Поющий Койот. Перекрёсток Времён

Леонардо До магазина мы дошли быстро. Он был совсем недалеко от дома. Всего в нескольких кварталах. Продавщица и консультант удивились столь молодым людям в их вотчине, да ещё и при такой погоде. Но с лёгкостью нашли мне то, что я спрашивал. Очень повезло, что эти книги нашлись. Хотя в Японии их обычно вообще не закупали, потому что спросом они не пользовались. Библиотека находилась гораздо дальше, почти у самой Средней Школы Намимори. Это было совсем в другой стороне. Но для нас – не расстояние. Так что заботливо упаковал новые книги, ещё пахнущие типографской краской, в целлофан, и вышел из магазина. Моё сопровождение, разумеется, потянулось за мной. А чуть больше двадцати минут спустя, промокшие мы, ввалились в Библиотеку. Стоило переступить порог, и подняться на второй этаж, к заведующей, как я выдохнул: в этом месте ничего не изменилось. Всё та же каменная плитка на полу, благодаря которой в библиотеке было дивное эхо. Всё те же памятки о правилах заведения или эксплуатации книг на стенах. Всё те же стеллажи и шторы на окнах. И маленькая стойка, и кресло-качалка за ней, и… вечная смотрительница и заведующая, давно находящаяся в почтенном возрасте, солидная, но сухонькая женщина, с многочисленными морщинками в уголках глаз, ведь она очень много улыбалась… - Здравствуйте, Юкико-сан. – Поздоровался я со старой знакомой, привлекая её внимание. Она тут же, посмотрела на меня, но… не узнала. Тяжело поднялась на ноги, и подошла к стойке…: - Здравствуйте-здравствуйте, молодые люди. Чего это вам дома не сидится в такую погоду? – Приветливо поздоровалась она, оглядывая нас мокрых с ног до головы. Конечно, по идее, в таком виде в библиотеку нельзя, ведь это вредно для книг, но…. - Погода замечательная. – Тихо произнёс я. – Дождь тёплый, умиротворяющий…. Мокнуть под ним – одно сплошное удовольствие. - Хм, знала я одного паренька, который говорил так же. – Задумчиво произнесла старушка, немного печально улыбаясь. – Интересно, что с ним стало?!... - Я невольно улыбнулся, немного лукаво спросил: - Наверное, он вырос, и пришёл навестить старую знакомую, которая хорошо к нему относилась? – Юкико-сан подслеповато прищурилась, всматриваясь в меня, и её глаза удивлённо распахнулись. - Тсунаёши? – Воскликнула она, словно не веря. Я кивнул, и она ахнула: - Как вырос-то, как изменился! - Только вырос, Юкико-сан. Внутри – я всё такой же. – Качнул головой я. Старушка проворно выбралась из-за стойки, и порывисто обняла меня, а потом отошла подальше, чтобы рассмотреть. Я же щёлкнул пальцами, и сделал вид, что достал из пакета, большущую коробку конфет: – Вот, это вам. Конфеты, не очень сладкие, но выразительные на вкус. Как вы любите. Из Италии привёз специально для вас. - Ох, спасибо, Тсунаёши. – Женщина прижала подарок к груди, умиляясь. А потом чуть склонилась, на японский манер благодаря. И вдруг, вспомнив о вежливости, всколыхнулась, и обернулась на мою компанию, приветствуя и их. - А кто эти молодые люди, которые пришли с тобой? - Ребята остались немного в стороне. Так, чтобы им было всё слышно и видно, но чтобы не мешаться. И я им был очень благодарен за это. Поэтому спросила о том, кто они, библиотекарша у меня. - Друзья. – Не моргнув глазом, солгал я. - Вот, я ведь говорила тебе, что живые люди лучшие друзья, чем книги. – Наставительно усмехнулась она, осмотрев моих бандитов. - Убедился, что старушка права была? – Я грустно улыбнулся, ведь ещё семь лет назад согласился бы с этим утверждением. Но сейчас я лишь покачал головой: - Нет. Книгам неведомы людские страсти. Они могут о них рассказывать, но не могут их чувствовать. Они ведь всего лишь книги. Да, они не живые, но ты можешь огорчиться в их содержании, как и в любом человеке, ты можешь обмануться ими, и даже привязаться к ним. Книга, по воле автора, может запудрить разум, изменить внутренний мир и мировоззрение, вызвать какие-то яркие эмоции или побудить к действиям, вдохновить или заставить опустить руки. Совсем как и люди. Но всё же книги не полюбят, не возненавидят, и не предадут. И именно этим они лучше живых друзей. – Хаято возмущённо крякнул, Реохей чему-то хмыкнул. Да и вообще ребята нахмурились все, кроме Наги и Ламбо: первая задумчиво закусила губу, ничуть не обижаясь, а второй – вряд ли понял, какой глубокий смысл имели мои слова. - А людей по-прежнему сторонишься, да? – Огорчённо покосилась на меня она. - Ничего не поделаешь, моя личность сформировалась давно, в далёком детстве. И чтобы эту личность изменить, нужно её сломать. – Развёл руками я. - Несчастный ребёнок! - Покачала головой женщина, возвращаясь за стойку. - Столько пережил людской злобы, что теперь и не ждёшь от них ничего хорошего. - Не злобы, Юкико-сан. Последствий людского страха. – Я поправил. - Да, ты был пугающим ребёнком. – Усмехнулась пожилая