***
Леонардо стоял у окна в кабинете отца, и нервно курил. Сам он не замечал ничего, и ничего не видел перед глазами, из того, что реально его окружало. Он вспоминал…. А вот Виктор сидел в своём кресле, и хоть сын и стоял к нему боком, а он всё равно видел, как дрожали у него руки, как закаменело лицо, как судорожно сжимались губы, как зябко ёжились плечи. Виноват во всём этом был он сам, потому что предложил решить одну из психологических проблем Волчонка радикально, клин клином…. В какой-то мере его даже не предложение, а фактически требование звучало очень жестоко. Да и последствия его были достаточно непредсказуемы. Но мужчина уже довольно изучил ученика, чтобы в решении своём не сомневаться, чтобы быть уверенным, что если оно не разрешит старую детскую психическую травму, то хотя бы облегчит состояние. И ради этого он был готов к тому, что сын мог просто возненавидеть его! - Ты настаиваешь. – Ещё более хриплый, чем обычно, голос, разорвал почти вакуумную тишину. И эти слова были не вопросом, а утверждением, будто наёмник хотел удостовериться, что ему не послышалось, не приглючилось, не приснилось. Что человек, которого он привык называть отцом, действительно предложил то, что предложил. - Да. – Просто ответил Виктор. Моргнуть он не успел, как напротив его лица оказалось лицо сына. Близко. Они почти сталкивались носами. Волчонок синими, бездушными глазами смотрел прямо в его душу, через глаза. - Ну зачем, зачем тебе это? Не твоё, слышишь, это не твоё дело. Я всегда справлялся со своими проблемами сам, справился бы и с этой. Ты же лезешь в личное пространство, в душу, понимаешь? Зачем тебе это нужно?! ОТВЕЧАЙ! – Быстро-быстро, судорожно, почти истерично спрашивал он отца. Тот смотрел прямо, взгляда не отводил. Был уверен, что делает то, что должен. Это раздражало Койота, прямо-таки злило. Виктор, однако, и сам не знал, чего желал добиться своим… требованием. Как он себе признавался, возможно, он хотел раскрыть тайную личную жизнь сына, кроме действительного желания помочь, или ждал, что сын, наконец-то, откажет ему в исполнении требований. Ведь выражать привязанность эмоционально они не умели, просто зная о ней. Однако иногда у мужчины возникало чувство, что Волчонок не столько доверяет ему, сколько чисто по-японски почитает, как учителя, а потому преклоняется, и не смеет спорить. Это напрягало, и заставляло сомневаться в намерениях сына. Но, разумеется, ему об этом он сказать не мог. Потому в качестве ответа он выбрал иную свою причину, не менее важную: - Это моя обязанность, как отца, предусмотреть всё. У тебя проблемы, и мы оба о них прекрасно знаем. Я буду плохим отцом, если оставлю это на самотёк. Буду жалеть, если хотя бы не попытаюсь помочь! – Спокойно объяснил он. Ученик фактически угрожал, глядя в глаза со столь близкого расстояния. Да только киллер не боялся. Не боялся даже смерть принять от рук этого человека. В конце концов, его собственный отец, точно так же когда-то умер для него самого, и его брата, не побоявшись буквально утянуть за собой на тот свет его мать и младшую сестру, ради наследников. Это было в его крови. Он не сомневался. - Ты можешь сделать только хуже! – Со злостью прошипел Леонардо, совсем запутавшись в намерениях учителя. Зачем? Почему? Для чего? Он не получил желаемого ответа. - А есть куда хуже, Волчонок? – Печально выдохнув, спросил мужчина, зарываясь пальцами в волосы сына. – На мой взгляд, тебе уже должно быть безразлично. - Безразлично?! – Тихо, с нескрываемой болью в голосе, воскликнул мальчишка. А именно им он и был в тот момент, не смотря на хорошо сформированное тело молодого мужчины, и взгляды на жизнь умудрённого опытом старика. - Слушай, это всё равно, если не сказать девочке, что незащищённый секс имеет малоприятные в раннем возрасте последствия, только наоборот. А потом орать на неё и выгонять из дома за то, что аборт делать уже нет смысла. - Сам-то понял, что сказал? – Отпрянул от отца наёмник, глядя на него недоверчиво, но с усмешкой. Вот уж он никогда не думал, что его можно сравнивать с беременной дурой-малолеткой. - Ты тоже понял, что я имел в виду под этой метафорой. Мой долг родителя предупредить о возможных проблемах заранее. – Леонардо тяжело выдохнул, и вернулся к сигарете, не докуренной, между прочим, и к окну. Конечно, он понимал. Понимал, что отец действительно желал ему блага, и нашёл достаточно неплохой способ, который мог сработать. Вот только он не знал всего. Только последствия… могли привести к ещё большим проблемам, но не его самого, а окружения. Только сам факт – больно бил по гордости, самоуважению. Предложение было отвратительным, омерзительным, унизительным…. - Другой способ ты придумать не мог? – Глухо спросил он, прикуривая новую сигарету. - Считаешь, что психолог сможет разобраться в хитросплетениях твоего разума? – Насмешливо и иронично, с долей лукавства спросил Виктор. Он был уверен, что психолог его сыну не помешал бы. Да только тот был слишком грамотным, начитанным, и вовсе необычным, а в купе с его интуицией, и другими сверх способностями…: - Да ты сам любому психологу помочь можешь! - Я считаю, что лучше всю жизнь прожить в одиночестве. – Отрезал Леонардо. - Волчонок, я знаю, что ты вполне самодостаточен