***
Киллер сидел в своём кабинете, разбирая документы. Он терпеть не мог эти заботы, но как глава рода Чавесов – обязан был следить за своим имуществом. Кофе не слишком помогал сосредоточиться на обязанностях, а потому он время от времени мельком посматривал на экран ноутбука. Там в реально времени отображалось видео, которое видеокамера в тренировочном зале снимала в реальном времени. Над Сицилией уже неделю лили дожди, и плодородная почва превратилась в слякоть, а потому Волчонку приходилось, вместо занятий на свежем воздухе, почти бестолково уже отрабатывать удары на манекенах в тренировочном зале. Он менял стили боя, иногда атакуя руками, иногда ногами, коленями, локтями, а иногда хватаясь за оружие, выбивая метательными ножами десятки, или то же самое огнестрельным оружием. Волчонок достаточно давно уже не мазал. А вот за ятаган он принципиально не хватался. Виктор не был мастером во владении мечом, а потому преподал лишь основы, и нагрузил различными книгами, фильмами и другими пособиями по фехтованию. Леонардо, изучив всё это, а потом, тщательно проанализировав информацию, как учил Волк, достаточно быстро понял, как наносить максимальный урон с помощью своего оружия, как увеличить скорость и силу атак, и вообще…. Короче говоря, после его тренировок с ятаганом, манекены приходилось либо покупать, либо создавать новые с помощью пламени Тумана. Ему остро не хватало хорошего партнёра по фехтованию, и учитель, к сожалению, ни чем не мог помочь. Вот и приходилось сбивать стопы ног, да костяшки пальцев. Виктор продолжал контролировать его тренировки, но всё чаще ограничиваясь камерами наблюдения, спаррингуясь не чаще нескольких раз в неделю. Волчонок прекрасно справлялся сам, поэтому сам Волк мог заниматься своими делами, почти не вслушиваясь в то, как ученик, одновременно нанося удары, цитирует очередной трактат, который запомнил наизусть с одного прочтения. Но в этот раз было что-то не так. Виктор отвлёкся от отчёта, краем глаз заметив нетипичное движение в тренировочном зале, грохот и тишину, и тут же сорвался с места: на полу зала выгибался от приступа боли, царапая короткими ногтями пол, его ученик. Леонардо и сам не понимал, как это произошло. Он просто, как обычно, изо всех сил долбанул по манекену стопой. И, видимо, это как-то отдалось в спине, потому что стоило манекену вздрогнуть от удара, как он рухнул на пол от сильнейшей боли в шраме, которой не испытывал уже очень давно. Несколько лет, не меньше. Он умел сдерживать рефлексы, умел терпеть, но не тогда, когда боль настигала его неожиданно. И не такую боль. Волчонок не кричал, нет. Знал, что если закричит, немедленно сорвёт связки. У него это было запросто, после того, как он впервые их сорвал. Пытаясь уйти от боли, защититься от неё, прекратить, или хотя бы найти позу, в которой было бы легче переносить особо острые её пики, он вертелся, выгибался, царапал пол, не замечая, как ногти начали кровоточить от многочисленных заноз, которые он засадил под них. Всё равно пытка пластинами под ногти чудовищно сильно уменьшили чувствительность его пальцев… Когда учитель нашёл его, особо острый приступ уже миновал. Ему было по-прежнему страшно больно, но всё же он осознавал себя. Пока вертелся, он дополз до угла тренировочного зала, и теперь вжимался в него. Дышал глубоко, судорожно, ничего не видя перед глазами…. Виктор не на шутку испугался. Он пытался докричаться до ученика, зовя его по имени. Но тот не реагировал, и тогда мужчина начал осторожно, но ощутимо бить его по щекам. Бесполезно было оказывать Леонардо помощь, не понимая до конца, что с ним… Он ответил только минут пять спустя, когда в ушах от боли прекратило шуметь, и он услышал голос учителя. И только после этого, не сразу, но сумел прохрипеть: - Всё в порядке, учитель. Такое бывало раньше. Это терпимо. Это пройдёт. – Но Виктор, испуганный серьёзно, в слова ученика не поверил. Как же «всё в порядке», если Волчонок едва не теряет сознание? - Извини, Волчонок. Я обещал верить, но больше не могу смотреть на то, как ты скрипишь от боли зубами. Я ответственен за тебя, а потому ставлю тебя перед фактом: завтра отправимся в клинику Сальвадора, где ты пройдёшь полное обследование. – Леонардо, услышав слова «клиника» и «обследование» в одном предложении, сильно передёрнулся. Приступ боли не прошёл до конца, но сознание мгновенно прояснилось: - Нет, учитель, пожалуйста… - Схватил он мужчину за рукав, умоляюще глядя в глаза. - Я должен знать, что с тобой происходит, возможно ли это вылечить, или облегчить, и можно ли продолжать тренировки. – Строго произнёс Виктор, не намереваясь отступать от решения. - Должен, понимаешь? Ты можешь не понимать, как серьёзны твои… - Я понимаю. – Волчонок крепче вцепился в рукав, поддаваясь ближе к приёмному отцу. Он был готов на коленях ползать, лишь бы больше никогда не видеть больницы, врачей, света операционной лампы. - Учитель, я почти три года практически жил в клинике, и её врачи