***
- То есть Тимотео утвердил твою кандидатуру наследника? – Они сидели в уютном японском кафе, и пили зелёный чай, искренне его ненавидя. Леонардо буквально несколько часов назад выяснил у человека из Вонголы, призванного следить за домом Савад, что он теперь официальный и единственный наследник. Естественно, узнал он это с помощью пламени Тумана, которое на время проживания дома, укрывало его и Виктора от взглядов подполья. - Да. И мне это очень не нравится. – Мрачно признался наёмник. - Конечно, мне ничего не стоит увезти мать и спрятать её, но…. Девятый всё же не дурак, а Реборн знает тебя. У них есть шанс выйти на меня. - Ты до сих пор не желаешь становиться во главе семьи. – Не вопрос, а утверждение звучало в голосе Чёрного Волка. Он, пожалуй, и сам не знал, хотел ли он видеть сына Десятым Доном Вонголы или нет, но находил в этом свои перспективы и риски… - Я не чувствую связи с ней. – Кивнул Волчонок, кривясь от вкуса чая. И почему они заказали эту дрянь?! - И тогда не чувствовал. А сейчас… я и вовсе от этой связи отказался. От крови Вонголы я отрёкся, приняв твою. Ты же хотел, чтобы в оплату за обучение, я стал твоим наследником? – Кинул он быстрый, неопределённый взгляд на отца. - Хотел, но не ценою отречения от своего рода. – Покачал головой тот, вздыхая. - Ну, я чувствую связь то ли с тремя, то ли с четырьмя членами рода, но эта связь… мм… не совсем кровная. – Задумчиво повёл плечами ребёнок. - Ну, или, по крайней мере, она есть не через род Вонголы, а как бы в обход него. Словно и твой род, и род Примо – наследники одного человека, или они часто на протяжении многих поколений роднились межу собой. А я в этом, поверь, разбираюсь отменно. Но не в этом суть. – Он задумался о чём-то, отвлёкся, и вдруг, словно что-то вспомнив, воскликнул: - Ах, да, даже если перстень главы меня признает, по сути, я всё равно буду кем-то вроде регента, наместника, а не короля. К тому же, после того, как я правил целым миром, править Вонголой – это всё равно, что понижение в должности. Унизительно. Не хочу. – Леонардо смешно, как маленький эгоистичный ребёнок, обиженно надул губы, чем вызвал у отца улыбку. - Но и это не главное. Главное, к чему ты завёл эту тему? – Волк вздохнул: разговор был не из лёгких, и грозил вытянуть все соки из обоих. Но он был необходим – по мнению мужчины - так что и откладывать его не стоило: - Волчонок, ты должен был заметить, что моё здоровье ухудшается. – Леонардо резко поднял глаза на отца. В иллюзиях эмоций в глазах светилась немая просьба не начинать, будто он знал, о чём пойдёт речь. Но Виктор слегка развёл руками, продолжая: - Сколько я ещё протяну? Полгода? Год? Останавливать Раду с Костей ты не пожелал. Ученика с компанией фактически бросил. Ричард с семьёй далеко, и ты сам говорил, что открыть портал тебе теперь может не хватить сил. И, в общем, после моей смерти ты останешься в одиночестве. Я этого не хочу. – Наёмник скривился: ну опять эта шарманка! Как она ему надоела! Слышать ото всех одно и то же… - Как насчёт того, чтобы продлить себе жизнь пламенем? – Предложил он. А что ему оставалось? Ему не хотелось терять последнего близкого человека, который долгое время был чуть ли не самой крепкой опорой. Даже крепче Хранителей, ведь отец и учитель всегда ждал его. Ждал, а потому у Лео даже в самых опасных ситуациях, когда спасения не от кого было ждать, находились силы на то, чтобы вернуться. Неприятно было слышать, а тем более знать, что отцу осталось недолго. Он старался отвлечься от мыслей об этом, но о них напоминал сам Виктор. Впрочем, у него тоже была причина, чтобы не задерживаться среди живых. - И видеть своими глазами, как ты сходишь с ума, а потом и умираешь? – Да, Волк слишком сильно привязался к когда-то просто очень необычному ребёнку, а ныне – удивительному сыну. Но они были взрослыми людьми, которые умели терпеть и смотреть правде в глаза. Так что и иллюзий себе не выдумывали, не надеясь на лучшее: - Ты ведь себе жизнь не продлишь. - А я и не смогу. По крайней мере, в этом мире. – Уклончиво ответил, хмыкнув, Леонардо. - Вот. Я не хочу видеть, как умирает сын. – Шёпотом, с нескрываемой болью, объяснил свою позицию бывший киллер. - Но зато готов оставить меня одного в самый тяжёлый период жизни…. Мы – эгоисты. – Фыркнул его сын, несколько пренебрежительно. - Ладно, оставим, - вздохнул он же, - но вернёмся потом, как-нибудь. Пока же я готов выслушать, что ты предлагаешь. – Виктор собрался по-деловому, готовый к конструктивному диалогу: - Я не стану настаивать на том, чтобы ты стал Десятым. Но Хранителей, которых утвердили для тебя, ты мог бы… - НЕТ! - Пожалуй, слишком громко и отчаянно оборвал отца наёмник, обратив на себя внимание всех посетителей кафе. Сообразив, что вызвал неудовольствие, он коротко поклонился другим посетителям, извиняясь, по японским обычаям, за шум, и уже тихо прошипел отцу: - Никогда. - Почему? Не