женщина. - Однако не только же ты пришёл навестить старушку? – Уже более… по-деловому спросила она. - Юкико-сан, помните, я вас спрашивал, можно ли забрать из библиотеки книгу в обмен на новую такую же? Вы ответили, что можно. - За Ницше пришёл? – Поняла библиотекарша, и я подтверждающе кивнул. Она всплеснула руками: – Не понимаю! Если у тебя есть новые книги, зачем тебе менять их на старые, которые ещё чуть-чуть и на списание. - Старые книги более живые. – Усмехнулся я. - Они хранят в себе не только мысли писателя, но и тысячи различных эмоций читателей. И чем больше человек прочитало книгу, тем она сильнее, живее. Взять в пример Ницше. В книге «По ту сторону добра и зла» на нескольких страницах есть следы от слёз. А «Сумерки идолов» пахнет смертью. Эту книгу кто-то читал там, где есть дух смерти. Возможно на кладбище, или рядом с покойником. А в «Утренней заре» есть следы и от моих слёз. - Если в этих книгах скрыто столько всего, то это эгоистично присваивать себе достояние общественности. – Лукаво улыбнулась старушка. - Новые книги тоже быстро наберут силу эмоций. – Я пожал плечами. - А старые…. Скажите, Юкико-сан, многие ли способны не только читать книги, но и видеть подтексты вложенные автором, не только усваивать информацию, но и чувствовать её суть? Вы ведь сами говорили мне, что в Японии осталось слишком мало тех, кто бы слышал шёпот книг. - Убедил! – Кивнула каким-то своим мыслям библиотекарша. - Давай сюда новые, и идём. – Я послушно выложил приобретённые книги на стол, и женщина быстро поставила на них печать библиотеки и свою подпись, а мне предложила расписаться в бумаге, где был уже перечислен список новых книг, отданных в библиотеку, в результате утери старых. Чек за покупку женщина с меня тоже потребовала, чтобы её начальство не сомневалось в том, что я их купил, а не украл. И только после того, как формальности были улажены, меня повели к стеллажам. Ребята прошли со мной. - Знаешь же, что у нас по нескольку экземпляров каждой из книг. – Обратилась ко мне старушка. - Найдёшь свои книги сам. Но предупреждаю, некоторые из них могут быть на руках. - Спасибо! – Поблагодарил я, и кинулся к стеллажам, выискивать нужное. Книжные полки были большими, но я примерно знал, где что искать, ведь расстановка книг ничуть не изменилась, с тех пор, как я частенько захаживал в библиотеку. А вот сама Юкико-сан решила, видимо, поговорить с моей компанией: - Значит, вы друзья Тсунаёши? – Спросила она. - Можно и так сказать… - Осторожно кивнул Реохей. - Интересный у вас друг. – Усмехнулась моя знакомая. - Цените его, несмотря на неумение доверять. – Качнула головой она, и, как и многие старые люди, вдруг подалась в воспоминания: - До сих пор, как вчера помню тот день, когда ко мне подошёл мальчик, и спросил: «Правда ли, что книга может стать другом?». Я ответила, что это так. И тогда он попросил дать возможность ему несколько книг прочитать. Я хотела предложить ему детскую литературу почитать в читальном зале библиотеки, но он сказал, что это ему не интересно. Не помню, как это произошло, но я разговорилась со странным мальчиком, и не заметила, как дала ему домой несколько серьёзных, совсем не детских книг о психологии, и вот… Фридриха Ницше. С тех пор он часто брал книги, быстро их прочитывая, и возвращая – брал новые. И обращался с ними очень аккуратно. – Я невольно улыбнулся, слушая это. И сам не знал, чему именно я улыбался: то ли воспоминаниям, то ли найденной книге, которая когда-то сильно помогла мне принять реальность. - Поначалу я вообще сомневалась, что он их читает. – Продолжала библиотекарша. - Всё-таки в пять-шесть лет только единицы умеют читать, и то… лишь самые простые иероглифы. Но нет, Тсунаёши был гением, потому что блестяще читал взрослую литературу, и понимал, о чём читает. И прочитал он все книги, по философии и психологии, которые у меня были! Изредка почитывая приключенческие романы. Два стеллажа полностью! От корки до корки за… почти два года!!! - Мне просто было очень скучно, Юкико-сан. – Вернулся я к своим, с уже найденными книгами. - Я целыми днями только и мог, что бродить по городу, или читать. - И почему Нана-сан не отдала тебя в какой-нибудь кружок, или секцию?! – Снова покачала головой пожилая женщина. - Она пыталась, и не раз. Только мне это было совсем не интересно. А ещё меня ненавидел и боялся весь город, за исключением нескольких человек. Меня просто отказывались брать куда-либо, тем более туда, где были другие дети. – Пожал плечами я. - Но у меня досуг был гораздо интереснее, чем у сверстников. Никогда не видел смысла в том, чтобы строить пирамидки, или лепить из глины. - Это просто развивающие игры. Но, разумеется, ребёнку, который зачитывался психологией, они были неинтересны, да и не нужны. – Понимающе кивнула знакомая. – Сейчас-то читаешь? - Времени свободного