мне твердили только одно: я не должен был выжить. Я натерпелся, и больше не хочу связываться. Умоляю… - Глухо выдохнул он, утыкаясь лбом в сильную руку. Мужчина на миг засомневался, потому что впервые видел у Волчонка проявление столь открытых, сильных эмоций, страха…. Но, по его мнению, ребёнок просто не понимал, что это ему жизнь спасти может. Так что ответ его был очевиден: - Нет! - Почему вы не верите, что я выдержу? – Прошептал Волчонок, сглатывая комок в горле. От бессилия хотелось плакать. Но плакать он мог только кровью, потому что тогда, на операционном столе, его слезоточивые железы от перенапряжения воспалились, повредились, и теперь просто не могли выделять больше жидкости, чем необходимо для смазки глазных яблок. Глаза заболели, стоило только им защипать. Но этот порыв он в себе задавил… Виктор заметил, что Леонардо снова перешёл в обращении «на вы». Это, как он заметил, говорило о недовольстве его действиями. Но оно не меняло сути: - Потому что я вижу: ты не выдерживаешь! – Резко и гневно воскликнул киллер. Леонардо, не ожидавший этого, испуганно отпрянул, и загнанно теперь смотрел на мужчину из угла. Виктор мгновенно понял, что ошибся: этот ребёнок достаточно натерпелся в жизни, и его психологические травмы не позволяли обращаться с ним, как с обычным мальчиком. Так что он смягчил тон, и проникновенно, заглядывая в по-прежнему пустые глаза, произнёс: – Волчонок, пойми, это для твоего же блага. – Леонардо молчал, упрямо поджимая губы, но понимая, что учитель не отступил тихо, но от того не менее ядовито, высказался: - Врачи маме предлагали применить ко мне эвтаназию, с этими же словами. – И Виктор вздрогнул от спокойствия в голосе. Дети не должны так спокойно говорить о том, что их предлагали умертвить, причём, судя по всему, не скрывая это от самого ребёнка. - Говорили, я не смогу жить полноценной жизнью. Говорили, что буду прикован к постели, не смогу почувствовать ноги. Говорили о питании через трубочку, и что сдохну я от пролежней, в луже собственных отходов, когда ей, моей матери, надоест за мной ухаживать. – Да, безразличие в низком хриплом, совсем не детском голосе, однако издаваемым ребёнком, пугало. - Говорили, что моя жизнь будет подобна аду, и что гораздо гуманнее меня усыпить. Что это для моего же блага. – Снова выделил он эту фразу с ядом в голосе, а потом вдруг, будто не выдержав воспоминания, сжав пальцы в кулачки, заорал, оглушая: - УСЫПИТЬ, КАК ДОМАШНЮЮ ЗВЕРУШКУ!!! – Виктор невольно отступил на шаг. Он был потрясён…. И не столько действиями врачей, в конце концов, это было достаточно обычным делом в странах, где разрешалось применять эвтаназию, сколько тем, как этот ребёнок хорошо контролировал свои эмоции. Именно хорошо, не смотря на срыв, потому что Волк и не подозревал, что его приёмный сын вообще способен испытывать сильные эмоции. А оказалось, он их просто прятал! Однако движение киллера незамеченным не осталось, и мальчишку оно отрезвило. Он на некоторое время прикрыл глаза, шумно и поверхностно вдыхая, и уже гораздо более спокойно, продолжил: - И знаете что, учитель? Меня бы усыпили. Или я бы всё-таки скончался от пролежней. – Горько констатировал Волчонок, смотря при этом в пол. - Если бы не одно «но», если бы не нашёлся человек, врач, который мне бы поверил. Которому хватило знания о том, что я и с того света способен вернуться тогда, когда уже никто меня не ждёт, чтобы просто верить. Если бы Кайто-сан был как все, не разрешал мне своевольничать, и просто не поддерживал бы, я…. – Он судорожно выдохнул, потому что ещё помнил, какого это, не чувствовать часть своего тела…. А потом резко вскинул голову, посмотрев точно в глаза лучшего в мире убийцы: - Учитель, вы обещали. Но требуете, чтобы я добровольно залез в логово прислужников Госпожи Судьбы. А потом, что? Найдёте способ облегчить моё состояние, и на правах опекуна уложите меня на операционный стол? Я с него не вернусь, учитель. – Покачал головой Леонардо, будучи на все триста процентов уверен в своих словах. - Я больше не смогу вернуться с того света на операционный стол, понимаете? Пожалуйста…. - Что мне пообещать, чтобы ты согласился? – Вздохнув, спросил Виктор, после небольшой паузы. Они оба были упрямы, и он понимал: добровольно Волчонок не согласится, если его не убедить, силой – не оценит добрых намерений, и в любом случае, попытается сбежать. Чем, конечно же, только навредит себе. Выход был только один: искать компромисс. И Леонардо задумался, не сводя пустого выражения глаз с учителя. Он думал долго, но всё же нашёл приемлемый для себя вариант: - Не зависимо от того, какие результаты даст обследование, вы не будете настаивать на амбулаторном лечении, или, тем более оперативном вмешательстве, даже если шансы будут хорошими. А так же вы продолжите моё обучение. – Произнёс он таким тоном, что мужчине сразу стало ясно: это единственное условие, при исполнении которого ученик смирится с его требованием. Однако…: - В таком