хочешь давать шанс?! – Нет, мужчина прекрасно понимал, почему сын больше не желал связываться с понятием о Хранителях. Тем более, если друзья его действительно предали. Однако в этом было и что-то чисто подростковое. Максимализм. Виктор вспоминал мать Леонардо, Амбру, и свои чувства к ней. Он любил её. Любил до сих пор. Но тогда он думал, что больше никого никогда не полюбит, и будет одинок до конца дней. Чтож, с последним он почти угадал. По крайней мере, в плане того, что спутница жизни у него так и не появилась. Однако он ошибся. Он любил, кроме Амбры ещё двух женщин. Так же искренне, с полной самоотдачей. Жаль, что они были столь же недоступны…. То же самое могло быть и с Хранителями наёмника. Просто… первых он никогда не сможет забыть. Так что вопрос одновременно был глупым, но при этом не лишённым смысла и оснований для того, чтобы быть заданным. И по неизвестным причинам, Волчонок понимал только первое: - Во-первых, истинных Хранителей я потерял не так давно… - С сарказмом в голосе напомнил он отцу. - Ты утверждал, что они ими не являются. – Хмыкнул тот, перебивая. - Ни для меня, ни для вселенной, они ими и не были. – Отрезал Леонардо. - Но связь у нас была чем-то похожая, только более глубокая. Я не отошёл от этой потери, и вряд ли отойду. Особенно от их предательства. А значит, и вряд ли подпущу к себе кого-либо так близко. Во-вторых, кем бы ни были те, кого подготовили мне Девятый и Ко – они никогда не смогут сравниться с ними. Они были лучшими, они были уникальными… - В глазах Леонардо была обречённость. Виктор припомнил молодых людей и нехотя мысленно согласился: да, таких уникальных, столь похожих на его сына, достойных его ребят, существовать на планете просто больше не могло. Семеро таких людей, на семь миллиардов населения. Но: - Ты мог бы научить их. Сделать достойными себя. - И втянуть в дерьмо, в котором копались мы? – Горько усмехнулся Леонардо. - Хотя нет, не так. Ты предлагаешь мне возиться с… - А в голосе так и сквозило высокомерие…. Мужчине это не понравилось, и сына он оборвал: - Волчонок! Они – дети, а не… - Не важно! – Тоже перебил отца Волчонок. - Учить я их не буду, а ненормальных, уникальных сверхспособностей они обучением не получат. Кроме того, между нами будет пропасть в возрасте, в опыте, в знаниях, в отношении к миру и людям, в… во всём. – Наёмник чеканил различия, почти шипел. Слишком уж не нравилась ему тема. - Значит и равными мне не станут никогда. Хранители должны стоить своего Неба. А они, даже с моим обучением, будут как Энма со своими прихвостнями: сильнейшие в роду, сильнейшие в мафии, но не в подолье, не в мире, не для меня. – Он вздохнул, успокаиваясь, и продолжил, с новой горечью на лице и в голосе: - Да и я не прекращу их сравнивать с моей семьёй. Как ты думаешь, смогу ли я сдерживать своё недовольство, презрение, жалость, ненависть по отношению к новым, так называемым, «Хранителям», которые посмеют попытаться сравниться С НИМИ?! Тут никакая психология не поможет. Я буду их ненавидеть и презирать, просто так, за то, что существуют, за то, что посчитают себя моей семьёй, моими Хранителями. Буду лгать, глядя в глаза, а ещё всегда буду ждать от них предательства. И хорошо, если ножом в спину, из трусости, зависти или обиды, из-под тишка, а не плевком в лицо…. Как думаешь, эти дети заслуживают такого отношения? – Виктор взгляда сына не выдержал, и отвёл свой, ведь тот был прав. Для него была кощунственна сама мысль о том, чтобы найти себе другое Небо, которое было когда-то и у него. И кто сказал, что для Небес Хранители менее важны?! - Не заслуживают. – Признал правоту бывший киллер. - Но, послушай, Волчонок. Для обладателя сильного пламени, Небо - это всё. Каким бы Небо ни было, как бы не относилось к Хранителям. Оно для них весь мир. И без него всё теряет смысл. – Он судорожно выдохнул, вспоминая своих… друзей, не замечая заинтересованного взгляда сына. - Если эти дети так и не приобретут себе Небо – они проживут короткие пустые жизни, которые потратят на вечный поиск. – Мужчина и сам невольно повысил голос. - И они и сами не будут понимать, что ищут. Жизнь для них будет абсолютно бессмысленной, и покончат они с ней сами, просто не выдержав пустоты. - Пустоты? – Медленно и задумчиво переспросил Леонардо. Ему не сложно было понять, что Волк сказал, всё что сказал, ссылаясь на свой жизненный опыт. Про то, что о прошлом отца ему было интересно знать всё – и говорить было нечего. Именно поэтому он осторожно спросил: - Ты ведь знаешь об этом кое-что, верно?! - Да, знаю. – Вздохнул Виктор, печально улыбаясь. Рассказать сыну об этом сейчас, ему показалось уместным, а потому он признался: - Я, Сальви и Роза когда-то были семьёй. Я – Туман. Сальвадор – Солнце. А Роза – Гроза. У нас были товарищи и Небо. Замечательное Небо. – Он посмотрел на потолок кафе, как-то мечтательно, словно видел совсем не его, а