мало. Редко находятся минутки для чтения…. – Вздохнул я. - А что читаешь, когда находишь время? – С интересом спросила она, когда мы возвращались к стойке. Я задумался: - Ну, различных научных трудов на различные темы я прочитал уже столько, что вряд ли найдётся хоть одна книга, способная меня удивить своим подходом к теме. Художественная литература мне не интересна, в основном. Так что фэнтази читаю. Что-нибудь о других, совершенно иных, отличных от нашего мирах. - Непознанное любишь? - Можно и так сказать. – Кивнул я. - Но мне нравится представлять все эти миры так, будто они действительно существуют. Это немного отвлекает от обыденности. - Ясно-ясно. Давненько ты не заходил, кстати. – Заметила Юкико-сан. Я пожал плечами. - Так я в Японии по-прежнему не живу. Здесь по делам, но и вряд ли вернусь вообще сюда когда-либо. Больно уж неприятные воспоминания у меня об этом городке… - Выходит… попрощаться со старушкой пришёл?! – Со сдержанной грустью спросила та. - Выходит, что так. – Вздохнул я. - Как у вас, кстати, с сыном дела? - О, это печально, но ты был прав. Стоило тебе перестать здесь появляться, и наши отношения сильно потеплели. – Она улыбнулась ярко-ярко, и тепло. - Я даже на выходных теперь у него живу, с внуками вожусь… - Я искренне рад за вас! – Воскликнул я. - Спасибо, Тсунаёши! Даже удивительно, что, не смотря ни на что, ты остался таким же добрым ребёнком… - Я добр только с теми, кто хорошо относился ко мне, Юкико-сан. – Передёрнул плечами я, немного помрачнев. - Остальные, к сожалению, мне безразличны. Пусть живут, как хотят, лишь бы ко мне не лезли. - Это неправильно. Но в чём-то и ты прав. – Вздохнула библиотекарша, а потом тоскливо предложила, будто бы пытаясь оттянуть момент прощания: - Может быть, чайку попьёте, молодые люди? - Спасибо, Юкико-сан, но вы любите отвратительный на мой вкус чай. – Усмехнулся я, вспоминая стойкий травянистый вкус её любимого напитка. - Мы лучше пойдём…. - Но там… - Снова попыталась она. И не то, чтобы мне было не жалко прощаться со старушкой, которая, сама того не подозревая, немного поддерживала меня. Просто…. Нам, в общем-то, и не о чем было разговаривать. Разве что… о прочитанных книгах. Тема, конечно хорошая. Но лишь для меня и Юкико-сан. Однако я был не один…. А неловкая тишина…. В общем, нам лучше было уйти. - Я люблю дождь, вы же знаете. – Пожал плечами я, и поклонился по-японски: - Рад был с вами увидеться, Юкико-сан. Действительно рад. Желаю вам здоровья. И спасибо, спасибо за всё. - Не хочу прощаться с тобой, Тсунаёши. А потому говорю тебе до свидания, и буду надеяться на новую встречу. И… счастья тебе. – Поклонилась она в ответ. Я мельком улыбнулся, быстро спрятал книги в пакет, а после мы покинули здание библиотеки. Естественно, что первым делом я отправил книги в свой особняк на Сицилии. А потом… мы отправились к следующему «пункту назначения». Моё сопровождение долго молчало, стойко сдерживая вопросы в глубинах сознания. Но… к такому их сознание привычно не было, а потому неудивительно, что кто-то не выдержал. Этим «кем-то» оказался Ананасовый фея: - Тсунаёши-кун, получается, у тебя в детстве совсем не было друзей или приятелей? – Тихо спросил он. - Только звери и книги. – Кивнул я. - А почему, Джудайме? – Не особо надеясь на ответ, поинтересовался Ураган. Я взглянул на него, потом на всех остальных, и вздохнул, собираясь с мыслями, и обдумывая, что можно сказать. Я думал, что они, быть может, готовы слушать, и услышат…. А я, похоже, готов был поделиться частью своей истории, чтобы объяснить хоть как-то, что на многое им рассчитывать от меня действительно не стоит. Хоть как-то объяснить отголоски своего страха и отношения к людям. Я ведь всё понимал. Понимал, что дальше так продолжаться не может. И раз уж я не собираюсь делать шаг в пропасть, навстречу к ним, и не позволяю сделать этот шаг им самим, то теперь должен хотя бы объяснить, почему так. И я, пожалуй, мог это сделать, здесь и сегодня, пока у меня… такое настроение, пока на улице такая погода, и пока мы в Намимори. Так что я вздохнул, и тихим голосом заговорил, рассказывая, в общем-то, как оно было, почти без утаек: - Это Япония. Здесь ненормальных всегда сторонились. Я же выделялся и из них. Представьте мальчика пяти-шести лет, глаза которого совсем пустые, безэмоциональные, как у мертвеца. Он него пахло смертью, и хоть большинство этот запах опознать не могли, но подсознательно ощущали страх. Мальчишка всё время будто в облаках витал, смотрел на небо во время ходьбы, но не запинался. Он читал серьёзные книги, вместо того, чтобы строить песочные куличики и бегать за мячиком, как другие дети его возраста. Он разговаривал с живностью, причём так, что казалось, те ему отвечали. Но главное – это вокруг него всегда происходили несчастья: то авария какая-нибудь, то несчастные случай, то