случае, смысл вообще… - Ну, вы же должны знать, что со мной происходит. – Криво усмехнулся ребёнок. Виктор чуть не расхохотался, потому что этот странный мальчишка сумел загнать его в угол. - Хорошо. Я обещаю. – Кивнул он, торжественно, как не странно, но собираясь сдержать клятву, чего бы ему это не стоило. В конце концов, он мужчина, и он умел уважать чужие желания. Да и его ученика было за что уважать…. - Надеюсь, что обещание вы выполните. – Печально выдохнул тот, рывком поднимаясь на ноги, опираясь спиной на стену. Волчонок сделал неуверенный шаг в сторону двери, покачнулся, и всё же устоял. А потом, более-менее нормальным шагом отправился к выходу из тренировочного зала. Но Виктор заметил, что тот прихрамывал на обе ноги, немного подтаскивая их за собой. По дороге, Леонардо всё же остановился, и, не оборачиваясь, произнёс: - Благодарю за урок, учитель. Благодаря вам я теперь знаю, что никому нельзя показывать свои слабости. Даже самым близким. И я их больше никому не покажу…. – Он стиснул пальцы в кулаки, выпрямил спину, и твёрдой, уверенной походкой покинул зал. И хорошо, что никто не узнает о том, скольких усилий ему это стоило…***
Бежевые стены, идеально белый потолок, отвратительный легкоузнаваемый запах стерильности, люди в белых халатах…. Типичная больница, а точнее клиника. Двое мужчин стояли в особом отделе, возле одиночной палаты, с прозрачной стеклянной стеной, и большим количеством разного оборудования, смотрели на мальчика, который сидел на краю койки, и безэмоционально, не торопясь, натягивал на себя майку. Мальчик низко опустил голову, скрывая глаза за лохмами волос, и по дёрганым движениям рук, мужчины понимали, что не так уж он спокоен. Он желал немедленно убраться из здания, и помыться чем-нибудь вонючим, или изваляться в грязи, но избавиться от этого противного, давно уже вызывавшего у него тошноту запаха. - Ну и…? – Поинтересовался Виктор, не договаривая вопрос, потому что он и так был ясен. Сальвадор вышел от его Волчонка минут десять назад, и всё это время молчал. Киллер понял без слов: новости совсем не утешительные. Чтож, он ожидал и самого худшего, и всё же надеялся. Однако глаза у друга подозрительно блестели, что вызывало подозрения… Врач кинул на мальчика быстрый взгляд, и отвернулся от него. Он не знал, как сказать всё то, что узнал. Сальви было стыдно за то, что он не поверил старому другу. Однако, даже предполагая вероятность, ТАКИХ результатов обследования он не мог ожидать. - Виктор, извини, но лгать я не стану. – Виновато произнёс он, напоминая о врачебном долге. Викки был дорог мальчишка, но он перенесёт новости как настоящий мужчина, хладнокровно. Он это знал. И всё-таки сообщать такие новости другу было нелегко. - Говори уже. – Скривился киллер, понимая все метания врача. И Сальвадор выдохнул: - До пятнадцати он не доживёт. – Виктор осел на лавку: это было хуже, чем он предполагал. Сальви, хорошо знавший друга, смекнул, что эмоций тот больше не проявит, а потому спокойно стал пояснять: - Перечислю проблемы в порядке возрастания опасности для жизни. А начну с того, что внутренние органы зажили хорошо. Это хорошая новость, но есть проблема в том, что рубцовые ткани имеют в его организме тенденцию к разрастанию. Связано это с ускоренной в результате давней травмы регенерацией. Это, в свою очередь, плохо сказывается на повреждённых органах, они теряют эластичность и свойства. – Сальвадор знал, что в пояснениях нет нужды, что Виктор хоть и не так как он сам, но разбирается в медицине, и всё равно… пытался оправдать вывод из результатов обследования, будто разговаривал с отцом ребёнка, который мало понимал в его деле. - То есть, чем дольше он живёт, тем хуже его организм выполняет свои функции. Это может довести до того, что питаться ему придётся с помощью капельницы. А в конечном итоге это ведёт к летальному исходу. Сам знаешь, что органы должны быть эластичными для здоровой работы, а рубцы этому мешают. – Киллер молчал, никак не реагируя на первую новость, и Сальви, вздохнув, продолжил: - Следующее…. Спинной мозг, в месте повреждения, восстановился, что удивительно. Однако, не полностью. Связь слабая, и маловероятно, что укрепится. При определённых обстоятельствах, перегрузках, новых травмах, неловком непривычном движении, мозговой канал может просто лопнуть. Тут Чудовище ожидает инвалидность, и уже пожизненная, без возможности восстановления. Дважды чудеса не случаются. Так что, наверное, даже хорошо, что он сгибается в невероятные позы и развивает тело постепенно. Это в некоторой степени снижает риск, ведь телу становятся привычны все выкрутасы. Гораздо хуже дела обстоят со шрамами. – Вздохнул врач, так и не дождавшись реакции. - Они вроде и поджили, и даже затянулись, но то ли от того, что они долго не заживали, то ли от того, что швы часто расходились, то ли из-за нестерильных условий, или несвоевременных перевязок, или ещё по каким причинам, но у него в рубцах есть очаги