***
Леонардо домой вернулся лишь через две недели. Он не объяснил, почему задержался, или почему не предупредил, что задержится. И вообще он соизволил дать лишь одно пояснение. На вопрос, откуда у него на плечах и шее странной формы синяк, он ответил, что отец Лукаса обвинил его в смерти сына. Точнее не в смерти, а в том, что не сумел защитить. А потому выразил свои чувства очень простым образом: попытался забить до смерти самого Волчонка обычным домашним стулом. Леонардо не сопротивлялся, потому что действительно чувствовал себя виноватым, и не только за смерть Лукаса, но и за смерть его старшего брата. А он действительно был причастен к его смерти. Но и не только поэтому. Просто он считал себя ответственным и за семью Лу, а потому признавал их право… Так же он глухо сообщил, в основном Раде, что родители Амрит тоже мертвы. Сказал, что-то вроде «не выдержали горя». Подробностей не уточнял, да и вообще больше говорить не желал. Разумеется, Рада закатила другу «фирменную» истерику. И само собой, Леонардо никак на неё не отреагировал. Впрочем, женщина закатила не одну истерику, и в последующие несколько дней, то и дело, трепала нервы мужчинам дома разной продолжительностью «приступов», и их силой. Так что даже в один из дней, сразу после завтрака, Волчонок оборвал очередную выволочку себя родимого, равнодушно, но с подозрением заметив: - Рада, ты слишком эмоционально восприняла гибель ребят, что на тебя не похоже. Перемены настроения, резкие и частые. Частые истерики. Изменившийся запах. Отсутствие аппетита через раз, тошнота по утрам, до боли напоминающая токсикоз…. Ты что, беременна? – В лоб спросил он. Цыганка закрыла рот, так и не озвучив подготовленную гневную тираду, и в течение нескольких минут на глазах бледнела. А потом вдруг спросила у Леонардо разрешение взять его мотоцикл. Тот, после некоторого раздумья, разрешение дал, и Рада исчезла из дома до самого позднего вечера. В отличие от Виктора, Леонардо не волновался за подругу. Интуиция его никогда не подводила. Но вот его отец ещё до ужина начал беспокоиться за гостью. Впрочем, напрасно. Та вернулась около одиннадцати, когда хозяева, в ожидании её, давно уложили Константина спать, а сами дожидались её в гостиной. Она вошла уверенной походкой, сразу подходя к другу, и, смотря на него сверху вниз, чем привлекая внимание к себе и отвлекая от газеты, небрежно кинула ему маленькую тонкую палочку, в которой Волк без труда опознал тест на беременность. Наёмник поймал его, и не очень-то заинтересованно, лишь мельком, взглянул. Выдохнул, очень тяжко, и поднял глаза на Раду. - Та-ак. – Протянул он. - И от кого? От Алекса или… от меня? А может, был кто-то ещё?! - А это ты мне скажи, интуит. – Ухмыльнулась женщина. Волк от этой ухмылки моментально заподозрил худшее? лучшее? Но Волчонок молчал, а цыганка, дожидаясь ответа, медленно, но верно теряла уверенность в себе, и, в конце концов, в очередной раз залилась слезами. Леонардо мгновенно втащил её себе на колени и начал успокаивать, как мог, укачивая как маленькую, и поглаживая по волосам, позволяя мочить слезами свою рубашку: - Ну тише-тише, милая моя, родная. Я не брошу тебя, слышишь? Не брошу. Конечно, нет! Как я могу…. Всё будет хорошо, не плачь…. А хотя нет, плачь, милая, плачь. Мои, или нет – не важно. Я возьму на себя ответственность, как и всегда, и воспитаю детей как своих родных. Обещаю, ты будешь ими гордиться. И Алекс, где бы он ни был, будет. А хочешь, бросим всё, всех, и уедем…. Нет, исчезнем из этого мира! Я знаю пару-тройку очень приятных местечек, комфортных для жизни. Я откажусь от всего, что ещё у меня осталось. Откажусь быть Дитём Звёзд, откажусь от пламени. Но силы моей всё равно хватит, чтобы защитить нас всех. Мы будем жить вместе, если хочешь – как