для того, чтобы ни в ком не нуждаться, и от одиночества не страдать. И хоть я не согласен с такой точкой зрения, но понимаю и твои причины, и то, что наёмнику лучше ни к кому не привязываться. И всё же настаиваю. Я уверен, что тебе это пригодится, с твоим-то умением… эм… привлекать внимание. – Предпринял ещё попытку объясниться киллер в отставке. Его ученик снова вздохнул, очень тяжко: Виктор не сомневался. Но почему сомневался он сам, вместо того, чтобы категорично отказать? Да, он молчал, но отец был прав. На заданиях ему везло не всегда, а подводила его… смазливая внешность, аристократичная утончённость, умение подать себя, и держаться в обществе. Похотливые взгляды провожали его всюду, и защиты от них не было. Многие пытались заполучить его в качестве личной подстилки. Но… он действовал по старинке и побеждал. Однако быть может, отец был прав, и стоило поступать иначе, подумать о других решениях? Да и, в конце концов, когда-то он обещал матери, что сможет многое в этом мире исправить, изменить, даже если для этого придётся самому пасть на самое дно. - Хорошо. – Выдохнул он облачко дыма в стекло, и, понимая, что одними только потрёпанными нервами это его решение не обойдётся. - Но не думай, что убедил. – Холодно усмехнулся он, оборачиваясь к отцу. Тот действительно был на удивление не убедителен. - Я согласен совсем по иным причинам. - И всё…? – От неожиданности Виктор серьёзно удивился. Это было не просто, но всё равно ГОРАЗДО легче, чем он ожидал. Думал, уговаривать придётся несколько дней, или даже недель, а то и вовсе, месяцев. А тут… - А чего ты ждал? – Скривил губы наёмник. - Воплей? Истерики? Хлопанья дверьми, или кулак в челюсть? Извини, этого не будет. Только не с моей стороны, пока я ещё в здравом уме. – Последняя фраза прозвучала двояко, и мужчина знал, что Леонардо имел в виду оба смысла, которые вкладывал в фразу. И всё же, на «втором дне», внимание он решил не заострять, вместо этого благосклонно склонив голову к плечу: - Я рад, что мы смогли достигнуть соглашения, как цивилизованные люди.***
Алые стены, и потолок, и пол, ажурный рисунок на шёлковых обоях, изысканные и замысловатые светильники…. На стенах висели картины с изображением откровенных сцен соития различных по полу пар, или и вовсе содомии. Мебель, да и вообще весь холл был выполнен в стиле Рококо, только цвета необычные, красные, алые, коричневые, пастельно-розовые, золотые. Редкие растения, живые комнатные цветы, которые предпочитали темень, немного разбавляли цветовую гамму…. Одной стены в холле не было. В место неё было установлено звуконепроницаемое стекло-зеркало, которое позволяло видеть соседнее помещение, но не позволяло из оного видеть холл и его посетителей. За стеклом было продолжение большого зала, оформленного в том же стиле. Только в отличие от холла, в нём было полно народу. Это были юноши и девушки, мужчины и женщины, разные по телосложению, цвету волос, глаз и кожи, национальности, в конце концов, по возрасту. Можно было бы подумать, что они просто компания хорошо знакомых друзей, которые просто собрались вместе попить чаю, и теперь беседовали, занимаясь кто-чем. Вот только общему впечатлению мешали откровенные наряды, едва-едва прикрывающие тела, демонстрирующие все их прелести и недостатки. В холле имелась стойка администратора, за которой сидела, и курила длинную тонкую трубку, женщина, лет тридцати пяти – сорока. Она тоже была одета откровенно, не боясь демонстрировать свои прелести, и всё-таки выглядела в разы скромнее, чем те, кто был за стеклом. У женщины были коротко стриженные, уложенные в замысловатую причёску волосы, которые молодили хозяйку ещё лет на пять, и очень холодный, деловой взгляд, не сочетавшийся с масляной улыбкой. В общем, публичный дом, бордель, как он есть, и каким его представляет большинство. - Виктор! – Воскликнула женщина за стойкой, только стоило им с Леонардо войти. – Сколько лет, сколько зим! – Она ловко обошла стойку, и обняла старого друга, с интересом покосившись на его спутника. – С чем пожаловал? - Я тоже рад тебя видеть, Роза. – Отстранил от себя он подругу. - Но прежде чем мы начнём вспоминать, сколько лет и зим не виделись, есть дело. - Что нужно? – По-деловому собралась женщина, готовая помочь в любом посильном деле. Мужчина хмыкнул, и кивнул на ученика, представляя его: - Это – мой сын. Леонардо Виола, или Леонардо Виктор Чавес Видаль, как тебе больше нравится. Волчонок – это Роза, хозяйка этого милого заведения. – Наёмник холодно кивнул, киллер перевёл взгляд на женщину: - И я хочу на две недели снять твой бордель со всем его содержимым, и его обитателями, чтобы вы научили его… своей профессии. - О, боюсь, я ослышалась, повтори? – Роза была по-настоящему шокирована. Она никак не думала, что у её друга когда-нибудь могут появиться дети. Тем более столь… взрослые. И тем более не думала, что он от неё это скроет. - Ты слышала с первого раза. – Жёстко отрезал Виктор, раздражаясь. Он терпеть не мог манеру общения своей подруги, но поделать ничего не мог. Она была одной из считанных по пальцам одной руки людей, кого он считал по-настоящему близкими. - Хм, сын, значит? – Роза смерила Леонардо оценивающим взглядом, и констатировала: - Похож, но не