присматриваясь к которым, я с удивлением узнал тех самых людей, что убеждали меня не обращаться в итальянское посольство. К слову, они то и дело трепали волосы черноволосому парню, очень похожему на них. Из чего я сделал вывод, что о младшем брате они не лгали. А Савада меж тем плюхнулся на диван, и пальцем поманил к себе Реохея. Он, как мне показалось, облегчённо вздохнул, и присел рядом с Боссом, ничуть не возражая, когда тот подтянул его к себе поближе, и обнял со спины поперёк торса. Напротив, Реохей пристроил свою голову на плече Босса, и удовлетворённо прикрыл глаза. С другой стороны от Савады устроились парень и девушка, с одинаковыми причёсками с хохолками, они явно были родственниками. Жаль, но мне было совсем не слышно, о чём они говорили. А по губам я не умел читать. Но разговор явно шёл о чём-то деловом. Причём Савада в беседе почти не участвовал, он только… принимал окончательное решение. Беседовали они долго. Я успел выпить кофе, заказать обед, пообедать, и прочитать газету. А они что-то живо обсуждали, то и дело, с кем-то связываясь по телефону, или через видео-связь. Иногда в ресторан заходили какие-то люди в деловых костюмах. Они что-то приносили братьям, или Саваде. Причём, если приносили последнему, то мой сын оживлялся, и читал доклады или донесения первым, а после уже рассказывал что-то, как я понял, основные моменты, остальным присутствующим. Я уж было думал, что они так до вечера просидят, но в какой-то момент в заведение буквально ввалились несколько человек, опять же в деловых костюмах и всё изменилось. Дело в том, что один из этих людей придерживал руку в районе плеча, будто рану пережимая. Тогда Реохей мгновенно подскочил, усадил этого человека на диван, и пока он и его товарищи отчитывались, зачем-то водил руками в районе… раны, с сосредоточенным выражением лица. Причём раненый, когда Реохей закончил какое-то действо, сначала удивлённо посмотрел на предплечье, к сожалению, не видное мне, а потом низко поклонился перед моим сыном. Тот усмехнулся и кивнул. Компания что-то быстро решала, а потом… разбежалась. Просто Савада мотнул головой, и большинство собравшихся отправились на выход из ресторана. Остался только он сам, девушка, один из уже знакомых мне братьев и Реохей. Савада мельком глянул на руки моего сына, кинул взгляд на меня. И я услышал в голове: «Если хотите продолжения представления, идите в уборную, и запритесь в одной из кабинок». Я недолго раздумывал, ведь, в конце-то концов, хотел же узнать о сыне больше…. Так что перед тем, как выполнить указание, заметил, что Савада что-то сказал старшему черноволосому парню, потом, наклонившись, что-то шепнул девушке. Та понимающе улыбнулась, и тоже что-то сказала. Он и Реохей встали из-за стола и отправились в уборную как раз тогда, когда я закрывал за собой дверь. И я едва успел запереться в кабинке туалета, радуясь тому, что её стенки скрывали ноги, и мне не пришлось вставать на унитаз. За происходящим снаружи кабинки, можно было наблюдать сквозь замочную скважину…. Они не спеша вошли в туалет, и Савада, прислонившись плечом к сверкающему кафелю стены, и скрестив руки на груди, смотрел, как Реохей педантично моет руки, смывая с них чужую кровь. Сначала в уборной была тишина, но потом, Савада критично осмотрев уборную, констатировал со смешком: - Здесь кроме нас – никого. И видеокамер нет. Странно только, что одна кабинка не работает… - Сын ничего не сказал в ответ, только мимолётно кинул взгляд на кабинку, в которой заперся я. Савада шумно выдохнул, и вопрошающе, каким-то особым тоном, произнёс: - Солнце? – Сначала я не понял, к чему это, но затем сообразил, что так он к моему сыну обращался. Собственно, сообразил я это, после того, как Реохей резко огрызнулся: - Я в порядке! - А я английская королева. – Хмыкнул в ответ Савада. - Это фраза Занзаса. – Фыркнул в ответ сын, упоминая кого-то, и его собеседник со смешком ему отозвался: - Я смогу с ним договориться. – Савада вновь со вздохом произнёс это странное обращение: - Солнце…. – Сын выключил воду, вытер руки бумажным полотенцем, игнорируя сушилку, и, зарывшись пальцами в свои белоснежные волосы, тоже со вздохом произнёс: - Это оказалось намного тяжелее и