пара. Ты ни в чём не будешь нуждаться, ну а уж дети – тем более. Мне это по силам, слышишь? Да пусть катится в ад, весь мир, вся вселенная с её законами. Нам ничто не помешает. Дедушку для детей с собой прихватим, а перед этим вылечим…. – Шептал Волчонок, то ли успокаивая, то ли всерьёз. Виктор предпочёл проигнорировать последнее замечание, просто потому что не знал, что о нём думать, да и знать не хотел. - Зачем мне калека? – А Рада, похоже, слушала внимательно. – Ты от своих травм сдохнешь, не пройдёт и десяти лет. А я опять одна останусь…. - Я тоже вылечусь. Есть один способ, но он…, - наёмник поморщился, неожиданно проявляя эмоции, - на самый крайний случай, потому я не желал к нему прибегать. Да и причин особо не было. Но теперь-то есть…. - И ты сделаешь это для меня? – Цыганка подняла на Леонардо полные слёз и надежды глаза. - Сделаю. Не сомневайся. Вернулся же я ради тебя с того света. А остальное – мелочи. Сделаю. – Повторил сын Виктора. – Ради тебя. Ради Кости. Ради ещё не родившегося ребёнка. Сделаю. – Твёрдо и решительно произнёс он, на миг сверкнув синим взглядом, словно давая клятву. – Только попроси. Он успокаивал её ещё долго, а потом и вовсе унёс в комнату спать. Утром же он встал раньше подруги, и Виктор имел возможность побеседовать с сыном. И первое, что он спросил, было: - Так что, мне ждать внуков? – Леонардо без труда понял подтекст вопроса: - Она беременна от меня. Но внуков не жди. - Почему? - Не знаю. – Отчего-то прошептал наёмник. Завтрак прошёл в спокойной обстановке, а после оного цыганка снова попросила у друга мотоцикл. Сказала, что хочет проветриться, а ей накануне понравились ощущения прогулки на железном коне. Леонардо раздумывал минут двадцать, глядя в глаза нервничавшей от чего-то, но покорно ждущей ответа женщине. И, в конце концов, просто кивнул. Рада облегчённо выдохнула, и вдруг поблагодарила Виктора за гостеприимство, а наёмника – за всё, и удалилась. Мужчины остались дома, удалённо заниматься делами. Минут сорок спустя, Волчонок нервно откинул в сторону планшет, и закурил. Виктор не обратил бы на это внимания - в конце концов, в последние дни он часто курил - если бы у сына не тряслись руки. А этого он у него не замечал ни разу. Ну, по крайней мере, чтобы так сильно. Так что свой планшет он тоже отложил: отчёты с предприятий Чавесов могли подождать, а семья была важнее. - Ты чего, сын? – Участливо поинтересовался Волк. Леонардо прикрыл глаза, массируя себе виски, и выдыхая дым через нос. Несколько минут он не отвечал, и всё же ответил отцу, потому что боялся сорваться. Боялся, что новая потеря его доломает. Интуиция била набатом, отсчитывая минуты. И ждать конца в одиночестве – это было страшно. - Она задумала что-то…. – Признался наёмник отцу, конечно же, имея в виду Раду. - Не знаю, что пришло ей в голову, но это что-то мне не понравится. Самоубийство. – Внезапно понял он, стискивая в руках подушку, нервно, сильно. Будь это чем-то твёрдым – сломалось бы. Виктор судорожно выдохнул, зная, что чутью сына верить нужно. Ему и самому вдруг стало не по себе. Хотелось вскочить, куда-то бежать, что-то делать. И не потому, что цыганка хоть что-то для него значила, а потому что она была дорога Волчонку, который и так совсем недавно потерял друзей. - Да, это противное ощущение… - Она дорога тебе, Волчонок? – Нервно сложил руки в замок он, тоже с силой стискивая собственные пальцы. - Только честно. - А ты как думаешь? – Фыркнул Леонардо, дрогнув голосом. - Тогда какого хрена ты сидишь тут? Иди, и останови её, ты ведь можешь! – Вскричал Волк, то ли не выдержав напряжения, то ли просто не понимая, почему сын ничего не делает для спасения, и лишь нервно курит. Он и сам не знал, почему повысил голос. - Могу. Но если ей так проще – пускай. – Шёпотом