слишком…. Симпатичнее тебя. Но чего такой бледный? - Выпил для храбрости. – Усмехнулся парень, не очень весело. Однако женщина хмыкнула весело. - Так что, выполнишь просьбу старого друга? – Поторопил киллер. Он нервничал, боялся, что сын передумает. - Да не так уж ты и стар, Викки! – По-дружески стукнула хозяйка борделя его по плечу. - Не понимаю твоих причин, да они и не важны. Заплатишь – милого мальчика научим всему, чему скажешь. Но бордель закрывать не стану. У меня хватает лапочек, чтобы всегда оставался десяток незанятых, которые могут заняться твоим птенчиком… - Виктор вздохнул, так как предпочёл бы, чтобы сын с клиентами экспрессивной Розы и Ко не встречался. Однако если она сказала, что не закроется ради его просьбы, значит, не закроется. Поэтому он вопросительно покосился на Волчонка: - Сын? - Мне всё равно. – Передёрнул плечами тот. - Да, я согласен на такие условия. – Облегчённо выдохнул Виктор, обращаясь к Розе. Та вернулась за стойку, и деловито поинтересовалась, приготовив бумагу и ручку, чтобы записать пожелания: - Так чему, ты говоришь, его обучить нужно? - Подчёркиваю: всему. С мальчиками во всех позах, с девочками так же, различные извращённые практики, БДСМ, и главное: не только терпеть, но и научить, всем этим наслаждаться. – Леонардо, слушавший беседу краем уха, и пытаясь морально подготовиться к предстоящему – а оного он боялся и сильно – хмыкнул, ведь в его случае целью посещения борделя был не секс, и не возможность научиться, приобщиться к искусству плотских утех, а попытка борьбы со страхом чужих прикосновений, да и вообще, перед сексом. - Времени у тебя – две недели. Надеюсь, ты не забудешь позаботиться о естественных нуждах моего сына. Не хотелось бы узнать, что он умер от голода. Есть ещё несколько нюансов, но о них – тет-а-тет. Кстати, деньги на счёт тебе уже должны были поступить. – Роза застучала длинными острыми ногтями по клавишам ноутбука, и некоторое время спустя кивнула, подтверждая, что перевод пришёл. - У. Серьёзно. – Прокомментировала она заказ, и покосилась на Леонардо: - И милашка не против? - Милашке всё равно. – Безразлично буркнул тот. - Тогда добро пожаловать в царство похоти и блуда! – Мило улыбнулась женщина. Виктор озадачил её, задавая интересную задачку как раз в то время, когда она сама и её птенчики заскучали. Однако ей не терпелось растрясти друга, и получить ответы на вопросы. Почему-то при его сыне она опасалась их задавать. - Не бойся, милый мальчик. Обещаю, что мы доставим тебе массу удовольствия, и научим тебя доставлять его другим. Мы не кусаемся. – Леонардо иронично усмехнулся, и решил высказаться, заодно и предупреждая: - Знаете, Тётя. У одного моего знакомого есть собака породы водолаз. Пёс такой мирный, игривый, никогда никого не кусал. Совершенно безобидное создание, но очень большое. Однажды я с ними гулял по парку. Мы остановились возле автомата с кофе. Рядом стояла женщина с трёхлетним ребёнком. Стоило ей увидать собаку, как она тут же схватила своё дитя за руку, и заверещала, чтобы мы убрали пса от ребёнка. Мы пытались убедить женщину, что собака не кусается, и при этом не замечали маниакального взгляда самого дитя, направленного на собаку. А мамашка нам ответила так: «Да мне плевать, кусается ваш пёс, или нет. Но мой ребёнок кусает собак. Не хотелось бы, потом с вами судиться, из-за нанесения тяжкого вреда вашему псу»*. – Наёмник припомнил этот эпизод своей жизни, и не смог не улыбнуться, ведь они тогда с приятелем были в таком шоке, что долго не реагировали на внешние раздражители. - Так вот, к чему я это говорю, тётя. Важно не то, кусаетесь или не кусаетесь вы. Важно то, что я кусаюсь, и очень больно. Так что это вам нужно бояться, Тётя. Я хоть и смирился с требованием своего отца, но это не значит, что рад и с нетерпением жду предстоящего. Плюс ко всему сказанному, отмечу, что в отличие от моего друга, хозяина пса, у вас возможности судиться из-за нанесения тяжкого вреда – нет. Вряд ли это оценят те, кто вас крышует. Да и заведение ваше противозаконно. Надеюсь и уповаю на ваше благоразумие, и буквально отдаюсь в ваши заботливые руки, тётя. - Милый мальчик. – Только и смогла вымолвить Роза, кривя губы в неестественной улыбке. - Сыночка себе под стать сделал. – Бросила она в сторону Виктора, когда переварила сказанное, и оценила и острый язык, и угрозу. - Я тоже так думаю, Роза. – Хмыкнул тот, в общем-то, довольно. Молчаливый сын грозил неприятностями, а раз он начал язвить – можно расслабиться, и проблем больших, чем потрёпанные нервы, можно не ждать. Хозяйка Борделя тем временем поманила Леонардо за собой, и тот, подхватив рюкзак с вещами, тяжко вздохнув, и бросив в сторону отца гневный испепеляющий взгляд, послушно прошёл за ней через дверь в помещение за стекло, где женщина что-то быстро объяснила своим «лапочкам». Две молодых девушки, а так же женщина в возрасте около тридцати, парень и мужчина, с готовностью бросили свои дела, и некоторое время, оценивающе смотрели на наёмника, пока хозяйка им объясняла, что от них требуется. Все пятеро буквально раздевали взглядом Волчонка, и чем дольше это происходило, тем больше «застывал» сын Виктора, стоя неестественно прямо. Когда инструктаж окончился, Леонардо уволокли