чистое, безоблачное Небо. Глядя в потолок он и произнёс с придыханием заветное имя, которое бережно хранил в памяти и в сердце. Имя третьей и последней своей возлюбленной: - Веро́ника. Я встретил её однажды на улицах Испании. И… почувствовал всем естеством, что должен идти за ней. – Виктор не скрывал эмоций от сына: нежности по отношению к Небу, ностальгии по тем временам, и глухой тоскливой боли, что доставляла гораздо больше неприятных ощущений, нежели яд Реборна. - Помню, она улыбнулась, представилась, и спросила, пойду ли я с ней. Я – не сомневался. Мне только-только исполнился двадцать один год. Я познакомил её с Сальви, с которым мы познакомились в армии, и сразу почувствовали связь, стали друзьями. Вероника познакомила нас с Розой и остальными. – Мужчина перевёл грустный взгляд на сына. Тот слушал молча, и очень внимательно, не выдавая отцу своих эмоций. - Знаешь, до момента знакомства, жизнь была скучной, пресной, пустой. Я был одержим местью за семью, потому что думал, будто из-за этого моя жизнь такая мрачная. Жизнь человека, у которого было всё, казалась мне пустой. И я искренне верил, что, когда семья будет отомщена, моя жизнь станет ярче. Но всё оказалось иначе. У меня просто не было Неба, а когда я её встретил - вдруг появился смысл, краски жизни…. Я любил её. – Признался он. - Она предпочла мне Хранителя Дождя, но я не стал добиваться её. Мне было не привыкать уже, любить недоступное. – Тут он горько усмехнулся, зарываясь в свои волосы рукой, и портя идеальный низкий хвост, выбивая из него несколько прядей волос. – Они были счастливы, и я был рад за них, потому и уступил с готовностью, в очередной раз не пожелав бороться за собственное счастье. Тем более что годы жизни с семьёй навсегда останутся для меня самыми лучшими. Жаль, что это было недолго…. Однажды мне пришлось выбирать, между долгом Небу, и долгом роду. – В голосе послышалась ирония. Он стал холоднее и равнодушнее, но не для Леонардо. Тот видел, и чувствовал, что вспоминать это отцу просто больно. - Вероника встала против интересов моего рода, пошла на то, что могло уничтожить всё, что создавали и копили мои предки больше тысячи лет! Я был так воспитан. Воспитан на верность роду. Жертвовать всем, ради крови, что текла в жилах, и ради того, чтобы передать традиции будущим поколениям. – Горечь и боль, и в то же время раскаяние, и ощущение, что поступил верно, вот, что ощущал Чёрный Волк, рассказывая сыну одну из историй своего прошлого. – Она не слушала меня. Заглядывала в глаза, и говорила, что я должен смириться, подчиниться ей. Говорила, что копить богатства и славу – это грех, что прошлое должно оставаться в прошлом, что само существовании аристократии это недемократично, что классовое неравенство и верность законам семьи - пережиток прошлого. – Тут он усмехнулся горько: - Вероника была сиротой, из приюта, и, конечно же, не понимала важности рода. Не понимала ни семейных, ни родовых ценностей. Мне был поставлен ультиматум: или я с ней, или против неё. Но, вообще, она не сомневалась, что я выберу её сторону и склонюсь. И к счастью или нет, но перед тем, как мне предстояло выбрать сторону, моя личная разведка доложила мне, что на Веронику готовится покушение. Да и сама она стала числиться предательницей Государства. Вот я и… связался с теми людьми, готовящими покушение, дал им информацию, помог немного, а потом… взял заказ на убийство и улетел в Южную Америку. Я выбрал сторону, предпочёл свой род своему Небу, а потому после заказа напился так, что проспался лишь через месяц, обнаружив себя там, куда в нормальном состоянии я бы и не сунулся. Просто знал, что её убивают, а я… предатель. Это страшный грех, Волчонок, предать Небо. – Глухо шептал Виктор. - Такое не замолить. За Небеса мстит сама судьба, я это знаю. Потому и спокойно отнёсся к предательству Реборна. Это нормально, предателю умереть от рук предателя. – Он усмехнулся криво, но искренне. - Своё наказание принял, и морально стало легче, ведь я больше не винил себя. Но это не значит, что стало легко. Розе и Сальви я ведь так и не признался в причастности к смерти Вероники и наших товарищей. Они думают, что мой заказ в Америке – совпадение. И не понимают, почему я принял скорую смерть, почти отказавшись бороться за жизнь. А мне сложно им в глаза смотреть. Я и на Сицилию-то перебрался, чтобы подальше от них. Затворником стать хотел. – И снова горькая усмешка, сразу двоих, отца и сына. Оба понимали такое желание. - Но они перебрались следом за мной…. Знаешь, что значит лишиться Неба? – Спросил Виктор у сына, будучи благодарным ему, за молчание. - Это пустота внутри, которая разъедает сознание и душу подобно кислоте. И она в сотни раз сильнее, если Небо погибло по вине Хранителя. – Мужчина замолчал. Он не закончил, просто переводил дух. Но Леонардо отчего-то это не понял: - И ты желаешь этим детям испытать то же самое, что испытал