произнёс сын. - ВОЛЧОНОК! – «Как ты так можешь?!» - хотел спросить Волк, но Леонардо смотрел на него твёрдым взглядом, что означало уверенность в принятом решении. Чтож, тараканов этой русо-каштановой головушке он не понимал никогда. Точнее не понимал вот в такие моменты. - Фу, а как же Костя? - Если она…. – Волчонок закусил губу, и произнести слово отчего-то не смог. Зато он смог легко и непринуждённо, без капли юмора, озвучить иное, отвечая на вопрос: - Я его убью, потом убью тебя, а потом… - Себя? – Тихо и горько спросил Виктор. В том, что сын на подобное способен, он отчего-то не сомневался. Морали, которые были крепко вбиты в его голову, сильно отличались от моралей Леонардо, которые были сломаны людьми в детстве. Да, он мог. В конце концов, Константин был ребёнком, которого крёстный просто мог не желать втягивать в грязь, в которой с таким азартом копались родители. А ещё, если Волчонок не преувеличил, Костик был сыном человека, предавшего его. К тому же, он был якорем для сына Виктора, который связывал руки. Рука наёмника не дрогнет в случае чего, и он избавится от этого «балласта». Да и сам он достаточно провинился перед учеником. Уж его, Волка-то, ученик точно сможет убить. Для этого даже причин не нужно, ведь мастера своего он превзошёл, и, по законам некоторых стран древности, причин для жизни Виктора уже не было. А умереть от рук ученика было честью, и признанием. И всё же, выдержит ли разум Леонардо это?! Найдёт ли причины, достаточные для дальнейшего существования без всех, кто ему дорог? Мужчина сомневался. В последнее время он всё чаще думал о том, что натура его сына гораздо чувствительнее, чем может показаться. А в этом случае… Хотя, с другой стороны, он, таким образом, действительно разом избавился бы от всего, что его держало. Держало в мире живых, или в мире Земли, и он мог бы спокойно, например, отправиться к сыну и внукам…. Но Волчонок опроверг все предположения: - Нет. Знаешь, мы построили целый остров с помощью своей силы, и оборудовали его. «Око Бури» незаконченный проект, но…. Мы строили его для того, чтобы иметь возможность скрыться от мира, не покидая его, временно или навсегда. Туда мог попасть только кто-то из нас, а ныне лишь я на это способен. Иначе – невозможно. Буря уничтожит любого или любую. Но мы забросили проект, когда поняли, что фактически строим себе тюрьму. Так вот, я уйду туда, и остаток своих дней буду доживать там, затворником. – Он сказал это спокойно, и даже с каким-то облегчением. А вот его отцу это не понравилось. Он, конечно, знал, что Волчонок корит себя за грехи, и вовсе не против понести за них наказание. Как Нана и говорила, его душа в этом плане была светлой, слишком светлой для подполья. И со временем это не изменилось. Только она, душа, покрылась толстой коркой чужой и своей крови, боли, слёз, грязи и прочего-прочего. Тюрьма? А хотя, может, так оно и лучше. Для него. - Знаешь, за всё то время, что я знаю тебя – я многое о тебе передумал. – Внезапно решил признаться Виктор. - Думал, ты жесток к окружающим, думал, жесток к матери, думал, жесток к людям вообще. Но я ошибался, к людям ты милосерден, но невыносимо жесток к самому себе. За что ты так себя наказываешь? – Горько спросил он. Сын фыркнул: - Я всего лишь жажду покоя. А среди людей, Небо, тем более такое, как я, не найдёт покоя никогда. - Нет, Волчонок. – Волк покачал головой, чуя ложь. - Возможно, это действительно причина, но…. Нет, скорее это повод. За что, ты сам лишаешь себя возможности быть счастливым…? – Наёмник шумно выдохнул. Жесток к себе? Он всегда хотел думать, что это Карма, или Госпожа Судьба жестоки к нему. Точнее не жестоки, а…. В общем, он верил, что заслужил всё, что с ним происходило, а потому принимал это «всё» спокойно. Так что он