Чай с лимоном: Чёртова дюжина

      Как им повезло подняться в отдел и забрать пальто, не встретив никого, кто пожелал бы остановить их и начать расспрашивать – одной Смерти известно. Возле кафетерия переговаривались несколько сотрудников; по опасливым взглядам в их сторону Алан понял: это их обсуждают. Он украдкой сжал руку Эрика; но никто их не окликнул и подойти не осмелился. Надо полагать, это у Эрика был вид не располагающий к беседам. Ну да, он это умел. Хорошо бы, если бы, когда они пойдут обратно…       Но эту проблему Слингби разрешил ещё лучше. Он предложил спуститься по боковой лестнице, пояснив:       – Знаешь, малыш… ну их всех нахрен!       Алан подумал – и пожал плечами. А что, лаконично. Он последовал за возлюбленным: мимо кабинета Спирса, мимо комнаты отдыха, где сейчас никого не было… Почему-то ему вспомнился давний кошмар, где он видел те страшные глаза, и на мгновение у него в голове мелькнула абсурдная мысль: а может быть, сон так и не закончился?       А вдруг он действительно не найдёт доказательств? Вдруг что-то случится, и он не успеет… Мысль о том, что он теряет время, вызвала у юноши короткий приступ паники.       Под рёбрами снова заныло. Ну что же это? Неужели так и будет всегда при любом неловком движении, резком вдохе, быстром шаге?..       – Эрик! – окликнул он, чувствуя, что отстаёт. Слингби обернулся на ступеньке:       – Что?       – А… не знаю, – Алан растерялся, чувствуя себя ужасно глупо. – Подожди, я хотел спросить: может быть, не будем делать перерыв между перемещениями? То есть, сразу в мир смертных и…       Эрик оглядел его с ног до головы.       – Малыш, – сказал он, – вот знаешь, будь у тебя цветущий вид, я бы ещё подумал. Но ты сейчас – прямо как наш диван в отделе, такой же разбитый и зелёный. Я тобой рисковать не буду. Тем более, у меня ещё дело… Так что сейчас, – он поднялся к Алану и взял его за руку, – мы на Чаринг-Кросс, а оттуда – хоть к чёрту на рога, но через полчаса, не раньше. И даже не думай.       – У тебя дело? – удивился Алан. – На вокзале?       – Ага. Несчастный случай… опять кровищи по колено, – Слингби вздохнул. – Что ж мне так везёт? И ты не подумай, я её не боюсь – просто терпеть не могу. Такое ощущение, что раз уж я не в каждую дверь не пригнувшись прохожу, то смертью во сне мне быть ну никак нельзя. Если кого-то по железнодорожным путям раскидает, собирать это буду я – держу пари! Держу пари… Чёрт, – пробормотал он, потирая висок, – слушай, а ведь и вправду…       – Что? – спросил Алан.       – Пари. У меня такое ощущение, что… Саймон с Баркером вчера дрались? То есть не вчера, в пятницу… чёрт, не помню. Наплевать! Они дрались или нет?       – Не знаю, – пожал плечами Алан, удивляясь всё больше. – Может, у них спросить?       – Спрошу, – согласился Эрик. – Потом, когда вернусь. А сейчас – пойдём-ка отсюда! Нечего нам тут стоять, вот что.       Он потянул Алана за собой. Вдвоём они спустились на нижний этаж; Эрик толкнул дверь, и оттуда повеяло не то что сквозняком – настоящим ледяным ветром, сбивающим с ног! Юный жнец зажмурился и спрятался у наставника за спиной.       – Ух, погодка! – крикнул Слингби, заслоняясь рукой и силясь перекричать ветер. – Алан, держись за мной!       Это был лучший выход: ветер гнул к земле траву и как будто даже деревья в парке. Путь до аллеи, откуда можно было переместиться, даже для Эрика оказался непростым. Алан оглянулся на департамент: жнецы торопились внутрь, кто-то на четвёртом этаже спешно закрывал форточку. Наверное, все документы раскидало… Юноша поёжился.       