некроза. – Зрачки киллера отчётливо расширились, потому что это уже был не просто риск, что что-то пойдёт не так, как в случае с нервом, а приговор. Смертельный приговор. – Необычно медленно, но они развиваются. До смертельной стадии процесс будет длиться годы, но…. Заражения крови пока нет, к счастью. - Можно исправить хирургическим путём? – Сипло перебил друга Виктор. Причём он сам не ожидал от себя такой реакции. А Волчонок…. Его хотелось спасти. Просто такого никто не заслуживал… - Шансов мало. – Отрицательно покачал головой Сальвадор. - Может только хуже стать. Я сделал анализ, и понял, что оружие, которым его едва не отправили на тот свет, было смазано каким-то ядом. Он замедлял процесс регенерации. Он же не позволяет сейчас воздействовать на травму пламенем. Некроз вызывает вроде не он, но его наоборот, как бы сдерживает. Хотя точно не могу сказать, нужно природу яда знать. Однако если очаги некроза удалить, на вновь повреждённых участках ткани появятся новые очаги, гораздо больше удалённых, как раз от того, что яд не даст им затянуться быстро. Риск такого развития событий слишком велик. Те очаги некроза, что есть сейчас, как раз начнут убивать его лет в двенадцать-тринадцать. И к пятнадцати однозначно убьют. Если не раньше. Нужно учитывать вероятность заражения крови. Ну, ты знаешь, несколько дней, и это максимум, у него будет, если это всё же случится. – Виктор смотрел на ребёнка, который сделал его жизнь более яркой, и поражался. Он думал, что для одного – это слишком много. Он думал, что дети этого не заслуживают. А Волчонок наверняка всё это знал, или догадывался, но сидел спокойно, имел какие-то стремления в жизни…. - Отравлен, говоришь? – Усмехнулся Волк. – Это злая шутка судьбы, свести нас вместе. – Решил он. - Зато подыхать не в одиночестве, да и вообще, не так скучно будет. – Мрачно пошутил Сальвадор. Он не верил в судьбу, но совпадение действительно поражало…. - Что-то ещё? – Киллер вырвал друга из мыслей, подумывая о том, чтобы прекратить искать противоядие для себя, и попытаться найти лекарство для Волчонка. - Да. Сердечная мышца в ужасном состоянии. – Виктор заметил, как глаза друга сверкнули. Он так понял, что отсюда начиналось что-то невероятное. - Ты же знаешь, почему человека нельзя откачать, если сердце остановилось больше, чем на десять минут? - Отмирают клетки мозга и ткани сердца, жизнь невозможна, если омертвело более пятидесяти процентов… - Заучено протараторил Волк. - Точно! – Весело воскликнул Сальвадор, и заговорщицки прошептал: - Тебе не нужно бояться за сына. Так как, твой сынок уже ходячий труп. Сердца у него, считай, нет. Там если десять с маленьким хвостиком процентов тканей живы – это ещё хорошо. – Виктор изумлённо смотрел на друга. Шутил, что ли? Мальчишка-то живой! Дышит, тёплый…. Но Сальви хоть и был весел, но оставался серьёзным. - Не понимаю. – Требуя пояснений взглядом, фыркнул убийца. - О, я тоже, Викки, я тоже. – Врач сел на лавку рядом с приятелем, и принялся немного задумчиво пояснять: - Это невероятно, но он жив, а его сердце – бьётся. Как не странно, но оно сохранило эластичность, а потому исправно качает кровь, но… плохо согревает её. Качает медленно, я бы даже сказал, неохотно, из-за чего давление низкое, как и температура тела. Поэтому на ощупь он прохладный немного. Я не знаю, как у него работает сердечная мышца, но отказать она может в любой момент. – Виктор кинул взгляд на запрещающий курение знак, но «плюнул» на него, и достал сигареты, игнорируя негодование и укор друга, и с удовольствием затягиваясь. - Не знаешь? – Уже тоже весело уточнил он. В конце концов, чего он хотел? Это же Волчонок! - Есть предположение, что его спасает гигантский запас пламени. – Осторожно предположил Сальвадор, пожимая плечами. - Его давление-то и помогает сердцу биться, телу – румяниться, и сохранять более-менее естественную температуру. Не уверен в предположении, но то, что его кровеносное давление, и давление пламени связаны – это однозначно. - Насколько всё плохо? – Деловито поинтересовался Виктор. - Знаешь, это невероятно, но судя по тому, что я увидел – его история - чистая правда. – Выдохнул его друг. Как ответить на поставленный вопрос – он не знал. - А потому прогнозов я делать не берусь. Сказал как есть с точки зрения современной медицины. Но медицина с таким не сталкивалась, а если и сталкивалась, то сведения тщательно скрыты. Так что, как там оно на самом деле у твоего чудовища-мутанта, в буквальном смысле, дела – непонятно. – Врач замолчал, а потом, подумав, стрельнул у друга сигаретку, и тоже закурил, сделав несколько глубоких затяжек, прежде чем продолжить: - Хочу добавить, что почти мёртвое сердце – это его преимущество в каком-то смысле. Гипертония ему не грозит, а, следовательно, и все связанные с ней заболевания. Кроме того, так как мышца сохранила эластичность – она может перекачивать любой объём крови. Да и износу уже мёртвые ткани будут поддаваться в десятки раз