в ответ на вопрос лишь рассмеялся, немного безумно, каркающе: - О, ты даже не представляешь, сколько у меня причин, чтобы - как ты выразился - себя наказывать. Невинную жертву обстоятельств я не строил из себя никогда, и не был ею. - Неужели? А я по-прежнему вижу перед собой лишь мальчишку, которому не повезло. – Виктор был не согласен, но знал, что переубеждать сына бесполезно. Он пытался, разными способами и далеко не раз. Тот был слишком упрям, и отчего-то уверен в своей «вине». От того и совсем не держался за то, что было ему дорого, не пытался это удержать. И мужчина решил проявить отцовскую волю, и попытаться надавить: - Останови Раду! - Я не стану этого делать! – В тон резко ответил Леонардо. Он знал, что отец не поймёт его мотивов, а они, меж тем, были просты: его подруга, хоть и состояла в его свите, и всё же была вольна делать со своей жизнью всё, что пожелает. Если она не выдерживает, если не видит причин больше жить, если решила сдаться – пускай уходит из жизни. Он не станет заставлять её жить насильно. Тем более что однажды уже сделал это. Если за прошедшие годы она так и не поняла, почему сдаваться нельзя, то не стоит тратить усилия на уговоры. Это суровый, но всё же принцип его жизни: не хочешь – не надо. Всё. И разговаривать тут было не о чем. - Она ведь очень и очень дорога тебе, и ты позволишь ей умереть? – Прищурился Волк, недовольный сопротивлением. - Я переживу. Не впервые. – Горько усмехнулся наёмник, которого не просто так называли «Мудрецом». - Она ведь беременна. От тебя! - Ты меня не слышал? – В голосе Леонардо звучала сталь и угроза. А ещё – обида, непонятно на кого. - Если ей так хочется покончить с жизнью – пускай. - Да чтож ты за человек-то такой! – Всплеснул руками бывший киллер. Для него это всё было непонятно, немыслимо, и всё же… - Чудовище, прямиком из ада…. – Хрипло загоготал его сын. – И это иронично. На некоторое время они замолчали. Киллер думал, как уговорить сына вмешаться в ситуацию, наёмник старался ни о чём не думать. Он был спокоен, и в то же время нервничал. От последнего он и курил, и подрагивал занемевшими пальцами рук. Но тишины Виктор всё же не выдержал: - Твоя подруга собирается покончить с жизнью самоубийством на твоём же мотоцикле. Почему ты так… спокоен? - Госпожа Судьба редко выпускает из своих сетей. – Леонардо шумно и глубоко вдохнул. - Если она допустит смерть моей Рады, то её уже ничто, и никто не спасёт. А если ты думаешь, что я спокоен, то ты очень глубоко заблуждаешься. Просто я… смирился. Впрочем, - он улыбнулся, - ещё не факт, что у неё получится уйти за Грань Смерти. Потому и нервничаю, что даже без моего вмешательства, ещё ничего не решено. – Виктор вздохнул: и почему бы, в таком случае, не перевесить весы в выгодную себе сторону? А может Волчонок сам не знал, что ему выгоднее? В общем, он всегда был очень трудным ребёнком. Даже когда в возрасте обогнал отца… Время шло, Леонардо выкуривал сигарету, за сигаретой, под внимательным взглядом отца. Но вечно это продолжаться не могло. В какой-то момент наёмник зажмурился, напрягся, а потом… тихо застонал сквозь зубы, словно от боли, наваливаясь на подлокотник кресла, закатив глаза и едва дыша. Разумеется, Виктор мгновенно подскочил к нему, не понимая, что происходит…. Волчонок продышался лишь минут пятнадцать спустя, и, смотря ничего невидящим взором в потолок, начал глухо перечислять: - Рёбра сломаны…, позвоночник… тоже, сотрясение мозга, левая нога в трёх местах…, ушиб, опущение почки, внутренние кровоизлияния. Но жива, чёрт возьми, ЖИВА! – У мужчины отлегло от сердца, а уж с каким облегчением вздохнул сам наёмник – не передать словами. – Осталось дождаться звонка, а потом уже ехать, и, в некотором смысле буквально, вправлять кое-кому мозги. - Мм? – Киллер