больнее, чем я думал. - А я предупреждал. - Я не жалею. – Снова резковато оборвал Босса сын. - Не сомневаюсь. – И снова смешок. - Но я всегда считал, что какой бы семья не была – она всё равно остаётся семьёй. – То есть, выходило, что разговор всё-таки шёл о встрече с нами. - Считаешь было бы лучше, если бы я лгал, и каждый день проводил в страхе, что их найдут? – Саркастично спросил сын. - Или нужно было сказать им правду, и тогда и они тоже сходили бы с ума от страха, что в любой момент могут меня убить? - А сейчас намного лучше, да? – Как-то горько усмехнулся Савада. - Ты живёшь с долей страха, потому что знаешь: не смотря на то, что ты сменил фамилию, их могут найти. Ты же всё так же можешь не успеть. А они сходят с ума от страха, гадая, где ты и что с тобой. Тебе, конечно, не приходится им лгать, но легче от этого не становится, потому что какими бы они ни были, а совсем без них тоже тяжело. Плюс я здесь вижу только один: тебе не приходится разрываться на свои семьи. – Так всё-таки это правда! Он отказался от нас, чтобы защитить нас же…. Сердце противно защемило…. А Реохей тяжело вздохнул, оседая на лавочку, и обхватывая голову руками. - Заказать тебе их, что ли? – Задумчиво произнёс он, некоторое время спустя. - Ты их убьёшь, не поморщившись, я слегка отстранюсь от тебя, но зато проблема исчезнет. Как ты говоришь: нет человека, нет проблем. - Это не я говорю. Это кто-то умный так сказал. - И снова усмешка. - Что же мне делать, Босс? – С какой-то глухой тоской в голосе, от которой моё сердце шалило ещё сильнее, спросил у Савады Реохей. - Ты вроде как психолог, вот и помоги! - Смени своё отношение к ситуации. – Пожал плечами тот. - Ты о них всё ещё думаешь, как о семье. Но от неё ты отказался. Обратного пути нет, да и давать задний ход – не наш метод. - К чему ты ведёшь? – Заинтересовался сын. - Думай о них, как о просто знакомых людях. Не как о бывшей семье, а именно…. - Я понял. – Потирая янтарный камень в массивном перстне на пальце, перебил Реохей. Однако мне не понравилось, что этот… человек, получается, что призывал сына отказаться от нас, как от семьи даже в мыслях. - Думаю, что это действительно может помочь, но…. Но это тоже будет нелегко. - Внушение сделать? – Участливо поинтересовался Савада. - Нет. – Мотнул головой сын, улыбаясь, вроде искренней улыбкой. - Мы не ищем лёгких путей. – Его собеседник снова хмыкнул. В уборной повисло молчание, и длилось оно не меньше пяти минут. Савада чего-то терпеливо ждал, а сын что-то судорожно обдумывал. Он и прервал молчание, не очень уверенно обратившись к собеседнику: – Лео…? - Мм? – Заинтересовался тот. - Как ты выдерживаешь? - Что именно? – Вскинул вопросительно бровь Савада. И Реохей начал быстро перечислять, так, что я не всегда успевал понять, что он говорит: - Держать столько всего в голове, постоянно разрываться между каждым из нас, работой, должностью Босса, деятельностью наёмника, развлечениями, между родителями, теми людьми, что нам не знакомы, своей сетью и своей игрой, ещё и при всём при этом помогать решать наши проблемы. - Практика, Солнце. – Усмехнулся Савада, но как-то устало. - Практика. Да и зря, что ли, я всё время жалуюсь на усталость? Всем Небесам нелегко, но все привыкают. – Пожал плечами он под конец. Тут усмехнулся уже сын: - У тебя другой случай. Твою ношу никто вынести не способен. – А говорили они о чём-то совершенно мне не понятном. И как бы я понять не силился – не выходило. - Разве что… - Занзас. – Кивнул Босс сына. – Почему ты думаешь, я подпустил его себе так близко?! Потому что знаю: в случае чего смогу на него положиться. А если перестану выдерживать – скину часть груза на его ленивую задницу. – Реохей хмыкнул, и они снова замолчали. На этот раз молчание длилось дольше, но его опять прервал сын: - Босс, помнишь ты говоришь, что есть всего несколько способов, для того чтобы эффективно сбросить напряжение, накопившееся? Поможешь мне? - Ну? - Второй способ. – Савада очень удивлённо посмотрел на Реохея, с ног до головы окинув того оценивающим взглядом. А сын как-то странно мелко задрожал. Но он был серьёзен… - А может лучше битва? Или с парашютом спрыгнуть, или…. Да хотя бы в жилетку поплакать любимому