медленнее, чем живые. То есть выносливость у него может быть такой, какая недоступна никому более в этом мире. Пробежал пару сотен километров, и даже не запыхался. Ни отдышки, ни потоотделения, как у любого нормального человека. Потому что сердцебиение не участится, температура тела не поднимется…. Ну, и так далее… Да и если ему в сердце, скажем, выстрелить, не факт, что твой монстр умрёт, потому что в живые десять процентов тканей ещё нужно умудриться попасть. А попадание в мёртвые ткани вызовет максимум, кровоизлияние, которое, при грамотно оказанной первой помощи, почти не опасно. Собственно, вряд ли он сам потеряет сознание, с таким-то организмом. А значит стоит его научить медицине, чтобы эту самую первую помощь он мог сам себе оказать. При остановке сердца – тот же эффект. Его сердце будет проще завести снова, да и времени будет больше, я думаю. Семьдесят две минуты в запасе на реанимацию. Это только предположение, но возможно, что живые десять процентов начнут отмирать только по истечении этого времени. Да и существует вероятность, что и полностью омертвевшие ткани сердца, по-прежнему будут качать кровь. Предположение, потому что медицина с такими феноменами не сталкивалась, повторяю. И, кроме того, если отойти от официальной медицины, и, скажем, поверить в существование загробных и тонких миров, то… можно объяснить кое-что из странностей твоего ручного Чудовища. – Сальвадор совсем весело помахал ручкой, одним жестом описывая своё отношение к загробным мирам. - Он, как бы, не совсем жив. Точнее живым в полном смысле этого слова его не назвать. Возможно сознанием он «одной ногой» находится за гранью смерти, а потому одновременно пребывает во всех мирах. Видит духов, понимает зверьё на эмпатическом, или энергетическом, духовном, в конце концов, уровне. Так же ему может быть доступно то, что недоступно живым. Ты знаешь, я в эти глупости не верю, но твоё чудовище быстро может заставить сомневаться в собственном рассудке и его здравии. – На всякий случай напомнил он, что бы у Виктора не возникли подозрения, будто он начал верить в подобную чушь. И тут же пожал плечами: - Однако я повторяю: сердце может отказать в любой момент. И даже причины этому не нужны. - Не оно самое страшное, так? – Хмыкнул Волк. На его взгляд, друг объяснил все странности Волчонка достаточно логично и правдоподобно для того, чтобы это всё было правдой. Мальчик был невероятен, и это становилось ясно с первых минут общения. И нет, все эти диагнозы только подстегнули его веру в ученика и приёмного сына. В конце концов, раз он выжил тогда, когда не выжил бы никто иной, то возможно и смертельные для людей обычных болячки, для него были не столь катастрофичны. - Да, очаги некроза – страшнее. – Помрачнел врач, неопределённо махнув рукой. - Адские боли, гниение заживо – всё включено. Разве что… лихорадки не будет. – Сальви посмотрел на мальчика, и на мгновение ему показалось, что тот их внимательно слушает. Однако это было невозможно: плата была звуконепроницаемой. - Он говорит, что ему нельзя останавливаться. И это правда. У современной медицины не хватает знаний для того, чтобы это понять. Но, то ли от того, что нерв восстановился не полностью, то ли из-за каких-то ещё причин, но мышцы таза и ног у него атрофируются за месяц обездвиженности. То есть для того, чтобы не вернуться в инвалидное кресло, ему, не смотря на риск того, что нерв может лопнуть, а сердце – отказать, нужно двигаться. Однако движение негативно сказывается на очагах некроза. То есть и двигаться нельзя, и не двигаться нельзя. – Тут врач хмыкнул: - Я бы на его месте тоже выбрал короткую, но полноценную жизнь, предпочтя её, жизни инвалида, что не намного длиннее. Но, в любом случае, если бы я имел над вами двумя власть, тренировки я бы запретил. Пробежка по утрам, несколько упражнений – это максимум. Нечего и мечтать о том, чтобы он мог стать хорошим наёмником или убийцей. – Сальвадор заглянул Виктору в глаза, и твёрдо, проникновенно произнёс: - Это его убьёт. Очень-очень быстро. Я говорил, что он не доживёт до пятнадцатилетия? – Мужчин отвлекло от разговора резкое движение в палате. Это Волчонок вскинул голову, и одними губами прошептал. Они прочитали по губам два слова: «До двадцатилетия». Они переглянулись, но врач отрицательно качнул головой: он не мог их слышать, а им возможно показалось. Дверь была закрыта, звук в палату не попадал. Так что они вернулись к беседе: - Так вот, это срок, если он забудет о намерении стать убийцей. И, Виктор, - врач понизил голос, - ты должен понимать, что его человечнее убить, и избавить от будущих страданий, отголоски которых, судя по всему, мучают его уже сейчас. Для его же блага… – Волчонок, с которого мужчины не сводили взгляда, медленно повернул голову, глаза-в-глаза посмотрел на Сальвадора, и последний отшатнулся от проявившегося на лице ребёнка бешенства, и от синих, пугающих глаз. - Ты только что нажил себе самого страшного врага в мире. – Усмехнулся