ещё что-то такое…. Кроме того, моя семья считалась неблагополучной. Мама сидела дома, но не следила за мной, будто меня у неё и не было вовсе. Отца где-то не было. И у нас всегда были деньги. Можно было бы подумать, что как раз отец-то их и присылает, как и было. Но соседям слабо верилось в то, что он действительно шахтёр, который пропадает в постоянных командировках. Скорее уж живёт с любовницей, или вовсе развёлся давно. А жене лишь большие алименты платит. – Я усмехнулся, ведь фактически так и было. - Но и это ладно. Главное, что мы с мамой часто в больницу попадали. Вот и люди сторонились нас, опасаясь, что заразятся от нас неудачей. Сторонились, чтобы не накликать бед на свои семьи. Меня в этом городе ненавидели и боялись. Боялись взрослые, и внушали страх своим детям. Говорили, что я сын демона, и заберу их души, если они даже просто пройдут мимо меня, не то, что заговорят, или начнут играть. И дети верили, и боялись. А дети… порой очень жестоки, ведь не понимают, что творят. – Я вздохнул, а потом скривил губы в горькую усмешку. - Меня… камнями часто забивали. Ждали специально, договариваясь заранее на меня засаду устроить. Даже шрам, через бровь – и тот от камня. Причём, брошенного в меня не старшими мальчишками, а взрослым человеком, полицейским. Ненавижу этот город. – В сердцах выдохнул я, пиная камень у края пешеходной дорожки. - Они говорили – я несчастья приношу. А я просто, следуя за интуицией, приходил в места, где что-то случалось. Они называли меня убийцей, когда я предупреждал кого-нибудь, например, быть осторожнее при переходе через улицу. Кто-то из них прислушивался невольно, и спасался. Кто-то нет, и погибал под колёсами. Но и первые, и родственники вторых обвиняли меня в том, что я вызвал аварию. Забавно, правда? – Мои спутники ничего забавного в этом явно не видели. - Я и психологией и философией-то зачитывался, чтобы просто с катушек не слететь от такой жизни. Ведь даже в лице матери поддержки не получал. Нана предпочитала не замечать моих проблем. Да и я скрывал от неё новые кровоподтёки от очередных камней, чтобы её слёз не видеть. И старался не возвращаться домой как можно дольше. Боялся, что однажды найду её в луже собственной крови. Она ведь не раз себе вены перерезать пыталась…. И всё, что мне дал этот город в те времена, это уникальную среду, для развития чёртовой гиперинтуиции, которая спасала меня здесь сотни раз, а так же для развития стойкости и терпения, без которых я давно бы руки опустил. А ещё эта среда взрастила во мне гордость, которая позволила мне не сдаваться до самого конца, и ни за что на свете, никому не показывать своих истинных эмоций, чтобы люди не смогли ими воспользоваться. Я ведь быстро понял, что любое проявление мною слабости только радовало всех этих людей, давая повод лишний раз поглумиться, и поиздеваться. Так что, мои потенциальные друзья либо меня просто боялись, либо закидывали меня же камнями. Но все они забыли обо мне, стоило мне исчезнуть. Я давно их простил, но забыть это не смогу никогда. – Я хмыкнул, глядя на мрачные лица Хранилок, и всё же покачал головой. Ведь легче от того, что я поделился этим с ними, мне совсем не стало, а в сознании противно зудело сожаление о том, что я им всё-таки рассказал. Спасибо, что хоть жалости я не чувствовал, хотя и точно знал: они просто скрывают её в глубине своих сердец. - Ох, и зачем я вам об этом рассказал?! Эк-как меня на ностальгию потянуло…. – Печально улыбнулся я. Больше никто ничего спросить не решился до тех пор, пока мы в третий раз не прошли мимо школы. Тогда-то мой Дождик и спросил: - Куда мы теперь, Тсуна? - В больницу. – Передёрнул плечами я, вытряхивая дождевую воду из капюшона толстовки, в которой вышел на прогулку. - Я решил попрощаться с этим городом, пока есть возможность. А если уж делать это, то, как следует тщательно. И, в общем-то, история повторилась: мы в тишине дошли до больницы, а потом и до стойки, на этот раз регистратуры. На ней стояла табличка о пятнадцатиминутном перерыве, и кресло за ней – пустовало. Но я, не церемонясь, обошёл стойку, и со стуком вошёл в дверь за ней. Как я и думал, эта моя знакомая, просто пила чай. Так что я прислонился к косяку, скрещивая руки на груди, и тоже улыбаясь. Женщина средних лет несколько мгновений приглядывалась ко мне, а потом разулыбалась тепло, и жизнерадостно, ведь явно узнала: - О, Тсунаёши-сан, здравствуй! Давно не появлялся. Я уж думала, что ты одумался и больше не придёшь сюда…. Как дела? – Заботливо и участливо поинтересовалась она, предлагая мне присесть на стул напротив себя, но я мотнул головой, отказываясь. Ребята остались за стойкой, смотрели и прислушивались ещё внимательнее. - Здравствуйте, Шизука-сан. – Кивнул я. - Нет, не одумался. Но это, скорее всего, действительно последний раз, когда я пришёл. Просто… вряд ли