был удивлён, ведь ещё совсем недавно тот не желал принуждать цыганку к жизни, и вдруг… - Если бы не засомневалась в последний миг – не выжила бы. А раз жива, значит, есть шанс потихоньку вернуть этой истеричке разум. – Пояснил, кажется, даже повеселевший Волчонок. - Съездишь со мной? - Зачем? - Боюсь, что сорвусь там. Ты – гарантия, что я никого не убью. - А что, такое уже случалось? – Поинтересовался киллер, усаживаясь в кресло, что находилось ближе к сыну. - Да, и не раз. Правда, меня всегда кто-нибудь останавливал, чтобы я не совсем зверствовал. - Почему я не удивлён? – Задал риторический вопрос Виктор, но наёмник всё же пожал плечами. Ему позвонили часов через семь. Сказали, что с «девушкой» с собой был телефон, и в нём – всего один номер. Сообщили, в какой больнице её искать, и больше ничего. Но мужчины тут же выехали в Катанию. Клинику, куда доставили Раду, нашли быстро. А так же и её саму. Она была в реанимации, хоть операция и завершилась. Врач долго выпытывал, кем Леонардо приходится цыганке, а после распинался о полученных ею травмах, в присутствии офицера полиции, который ещё и спрашивал, кому принадлежало транспортное средство. Но сам Волчонок никого не слушал, лишь смотрел на свою подругу через стекло. Она была без сознания, перемотана бинтами, зафиксирована гипсом, утыкана иглами и присосками, которые поддерживали и контролировали состояние. И, в общем, по мнению наёмника, выглядела жалко. И она, словно подслушав его мысли, очнулась. И посмотрела точно в глаза своему Небу, своему повелителю. Пиликнул какой-то приборчик, на который обратил внимание врач. Он нажал на какую-то кнопку у двери, и почти сразу прибежала медсестра. Она зашла в операционную, что-то говорила девушке, пыталась поставить какой-то укол, но…. Рада бордо от неё отмахивалась единственной целой рукой. Ничего не отвечала, и продолжала смотреть в синие глаза Леонардо. Виктор и врач наблюдали за этим, но пока не вмешивались. Киллер понимал, что сын о чём-то напряжённо думал, что-то решал, и ждал этого самого решения. - Прошу прощения, сеньор, а вы знаете, что женщина – беременна? – Обратился врач к наёмнику. - Выкидыш? – Глухо спросил тот. - Значит, знаете. – Успокоено выдохнул работник клиники. – Нет. С плодом всё в порядке, на удивление. Но, понимаете, беременность в процессе лечения будет протекать очень сложно. Сломаны рёбра, позвоночник, опущена почка и другие проблемы, просто не позволят развиваться беременности нормально. Встанет женщина нескоро. И я настаиваю на аборте! Но Леонардо Врача игнорировал. Вместо этого он шагнул к двери реанимации, и вошёл бы…. Если бы на пути не встал врач: - Вы что? К ней нельзя! Она только после операции. И вообще, не должна была ещё очнуться от наркоза. – Воскликнул он. - Наркоза? – Сипло переспросил наёмник, чему-то усмехнувшись. А после, не отрывая глаз от женщины, обратился к врачу: - Я оплачу все расходы, но лечиться Рада будет дома. Я её забираю. Немедленно! - Она не транспортабельна! – Воскликнул врач, возмущённо. - Да и вообще, в домашних условиях… - Пустите меня! – В голосе звучала сталь и угроза, но врач и не думал замечать её. А Волк не знал, что и делать. Волчонок пока не пытался навредить врачу, потому он и не вмешивался. - Нет. – Упрямился человек в белом халате. - Пустите, или будет хуже. - Вы угрожаете? – Вроде как даже удивился врач, заметив, наконец, угрозу. - Да! – Отрезал наёмник. Он уже действительно злился. В глазах цыганки он видел мольбу о прощении и помощи. Она желала, чтобы он увёз её отсюда. И он не мог и не хотел противиться. Но ему… мешали. - Волчонок… - Мягко положил киллер руку на плечо сына, но тот лишь раздражённо скинул её. - Я вызову охрану. – Уверился врач в том, что парень напротив – сумасшедший, и потянулся к заветным