те, кто был помоложе, но мужчина и женщина отправились следом. Хозяйка заведения же, вернулась в холл и накинулась на друга, яростно шипя: - Ты почему молчал, что у тебя есть сын?! Сальвадор давно в курсе, ведь так? Сволочь, ты… - Это ты меня давно не навещала! – Возмутился Виктор, кипя праведным гневом. Он на подругу уже обидеться решил, но пересилил это чувство. Однако осадок оставался: - Несколько лет ты не объявлялась. Сальви-то, хотя бы раз в три месяца ко мне заходил. А ты…. Я обиделся, и решил, что раз уж мои дела тебя не интересуют, то и меня – твои. - Ладно. Уел. – Резко успокоилась Роза, и присела на диванчик. – Кто мать-то? – Вопрос успокоил и киллера. Женщине он доверял, в том числе и свою жизнь, и жизнь сына, так что сказал, как есть. - Леонардо – не мой ребёнок. Я его усыновил. – Спокойно объяснил он. Всё равно бы пришлось. – Официально, он единственный оставшийся в живых наследник на трон Вонголы в Десятом поколении. – Он сделал паузу, чтобы до неё быстрее дошло. Та в изумлении приоткрыла ротик, и взглядом потребовала продолжения: - Не официально, предположительно он сын моей учительницы Амбры, и Примо Вонголы Джотто. Но Вонгола в пролёте, потому что он теперь мой сын и наследник. И только мой! Слышишь? Он – мой сын. И я как никогда искренен. - Твой и Амбры? – Губы Розы расползлись в ехидной усмешке. Виктор помрачнел: он знал, что скрывалось за этой поддёвкой. Ревность. Роза ревновала его к тем, с кем он быть в принципе не мог. – Где ты его отыскал-то? - Это отдельная и весьма печальная история. Потом как-нибудь расскажу. – Отмахнулся киллер. - А пока, имей в виду, что ребёнок этот очень опасен. Я его учил всему, что знаю сам, а он сверх того научился ещё многому. Может, слышала от своих клиентов имя Поющий Койот? – Хозяйка борделя задумалась, и, припомнив кое-какие разговоры, кивнула. Это вроде как был начинающий, но очень сильный и дерзкий наёмник, которого уже называли лучшим в мире. – Тебе выпала честь учить его плотским утехам… - Усмехнулся Виктор, с гордостью. Роза была удивлена, и расстроена тем, что столько событий в жизни её близкого друга прошли мимо неё всего лишь потому, что у неё в бизнесе начались проблемы, и появились достойные конкуренты. - Вот этот пацан?! – Не очень-то веря, воскликнула она. Леонардо явно был силён. От него веяло силой. И всё же на монстра, о котором рассказывали девочки, которые это, в свою очередь, услышали от клиентов, он был не похож. - Именно. Лучший в мире наёмник. Он меня быстро переплюнул. – Виктор улыбнулся, искренне и тепло. Роза залюбовалась этой улыбкой, так как видела её не часто. Но, он вдруг вспомнил, что забыл предупредить, и улыбка исчезла: - Ах да, и ещё: до знакомства со мной он неоднократно подвергался разным формам насилия. Сама поймёшь, каким именно. Так что реакция его, может быть…. Убить, думаю, не убьёт, сдержится, но…. Короче, осторожнее с ним. И с его шрамами на спине. И вообще… - Изнасилован был, что ли? – Мужчина кивнул, и далеко не глупая женщина сразу поняла, зачем тот привёл сына именно к ней: - Ты поэтому и привёл его ко мне? Лечить «клин клином»? - Да, психика у него разрушена капитально. Кое-что мне удалось подлатать, но крышу время от времени всё равно срывает. – Снова подтвердил киллер. – И ещё, разум у него взрослый, пришлось взрослеть рано, и тело – тоже, это результат техники его пламени. Однако ему всего десять лет отроду. Из-за жизни в быстрой перемотке он не понимает многих элементарных вещей, особенно тех, которые мы в своё время узнали от родителей или опекунов. И, в то же время, кое-что в этом мире он понимает гораздо лучше нас, тех, кто всю жизнь живёт в обществе нормальных людей. - Тяжёлый случай? – Участливо поинтересовалась Роза. - Ты даже не представляешь, насколько! – Вздохнул Виктор. Он некоторое время рассказывал, что произошло нового у него за то время, что они не виделись. Она пожаловалась ему на проблемы. Когда он уже собрался уходить, она вдруг обняла его со спины, всхлипнула, и, закусив губу, предложила тоже расслабиться в женских объятиях. Он тяжело вздохнул, и остался: знал, что она до сих пор его любит, с самого первого дня их знакомства. У него не получилось ответить ей взаимностью, и она это понимала, и принимала, и всё равно… искренне любила. Ведь женщины такие странные существа, которые любят страдать из-за того, что большинство мужчин считают пустяком…***
Виктор навестил сына неделю спустя. Точнее не навестил, а явился поинтересоваться, как у него дела. Сделать это удалось не сразу, потому что Роза утащила его в свои покои, и пока не удовлетворилась, ответы на вопросы не давала. Правда, киллер, не особо сопротивлялся. Он знал, что подруга, не смотря на деятельность, и откровенные наряды, берегла себя исключительно для него, и ни кому не давалась более. А сын…. Ну часом раньше, часом позже, а мужчина знал, что ответы на свои вопросы он получит всё равно. Первое, о чём доложила ему Роза, было то, что Леонардо «её лапочки» удовольствие от процесса получать научили, причём, как и заказывал Виктор, от секса в любых формах. Но вот прикосновений тот по-прежнему не переносил. Терпел, и даже получал от своей ненависти к тем, кто посмел его коснуться, садистское наслаждение. Но