сам? – Спросил он, тоже горько. Рассказ отца его очень впечатлил, но не удивил, потому что чувствовал напряжённость того в общении с его же друзьями. - Я знаю похожую пустоту. Она мне хорошо знакома, эта кислота. И я бы её никому не пожелал. Твой Сальвадор сказал, что я не доживу до пятнадцати. Сам себе я даю несколько иной срок, но он не намного больше. Если между мною, и теми детьми, кого Девятый мне предписал, натянутся нити связи, то они всё-таки потеряют своё Небо однажды. И, более того, познают его предательство. Мы ведь…. – Леонардо судорожно вздохнул, после того, как голос его дрогнул, и взял эмоции под контроль. - Мы с ребятами действительно были очень похожи. И если они оказались способны на предательство, значит, я тем более на него способен. Они ведь были моими частями. И, кроме того, ты - мой отец, неважно, что признанный, ведь в наших жилах течёт одна кровь. И ты тоже предатель, если то, что ты рассказал, правда - а это правда – значит, и я склонен к этому. - Однако и это гораздо лучше, чем так и не узнать своё Небо совсем. – Усмехнулся Чёрный Волк, довольный тем, что сын принял его историю и не изменил своё мнение о нём, но недовольный тем, что о Хранителях мнения не изменил. - Даже несколько дней наполненных смыслом стоят этой цены. Жить прошлым, но жить, не существовать, так и не познав Небо и жизни. – Волчонок уставился на него, как на дикаря, и недоверчиво покачал головой: - Ты бредишь. – Бывший киллер понял, что настоящему Небу, потерявшему Хранителей, трудно объяснить точку зрения самих Хранителей. Однако он решил, что больше пытаться не стоит. - Но опустим. Мы обсудили чувства моих потенциальных Хранителей, которых ты пытаешься защитить настолько, что поделился со мной историей из своего прошлого. – Виктор кивнул. - А мои чувства ты обсудить не хочешь? – Вкрадчиво поинтересовался Леонардо. - Не хочешь понять, что я однажды лишился семьи, и теперь боюсь привязываться к новой? Боюсь, что потеряю и их, или что они меня тоже предадут. Этот страх идёт из души, из сердца, из подкорки сознания. – Он тряс руками, и мужчина видел, что сын готов сорваться в истерику. - Его не подавить, ты ведь знаешь. Ты ведь тоже не думал о новом Небе не из раскаяния перед старым, а из страха перед новой потерей, верно? Само их существование в качестве моих Хранителей, в качестве ИХ замены, будет сводить меня с ума, потому что напомнит о былом. Сейчас я сумел это подавить, но со временем…. Знаешь ли ты о том, что Небо, которое потеряло Хранителей, всегда - в отличие от самих Хранителей, потерявших Небо - сходит с ума, потому что лишилось частей себя самого? – Леонардо выдохнул. И столько боли и отчаяния было в этом выдохе, что у бывшего киллера по спине пробежался холодок. - Иногда это происходит сразу, иногда со временем. Они будут преследовать меня, звать за собой. Они уже зовут. – Прочеканил Волчонок слова, прикрывая глаза ладонью. - Я закрываю глаза, а они – живые, стоят передо мной. Я стал бояться спать, хотя каких только кошмаров во сне не видывал за жизнь. – Быстрая, на грани истерики речь превратилась в свистящий судорожный шёпот. - Но отныне они – мой самый худший кошмар. Со временем это подточит разум сильно. А представь, что случится, если рядом со мной будет кто-то, кто смеет называть себя моей семьёй? – Он глянул в глаза отцу насмешливо и вопросительно. - Ускорит процесс?! – Понял тот легко. - Точно. – Кивнул Леонардо. - Моё безумие и так неизбежность, потому что Дети Звёзд умирают вместе, и я не должен был выжить. Но выжил. Это вопрос времени, понимаешь? – Мужчина тяжело вздохнул: правде в глаза смотреть даже им было не просто. Но вопрос был не в этой правде, а в иной: - То есть, ты бросишь этих детей на растерзание судьбы? - А кто они мне? – Рассмеялся Койот, тут же пожимая плечами. - Они мне никто. Я им чужой, а они – мне. Мы не знакомы. В мире семь миллиардов людей, и если я буду волноваться о них, то и об остальных должен. Люди умирают каждый день, и лишь единицы – естественной смертью. Большая часть болезней – это разработка учёных, или результат их деятельности, когда, например, они в раскопках вместе с костями откапывают вирусы, так что, фактически, большинство людей убивают. Кто они такие, чтобы я о них волновался? Вонгола для меня пустое место. А значит и всё и все, кто хоть как-то с ней связан. – Бывший киллер задумчиво постучал профессионально жёсткими пальцами по столешнице. Он вспоминал, чем ещё можно было бы привлечь сына к идее о новых Хранителях. И не то, чтобы ему было небезразлично до тех, кого выбрал Девятый на эту роль. Просто он знал, что Волчонок по-настоящему близких друзей не имел. Даже Спанер и Шоичи, местные весьма и весьма одарённые япошки, которые знали историю становления Поющего Койота, хоть и считались друзьями, не были ему близки всё равно. И вряд ли наёмник завёл бы друзей, после случившегося. А вот новые Хранители, и