кнопочкам у двери. Вот только его руку перехватили: - Вот значит, как? – Прошипел Койот. - Ну чтож, я хотел по-хорошему…. – Он толкнул врача в стену, потянув за руку, и вошёл в реанимацию. Вовремя, чтобы остановить медсестру с её непонятными инъекциями. Ту, он тоже толкнул. Три минуты ровно у него ушло на то, чтобы отключить Раду от всех приборов, и отсоединить все растворы, которые ей вкалывали. Ещё несколько минут ушло на то, чтобы освободить её от гипса и других, фиксирующих сломанные конечности, предметов. А после он наклонился к ней…. Рада с готовностью обняла Леонардо за шею, и при помощи оного обхватила его торс ногами, просто игнорируя боль. Он незаметно нажал на несколько нервов у неё на шее и спине, и боль вообще отступила, и только после этого он поднял её на руки. Когда они вышли из операционной, их уже ждала охрана, и несколько санитаров покрепче. Вот только опытный наёмник не зря не стал загружать обе свои руки, а опытная убийца не зря держалась сама, обхватив ногами торс своего Неба. Таким образом, она освободила его руки и ноги, что позволило им защищаться. Два синхронных движения, и на охрану были наставлены два пистолета. Один выхватила здоровой рукой из-за ремня брюк друга цыганка, второй пистолет держал он сам. Виктор, восхитился такой слаженностью действий…. - Мы немного неадекватны. Один шаг в нашу сторону, и кто-нибудь из нас обязательно выстрелит. Вызовете полицию – вас найдут мёртвыми. Оформляйте документы на выписку, или удаляйте данные – мне плевать. Но забудьте о том, что мою женщину сюда привозили. – Койот – а сейчас Виктор видел перед собой именно его – осторожно, чтобы не навредить своей ноше, двинулся сквозь толпу, и поманил отца за собой. Тот, заразившись безумием отпрыска, тоже извлёк свой пистолет из-под рубахи, но наводить ни на кого не стал. Это просто было предупреждением, что он тоже вооружён, и что сына – прикроет. Так они в молчании, провожаемые десятками взглядов, и покинули поликлинику. Наёмник осторожно, вместе с ношей залез на задние сидения, а отцу предложил сесть за руль. Тот вёл осторожно, так что раньше, чем через два часа они домой не попали. Волк предлагал заехать в клинику Сальвадора, но… Леонардо отказался, а мужчина по прежнему сыну доверял, как и обещал. Стоило им приехать, как Волчонок уже гораздо менее осторожно выволок Раду из машины, дотащил её до ближайшей стенки, поставил к ней, а после достал пистолет, и снял с предохранителя. И да, он навёл дуло на цыганку. - Оправдания! – Потребовал наёмник очень холодно. – Если не сможешь оправдаться – спущу весь магазин, а сдохнуть всё равно не позволю. - Леонардо… - Не поверил своим ушам Виктор. Женщина и так едва дышала, а его сын…. Но… - Не вмешивайся! – Не попросил, приказал тот. И киллер отступил, потому что вдруг почувствовал, что сопротивляться воле этого человека не мог. А цыганку трясло. Но не от боли, а от истерики. Она плакала, обвиняла друга в бессердечии. Говорила, что считает себя обузой для него, тем более с ребёнком и беременностью. Говорила гадости, обвиняла во лжи, и в том, что он, Леонардо, всё равно уже не жилец, а она не хочет видеть, как он сходит с ума, теряет силу, ломается и умирает. Она плевалась ядом, и почти ненавидела за то, что он её «не отпустил». Обвиняла и в том, что он сломал её жизнь, в тот день, когда в первый раз не позволил покончить с собой, после того, как не позволил себя убить. Винила и в знакомстве с Александром, и в том, что тот предпочёл его, наёмника, вместо любимой жены и сына. И ещё много всего. Леонардо всё это слушал молча. А когда она замолчала, тихо, но резко произнёс: - Ты умоляла меня вернуться. Умоляла не бросать тебя, хотя знала, что без них мне жизни нет. Я вернулся. Вернулся только ради вас с Костей. И ТЕПЕРЬ ТЫ РЕШИЛА САМА МЕНЯ КИНУТЬ?! – Вдруг сорвался на крик он. И тут же резко успокоился. – Я разочарован, моя дорогая Рада. Очень разочарован. Чтож, это печально, но если так хочешь на тот свет – я помогу. Давай, решай сейчас. Я обещаю убить тебя не больно. Бросай меня, тебе ведь не сложно. А я…. Я переживу, как и всегда. Не ты первая, не ты и последняя…. – Раду затрясло ещё сильнее. Насколько позволяло состояние, она обняла себя руками, и изо всех сил пыталась сдержать рыдания. – Решайся, чего же ты? Просто станешь для меня такой же предательницей, как и твой покойный муж. Ты ведь этого и хочешь, раз так сильно ненавидишь, раз я тебе настолько неприятен. И за его отродие не волнуйся. Он отправится следом за родителями. – Койот сплюнул смачно на землю, и тряхнул пистолетом, в тот момент искренне презирая подругу: - Решайся. – Леонардо честно ждал пять минут, но ответа так и не последовало. Женщине было стыдно. Она не могла поднять взгляд на него. Она стояла и думала, позабыв обо всём. Думала о том, как она посмела решиться на предательство. А ведь самоубийство в их случае предательством и было. И как ей вообще могла в голову прийти такая мысль?! – Что, не хватает воли решиться? – Горько поинтересовался он. - Прости…. – Сипло прошептала она, сползая на колени. Взгляда она так и не подняла, а потому не видела того, какой болью исказилось лицо её повелителя и друга. Если бы видела – раскаивалась бы сильнее, и просила прощения бы лучше, но…. Зато лицо сына прекрасно видел Волк. - Дура! – В сердцах выкрикнул тот, но пистолет всё же опустил. А затем и вовсе выдохнул сакральное «Воля Неба». Цыганку окутало алое пламя, и, не щадя, стало восстанавливать повреждения, регенерируя ткани с бешеной скоростью. Женщина заорала в голос, завыла, скуля и выгибаясь от страшной боли. Но она знала, что это быстро закончится. И правда, не прошло и пяти минут, как лечение было окончено. А наёмник буркнул: - Больше ко мне не подходи. – После чего отправился в дом, даже не посмотрев на Раду. По пути он доставал сигареты… - Прости, что лезу не в своё дело, Рада. – Влез Виктор. - Но мой сын прав. Он выкурил две пачки сигарет, пока ждал новостей. И да, он знал, что ты задумала, но сказал, что если ты жить не хочешь – он не хочет тебя заставлять это делать. Леонардо нервничал, и очень переживал, Рада. Так что, зря ты так. Он бы действительно выполнил всё то, что пообещал… - Цыганка молчала, нервно закусив губу, а после всё же не выдержала, и, вскочив на ноги, побежала вслед за своим Небом…. Но наёмник к женщине охладел. К себе не подпускал, даже прикоснуться ей не позволял. Разговаривал с ней сухо и холодно, изъясняясь короткими фразами, словно желая дать понять, будто общение с цыганкой ему претит. Из комнаты своей не выгнал, но сам в ней больше не ночевал, устраиваясь на диване в кабинете. И как бы она не просила прощения, сколько бы истерик не устраивала, сколько бы слёз не лила – Леонардо оставался равнодушным, и отвечал лишь одной фразой: «Ты сама так решила». И со временем Рада поняла, что прежнее расположение к себе ей слезами не вернуть, а потому смирилась, успокоилась и стала постоянно о чём-то напряжённо думать. С Константином же отношения у Волчонка напротив потеплели, после попытки самоубийства его матери. Тот с удовольствием целыми днями возился с мальчиком, чему-то учил, играл, а иногда даже смеялся, почти как раньше. И малыш и раньше-то сильно привязанный к своему крёстному отцу, теперь вообще не желал от него отходить. Для Виктора, да и для всех жителей особняка оставалось загадкой то, как они легко понимали друг друга. Ведь даже мать не ладила с сыном так хорошо. Любила – да, возилась – тоже да, получала удовольствие от общения – несомненно, но понять мальчика, его желания, интересы, эмоции, не