всё равно они ему не нравились, и он с трудом сдерживал желание, и рефлексы убить всех, кто посмел до него дотронуться. Вместе старые друзья решили, что это вряд ли излечится. Впрочем, у обитателей борделя была ещё неделя на то, чтобы попытаться это исправить. Второе, о чём узнал Виола, был тот факт, что сынишка его не был новичком. И явно, хоть и вряд ли получая удовольствие, но он занимался сексом и с мужчинами в обоих ролях, и с женщинами. В постели был раскован совершенно, не смущаясь, не пытаясь прикрыть наготу, и не стесняясь откровенно рассматривать сексуальных партнёров, как не стесняясь и откровенных поз. Если ему что-то не нравилось, сообщал об этом. И наоборот, не гнушался кричать, выражая удовольствие и страсть, умудряясь при этом сохранять гордость. Даже если трахали его, у партнёров появлялось ощущение, что им только позволяют это делать. У всех опрошенных не появлялось ощущение, что они возобладали над Леонардо. Главным в постели всегда оставался он, хоть и отдаваться научился отменно. И в последнем, как не странно, ему помог печальный опыт. Мол, раз его уже без спроса брал кто попало, почему бы не отдаться кому-нибудь ещё и не получить удовольствие от этого?! Виктор, в общем-то, был озадачен. С одной стороны, тело у Волчонка было взрослое, и он уже два года как шлялся в нём, не пойми где. А с другой стороны, мужчина был удивлён, что тот решился вообще заняться с кем-то сексом. Выходило, что либо он ошибся, и проблем у сына не было, а в помощи он не нуждался, либо у него было недостаточно информации, и он что-то не понимал. Ещё Роза сообщила другу, что все её лапочки чуть ли не дерутся, за возможность прикасаться к его сыну. Её это напрягало, но она знала, что такое «притяжение Неба». После объяснений, женщина потащила Виктора в особую комнату, где стояло множество экранов, на которые передавались изображения с камер наблюдения. Хозяйка распорядилась установить их, чтобы защитить своих птенчиков от клиентов, многие из которых нередко пытались причинить им вред, или заставить делать то, за что не платили. Виктор сделал несколько язвительных комментариев, насчёт приватности, прежде чем заметил сына в том самом зале-за-стеклом, где проводили время в ожидании клиентов свободные шлюхи. Клиенты обычно выбирали из них наиболее понравившихся, или постоянные посетители борделя, имели любимчиков. Но что его сын делал среди шлюх? Роза с ответом мялась, но всё же сказала, как есть: её лапочки поспорили с Леонардо. Всё дело было в том, что был такой один постоянный клиент в борделе, молодой, симпатичный, но женатый мужчина. Его супруга была стервой, да и вообще это был брак по расчёту, однако, она не так давно тяжело заболела и была теперь на грани смерти. Из-за этого мужчина зачастил в бордель. Он был законченным гетеросексуалом, и всегда выбирал только женщин, причём без особого разбора. Да и с ними занимался лишь традиционным сексом. Из-за этого у «лапочек» возник спор о том, получится ли у кого-нибудь из женщин уговорить этого клиента на нетрадиционный секс, или получится у кого-нибудь из мужчин соблазнить его. «Птенчики развлекались», как выразилась Роза. А Леонардо, когда о споре узнал, тоже отчего-то поспорил со всеми о том, что клиента соблазнит он, с первого раза. Собственно, сегодня он как раз должен был прийти, а потому Волчонок проводил время вместе со всеми шлюхами. Роза предложила подождать развития событий. Виктор отнекиваться не стал, но всё равно сомневался. Ждать долго не пришлось: клиент пришёл через час. Леонардо тут же получил сообщение на мобильный от дежурного за стойкой в холле, и, выждав пять минут, перешёл к соблазнению. Он возлежал на кушетке, лицом к зеркалу-стеклу, раскинувшись достаточно неприлично: одна нога лежала согнутая в колене, другая – стояла, и тоже согнутая. Волчонок делал вид, что флегматично и незаинтересованно смотрит телевизор. Одет он был в разы приличнее других парней: в шёлковые белые брюки, и чёрную, криво застёгнутую на одну-две пуговицы чуть выше пупка сорочку. Один её рукав сполз с плеча, оголяя бархатистую кожу, и в меру накаченные мышцы груди, торса и плечевого сустава. Выражение лица было скучающим: он просто щёлкал каналы, а выбрав передачу, положил пульт на столик. В это время кто-то из шлюх процитировал отрывок из стихотворения, и неправильно назвал автора. Волчонок тут же демонстративно раздражённо поправил девушку, и процитировал стих полностью, достаточно длинный, между прочим. А потому, с пересушенным горлом, потянулся к бутылке с вином, и, игнорируя протянутый бокал, начал пить прямо из горла. Пил неаккуратно. Несколько капель, скатившись с губ, медленно чертили рубиновые дорожки по подбородку, шее, очертив ключицы, капли скользнули по груди, на кубики пресса, а после скрылись, впитавшись в ткань. Он поставил пустую бутылку на стол, но уронил пульт. «Как назло», на канале началась реклама, и Леонардо, якобы поленившись встать, потянулся за пультом, в общем-то, эротично выгибаясь. Шёлковая сорочка скользнула по гладкой коже, и оголила косточки таза, кусочек бедра, и дорожку жёстких, но относительно светлых волос, растущих откуда-то из-под ремня брюк, направляясь к пупку…. Эффект представления был потрясающим! На Леонардо с желанием смотрели все, кто мог его видеть. Только шлюхи делали это так, чтобы клиенты таких взглядов не замечали. А вот сами клиенты, в том числе и тот самый, постоянный гетеро, ради которого и вёлся спор, и было устроено представление, буквально пожирали сына Виктора взглядом, возбуждаясь, не дойдя до приватных комнат. Мужчина, стоя в толпе соперников за «главным блюдом дня», сомневался недолго, и так как он был постоянным, и первым в скопившейся очереди, право выбрать Леонардо принадлежало ему. Он это и сделал. Волчонку сообщили, что у него появился клиент, и он, мимолётно сверкнув торжеством в глазах, вышел в холл. У мужчины, ради которого он устроил представление, Леонардо поинтересовался лишь тем, как он его хочет. Тот, сглотнув, и явно почти не соображая, ответил, что хочет его, наёмника, в роли актива. Получив ответ, он поманил клиента за собой, и отвёл в номер, где задал ещё несколько малозначимых вопросов, которые задавали все шлюхи заведения своим клиентам. А после, не теряя зря время, вывернулся из сорочки, расстегнул ремень брюк, и прижал клиента к стене, страстно впиваясь ему в губы, и закидывая его ноги себе на бёдра… Виктор смотрел на это с нескрываемой болью, и думал о том, что совершил одну из самых страшных ошибок в своей жизни, которую он себе вряд ли сможет простить….***
Реохей Я далеко не сразу понял, что видео поставили на паузу, когда кадр вдруг замер. Наверное, новую информацию я и сам с трудом воспринимал. Она была… подобна вирусу, от которого стал тормозить компьютер. Серьёзно, вот как-то все предыдущие отрывки из прошлого Босса были предполагаемы, что ли. А это…. Ну как-то не ожидал я от Чёрного Волка подобного, да и от Босса тоже. Хотя… становились понятны его умения очень быстро и ловко убеждать людей без слов добровольно сдаваться ему в сексуальное рабство… Что я думал по этому поводу? Чтож, пожалуй, ничего. Старался не думать, потому что опасался начать презирать своё Небо. А я знал, что был способен на это, не смотря на то, что особых причин не было. Я ведь не знал, что такое изнасилование, и какие чувства и проблемы оно за собой несёт. Я не знал, и что такое бордель. Так, лишь смутно, одним определением. Женщин я тоже не знал, не то, что лёгкого поведения. И уж точно я не знал, какого это ублажать любых клиентов. То есть о том, что пережил Босс я хоть и знал, но не имел представления о том, какого это. А ведь люди так любят делать выводы из фактов, о которых ничего не знают…. Я не был исключением, а потому изо всех сил старался отвлечься от мыслей. Тем более было на что отвлекаться: видео на паузу поставил Джотто. Он судорожно сжимал и разжимал кулаки, а Рикардо настороженно за ним следил. Видимо, отцу-основателю не шибко понравился очередной факт о младшем сыночке. Я сразу понял, что можно ждать взрыва эмоций, очередного, но теперь в исполнении Примо Вонголы. И ожидания мои подтвердились быстро. Он вскочил на ноги и направился к Боссу…. Его старший сын устало потёр лоб, и в ответ на наши с Занзасом взгляды, одними губами произнёс, пожимая плечами: - Праведник. - Сынок, я правильно понимаю, что ты две недели провёл в борделе по настоянию Чёрного Волка, и там тебя… - Обманчиво спокойно поинтересовался Джотто сверху вниз глядя на сына, который от дневника учителя даже взгляда не поднял. Но фразу Примо закончить не смог, то ли слов не подобрал, то ли у него просто язык не повернулся. Зато он повернулся у Босса, с усмешкой закончившего: - Имели во все дыры все, кому было не лень, и я отвечал им тем же. Правильно ты всё понял. - И после этого, ты всё ещё отзываешься о нём, этом Викторе, с такой теплотой в голосе, искренне называя его своим отцом?! – С болью и какой-то злостью в голосе спросил Джотто. - Именно так. – Кивнул Леонардо. И его отца понесло! Он кричал, обвинял Волка во всех грехах младшего сына, ругал самого сыночка за то, что тот «пошёл неверным путём», «выбрал не того отца». Но после того как Лео заикнулся что-то о том, что «другого у него не было». Джотто разорался ещё сильнее. «Я сам бы никогда….», «Да как он посмел!», «Какого хрена ты позволил ему?!», «…ты опозорил…», «…из-за него…». Общий смысл сводился к недовольству и возмущению, и Босс слушал всё это молча. Но когда Первый Вонгола начал поливать грязью Чёрного Волка…, дневник был отложен в сторону. - Заткнись! – Тихо, и немного свистяще приказал Леонардо отцу. И тот… замолчал так, будто и слова больше вымолвить не мог. На первый, да и на второй тоже взгляд, Босс был спокоен. И изъяснялся он внятно, требуя: - Хорошо, а теперь, посмотри мне в глаза. – Джотто поднял взгляд на сына, но отчего-то тут же его отвёл, и Лео обнажил своё раздражение на мгновение: - Смотри в глаза, говорю, да прямо смотри! Хорошо. – Выдохнул он, когда Примо всё же был надёжно «пойман взглядом». - А теперь, глядя в глаза мои, скажи мне, что ты мой отец. Назови себя моим отцом. – Отец-основатель открыл было рот, но… ничего сказать не смог. В голосе Босса зазвучала грусть: - Что, не можешь? Хорошо, упростим задачу. Назови меня своим сыном, глядя мне в глаза. – Джотто закрыл рот, и теперь с совершенно растерянным, каким-то загнанным видом смотрел на младшего отпрыска. Было ясно, что эту простую, на первый взгляд, просьбу