вернусь сюда. – Женщина погрустнела, и я решил исправить ситуацию: - Я вам, кстати, гостинец привёз. Вы ведь всё ещё любите шоколад? – Она кивнула, и я выложил на стол, заранее перенесённую с Сицилии очередную, но другую, отличную от той, которую я подарил библиотекарше, коробку конфет. – Вот, это из лучшей кондитерской Италии. Надеюсь, вам понравится. А живу я нормально, размеренно. - Что-то в это слабо верится…. – Подозрительно хмыкнула она, принимая мой дар, и с интересом рассматривая упаковку. – Но главное, что живой. Спасибо за шоколад. Можно поделиться им с дочерью? - Конечно! – Воскликнул я. - Это ведь теперь ваш шоколад, и вы имеете право делать с ним всё, что заблагорассудиться. Мисаки-чан привет передавайте. - Спасибо. Обязательно передам. – Она открыла коробку, и кивнула мне на чайник, предлагая уже чаю, но я снова отказался. И тогда она пожала плечами, и взяла одну конфетку, катая её на языке, и ожидая, пока растает, а после запила её чаем, и, как бы невзначай спросила: – Значит, ты решил покинуть Японию? - Да. В Италии мой дом. А здесь…. Слишком много неприятных воспоминаний об этом месте. - Понимаю. – Вздохнула Шизука-сан, и выглянула в открытую дверь. - А что это за ребята, которые пришли с тобой? – Я вздохнул: - Это моя маленькая банда. Друзья. – Снова солгал я. - Они живут со мной в Италии, но и здесь пожить успели. - Друзья? Удивлена! – Воскликнула женщина, необычно эмоциональная для японки. - Но и рада за тебя. Честно говоря, я думала, ты всю жизнь один проживёшь. – Я прямо-таки видел за спиной ироничные усмешки, которые регистраторша уже не видела. - Я бы хотел… но мне уже не позволят. – Усмехнулся я, прекрасно слыша, как мои бандиты хмыкают. Но пора было переходить к делу: – Шизука-сан, а Каору-сан ещё работает здесь? - Да. Она у себя. Опять клянчить идёшь? – Мы посмотрели с моей старой знакомой друг на друга, и слаженно хихикнули: да, это было извечным. - Да. Как же без этого? Традиция! – Воскликнул я. - Тем более что лечиться я здесь больше никогда не буду. - Не зарекайся, Тсунаёши-сан. – Наставительно подняла палец она, смешно булькая чаем. - Я не зарекаюсь, я констатирую факт. В Италии мне от приёмного отца бизнес достался, и теперь у меня полный набор личных лечащих врачей. Меня вам просто не доверят. - Вот как? – Переспросила женщина, и я кивнул. – Тогда ладно. Иди, давай, к Каору-сан. У неё-то смена заканчивается, а у меня только началась. – Пожаловалась она. - И мне работать нужно. - Конечно-конечно, Шизука-сан. Извините, что отвлёк. Я выйду через травматологию. Мне так ближе будет. Поэтому я сейчас хочу пожелать вам здоровья, и удачи. И спасибо за всё. – Я снова поклонился, как принято в Японии, и она ответила тем же: - Счастливо, Тсунаёши-сан. – Ну вот, и ещё одна старая знакомая пожелала мне счастья. Вот только… что это такое? И что с ним делать?! Я хмыкнул, махнул рукой, и вышел из подсобного помещения, мотнув головой своему сопровождению, мол, идёмте. До кабинета главврача мы дошли в полном молчании. Я постучался, и мне, на удивление, вместо секретаря открыла… немолодая строгая даже на вид женщина, в предпенсионном возрасте. Собственно, к ней я и шёл, к ныне главному врачу центральной больницы Намимори. А она моментально опознала меня, и на миг, только на один короткий миг, строгое выражение слетело с её лица, заменившись на какое-то… облегчение. Она порывисто обняла меня, и втянула в кабинет, тут же отпустив. Всё-таки в Японии любая близость считалась моветоном. Если уж держаться за ручки означало любовь до гроба, то объятия…. Но иногда, некоторые японцы всё же позволяли себе крайности. Своих Хранителей я в пример не ставил, ведь в них текла и итальянская кровь, да и на молодёжь порою сильно влияла европейская культура. Но со временем это проходит, и, вырастая, они становятся такими же, как все остальные Японцы. А я успел развратить своих ребят. А вот эту японку, главного врача центральной городской поликлиники вполне можно было ставить в пример бесстыдного поведения и излишней эмоциональности, по японским меркам. Однако она просто… искренне радела за своих клиентов. Особенно, если те были безнадёжными. И особенно, если они чудом выживали. В таких случаях она обычно от избытка чувств и совершала порой попросту осуждаемые в японском обществе поступки. Например, однажды она поцеловала вышедшего из комы больного при жене. Поцеловала в щёку, но в результате судилась с женой выздоравливающего…. В общем, на уникальных знакомых мне везло. - Здравствуйте, Каору-сан! – Поздоровался я, стоило мне только выбраться из объятий женщины. - Здравствуйте! – Неожиданно откуда-то из-за спины раздался голос Кёи. Я несколько удивлённо взглянул на него. Главный врач тоже перевела взгляд на источник голоса, и хмыкнула: - Ну, привет, мои постоянные больные! - Каору-сан! Я постоянным больным