могла. А Леонардо, лёля, как называл наёмника крестник, понимал. Несколько недель такой жизни спустя, однажды за обедом, Рада объявила, что приняла решения покинуть вместе с сыном гостеприимный дом Виктора. Тот попытался уверить цыганку в том, что они с Костей здорово разбавляют жизнь в холостяцкой берлоге, и что покидать их не нужно, но женщина была непреклонна. Правда она смотрела на своего друга так, будто тот должен попытаться её остановить. По крайней мере, было ясно, что ей этого очень хотелось бы. Но Наёмник лишь спросил о том, где остатки семейства Грин собираются осесть. Рада сказала, что хочет вернуться на свою историческую родину, в Румынию, и попросила друга помочь ей устроиться. Но жить с собой не звала. Леонардо легко дал своё согласие, и даже предложил в пользование свою трёхкомнатную квартиру. Цыганка согласилась. Собралась она быстро, за несколько дней. Волчонок в это время слетал в Румынию, подготавливая квартиру к заселению. У Виктора было стойкое ощущение, что это нужно остановить…. Наверное, поэтому, за час до отъезда в аэропорт, он всё-таки отловил сына, и спросил: - Ты уверен, что хочешь её отпустить? Беременную от тебя? - Это её решение. – Твёрдо ответил Леонардо. - Я предлагал ей себя в качестве кандидатуры отца её детей. Она отказалась. И она знала, что дважды я предлагать не стану. - Стоит ли гордость семьи? – Сын не сомневался: - Стоит. Потому что когда семья распадается, или умирает, только она не позволяет сломаться. Да и вообще, - Волчонок вздохнул, - она приняла правильное решение. - Н-да? – Виктор скептично выгнул бровь. - Да! Дети Звёзд обречены на одиночество. – Печально-печально выдохнул его сын. - Не знаю почему, но мы можем заводить детей, иметь любовниц, подруг, но жить полноценной семьёй – никогда. Несколько, максимум десяток лет – и всё. Близкие нам мрут, как мухи от дихлофоса. Не знаю почему. Возможно, чтобы мы не отвлекались от своего предназначения, от своей «высшей миссии». – Это он выделил саркастично. - Рада и Костя до сих пор живы лишь потому, что Александра знали не больше трёх лет, в общей сложности. Именно поэтому только Ал из нас всех и был женат. Именно поэтому Ги Ричарда усыновила, хоть и без того являлась матерью: чтобы защитить от нашего проклятья. Рада не моя жена. Но если станет жить со мной – её, и Костю ждёт печальная участь. Лучше уж так. Я не буду с ними жить, но помогать буду, и навещать – тоже. – И Виктор пожалел, что обещал верить. Сын у него на глазах разрушал то, что могло если не счастье ему подарить, то хотя бы радость. Если бы не обещание, уж он-то проявил бы отцовскую волю…. Но, пока приходилось мириться. Хотя Раду перед самым отъездом он тоже перехватил: - Мадам, вы уверены, что желаете быть матерью одиночкой? Уверены, что хотите оставить детей без отца?! Леонардо принял бы любое ваше решение, даже после случившегося. Он исполнил бы обещания, если бы вы только попросили. - О, не волнуйтесь, Виктор! Я смогу позаботиться о сыне, и о себе. Защитить нас я тоже смогу. – Отмахнулась женщина. - Однако ваш внук не родится до тех пор, пока ваш сын не засунет свою гордость себе в задницу. – Киллер сначала обомлел, а потом немного грустно усмехнулся: - Боюсь, ждать вам придётся очень долго. Жаль, ведь вы были бы прекрасной, стоящей друг друга парой. Правда, в доме вашем не водилось бы ничего бьющегося. Кто-нибудь из вас разбивал бы это в течение суток. - Я тоже так думаю. – Передёрнула она плечиками, мельком улыбнувшись, и гордо вскинув подбородок, оставила хозяина дома в одиночестве. А несколько десятков минут спустя, цыганка поцеловала Виктора на прощание в щёку, поблагодарив за то, что он терпел её с сыном, а после она в сопровождении Леонардо ушла. В доме и на душе у его хозяина стало очень пусто…***