он выполнить не может. - Тоже не получается? С одной стороны тебе не нравится, кем я стал. А с другой - чувствуешь, что недостоин и виноват, что потерял право поучать меня, как отец, да? – Тут отец моего Неба и вовсе взгляд отвёл. Босс усмехнулся, совсем не весело, и заметил: - Он тоже чувствовал это, всегда. Он гордился мною неимоверно, восхищался хладнокровием и стойкостью, даже зная, насколько всё это поверхностное, наносное. И зная, что я не его плоть и кровь, всё равно, как бы сильно он передо мной не провинился, как бы не подставил, а всё равно всегда глядя в глаза называл сыном, и себя – моим отцом. Материл, когда я сам подставлялся или заставлял его беспокоиться, наплевав на все этикеты, но при этом никогда не пытался мне что-то запретить. Только предупреждал о возможных проблемах или опасностях. Я его уважал. Он был для меня авторитетом, и мы оба это знали, хотя по нашему общению этого было и не сказать. Я слушался не потому, что он заставлял, и не из-за японского преклонения перед учителем, нет. Я слушался, потому что он очень редко ошибался. Часто предлагая почти безумные идеи, он почти всегда оказывался прав. С ним всегда было интересно, даже просто молчать! Ты вообще знаешь, как это весело, изъясняться одной мимикой, без слов? Мы часто устраивали такие диалоги. Или как это здорово, иметь отца, который не только замечает, что у тебя отвратительное настроение, но и вместо попыток разобраться, молча ставит перед носом выпивку, и присоединяется, поддерживая молча? – Это было сказано эмоционально, так, что я позавидовал. Понял, что у Босса действительно был потрясающий не учитель, а отец. Многим ведь ребятам не хватало именно этого, молчаливой поддержки и понимания близких. И мне не хватало. - И по сравнению с папой, ты – чужой. Я зов крови предка слышу от тебя, а ты зов родной плоти и крови не слышишь, и не слышал никогда. Из-за этого связи у нас с тобой почти что нет, а с ним есть до сих пор, и крепкая! А ведь он давно в аду…. Ты – чужой. Мы едва знакомы, но ты заявляешь свои права на меня, в то время когда сам от них отказался. Я простил тебя, принял. Но именно его до конца своих дней буду считать папой, а не тебя. - Но он же… - Совсем убито предпринял попытку как-то объясниться, что-то доказать Джотто, но был перебит: - Ты – человек высоких моральных устоев. Я рад, что ты пронёс это в себе сквозь столетия. Но тебе удалось это лишь потому, что жизнь предоставила тебе такую возможность. Меня же этого лишили. Ты рос в другое время, и на улицах, но у тебя был отец - аристократ, я не сомневаюсь – и он успел вбить тебе в голову какие-то понятия о морали. Я морали не знал, я пытался выжить под градом камней на улицах современного мира. Ни один мой поход в библиотеку не прошёл без нападений на меня! А дома сидеть я не мог, потому что было невыносимо смотреть, как мать снова и снова думает о самоубийстве и останавливается от этого лишь в самый последний миг! А ведь и останавливалась она не всегда…. И это не говоря о пытках и изнасилованиях раз в три-четыре месяца, словно по расписанию. Мораль? Какая в жопу мораль, когда ты сам лезешь в грязные лапы ублюдкам, подставляясь, лишь бы не видеть, как эти же самые лапы лапают мать! – Я мысленно присвистнул, потому что, во-первых, Босс откровенничал, а во-вторых, не смотря на восклицание, эмоций в его голосе было немного. Что это самоконтроль, и он действительно все эти воспоминания… эм… сумел пережить, в переносном смысле? - Нет, отец, ни о каких высоких моральных устоях в моей жизни и речи идти не может. Только о выживании. И ты не представляешь, каким озлобленным и запуганным я был до того, как за меня взялся Виктор. Если бы этого не произошло, я бы сдох, или затопил мир кровью, а после уничтожил бы его руины. Были мыслишки, идеи тогда, когда особенно плохо было. Есть и сейчас. Но папа выбил из меня это. Да и вообще, человека сделал из зверёныша. Научил меня гордиться собой, таким, какой я есть, и сам мною гордился, принимая все мои недостатки. Это очень дорого стоит. Почему ты яришься, но не можешь принять меня, такого, какой я есть, своим сыном, а? И где был ты все эти годы, когда бы мне так нужен? ГДЕ?! Тебя не было. А ОН был. Сейчас ты не очень-то пытаешься исправить этот свой поступок. Наверное, как и я, в душе не понимаешь, нахрена тебе взрослый сын, которого не исправить, ничему не научить, и уж точно не повозиться с ним. Ты ревнуешь к Виктору, это я понимаю. Но смысл меня ревновать к давно мёртвому человеку? Его нет. Тебе не нравится моё воспитание, мои идеалы? Чтож, не очень-то и хотелось. Я не держу возле себя никого. Не нравится? Отрекись от меня, и не нужно будет мучиться ревностью и совестью, ведь тогда и я тебе буду чужим. – Джотто вскинул голову, снова посмотрев в глаза сыну. Похоже, такого предложения он не ожидал, но… отчего-то не возмущался. Меня бы на месте Босса, это обидело, потому что свидетельствовало о сомнениях. - Молчишь? И это не можешь, да!? – А вот теперь усмешка была гнусной, и отчасти презрительной. - Тогда и не смей обвинять меня или Волка в вещах, причин которым не понимаешь, не смей меня судить! К тому же, моральная раскованность, беспринципность, это в каком-то роде свобода, имеющая свой особый