только они, пусть так и не стали бы Хранителями, но могли бы стать друзьями сыну. Ведь он так не желал одиночества для и без того очень одинокого по жизни Леонардо. Да, всё связанное с Вонголой сын не любил. А искать принципиально новых людей в Хранители он точно не станет. Детей Виктор не знал, и не мог сказать, подходят ли они, имеют ли потенциал достойный. Но Леонардо мог их перевоспитать и развить как нужно ему самому. Молчание затягивалось, когда он вдруг вспомнил о Варии, и о том, что сын довольно-таки неплохо о них отзывался. Репутация у них была, конечно, скверная. Но сыну было по силам её исправить, и более того, вывести отряд из-под юрисдикции Вонголы! Виктору же было всё равно, с кем оставлять сына, с потенциальными Хранителями Вонголы, или же с независимым отрядом убийц. Так же было всё равно, будет ли он Небом, или Хранителем. Лишь бы не один. Да, это был вариант: - А Занзас? - Что Занзас? – Не понял Леонардо. - Ты говорил, что он мог бы стать твоим Небом. – Напомнил Волк. Койот закатил глаза, ведь его этот разговор очень достал: - А я, как Небо, пережившее предательство и смерть своих Хранителей, не хочу такой участи для него. Однажды интересы Занзаса могут разойтись с интересами Варии и Вонголы. Как думаешь, что станет с семьёй и отрядами в этом случае, если я стану его Хранителем? – Виктор тяжко вздохнул: ну вот, научил сына на свою голову, приводить стоящие аргументы в спорах. - Я ведь понимаю это понятие не так как мафиози. Я знаю истинное значения понятия о Хранителях, и подстраиваться не стану. Если я стану Хранителем Занзаса, мне будет плевать, какой организации он служит, и чтобы защитить его личные интересы или его жизнь, я в том числе, скорее всего, уничтожу и всё, что ему дорого, но вредит здоровью. А что будет, когда интересы Неба разойдутся с моими интересами? Интересами «человека» – в кавычках – Воля которого может подчинить разом все Небеса мафии, без особого напряга. Верно, будет предательство. И оно точно не будет безболезненным. Будет тоже предательство, которое в своё время совершил ты. Смешно даже будет, если интересы Занзаса пересекут интересы твоего рода, который – как я понимаю – ты собрался оставить мне в наследство. – Виктор устало прикрыл глаза: нет, что-то доказывать Волчонку было совершенно бесполезно. И самое, что странное, он ведь был прав! Такое вполне могло произойти, ведь Вонгола не один десяток лет пыталась подмять под себя хотя бы часть испанского подполья. Как раз ту часть, которой с некоторых пор правил некий Чёрный Волк, в определённых кругах известный как маркиз Чавес. - Это даже иронично, - продолжал сын, - что я буду бояться ножа в спину от них, но на самом деле это они должны меня бояться. - Семьи не будет?! – Мужчина отчётливо понимал, что эту дискуссию он проиграл. - Я не знаю, что должно произойти, чтобы я пошёл на это снова. – Со вздохом сообщил сын. - Впрочем, Госпожа Судьба любит разбивать мой многострадальный лоб о ситуации, в которые я не хочу попасть. Так что, сдаётся мне, что она попытается загнать меня на пост Десятого Вонголы в компании с Хранителями, которых одобрил для меня Девятый. Да и с Занзасом сведёт, причём, родственники мы, или нет, а она загонит нас в одну кровать. – Он улыбнулся, как-то немного безумно. - Однако, в любом случае, семьёй мне они не станут никогда, кем бы они сами меня не считали. Это я знаю точно. - Ладно. – Нахмурился мужчина. - Но подружку-то хоть заведи в этом мире. И спиногрызов с ней… - Тоже, нет, извини. – Отрезал наёмник. - Это-то почему? Если уж Ричард на свет появился, то… - Мне одиннадцать, официально, если ты вдруг забыл. – Напомнил сын Волку. - В физиологическом смысле рано. А когда будет нормально – я не стану заводить подружку и детей по той же причине, по которой их не стал заводить ты, после того, как тебя траванул Реборн. Эту причину ты ведь хорошо понимаешь?! – Снова вкрадчиво поинтересовался он. Причина была не основной, но он, как и Виктор, не стал бы заводить детей перед собственной смертью, чтобы не оставить оных без отца. - Я боялся, что ты станешь таким же, как я. Видимо не зря. – В который уже раз вздохнул мужчина. - Но, может, всё-таки… - Почти моляще попросил он. Вот только лицо сына исказилось досадой и болью: - Пап, хватит, а? Хватит меня мучить. – Глухо попросил он. - Я устал тебе доказывать, потому просто по-человечески прошу: хватит. Я понимаю, ты хочешь устроить мою жизнь, но уверяю, мне будет комфортнее в одиночестве. - Волчонок…. Леонардо выдохнул: кому, как ни ему знать, как упрям его отец. Но этот разговор… вымотал их обоих. Моральных сил держаться, чтобы не наорать на Волка прямо в кафе, публично, почти не осталось. Ему очень хотелось уединения. Хотелось, чтобы все, и отец в том числе, оставили его в покое, и не мешали… доживать. И ведь ему было стыдно. Стыдно за свой страх перед новыми предательствами, новыми потерями. Он