Чёрный Волк. Теперь он понял, почему его сын настаивал на том, что обследование проводить не стоит. И почему странно среагировал на простую фразу «для твоего блага». Киллер посмотрел на друга, и покачал головой: он принял тот факт, что его мальчик не совсем человек, а значит, и судить его мерками обычных людей не стоило. В таких как он, нужно было просто верить. Верить, и поддерживать. – Нет, я не стану его убивать. Вместо того чтобы выбрать самый лёгкий путь, я пойду самым сложным путём. Я рискну поверить. - Ну, я так и думал. – Усмехнулся врач, сбрасывая пепел с сигареты прямо на пол. В данной ситуации это было естественно. - Вы оба упрямцы, каких поискать – не найти. - Ты говорил об отмирании нервных клеток? – Напомнил Виктор, избегая тему упрямства. Однажды из-за его твёрдых убеждений друга он чуть не потерял. Но они тогда все поплатились за его упрямство, и он знал: Сальвадор не простил ему его выбор. Он и сам себе его не простил. Так что скользкой темы стоило избегать. - Ну, с этим я затрудняюсь что-либо сказать. С мозгами у него всё в порядке, по крайней мере, на первый взгляд. Всё работает как надо, но… - Но? – Поторопил друга убийца. Тот достал свой планшет, и открыл на нём два файла, картинки. Это были плоские снимки мозговой деятельности человека. Области мозга, которые были неактивны, на нём изображены были тёмными, чёрными или синими цветами, а активные – от зелёного до бордового. - Смотри, это снимок мозговой деятельности любого нормального человека, в бодрствующем состоянии. – Показал врач другу первый снимок. Тот, на котором задействовано было не более одной восьмой областей мозга. - Твоего, моего, того идиота, что сегодня стоит у меня за ксероксом. Цветами обозначена именно нервная деятельность. А вот это снимок того же самого у твоего мутанта…. – Перелистнул Сальвадор на следующий снимок. - Ого! – Присвистнул киллер, глядя на снимок, в котором тёмных незадействованных областей почти не было. - Читал исследования учёных о том, что мы используем свой мозг не более чем на два процента, и это – редкий максимум? – Виктор кивнул, смутно понимая, к чему склонит друг. – Он использует мозг в состоянии покоя минимум на семьдесят процентов! - Воскликнул Сальвадор, восхищённо причмокивая губами. - Честно говоря, я не решился проверять, на что способен его мозг. Скорее всего, его работу подстегнул сильный стресс, причина которого нам хорошо известна. То есть, пытаясь выжить, он задействовал те участки мозга, которые обычно почти не задействованы. А после "выздоровления" он сумел сохранить свои новые свойства. Это теоритически весьма вероятно. Кроме того, обе половины развиты у него одинаково. Воображение и логика – уникальное сочетание. То есть он может писать как левой, так и правой рукой, и, похоже, совсем не ощущает разницы. Учти это при обучении: ему нужно давать нагрузки на обе руки. И знаешь, что забавно? – Тут врач не выдержал, и хрюкнул, пытаясь сдержать смех. - Это, может объяснять его низкую эмоциональность, на которую ты мне на днях жаловался. При такой нагрузке на мозг, существует вероятность, что все химические реакции, который тот подстёгивает, могут отличаться от реакций нормальных людей. Тут два варианта: либо химические реакции проходят чересчур интенсивно, и Чудовище не успевает выражать результат этих реакций, то есть эмоции. Либо мозг не успевает запускать реакции, или же они имеют меньший приоритет. Из этого следует вывод, что эмоциональный фон у твоего чудовища либо очень высок, либо он приглушён или его вообще нет. При первом варианте, эмоции он будет испытывать заторможено, то есть, через какой-то промежуток времени. Как перегруженный процессами компьютер. – Виктор хмыкнул, и уже с каким-то обречённым азартом поинтересовался: - Что ещё? - Мне пришла в голову мысль, и я проверил его мозг ещё и в состоянии сна. – Пожал плечами врач. - Наш мозг во сне тоже продолжает отдавать команды телу, хоть и в гораздо меньшей степени. Вот – снимок обычного человека. – Он открыл файл, на котором лишь несколько отдельных областей мозга выделялись бледными тёмно-зелёными и жёлтыми тонами, и почти сразу открыл ещё один файл, на котором все области мозга были тёмными, почти чёрными: - А это – твоего чудовища. - Прокомментировал Сальвадор. - Ничего? - Именно. Ничего. Во сне его мозг не функционирует вообще, будто умирает! Именно так выглядит мозг мертвеца в первые десять минут после смерти. Не знаю, в каких он там мирах витает при этом, и знать не хочу, но не удивлюсь, что иногда по ночам у него и сердце останавливаться может. – Помахал рукой врач, как бы говоря, что Волчонок безнадёжный пациент. - Это всё? – Иронично вздёрнул брови Виктор. Вся эта ситуация из откровенно мрачной, стала очень забавной. Ирреальной, и именно потому забавной, ведь всё же была суровой реальностью. Похоже, что зря он волновался на счёт сына. Тот может и действительно пребывает на грани смерти, но, похоже, знает, на что способен его