Боссу! – Поморщившись, попытался отговорить от чего-то моего сына Савада. - У тебя нет жилетки. – Констатировал Реохей. - Долго ли купить или щёлкнуть пальцами? - Лео…. – Едва слышно пошептал сын, но его всё ещё пытались отговорить: - Солнце, здесь не самое лучше место, да и время…. – Но Реохей был моим сыном, а значит, очень упрямым человеком. Он продолжал упрямо и умоляюще смотреть на Саваду. И тот смотрел на него, смотрел, и со вздохом сдался. А потом как-то предвкушающе облизал губы, и тоном, не терпящим возражений, приказал: - Раздевайся. – Я едва удержал в себе удивлённый вскрик, глядя на то, как сын в считанные мгновения скидывал с себя буквально ВСЮ одежду, а потом ожидающе и настороженно посмотрел на Саваду. Тот снова облизнулся, окидывая… плотоядным взглядом моего обнажённого сына, естество которого поднималось и крепло на глазах. А потом я, наверное, моргнул, потому что упустил тот момент, когда Савада прижал Реохея спиной к стене, впиваясь в его губы очень страстным, и напористым, но мягким поцелуем. И сын со стоном вцепился в этого человека, который, не отрываясь от его губ, не торопясь стал и себя освобождать от одежды…. В том, чем они собирались заняться, и чему так противился Савада – я не сомневался. Я был… в шоке. Мой сын - гей?! Да не может этого быть! Хотя… это зависело от того, как он воспринимал этого человека. Просто любовником, с которым приятно проводить время, любимым человеком, Боссом, чьи приказы не обсуждались, а исполнялись, или… наставником. И если последнее, то это сильно меняла дело. Можно было сказать, что Сюдо было традицией Японии, когда наставник юноши, мастер, обучал подопечного жизни, то есть всему что знал сам, буквально всему. В том числе и плотским утехам. Конечно, в нынешние времена на такие отношения кривились, но…. Сам я относился к гомосексуальным отношениям нейтрально. Но… я не знал, что и думать, когда видел собственного сына, развратно прогибающегося в пояснице и закидывающего, пока только одну ногу на уже оголённое бедро Савады. А тот увлечённо невесомо целовал шею, плечи, ключицы, грудь. Целовал, не оставляя следов, но у сына поджимались пальцы на ногах. - Босс, Лео, - сквозь тихие вздохи пытался произнести сын, - ты же знаешь… мм… как я не люблю все эти прелюдии. – Савада на мгновение оторвался, и ехидно улыбнувшись, спросил: - А тебя кто-нибудь, когда-нибудь вообще ласкал? – И сам же ответил на вопрос: - Нет. Вот молчи и наслаждайся. – И он снова присосался к коже моего сына. Происходившее за дверью действо немного напрягало. Правда, я был уже не в том возрасте, чтобы моё тело откликалось на такие зрелища. Всё-таки женился я поздно, когда уже за тридцатник перевалило. А старший ребёнок у меня был уже совершеннолетним по европейским меркам. Но всё равно, глядя на то, как этот… Савада ласкал тело моего сына, шаря руками, где придётся, целуя, и вылизывая кожу, где дотягивался, мне страшно хотелось курить, хоть и прежде за собой таких порывов не замечал… Зрелище завораживало, и оторвать от него взгляд было сложно. Так что я видел, ВИДЕЛ, с каким удовольствием Реохей отдавался своему Боссу. Он, не сдерживаясь, стонал и всхлипывал, когда Савада теребил губами его соски, чуть покусывая и посасывая. Он покрывался мурашками и выгибался, с силой вцепляясь пальцами в волосы партнёра, когда тот едва уловимо поводил рукой вдоль боков, или бёдер. Казалось, Савада задался целью покрыть всё тело моего сына поцелуями, вылизать, чуть прикусывая, каждую выпирающую кость, мышцу или впадинку. Он заставлял Реохея вжиматься в стену, а сам медленно опускался на корточки. Савада очень долго, с наслаждением вылизывал Реохею пупок, и покусывал тазовые косточки. Мой сын умолял его бросить всё это, и «трахнуть уже, наконец». Но его любовник только смеялся, и продолжал. На внутренней стороне бёдер Реохея он уже оставлял засосы, а сын не мог самостоятельно стоять, поэтому он посадил его на лавку, и развёл ноги, вновь облизнувшись. - Босс, ты что… - Но остаток фразы потерялся в гортанном стоне, перешедшим в скулёж, когда Савада неожиданно взял достоинство моего сына в рот, сразу до основания. Сын вцепился ему в волосы, с такой силой, что, мне показалось, вырвет их. Но нет. Его любовник