так устал от этого за свою весьма и весьма долгую, а ещё очень насыщенную жизнь, и всё говорило о том, что дожить спокойно ему не дадут. Но остановить хотя бы отца, с его планами, ему было по силам, хоть это и стоило вскрытия старых, глубоких и очень болезненных ран. В тот миг он решился на это просто. Он щёлкнул пальцами, и ему в руки под столом, прыгнула достаточно толстая папка. - Давай так, я покажу тебе свой альбом с рисунками. Там не только мои, но… там история моей личной жизни. – Предложил наёмник отцу, уточняя: - Мне смотреть нельзя, и рассказывать тоже. Слягу на неделю в лучшем случае, с острой депрессией. Но там и так всё понятно. А что непонятно – подписано. Ты посмотришь, попытаешься понять, и больше никогда не поднимешь тему моего одиночества, ладно? – Виктор долго смотрел в глаза сыну, пытаясь найти в них ответы на свои вопросы, или же намёки на подвох. Но, не найдя их, ему не оставалось ничего иного, кроме как кивнуть. – Вот и хорошо. – Леонардо передал папку отцу, и тот надолго погрузился в изучение, во время которого наёмнику успели принести заказанный кофе. Да, выпить его он тоже успел, хотя и не торопился. Во время просмотра Виктор улыбался, смеялся, бледнел, печалился, вздыхал сорвано и горько, или умилённо, несколько раз даже носом шмыгнул. И после каждого рисунка неизменно смотрел на сына. А тот смотрел через окно на улицу, но, кажется, и не видел её совсем. Но просмотр был закончен, папка возвращена на место, и бывший киллер смотрел на сына по новому, совсем другими глазами. Он, пожалуй, ещё не знал, как относится к тому, что узнал. Но, наконец-то, у него в голове сложилась вся картина личной жизни сына. И все его попытки отгородиться от мира, замкнуться в себе, остаться в абсолютном одиночестве, стали ясны. Тот и правда прожил полную жизнь, и просить о чём-то, что-то требовать от него сейчас, у Виктора просто не было права. Это всё равно, что просить столетнего деда развестись со своей мёртвой женой, чтобы заставить его взять в жёны молодую блондинку, глупую, не слишком красивую, но главное чужую. Пришедшему на ум сравнению мужчина грустно усмехнулся. А ещё он усмехался тому, что фактически ему, единственному родителю на земле, выпала честь видеть старость сына. Видеть его беспомощность, не детскую, а стариковскую, и пытаться оспорить его консерватизм. Это было забавно, но сейчас, спустя месяцы, Волк понял, почему, когда он узнал о том, что Волчонок оказался гораздо старше, чем он думал, тот убеждал его в том, что отец ему всё равно нужен… - Ну как? Впечатлён? – Наконец очнулся от своих мыслей Леонардо. Лицом к отцу он не повернулся, всё так же глядя в окно. Ответа на вопросы, тоже не требовал: знал их. Зато вздыхал, и улыбался чему-то, непонятно чему, и говорил равнодушно, словно не о себе: - Мне клинически не везёт с близкими. Это, своего рода, проклятие Детей Звёзд. С меня просто уже довольно. Я устал бороться за то, что всё равно теряю. Я боюсь новых потерь уже до такой степени, что скорее застрелюсь, отрёкшись от клятв и принципов, чем привяжусь к кому-то снова, понимаешь? Хранители, или подружка – всё равно. У меня характер такой, что смерти близких я воспринимаю крайне близко к сердцу. А ведь и сойтись с кем-то, пустить кого-то в душу мне очень сложно. Но уж если это сделал…. Так что вечное одиночество для меня желанно. Да, с меня довольно. Не проси меня найти кого-нибудь, ладно? – Он наконец-то посмотрел на Виктора, и просил искренне. - В конце концов, друзья у меня есть. Не близкие, но всё-таки. А приятелей и того больше. Женщин по мне много сохнет, но я не рискну связать с ними свою жизнь. А дети…. Я уверен, что Риччи до сих пор жив, и имеет семью, только потому, что там, наверху, надо мной сжалились. - То есть… - В сердце у меня только четыре привязанности. Но Риччи я сумел отпустить. Раду и Костю я выжгу. И даже если мелкий назовёт однажды меня отцом, а я его – сыном, любить его как сына, испытывать привязанность к нему - я себе не позволю. А ты…. Ну… - Я понял. – Оборвал замявшегося сына бывший киллер. – Почему ты молчал? Я помню, ты как-то радовался слишком сильно и необычно для себя. Помню как-то пил, не объясняя причин, эту… гномью водку. Причины я так понимаю… - Да, всё верно. – Леонардо легко подтвердил догадки отца. - Я хотел сказать, даже позвать за собой. Но скажи, а ты смог бы отказаться от всего, в том числе и от обязанностей перед родом за… это? – Мужчина вздохнул, печально, но отрицательно качая головой. – Свой долг мы оба с тобой всегда ставили превыше личных привязанностей или семьи. Вот я и молчал. Разделяя с тобой эмоции молча. Втягивал в радость, или просил выпить со мной за компанию. - Когда ты радовался, у Сальвадора были верные подозрения…. – Виктор печально улыбнулся. - Ты извини меня, сын, но мне становится тебя жаль. Столько всего, а… - Леонардо, пока отец не наговорил лишнего, решил перебить