собственный организм, а потому не шибко волнуется. - Ха! Насмешил. – Сухо рассмеялся его друг. - Твоё чудовище на опыты нужно отдать…. Впрочем, мне осталось сказать только два удивительных факта: первый - это генетическая цепочка твоего чудовища в три раза толще человеческой, второй – это кровь твоего монстра имеет идеальный состав, то есть ни единой капли лишней примеси химических элементов. У меня сложилось впечатление, что она искусственно создана, с идеальными пропорциями всех веществ. - «Голубая кровь»?! – Снова осип голос Виктора. Если бы он не сидел уже – сел бы. Потому что всю свою жизнь считал легенду о «голубой крови, белой кости истинных королей», не более чем выдумкой. Он был аристократом, причём не из последних. Титул был не высок, но лишь потому, что его предки отказались от более высоких титулов, чтобы не привлекать к семье внимания. Чёрный Волк, лучший в мире убийца, жил и дышал в мире наивысших слоёв общества, а потому, зная всю подноготную, не верил, что когда-то они имели эту самую легендарную «голубую кровь». Обычные люди, вот кого он видел в обществе, в котором родился и жил. Однако Волчонка обычным назвать язык бы не повернулся. И если его лучший друг говорил, что у него эта самая кровь была – он охотно верил, думая, что судьба всё же была не столь зла, когда свела их вместе. Теперь он решил, что сделает из своего сына и ученика настоящего аристократа, хотя изначально не планировал этого. - Ну, если он не демон, и не инопланетянин, то да, мой благородный друг, твоё чудовище имеет легендарную «Кровь королей». – Подтвердил Сальвадор, хлопая друга по плечу. Он тоже не верил, пока не столкнулся нос к носу. - И либо ты ошибся, и его папаша не Джотто Вонгола, либо тот - не бездомный сирота, как считается официально, а выходец из «великих родов». Тоже могу сказать и об Амбре. - Это, я надеюсь, всё? – Хмыкнул киллер, взглядам давая понять, что больше он, пожалуй, ничего не желает знать. И Сальви широко улыбнулся: - Да, это всё. Но знаешь, что иронично? Твой Волчонок, будто кем-то создан для убийств. Для убийств, а не для того, чтобы править. Неутомимый мыслитель, и воин, после твоей дрессуры, который не способен испытывать лишних эмоций, но способен вынести любую боль – это дорого стоит. У меня не было возможности проверить, но возможно из-за пережитого стресса или шока, или… что там с ним случилось? В общем, наш организм, дабы мы не навредили сами себе, имеет естественные сдерживатели, которые в стрессовых ситуациях помогают человеку, чаще ради спасения шкуры, совершить невероятное. Учёные посчитали, что силы и прочности наших мышечных тканей хватит, чтобы минимум легковушку запросто поднять одной рукой над землёй. Но нетренированное тело, в этом случае, подвергнется перегрузке, и человек, скорее всего, станет инвалидом, повредив кости, надорвав мышцы или связки, например. В пользу исследования говорят и случаи невероятно высоких прыжков людей, пытающихся избежать опасности и прочих, многими считающихся инсценированными, случаев. Так вот, учитывая, насколько задействован мозг твоего Чудовища, естественных сдерживателей у него может и не быть. Тут тебе стоит присмотреться, и если что…. Все тайные лаборатории мира триллионы бы заплатили за возможность изучить его тело. – Виктор снова хмыкнул. В закутке напротив палаты надолго воцарилась тишина. Волчонок так и не сдвинулся с места, и сидел на краю кровати, будто нахохлившийся воробышек. Мужчины не были уверены в том, что тот слышал, но…. - Зря ты взял на себя ответственность за него. – Нарушил тишину Сальвадор, тяжёлым вздохом. - Сердцем чую, от его воспитания в мире зависит очень многое. Может быть даже весь мир. Он может ненавидеть всё живое после всех потрясений, и после обучения у тебя, у него будет сила для того, чтобы мир уничтожить. И ты тоже понесёшь за это ответственность… - Похоже на испытание верой. – Слабо улыбнулся Волк. Он успел немного изучить мальчика, а потому знал: тот любил мир, не смотря ни на что. Даже на тех, кто причинял им с матерью боль, зла он не держал, воспринимая всё так, будто всё что с ним произошло, должно было произойти. - Не ошибись. Ты, может, воспитываешь всадника апокалипсиса, или их повелителя. – Вздохнул врач снова, и вздрогнул, когда от двери в палату раздался хриплый низкий для ребёнка голос: - Эй, осторожнее с такими предположениями, доктор-сан. Мысли, а тем более слова, имеют свойства сбываться. – Мужчины аж подпрыгнули, когда поняли, что это Волчонок вышел из палаты, а ведь они с него глаз не сводили. Мысли об этом не позволили понять, что же им сказал мальчик. - Что ты такое, Чудовище? – Выдохнул Сальвадор. - Я – Чудовище, как вы и заметили. – Оскалился мальчишка, игриво добавляя: - От слова «чудо». – Его приёмный папаша засмеялся. Характер сынишки ему очень нравился. Жаль, что он не часто позволял себе шутить. За время, что жил с Виктором, он стал гораздо менее замкнутым, более общительным. И хотел доверять, и