Зато на перроне, где они оказались, ветра не ощущалось вовсе. Там бушевала своя стихия – толпа. Людей было ужасно много, и Алан прижался к Эрику, чтобы не потеряться. Его пробрал озноб. Слингби обнял его и укрыл своим пальто.       – Расслабься, – произнёс он вполголоса. – Нас не видно.       – Я понимаю, – отозвался Алан, понимая, как, оказывается, успел продрогнуть на ветру. Люди и впрямь смотрели сквозь них, как сквозь пустое место; но неосознанно огибали, торопясь оказаться как можно дальше. Смерть… её чувствуют, даже не видя, и не хотят соприкасаться с ней. Алан это понимал.       Послышался шум приближающегося поезда.       – Так, извини, – сказал Эрик, – я на минутку.       И исчез. Алан остался смотреть, как толпа устремляется вдаль, навстречу громадной пыхтящей машине. Всё произошло очень быстро: мгновенная сумятица, потом – громкий визг, хором, и толпа подалась назад; паровоз дёрнулся и застыл. Оттуда выскочил машинист, на ходу теряя фуражку, и полез куда-то вниз.       – Одним меньше, – прозвучал равнодушный глуховатый голос рядом с Аланом.       Юноша повернул голову… и уставился неизвестному прямо в грудь, в пуговицы длинного пальто. Он поднял глаза: сверху вниз на него, сквозь очки, взирал неизвестный. Из-за очков Алан сначала принял его за жнеца, – но, разглядев цвет его глаз, отшатнулся. Они были ярко-жёлтыми, как две нарисованных луны. Демон облизнул губы длинным, тонким языком; Алана передёрнуло. Он выхватил Косу…       – Это лишнее. Разве я нападаю?       – Теперь и не нападёте, – сжав древко тесака в руке, отозвался Алан. Надо же, не нападает он! Ещё чего!       Демон хмыкнул.       – Верно. Я и не собирался, – он ловко повернулся к Эрику, который, с Косой в руке, возник прямо у него за спиной. – Поприветствуйте от меня Мэйриона Валлийского, – произнёс он – и развеялся чёрным дымом перед лицом ошеломлённого Слингби.       – Какого… – произнёс тот вполголоса. – Сэр Мэйрион? Наш преподаватель по демонологии?!       – И мы должны передать ему привет от демона? – Алан усилием воли заставил Косу исчезнуть. – Эрик, тебе не кажется, что всё это…       – Странно? – отозвался Слингби. – Да не то слово, малыш. Сдохнуть мне на этом самом месте, если я слышал хоть что-то более странное! Спросить бы сэра Мэйриона, какого дьявола тут творится; но он же, видишь, временно отстранён… И где я его теперь найду, интересно? Что делать, а?       Его Коса исчезла. Он задумчиво пригладил назад свои растрёпанные золотые волосы.       – Может быть, и не стоит его искать? – спросил Алан, шагнув ему навстречу. – Во всяком случае, можно сделать запрос в Академию… Эрик, у тебя кровь на щеке.       – Где? – Слингби смахнул кровавый след перчаткой. – Да неудивительно; ты бы видел… Главное, подумай: парень срезал кошелёк, хотел быстрее проскочить – и проскочил! Прямиком на тот свет. Кто-то, может, скажет, как справедливо, да? Нет. Ни черта в этом нет справедливого! Из-за пары шиллингов… Хуже всего, что я когда туда, под поезд, полез, этот парень мне так напомнил тебя – даже тошно! А потом я смотрю – трётся около тебя какой-то шкаф с антресолями… передайте привет сэру Мэйриону Валлийскому, тьфу! – Слингби в сердцах плюнул. – Давай пройдёмся, а? – он взглянул на Алана. – Я бы правда предложил тебе махнуть отсюда пораньше, но у меня такое ощущение, что забросит нас не на Привратный мост, а, чтоб его, к чёрту на рога.       – Конечно, давай пройдёмся! – согласился Алан. Что-то ему стало совсем плохо. Демонов он уже видел, в самом появлении ещё одного из них не было ничего слишком уж странного; но чтобы демон подошёл поболтать?..       