его: - Пап, ты сказал, что принял предательство Реборна и медленную смерть от его яда, потому что посчитал это расплатой за предательство своего Неба, так? – Волк кивнул. - Так вот, всё что со мной произошло, происходит и ещё произойдёт – это тоже цена, расплата за жизнь, способности, силу, знания, возможности. Дорогая цена. Оно того наверное и не стоило. Однако это больно и неприятно, но всё-таки терпимо. Иначе я давно бы отрёкся от того, что получил. Мои Хранители тоже платили дорогую цену за свои возможности. Мы платили её вместе. И от того я удивлён, что они поступили так, как поступили, и погибли. Их срок ещё не пришёл, но видать кто-то спутал нити в полотнище истории, которое плетёт Судьба. - Ясно. Теперь мне понятно, почему ты так… относительно спокоен. – Виктор прикрыл глаза: сын у него был и правда, удивительным, но…. - Но неужели оно и правда, стоило того? - Стоило, пап. Не сомневайся. – Прозвучало твёрдо, без единого намёка на сомнения. Леонардо и правда знал, на что шёл, когда возвращался к жизни не на своих условиях. Воцарилось молчание над столиком у окна, в маленькой японской кафешке. Зелёный чай они давно допили, как и кофе, которое заказали после, и разговор вроде как пришёл к логическому завершению. Однако они засиделись, а потому мужчина предложил сыну: - Пойдём, прогуляемся, что ли. Я хочу хотя бы посмотреть на тех, кого Тимотео и Ко выбрали в Хранители Десятому. – И тот на предложение отчего-то ответил согласием, ведя отца по Намимори, на встречу к детям. Сперва они нашли Сасагаву Реохея, кандидата в Хранители Солнца Дечимо Вонголы первой очереди. На него орала мать, а он не замечал, или делал вид, что не замечал, и боксировал невидимого противника. Разозлённую игнорированием мамашу пытался успокоить дедушка мальчика, но он сидел в инвалидном кресле, хоть с трудом, но всё ещё мог передвигаться. От него было немного толку. На Реохея опять орали из-за его опасных увлечений. Виноваты были все: дед, отец, спорт, бокс, школьные учителя по физкультуре, правительство и соседские мальчишки. На семейство смотрели с беспокойством другие японцы, и многие осуждающе качали головами, но не из-за того, что мать кричала на сына, а из-за того, что она нарушала тишину. Однако так как она кричала достаточно громко, все слышали её претензии, и по умолчанию поддерживали: не дело мальчику не слушаться мать, заниматься опасными, европейскими увлечениями, и тем более игнорировать родителей. В конце концов, мальчик не выдержал, и сорвался на бег: слушать женщину, породившую его, он был уже не в силах. Леонардо глядя на это, безапелляционно заявил, что Реохей закончит в психушке, в которую его отдаст собственная мать. А если он свяжется с мафией, то его застрелят в двадцать шесть, после того, как он отправится мстить за свою умершую от огнестрела у него на руках беременную супругу. В супруги мальчику он прочил знакомую девчонку, тут самую, которую спас от града летевших в него камней, и которая ныне училась в классе вместе с его иллюзией «никчёмного Тсуны», Курокаву Хану. На вопрос о том, с чего Волчонок так решил, тот ответил просто, буркнув что-то о своих ненормальных способностях, вызванных круглосуточным нахождением на грани между жизнью и смертью. На вопрос о том, можно ли такое будущее изменить, он ответил, что считается, будто с того света нельзя вернуться, однако он - вернулся. Волк прекрасно всё понял. Потом они отправились на школьный стадион по бейсболу, где как раз проходил матч между школами в самых младших лигах. Леонардо указал отцу на Ямамото Такеши, и признался, что мать того – была подругой Наны и его крёстной. Игра была скучной, ведь играли совсем ещё дети, только-только начавшие заниматься бейсболом, но Такеши в игре уже выделялся. Виктор, наблюдая за замахом биты оного, заметил, что мальчик – прирождённый мечник. Наёмник нехотя согласился. А сам Ямамото, тем временем, отбил мяч с такой, не свойственной детским рукам, силой, что тот полетел в зрительскую трибуну, и по иронии Госпожи Судьбы, точнёхонько в лоб Койоту. Тот, хмыкнул, остановил мяч в двух десятках сантиметрах от себя всего тремя пальцами, а после, незаинтересованно, кинул мяч на поле игры. Хоть это было и не по правилам, игра продолжилась так, будто мяч отбили туда, куда его кинул Леонардо. Такеши же заинтересованно смотрел на европейского мальчика, сидевшего рядом со статным мужчиной на трибуне, ведь до сих пор, никто не мог поймать отбитый им мяч голой рукой, да ещё и не сломав себе пальцы… Трибуны были почти пустыми, и семейство Виола на них быстро нашёл взъерошенный черноволосый мальчуган, с хмурым выражением лица, тяжёлым тёмно-серым взглядом и деревянными тонфами, выглядевшими угрожающе. Он заявил, что посторонним запрещено посещать закрытые матчи, и потребовал немедленно покинуть трибуну и территорию школы. Виктор спокойно попросил у мальчика разрешения досмотреть