сделал несколько возвратно поступательных движений ртом, потом несколько раз сильно сглотнул, наслаждаясь стонами моего сына, и сделал что-то ещё. Что именно – я не понял, но Реохей закричал, содрогаясь от оргазма. Савада выпустил член моего сына изо рта, со вкусом сглотнул всё, или почти всё, чем его наградили, потом быстро засунул два пальца себе в рот, я так понял, чтобы смазать их в сперме. Быстро встал на ноги, за волосы вздёрнул, заставляя встать расслабленного Реохея, быстро чмокнул его в губы, и, развернув, прижал щекой к стене. Он провёл пальцами между его ягодиц, и прижался животом к спине. - Леонардо… - Почти жалостливо всхлипнул мой сын, когда его заднее отверстие начали растягивать одним пальцем. - Расскажешь об этом кому-нибудь – убью. – Просто убийственным тоном пообещал Реохею Савада, добавляя второй палец, и вгрызаясь ему в загривок, а после, начиная вылизывать уши с обратной стороны, то и дело, покусывая мочку. Сын буркнул что-то неразборчиво, и снова громко и протяжно застонал. Что они творили?! Их же весь ресторан слышал! Как мне показалось, это продолжалось бесконечно долго. Сын стонал, скулил, извивался, а потом кончил от одних пальцев. Потом его снова развернули, закинули ноги на бёдра, и страстно поцеловали. И только после этого Савада плавно вошёл в него, предварительно натянув презерватив, и сразу же начиная двигаться с накатом, не торопясь, смакуя удовольствие, сцеловывая стоны. Реохей прогибался в спине так, что хрустели позвонки, цеплялся за любовника, царапал ему спину короткими ногтями, и бесконечно то выстанывал, то выкрикивал, я так понял, второе, итальянское имя своего любовника. Реохей кончил бы ещё несколько раз, прежде чем они завершили бы свои плотские утехи, если бы Савада, словно чувствуя, вовремя не начинал поглаживать основание естества моего сына. Хотя сам он, похоже, кончал, или пережидал опасно близкие к этому моменты, потому что несколько раз замирал, утыкаясь Реохею носом в шею, содрогался всем телом, а потом снова начинал движение…. В последний раз они достигли пика вместе. Савада позволил сыну кончить, и сделал это сам следом, а после, выйдя, и сдёрнув с себя резинку, он выбросил её, наскоро обтёр их обоих всё теми же бумажными полотенцами, и расслабленно уселся на скамейку, усадив Реохея на свои колени. Сын уткнулся ему в шею, пытаясь восстановить дыхание. Разморённый, обессиленный и расслабленный он выглядел очень трогательно, и даже мило. Савада лёгкими движениями поглаживал его спину. Пока они отдыхали, мне пришла в голову мысль о том, что никто из них не только не думал о том, что их стоны и крики услышат, но и просто о том, чтобы запереть дверь! Однако, немного подумав, я вспомнил о том, что в ресторане помимо нас было ещё несколько пар. А уборная эта была не единственная…. Быть может, поэтому за прошедшее время их не обнаружили?! Отдышавшись, молодые люди быстро оделись. - Ну что, легче стало? – Насмешливо, но скептично спросил Савада. - Ещё бы нет! – Воскликнул Реохей. – Я от твоих садистских наклонностей до вечера отходить буду. А то и всю неделю. – Он странно хохотнул, и посерьёзнел: - Но всё равно, ты был, как всегда, потрясающе великолепен. Люблю тебя. – И с этим признанием он жадно, и со вкусом присосался к губам партнёра. Несколько минут они просто целовались, но всё же с трудом оторвались друг от друга. Я ожидал ответного признания, но услыхал лишь: - Знаю, Солнце моё, знаю. Может я и садист, но ты всё равно, действительно, меня очень любишь. – Всё это он сказал отчего-то глухо, будто бы это ему не нравилось. Но потом он ухмыльнулся: - Хотя меня, разумеется, радует, что не зря старался для тебя, балбеса. - Благодарю, за то, что уделил мне… - Слегка склонил голову сын. - За такое не благодарят! А если и делаю это, то не так. – Перебил его Савада, но, снова облизнувшись, добавил: - Тем более что это ещё вопрос, кто и кому помогал забыться. Чёрт бы побрал эту Японию. - Идёшь? – Реохей направился к выходу. - Нет. Иди без меня. Хочу покурить и подумать в одиночестве, пока разум чистый. – Я едва сдержал смешок: наверняка ведь, просто для ещё одной беседы со мной оставался. - Как хочешь. – Пожал плечами мой сын, и скрылся за дверью.