тянулся…. После уверений в том, что он может быть самим собой чудить он больше не боялся. Но всё равно эмоции показывать не спешил, а потому оставался загадкой. Однако Виктор всё равно на интуитивном уровне начал его понимать, понимать, потому что видел в Леонардо себя, потому что они были похожи. Чёрный Волк тоже отличался замкнутостью, и только близкие знали, каков он на самом деле… - Волчонок, ты ведь слышал, да? – Спросил он у сына. Тот некоторое время задумчиво смотрел ему в глаза, а потом кивнул. – Тогда почему с такими результатами обследования, тебе не увезли в какую-нибудь секретную лабораторию ещё в Японии? - Пытались дважды. Один раз бандиты, которые на нас нападали. Они похитили меня с мамой, и её хотели продать в рабство, а меня каким-то врачам на опыты. Говорили об этом громко, и мы слышали. А второй раз – меня увезли одного, сославшись на то, что могут поставить меня на ноги, в какой-то особой клинике. Я не ходил тогда ещё, Кайто-сана отправили куда-то, чтоб под ногами не путался, и мама, не колеблясь, подписала разрешение, не слушая меня. Не знаю, кто это был, но знаю, что по заказу правительства Японии. - А что с ними произошло? – Осторожно поинтересовался Сальвадор. - Бандиты погибли в автоаварии. – Пожал плечами мальчишка. – Микроавтобус столкнулся с грузовиком. Нас с мамой выкинуло через плохо закрытые двери, что и спасло. А люди правительства…. Расплатой за информацию станет ваша жизнь. Разбирались в инциденте долго и упрямо, копали под меня, но… ничего не нашли. Вы уверены, что хотите знать? – И снова ребёнок весело оскалился. Взрослые его веселья не разделяли, переглядываясь печальными взглядами. И не то, чтобы их впечатлила угроза, или намёк на жестокую расправу над несчастными правительственными шавками маленьким ребёнком. Скорее их печалило то, что с психикой у того самого ребёнка явно было не всё в порядке, раз он так просто говорил такие вещи. Впрочем, ребёнок был и так слишком необычен для того, чтобы предъявлять ему претензии о различиях с другими детьми. Чуть позже, уже по дороге домой, Виктор сообщил Волчонку, что принял решение скорректировать его программу обучения. И в ответ на возмущение, сказал, что не собирается снижать интенсивность занятий, скорее наоборот, добавить новых дисциплин для обучения. Леонардо, вопреки ожиданиям, так обрадовался, что в порыве эмоций кинулся учителю на шею, обниматься. Тот был за рулём, и от крайней степени неожиданности, сильно выкрутил оный, выводя машину на встречную полосу. Позади что-то громко звякнуло, Волк вернул машину на попутную полосу, притормозил у обочины и обернулся. Оказалось, что позади произошла авария, судя по всему, с жертвами, и если бы Волчонок не кинулся на шею опекуну, то и они могли бы ими стать. До самого дома Виктор Виола мучился вопросом: Действительно ли его ученик настолько был рад учиться чему-то новому, что впервые обнял его, или он просто хладнокровно спасал их жизни, зная об аварии?***
Реохей Я не знал, как реагировать на этот отрывок видео. С одной стороны я получил ответы на многие свои вопросы, а с другой…. С другой стороны мне было страшно. Да, Босс пережил своё пятнадцатилетие, и за прошедшее время клиническая картина могла измениться, но…. Проблемы с сердцем точно никуда не исчезли. Я знал как минимум два случая, когда его сердце останавливалось на нереальный срок. Что у него со спиной происходило – я не знал. Знал, что она болела иногда. Да и, в общем, витало в воздухе ощущение, что он готовился к неизбежности. На экране Волк и Лео с набитыми орехами ртами, пытались объясниться друг с другом. И смеялись, выплёвывая орехи. Я так понимал, что это были какие-то упражнения по риторике, или актёрскому мастерству, которые должны были выработать дикцию, и научить говорить внятно даже с набитым ртом. Босс мог, я это знал. Но в тот момент, когда велась съёмка, у него ни черта не получалось. И если бы не предыдущий отрывок, я бы смеялся, потому что это было очень смешно. Одни только лица, с раздутыми щеками чего стоили! Впрочем, как я заметил, Занзас улыбался и хмыкал, а вот Джотто, и особенно Рикардо смеялись до истерики. Будто из предыдущего отрывка поняли что-то, чего не понял я. На самого Леонардо я боялся смотреть. Сам не понимал, почему, но боялся. Вот на экране телевизора урок превратился в развлечение, на грани истерики. Виктор и Леонардо будто соревновались в том, кто кого больше насмешит с орехами во рту, и, в итоге, оба долго успокаивались, насмеявшись до икоты. Я глубоко вдохнул, стараясь отвлечься, сосредоточившись на просмотре, как вдруг почувствовал хватку крепких пальцев на своём колене. Этот жест был без каких-либо подтекстов, просто выражение своеобразной поддержки, мол, «терпи» или «крепись», что-то вроде того. Честно, от Занзаса я такого не ждал, всё же он был своеобразным Небом…. Но главное, что мне стало легче. Страх выпустил меня из своих тисков, и я смог смотреть видео дальше, уже более хладнокровно…***