матч, пообещав с места не двинуться. Но мальчик по имени Хибари Кёя был категоричен, и не допускал нарушения школьных правил. Сообразив, что иностранцы не собираются подчиняться воле главы Дисциплинарного Комитета Младшей школы Намимори,… напал. Точнее попытался это сделать. Его тонфы, к его величайшему удивлению, перехватил его ровесник, а затем, неуловимым движением опрокинул его на пол между рядами, вминая в лицо ботинок. При этом он даже не поднялся с лавочки! Кёя разозлился, но вместе с тем и выдохнул восхищённо: наконец-то достойный, сильный хищник-ровесник. На миг он даже понадеялся подружиться, но…. Один ботинок унизительно вминал его лицо в пол, а другой – прижимал к нему же, не позволяя выбраться. Леонардо на итальянском заметил отцу, что они только что познакомились с единственным кандидатом на должность Хранителя Облака Дечимо Вонголы. Виктор мягко, на японском, отметил, что с ребёнком можно было бы поступить и мягче, а не столь безжалостно. А потом, хмыкнув, спросил: - Ты уверен, что хочешь отказаться от них? Потенциал у них впечатляющий. Все трое уже сейчас неосознанно пользуются своей силой, вкладывая пламя в руки, ноги или в своё оружие. - Уверен. Я знаю несколько десятков таких детей. И если что…. Но с Вонголой не свяжусь. – Категорично ответил Леонардо. Он наклонился к пленному Кёе, и заметил ему, что не стоит нападать на людей, ничего о них не зная, потому что из-за этого тот может нарваться на больши-ие неприятности, а то и на собственную смерть. А ещё он попросил не недооценивать противников, исходя из первого правила боя. - Кто ты такой?! – Воскликнул, возмущённый Кёя. - Не дёргайся, а то нос кривой будет. – Усмехнулся Леонардо, сильнее вдавливая лицо ребёнка в пол, а потом хмыкнул, и добавил: - Я - Аякаши, который заберёт и съест твои сердце, печень и душу, если будешь лезть в его дела. – Мальчишку он после этого отпустил и сообщил ему, что они с Виктором досидят до конца матча, по нраву это Хибари младшему, или совсем нет. Матч, однако, кончился, и их, выходящих со стадиона, перехватили Такеши с тренером, с искренним желанием приглашая Леонардо присоединиться к их команде по бейсболу. Ровесник на первый же взгляд-то, а такую подачу остановил. И Ямамото искренне расстроился, когда наёмник отказался, да ещё и пренебрежительно передёрнув плечами. Стоило тем скрыться из поля зрения, Волчонок уверил отца в том, что Ямамото-младший умрёт от передозировки наркотиков за день до соревнований по бейсболу, в которых ему пророчили выход в основную сборную команду Японии по этому виду спорта. А потом бывший киллер и наёмник легко почувствовали слежку Хибари Кёи, которого очень заинтересовал хищник, оказавшийся сильнее. Затеряться в толпе для них не было проблемой, так что узнать о чужаках больше ему не удалось. Когда они отошли дальше, младший Виола снова произнёс пророчество, что независимо от того, влезет Кёя в мафию или якудза, или же станет полицейским детективом, его всё равно застрелят бандиты, мелкие слабые шавки, травоядные, и произойдёт за несколько лет до того, как тому исполниться тридцать. Когда проходили мимо лесопарка, их провожал внимательный взгляд Реохея, который приметил странных людей ещё на городском спортивном стадионе. Уже дома Виктор заметил сыну, что все трое кандидатов в Хранители, подсознательно почуяли «кое в ком» Небо, и желали познакомиться. Но Леонардо к таким замечаниям был как обычно глух…***
Реохей Я, конечно, подозревал, но… Но, чёрт возьми, как же это было ОБИДНО! Ненавидеть и лгать, глядя в глаза, значит, да? - Реохей, - вдруг шёпотом обратился ко мне Занзас, - не знаю, что ты себе сейчас навыдумывал, но не забывай, что это было давно. И с тех пор многое изменилось. - Н-да? – Скептично хмыкнул я. – И что же изменилось? – Босс Варии вздохнул: - Он лжёт часто, и временами ненавидит нас, это правда. Но лишь от случая к случаю. Лео и сам не понимает, что к нам испытывает, и лишь поэтому он до сих пор ещё нас не кинул. Хочет разобраться в себе, да и ответственность за нас чувствует. К тому же, он тогда вообще не предполагал, что свяжется с нами. Ты же слышал: «Я не знаю, что должно произойти, чтобы я пошёл на это снова». Он не знал, что должно произойти, чтобы вляпаться в Вонголу, обзавестись семьёй добровольно. Но, видимо, это что-то всё же произошло, и мы не знаем, как это на него повлияло. – Занзас был прав, но обида уходить не желала. И он это чувствовал: - Эй, выше нос, прорвёмся! Не сдавайся сейчас… - Совсем тихо попросил он, будто это было важно именно ему. Н-да, во всех этих ситуациях был один плюс: Босса Варии я узнавал с новой, более человечной стороны. И почему бы не выполнить его просьбу?! А обида…. Ну чтож, может, она забудется, или просто пройдёт в свете новой информации. Я вздохнул, нащупал руку Занзаса рядом с собой, и сжал, тут же отпуская. Мол, как же вас бросить-то, таких чокнутых, Небеса мои…***