Чай с лимоном: Чёртова дюжина

      – Предположительно в результате контакта совершил два убийства, – прошептал Алан. – И одну попытку убийства… Но ведь этого не может быть! Ты же не подговаривал его никого убивать, правда? Эрик, – он взял наставника за руку, – ну не молчи, пожалуйста!       Наступил вечер; уже темнело, на улицах Лондона зажигались фонари – призрачные огоньки в непроглядной пелене густого жёлтого тумана. Слышался шум проезжающих экипажей, голоса прохожих – город жил своей жизнью. И понемногу начинал накрапывать мелкий противный дождь: осень шла к концу, приближалась зима. Тем не менее, Алан высказал желание немного пройтись до паба с интересным названием – «The Hole-in-the-Wall».       – «Дыра в стене»? – спросил он ещё в департаменте, когда только прочёл это название в Книге.       – Там и внутри не лучше, – отозвался Эрик. – Как есть дыра… Придём, увидишь.       – Что ты там делал?       – А что я там мог делать? Напивался, – Слингби вздохнул. – Паршиво мне было, вот и… вот что ты делаешь, когда тебе плохо?       – Завариваю мяту. С мёдом. Это помогает заснуть.       – Мяту, – повторил Слингби. – С мёдом… Ишь ты.       – Заварю тебе, когда вернёмся домой, – Алан решительно поднялся с кушетки. И добавил: – Эрик, нам пора.       Он и вправду в тот момент ожесточился, всё его сердце преисполнилось решимости – у него словно крылья выросли в эту минуту. Как же так? Как они смеют обвинять Эрика в том, в чём он не виноват? Ведь он же не может быть виноват, правда?       Но по мере того, как молчание нарастало (а началось это сразу, как только они вышли за пределы департамента), Алан всё больше терял уверенность. Ему становилось страшно. Почему, спрашивал он себя, Эрик даже не пытается оправдываться? Что это значит?       Наконец он не выдержал и заговорил сам:       – Ты же не подговаривал его никого убивать, правда?       – Да я-то не подговаривал, – отозвался Слингби, – мне-то оно зачем? Только ведь… там и не сказано, что я его подговаривал. Дело в другом…       – В чём?       Эрик не ответил. Он поднял голову и, приостановив Алана, осмотрелся; потом кивнул на другую сторону улицы и сказал:       – Там. Видишь?       – Что вижу? – Алан попытался вглядеться сквозь туман, но всех его сил хватило только на то, чтобы различить узкий, как щель, проход между двумя домами. Вдалеке кто-то пьяно заорал: «Эй, ты!». Зазвенело разбитое стекло. И Алан понял, что они, наверное, пришли.       – Мне туда, да? – спросил он.       – Ясное дело, – Эрик мрачно усмехнулся. – Куда ж ещё?       – И ты ничего мне не расскажешь? – продолжал спрашивать Алан. – Эрик, почему?       Слингби покачал головой. Он поиска по карманам сигареты и закурил, прикрывая ладонью огонёк спички.       – Нечего тут говорить. – Он швырнул спичку на грязную мостовую и отступил, чтобы прислониться к стене дома, возле которого они стояли. – Тут говори, не говори… лучше уже всё равно не станет.       Алан вынул часы из кармана.       – У нас ещё семь минут, – сказал он. – И я знаю, что тебе не всё равно.       Эрик глубоко затянулся.       – Чтоб я сдох, – тихо пробормотал он, выпустив в воздух струйку дыма. – Ну что я могу тебе сказать? Ты и сам увидишь… И оно справедливо: ничем хуже меня наказать уже нельзя. Помнишь, вчера утром, когда я тебя разбудил? Мне ведь снилось, что этот выродок меня нашёл… И ведь смотри, так оно и вышло.       – Так он плохой человек?       Слингби прищурился:       – А какая разница, плохой, хороший? – спросил он. – Сделал гадость вроде как плохому – лучше стал, что ли? Да, в морду ему дать стоило – ты на примечания посмотри! Но ничего больше… остальное всё – лишнее. И если он действительно… ага, вон, смотри!       