перестал быть десять лет назад!!! – Тут же наигранно возмутился я. - Зато раньше ни месяца не проходило, чтобы ты здесь не объявлялся. – Парировала она. – И ещё ты был самым вредным, непослушным, странным и порою страшным больным за всю историю моей работы в больнице! - Зато я вам сладости со всего мира привожу! – Задорно улыбнулся я. - Что и в этот раз привёз? – Скептично вскинула бровь Каору-сан, и я подтверждающе кивнул, и положил коробку, которую всё это время держал за спиной, на стол. Женщина со строгим лицом взяла её в руки, и с подозрением осмотрела. Хотя это было бессмысленно: все надписи были сделаны на португальском. – Откуда на этот раз сладости? - Из Португалии, Каору-сан. – И они действительно были оттуда. Купил, когда в последний раз был в этой стране. В тот же раз, когда познакомился с Софией. В общем-то, получалось, что это были не самые свежие конфеты, однако именно этот сорт со временем становился только лучше. Свежими они были не такими… пряными, что ли. - И я прекрасно помню, что у вас аллергия на пектин. Будьте уверенны – его там нет. - Чтож, спасибо. – Улыбнулась она, по-японски склонившись в лёгком благодарственном поклоне. И о, как же меня бесил этот этикет, но я тоже склонился. А врач продолжила: - Слышала ты уехал из Намимори. - И из Японии. – Поправил её я. Когда я навещал её в прошлые разы, не говорил о том, что вообще покинул Японию. Это она могла узнать только из слухов. И вот, десять лет спустя, свершилось. - Жить я сюда больше никогда не вернусь. - Ясно. Но судя потому, что ты здесь – приезжать будешь. – Констатировала женщина, но я качнул рукой отрицательно: - Нет. Это, скорее всего, последний раз, когда я приехал в этот город. Впрочем, о вас я не забуду. – Главный врач прищурилась, но переспрашивать почему, или как-то это комментировать не стала. Вместо этого она окинула оценивающим взглядом всю мою толпу, и предложила: - Чай будете? - Спасибо, Каору-сан, но мы откажемся. Мы ненадолго. Вы ведь знаете, как я не люблю подобные… места. – Я зябко передёрнул плечами, после вежливого отказа. Моя собеседница понимающе хмыкнула, но, будто опомнившись, переспросила: - Мы? - Да. Все эти люди действительно со мной. Мои друзья. – И снова я солгал, совершенно не краснея. - И мы просто по пути заскочили… - Друзья? – Подняла в недоумении точёную бровь Каору-сан, переспрашивая. Я хмыкнул и склонил голову на бок: - Не верите? - Не знаю верить или нет. – Снова прищурилась она. - Но грозный глава Дисциплинарного Комитета и чей-то друг? - И более того – подчинённый. – Ввернул Кёя после смешка. - Вот как? И вы все подчинённые этого упрямого… - Каору-сан, вы забыли? – Укоряюще перебил женщину я, не позволив назвать себя… прозвищем. Тем самым, которым называл меня… ОН. - Извини. Действительно забыла. - Извиняясь, женщина снова поклонилась, и я понял, насколько отвык от этой традиции всего за… чуть больше чем полгода. - В общем, я удивлена. Хотя кто кроме тебя мог подчинить себе ГДК? И в подчинение я больше поверю, чем в дружбу. - Люди меняются, Каору-сан. - Только не ты. Тем более что и к людям причислить тебя сложно…. - И вы туда же…. – Я тяжко вздохнул, под смешки за спиной. - Согласись, непросто назвать нормальным человеком мальчика, который очнулся в то время, когда его уже везли в морг, посчитав, что после более чем часовой остановки сердца, у ребёнка нет ни единого шанса на жизнь. – Заметила главврач, резонно, заставив меня мысленно застонать: ну всё, теперь назад пути точно не было. Мне всё же придётся рассказать Хранителям, с чего же всё начиналось. И это было… по меньшей мере, неприятно. - Но ты ведь и правда, не изменился! – Тем временем воскликнула Каору-сан. - Снова в дождливую погоду, снова со сладостями из дальних стран, и снова свою историю болезни клянчить будешь? - И как вы догадались?! – Саркастично произнёс я. Ведь оригинал собственной истории болезни и был целью моего визита в больницу. Я хотел, чтобы об этом моём прошлом не осталось… вещественных свидетельств. - Не отдам! – Тут же упёрла руки в бока японка. - Мы по ней интернов готовим. На примере очень сложного пациента в тяжелейшем состоянии и действий Кайто-сама. Это уникальный… - Вас не смущает, что это МОЁ личное дело? – Возмутился я. - МОЯ история болезни? Вообще-то, по закону, вы должны были моего разрешения спросить. Однако это я вам, так и быть, прощаю. Но неужели вы не могли догадаться сделать ксерокопию!? - Не отдам! - При всей моей к вам благодарности, и при всём уважении к вашему терпению, что я испытываю, но вы не имеете право её удерживать у себя. – Я пытался договориться миром, ведь совсем не желал портить отношения с этой женщиной. - Хотите вы того, или нет, но я её заберу. И вопрос лишь в том, отдадите ли вы мне её добровольно, или же вынудите выкрасть. - Это собственность… - Моя собственность! – Отрезал