Тем более, передать привет их преподавателю по демонологии. В голове не укладывалось… и что же это было? Шутка? А главное, откуда адская тварь вообще может знать…       – Не думай об этом, слышишь? – Эрик обнял его за плечи. – Он, между прочим, только этого и ждёт. Эти твари не могут без того, чтобы не сбивать с пути, не смущать и не сводить с ума – не считая того, чтобы души не жрать, чего уж. Знать, что кто-то мучается благодаря им, для них отрада…       – Да-да, – согласился Алан, – конечно, это так. Я знаю. Просто думаю… А ещё здесь ужасно душно, тебе не кажется?       – Душно? – Слингби оглянулся. – Ну да, люди, и это всё… может быть. Мне-то особо вроде никак…       – Эрик, – Алан остановился и посмотрел на него, – что будет с тобой, если… если ничего не получится?       – Если? Ага, я думал об этом… – Слингби почесал бородку. – Знаешь, хуже, чем с Сатклиффом, в любом случае не будет. Так что не волнуйся.       – Хуже, чем?..       – Он тебе не рассказывал?       – Нет. Я и не спрашивал его. Только знаю, что он был в архиве…       – На нижнем ярусе, да. Там, где раньше тюрьма была. Место это такое, что… попадать не хочется, – Слингби вздохнул. – Сатклифф где-то три месяца там провёл, а как вернулся – сразу стало ясно: хватит ему. Но он-то был понятно за что; а я – неужели я такой злодей, что меня продержат дольше, чем его? Нет, ну даже если… – Эрик помотал головой. – Да ладно, не переживай! – он потрепал возлюбленного по плечу. – Ламарк, конечно, выхухоль ещё та, но хоть не сволочь, как некоторые. Может, даст возможность хоть поговорить.       – Поговорить? – Алан снова почувствовал себя плохо: ему словно не хватало воздуха. Да что с ним, в конце концов, такое?       – Да не дрейфь ты! Я же говорю, – терпеливо вздохнул Эрик. – Ладно, пойдём. Пора нам, наверное.       Он прижал Алана к себе, и они переместились.       Когда под ногами снова появилась твёрдая поверхность, Чаринг-кросс остался далеко позади. Алан повернул голову – и громадные железные ворота, высотой словно до самого неба, оказались у него перед глазами.       Привратный мост.       Его следовало бы назвать только наполовину мостом: он не вёл на другой берег. Едва ли у моря, над которым он раскинулся, другой берег вообще был. Не раз и не два смельчаки пытались отправиться в плавание, чтобы исследовать эти воды; но только тратили время впустую. Как далеко они бы ни заплывали, сколько бы ни прошло времени, а день над их лодками никогда не сменялся ночью, и стоило только им, разочарованным, повернуть назад, как на горизонте почти тут же оказывалась Библиотека жнецов… и обратная сторона ворот, в которые упирался Привратный мост. Створки на ней даже не угадывались: она вся была монолитной, гладкой, и блестела на солнце, как ярко начищенный щит.       Лицевая сторона выглядела иначе: её всю покрывал узор, похожий на переплетение множества корней. Створки здесь явно виднелись, но открыть их не было никакой возможности. Ходили легенды, что первый Ангел Смерти – настоящий ангел, который никогда не был человеком – ушёл именно туда, устав от своего бесконечного пути. Неудивительно, что и прах жнецов, окончивших свой путь, стали развеивать здесь, над морем… Символично.       – Думаешь, они вот сейчас и откроются? – усмехнулся Эрик, отвлекая Алана от созерцания узора.       – Нет, я… нет, – юный жнец поправил очки на носу и отстранился, пытаясь заодно высвободиться из объятий. – Просто очень странно…       – Что странно?       – Не знаю… Странно себя чувствую.       – А, – рассудительно кивнул Слингби. – Наверное, это место… да, место такое. – Он вздохнул и глянул через парапет. – Море… Как подумаешь, сколько бывших жнецов над ним развеяно – знаешь, малыш, мне не по себе. А я где только не был… Ну что, идём меня спасать?       