Он развернул Алана в сторону проулка, который вёл к пабу. Туда направлялись двое, но не вместе. Один, высокого роста, просто шёл по улице; другой крался поодаль, прижимаясь к стенам домов. В руке он держал револьвер.       – Боже милостивый, – Алан, торопясь, выхватил Книгу и зашуршал страницами, – зачем он это делает?       – Поди знай, – отозвался Слингби. – У него спроси! А заодно и спроси, зачем он доносительством занимался. Явно ведь из любви к искусству!       – Но на кого он…       – А у тебя там что сказано?       – «Преступления против нравственности», – прочёл Алан. – Но это ведь значит…       – Ага, – с безразличием отозвался Слингби. – Живи мы где-нибудь тут с тобой – сдал бы и нас. Ну или…        И усмехнулся.       Кэплен исчез в переулке; но выстрела не прозвучало. Вместо него спустя миг прозвучал сдавленный вопль, который тут же оборвался.       – Чистая работа, – с удивлением заметил Эрик. – Ждали, что ли? Ладно, малыш, иди. Жду тебя тут… если что.       Алан – сам не свой от стольких ужасов сразу – вяло кивнул и шагнул на мостовую. Эрик докурил сигарету, затоптал в грязи окурок, отступил подальше к стене дома и, поёжившись, сунул руки в карманы пальто. Он видел, как в переулке что-то слабо засветилось – видел лишь потому, что был жнецом, да ещё и в очках: мерцания, которое излучают ленты воспоминаний, иначе и не разглядеть.       Он так и не смог ничего сказать Алану.       «Глупо всё, – подумал он, закрывая глаза. – Вернётся – плюнет в мою сторону и пошлёт ко всем чертям. Это если плевать ещё захочет».       У него вдруг разболелась голова – от сигарет, что ли… Да и досталось ему сегодня тоже ничего себе – насыщенный выдался день. Прошло, наверное, минут десять, таких мучительных и тревожных, словно целая вечность, как вдруг Слингби услышал поблизости шаги и голоса:       – Да хрен ли ты оглядываешься, Джек? Я тебе говорю, подох! А не подох – не наше дело. Откуда вылез этот чёртов парень?       Эрик приоткрыл один глаз, одновременно стараясь затаиться как можно лучше, и увидел двух мужчин, судя по одежде – самых обыкновенных рабочих. «Ага, – подумал бывалый жнец, – только ремесло у них непростое». Один был крепкий, коренастый, и руками, пожалуй, мог бы сломать шею быку; он сейчас и говорил. Другой, помоложе и попроще, нервничал, и ещё разок, всё же, глянул на проулок, ведущий к пабу. Его нервозность явно не шла ему на пользу: он ухитрился здорово забрызгаться кровью, и Эрик чувствовал от него этот знакомый липкий дух. Так или иначе, они прошли мимо, не заметив его, скрытого от человеческих глаз, и исчезли в соседнем переулке.       «Да уж, работнички, – вяло подумал Слингби, – ну и ну! Добычу делить пошли».       Однако не успел он отвлечься, как услышал то, чего не ожидал услышать: хрип, потом другой – почти в унисон – и булькающие, захлёбывающиеся звуки.       Эрик открыл оба глаза. Или он ни черта не понимает, или эти в переулке, не сговариваясь, порешили друг друга!       Он отошёл от стены и, как мог аккуратнее, глянул в переулок, в самую темноту. Там и вправду было ничего не разглядеть, но два тела, лежащих вместе, бесформенной кучей, он всё же приметил, а над ними стоял кто-то третий… выпрямлялся как раз. Правда, это длилось всего лишь мгновение: Эрик не успел даже понять, как он выглядит – силуэт, мгновенно растворившийся во тьме. И никакого мерцания здесь уже не было. Воспоминания умерших – а что они умерли, сомневаться не приходилось – никто и не собирался смотреть.       – Какого… – пробормотал бывалый жнец, чувствуя, как мороз бежит у него по коже. Он даже принюхался на всякий случай; но ни серой, ни дымом не пахло. Пахло кровью. И чем-то, вроде… какой-то пряностью, что ли…       Он задумался, решая, что бы это могло быть, когда что-то, совершенно неожиданно, свистнуло в воздухе у него за спиной и врезалось ему в затылок, рассекая его острой болью…       Больше он уже ничего не слышал.