кисло-сладкий вкус. Свобода, которую мне пришлось выстрадать. – Леонардо помахал рукой, как бы говоря: да, я шлюха, но мне пофиг, потому что с кем хочу, с тем и трахаюсь. По крайней мере, я понял это так. - И ты, кстати, заблуждаешься, если думаешь, что я спустил это Виктору с рук. Так что садись и смотри дальше. Там – накал страстей. Интересно. – Снова хмыкнул он. В общем-то, своей речью, он решил и мои сомнения. Теперь думай – не думай, мне уже было всё равно. Боссу просто не повезло в жизни, и гораздо раньше, чем он попал в бордель по доброй воле. - А ты, кстати, не заразный, Мусор? – С некой долей насмешки поинтересовался Занзас. Он шутил, стараясь поддеть, или проверить реакцию. Не похоже было, чтобы его это волновало. Впрочем, как и меня. В конце концов, думать о защите от венерических заболеваний в этом случае было поздно. Что и подтвердил Небо: - Тебе, вообще-то, поздно об этом спрашивать, мой дражайший любовничек. – Столь же насмешливо фыркнул он. - Но нет, можешь не переживать, так же как педантично слежу за тем, чтобы секс с женщинами не имел за собой последствий в виде спиногрызов, я проверяюсь после всех сомнительных контактов. Да и вообще, после большинства контактов, защищённых в том числе. Брезгуешь? - Лежи там тихо, и не тявкай, Мусор. А если продолжишь задавать глупые вопросы – придушу. - Почти ласково пообещал Босс Варии. На душе от чего-то стало легко и спокойно. Как-то я осознал в момент, что обожал этих двоих, именно вместе, и именно в таком настроении, когда они незлобно препирались. - Рикардо, ты тоже считаешь, что у меня «высокие морали»? – Глухо поинтересовался Джотто у старшего сына. - Определённо. – Хмыкнул тот. - То есть, поддержки от тебя мне ждать не стоит? – Уточнил отец-основатель. - Определённо. – Повторил Второй. Первый, возмущённо вздыбив, не иначе, брови, взглядом потребовал ответа. Рикардо закатил глаза: - У твоей старшей дочери был муж, и три любовника, которые так друг о друге и не узнали до самой её смерти. Они познакомились и всё поняли только на её похоронах. Мне кое-как удалось избежать скандала! Младшая твоя дочь, которая уехала с тобой, писала мне, что японцы милые, и что они в постели в первую очередь думают о том, как доставить удовольствие женщине. О муже она при этом не упомянула ни разу. Я после смерти Аннет к женщинам не прикоснулся, до знакомства с Ванессой Скайрини, как и клялся. Но с Хранителями кувыркался постоянно. Твой старший внук, Третий Босс твоей семейки, который, к слову, был бастардом от кого-то из любовничков твоей старшей дочери, был известным на всю Италию и Испанию кобелём. Его на приёмы не пускали, опасаясь, что он опорочит честь дочерей, а иногда и сыновей больших шишек. И ох, как мне пришлось побегать в то время. Меня в истории Вонголы кровожадным запомнили, но потомки даже не догадываются, из-за чего я воевал практически со всеми. А всё дело было в Дженнаро. Просто оскорблённые папаши обесчещенных деток будущим Третьим, требовали, чтобы мой племянник женился на их дочерях, или объявляли мне войну. Я и воевал, пока не придумал способ унять его гормоны. Это иронично, но я сам, как и Лео ныне, спал со своим племянником, при полном его согласии. О пристрастиях Четвёртого я вообще промолчу, ни к чему твоим, отец, нежным нервам знать такое. А вот Квинто Вонгола обладал необыкновенной внешностью. Совершенно неземное существо, неопределённого пола. Вроде и парень, но такой… женственный, утончённый, что ли? Он любил подчинять себе противников, врагов, конкурентов через постель. Конфликты он решал полюбовно, причём буквально. Союзников тоже крепко на поводке держал многих. У кого-то поддерживая нужный уровень вожделения, но, не даваясь, а кого-то наоборот ставил в зависимость от секса с ним. Юмор в том, что ему удавалось это скрывать ото всех, в том числе и от искренне любимой и любящей супруги и детей, которые ни сном, ни духом не подозревали о похождениях главы семейства. – Я просто слушал это, и балдел. Занзас присвистнул пару раз. Лео хмыкал. Я думал: ну и семейка! Угораздило же связаться с ними, а? А вот Примо было откровенно плохо: побледнел, губы тряслись. Он явно был не в курсе таких подробностей, а потому, скорее всего, идеализировал своих потомков. В итоге же… Леонардо среди них, в общем-то, совсем не выделялся. СОВСЕМ! - Мне продолжать? – Со смешком, ехидно поинтересовался у отца Рикардо. - Не надо. – Просипел тот. Второй поднялся с дивана, и по указке брата, дошёл до одного из столов, под которым нашёл несколько винных бутылок. Одну из них он вскрыл, и налил содержимое в походную кружку, которую и передал отцу со словами: - Вот. Мой братик просто продолжатель славных семейных традиций, вот и всё. Обвинять его не в чём. - Мило. – Прокомментировал Занзас. - Слышал, Мусор? Будем и дальше продолжать «славные семейные традиции», и ты не отвертишься от меня своими «это неправильно», «это против природы» и прочее-прочее, сам знаешь, какие у тебя в голове тараканы ползают. – Босс очень-очень горько и тяжело вздохнул: - Рик, в молодости, наверное, все такие, да? - Повзрослеет, не парься. – Отмахнулся тот легкомысленно. - Очень надеюсь. – Мрачно и недоверчиво буркнул Босс, щёлкнув пальцами, чтобы показ фильма возобновился…***