я, жёстко. - Тсунаёши-сан, - моментально смягчаясь Каору-сан, – ну зачем она тебе? Будет пылиться на полке. Ты ведь даже не понимаешь то, что в твоей истории написано. А для нас это бесценный опыт. Уникальный… - Уникальный? – Горько переспросил я. – Может и так. Да только я хочу, чтобы в этом мире забыли о том, что бывают в жизни и настолько «уникальные» случаи. Мне совсем не хочется, чтобы меня жалели, пусть даже дистанционно, и не зная в лицо. Для вас это «уникальный» случай, а для меня ужасно страшное и несчастливое детство. – Я снова передёрнулся от накативших воспоминаний, заставил себя глубоко вдохнуть, и уже более спокойно выдохнул: - Каору-сан, давайте мы с вами не будем ссориться, и вы мне отдадите вещественные доказательства моей жизни в Намимори добровольно. – Потребовал я. Женщина долго смотрела в мои ледяные глаза, кусая губы, но всё же сдалась: - Хорошо. Мы на самом деле не имеем право удерживать твою историю болезни. Но ты распишешься по всей форме, чтобы ко мне никаких претензий у моего начальства не возникло! – Указательным пальцем главврач ощутимо ткнула мне в грудь, явно недовольная результатом спора. - Разумеется. – Кивнул я. - И раз уж от начальства мне и так, и так достанется - у меня будет условие… - Какое? – Женщина внезапно хитро, но как-то… раздражённо ухмыльнулась, и пояснила: - Есть молодые люди, интерны, которые не верят в то, что твоя история болезни не сфальсифицирована. Они не в моём подчинении, но… мне надоело, что они называют меня и покойного Кайто-сана, моего наставника, сумасшедшими…. – Несколько секунд у меня ушло на то, чтобы понять, о чём же меня просят, но когда понял, не мог не улыбнуться… коварно: - О, я с удовольствием вам помогу это исправить. Особенно за память о Кайто-сане. – Каору-сан, хмыкнула, быстро кому-то позвонила, а после позвала нас за собой: - Идёмте. Я так понимаю, вы всё равно не задержитесь. - Не задержимся. – Эхом откликнулся я, уже через несколько коридоров понимая, что нас ведут в архив. До оного мы, опять же, добрались в молчании. Там врач договорилась с архивариусом, и, не смотря на то, что тот тоже был явно против того, чтобы мне вернули мою карточку, все девять толстых папочек мне выдали. А пока я заполнял заявление о желании забрать свою историю болезни, и расписывался по всей форме, в архиве нарисовались трое молодых людей, вопросительно посматривая на Каору-сан, будто это она их позвала. Я так понял, что это и были те самые интерны, которые смели оскорблять светлую память о хорошем враче, и… не ошибся: - Вот, Тсунаёши-сан, это те самые интерны, которые изучив вашу историю болезни вдоль и поперёк, утверждают, что вы не существуете. А я и Кайто-сан – сумасшедшие. – Представила мне их главврач, как только я подписал последнюю бумажку. Она недовольно поджала губы и представила меня: - Вот, молодые люди, вы, кажется, как-то просили меня познакомить вас с этим человеком, если он реально существует. Как и обещала, знакомлю: Савада Тсунаёши-сан, собственной персоной. – Парни действительно выглядели молодо, и носили на груди бейджики интернов. Один из них выглядел как задира, а два других – как ботаники, то есть прыщавые и в очках. Все они смотрели на меня с удивлением, и с недоверием на Каору-сан. Они не поверили ей, что я действительно тот самый мальчик, что когда-то умирал. И хотя в карточке моей была моя фотография, а всё-таки когда вырос, я сильно изменился. - Вот как? – Я с интересом склонил голову к плечу, и не думая здороваться с молодыми людьми, как подобает. - Прошу прощения, господа интерны, но кто дал вам право оболгать имена отличных, высокообразованных врачей, лично спасших в своё время далеко не один десяток жизней, а вылечив – и того больше? – Поинтересовался я с ходу. - Кто вы такие? Чего вы добились в жизни, чтобы решить, что вы умнее всех? – Они молчали достаточно продолжительное время, прежде чем тот, что выглядел задиристо, скривился: - Каору-сан, кажется, вы пали в моих глазах ещё ниже. Неужели вы даже наняли актёра, чтобы доказать то, что в принципе… - Потому что невозможно никогда? – Перебил его я, и понимающе кивнул. – Вас так учили в университете. Понимаю. Я помню, что тогда… тоже никто не верил, что я выживу. Многое говорили врачи этой клиники. Говорили, что сердце не выдержит, говорили, что даже спасать меня бессмысленно, потому что я всё равно останусь инвалидом, прикованным даже не к коляске, а к кровати. Матери моей эвтаназию предлагали, как и предписано установленными порядками, теми, которым вас обучали. Но Кайто-сан решил попробовать. Как видите, он не ошибся. – Я развёл руками. - Но это просто…. – Упрямо вступился один из заучек. Я вздохнул: обещал ведь разобраться, да? Вот: - Хорошо. Раз вы так не понимаете, то…. Вы действительно изучили всю мою историю болезни? – Спросил я у интернов, но вместо них, мне ответила Каору-сан: - Да, Тсунаёши-сан. У нас некоторое время проводили экзаменационный тест, а в качестве подготовительного материала предлагали изучить вашу историю. Они сдали тест на отлично. - Это хорошо. Тогда… - Я молча стянул с себя шмотки, оголяясь по пояс, и развернулся к интернам спиной. Тут же раздался множественный шумный вдох: зрелище шокировало и молодых врачей, и архивариусов, и отвыкшую от этого вида Каору-сан. – Если вы действительно изучили мою историю болезни, то большинство из этих рубцов должны быть вам знакомы.- Произнёс я, чувствуя спиной прожигающие взгляды. Двое интернов, те, которые выглядели заучками, дёрнулись в мою сторону, и, не выдержав любопытства, подошли ближе, рассматривая. Я терпел, но молча… - Настоящие…. – Выдохнул один из них, и в тот же миг я почувствовал прикосновение трясущихся пальцев к моему самому страшному ранению. Я отшатнулся, и возмущённо предупредил: - Руками не трогать! У меня рефлексы человека военного. И убить могу. Да и вы не достойны прикасаться ко мне. – Интерны моих слов, кажется, и не услышали, но прикасаться больше не пытались. Минут пять спустя, я развернулся к ним лицом, решив, что с них достаточно любования мною, и быстро одевшись. - Ну что? Убедились? – Ухмыльнувшись, спросил я, глядя на их бледные, потрясённые лица. Теперь я видел: они больше не сомневались в том, что написанное - правда. Но я всё равно оскалился: - Хотите, я вам в мельчайших подробностях расскажу, что я чувствовал те три недели, пока валялся в операционной, а потом те полгода, которые Кайто-сан пытался меня на ноги поставить? - Нет, Т-Тсунаёши-сама. – Проблеяли все трое, бледнея ещё больше. Как врачи, они примерно могли понять, но не представить. Я снисходительно дёрнул уголком губ: - Кайто-сан был великим врачом. А Каору-сан его лучшая ученица и ассистентка. Они вытащили с того света и поставили на ноги немало людей. Так что не смейте больше порочить их имена. – Интерны почтительно склонили головы передо мной, а на Каору-сан они боялись поднять взгляд. Та, понимающе хмыкнула, и произнесла: - У меня прощения не просите. Случай, действительно… уникальный. Не удивительно, что вы не поверили. – В общем, этот цирк меня уже не волновал. Я лишь быстро попрощался с Каорой-сан, и мы покинули пределы больницы. Дождь к тому времени кончился, собирая новую порцию, так что я позволил себе устроиться на лавочке в сквере, предварительно высушив её пламенем Неба. А присел я, чтобы проверить, всё ли было в папках. В это же время я и вспомнил о своих спутниках: - Ребят, прикиньте, ЭТО всё написали за два с половиной года. Круто, правда!? – Помотал я папками перед их носом хвастливо, в процессе проверки. – Сжечь, или не сжечь? Вот в чём вопрос! Оставить на память потомкам – если таковые будут – «уникальный» случай? – Вопрошал я уже самого себя, задумчиво. А Хранители… Ну, они пытались переварить услышанное и увиденное, и, с каждой минутой, казались мне всё сильнее потерянными. Но это, как выяснилось, было не совсем так: - Босс, мне чисто с профессиональной точки зрения: что можно написать в девяти томах о болезнях человека за два с половиной года? – Задумчиво спросил Реохей. - Целую историю жизни и…, - я фыркнул, - смерти одного обычного японского мальчика, который боялся порой даже собственной тени, и всё время, буквально прятался за маминой юбкой. – Я ухмыльнулся на их непонимание, и, как ни в чём не бывало, добавил: - История, а точнее причина смерти Савады Тсунаёши, или… история о том, как свет для меня погас навсегда. - В каком смысле, смерти, Бо-осс? – Переспросила Наги. - В самом прямом. – Я не удержался и хихикнул. Парни с досады аж глаза закатили, что заставило меня засмеяться уже всерьёз. Вот, казалось бы, столько негативных воспоминаний…. Но сегодня они, отчего-то, не приносили эфемерной боли за собой. Только её… предчувствие. - Босс, ты же понимаешь, что это заявление слишком серьёзно для того, чтобы я оставил тебя в покое? – С лёгкой угрозой, и рычащими нотками в голосе, деланно незаинтересованно поинтересовался Солнце, который, похоже, до сих пор искал возможности отвлечься от своих переживаний. - Да, приятель. – Улыбнулся я, заканчивая проверку. И, так как всё было на месте, я отправил папки в личный сейф в моём кабинете особняка учителя. А после поднялся с лавки, и снова двинулся: - Но идёмте дальше…. У меня сегодня поистине удивительное настроение. Думаю, что на этот раз я смогу кое-что объяснить. Идёмте. - Порой, ты бываешь действительно невыносим, Тсунаёши-кун, ку-фу-фу. – Обиженно фыркнул Мукуро. - Кто бы вякал! Это не я мастер доводить всех до бешенства. – Парировал я. - А куда мы идём на этот раз, Тсуна? - В цветочный магазин. А затем… на кладбище. – Я озябло передёрнул плечами. – Если вы всё ещё хотите тащиться за мной. - Ойя-ойя, на кладбище?! - Да.