Алан кивнул и взял его за руку. Кругом всё равно никого не было. Почему бы и не вести себя так, как будто никого нет? Солнце пекло очень сильно – здесь было куда жарче, чем в Лондоне и возле лондонского департамента тоже. Он расстегнул пальто. Море плескалось высоко, обдавая их солёными брызгами.       Библиотеку от моста отделяло около семисот шагов. Мраморный холл за высокими дверями встретил жнецов прохладной и тишиной – головокружительным безмолвием, как любое громадное, роскошное и пустое помещение. Кроме них здесь находился один только барельеф Легендарного – в развевающемся пальто с двумя рядами пуговиц, с летящими по ветру волосами герой всей организации шагал в пространство, держа Косу на отлёте. Добились мастера большого сходства или нет, не удавалось понять: глаза Легендарного скрывались за очками, не разглядеть было, какие они, и это придавало его улыбке странную отрешённую безмятежность. Улыбка бодхисаттвы – никак не того, кто живёт и чувствует каждое мгновение, у кого действительно есть причины улыбаться. У подножия барельефа стояли свежие цветы в высоких вазах из зелёного камня – розы и лилии, жёлтые, белые, розовые… Алану казалось, что он чувствует их аромат, даже не подходя близко.       – Отдел отработанных Книг, вроде, направо, – Эрик, на барельеф особого внимания не обративший, почесал в затылке. – Надеюсь, они ничего никуда не перенесли, а то проходим тут до вечера… и зря. Смерть милосердная, какое же тут всё здоровое! Для кого это построено вообще, а? Для него? – он кивнул на барельеф. – Так его, по сравнению со всей этой громадиной, можно сказать, недавно сделали!       – Эрик! – вполголоса возмутился Алан. – В конце концов, в этом есть свой смысл… то есть, хоть некоторые из нас и считают себя почти богами, мы не боги – мы даже не настоящие ангелы. Нас выбрали не потому, что мы в чём-то выше, чище и лучше остальных… и не смотри на меня так! – он шутя подтолкнул любовника в бок. – Вот что ты улыбаешься, а?       – Люблю тебя, – Слингби слегка взлохматил ему волосы. – Серьёзный ты, сил нет… Захочешь – так, пожалуй, и Спирса переплюнешь.       – Эрик!       – Что? Это во-первых. А во-вторых, вот он, – Слингби кивнул на барельеф, – с самого начала обычный жнец, как мы все, только теперь стоит тут и ему вроде как не тесно. Улавливаешь, к чему я клоню?       – То есть, ты хочешь сказать… – Алан задумался. Эрик обнял его за плечи и повёл с собой в Отдел отработанных Книг.       В коридоре было так же безмолвно, чисто и прохладно, как и в холле. Единственным звуком, который долгое время слышал Алан, кроме шагов, было журчание воды. Декоративные фонтанчики разной величины несли воду корням растений – пальмам в кадках и раскидистым папоротникам. Чем глубже уходил коридор, тем больше всё вокруг начинало напоминать оранжерею, озарённую искусственным светом. На стенах стала появляться мозаика: то простой орнамент, то волны, то бабочки, то цветы… Казалось, чем дальше позади оставался ледяной официальный холл, тем больше строители позволяли себе уйти от этой пугающей строгости. В одном из коридоров, уходивших направо, Алан заметил даже витраж – сочного лилового оттенка вереск, освещённый золотыми солнечными лучами. Он уже хотел обратить на него внимание Эрика, как вдруг за дверью в нескольких шагах от них послышался какой-то шум.       – Ха, да мы вовремя! – не без удивления заметил Слингби – и, видимо, услышав что-то подозрительное, быстро увлёк Алана как раз к вереску.       – Вон отсюда сейчас же! – дверь резко распахнулась: судя по звуку, оттуда с треском кого-то вышвырнули. – Угрожать мне, вы… вы!       – Вы отказываете главе лондонского департамента… – другой жнец слегка задыхался, но всё же Алан узнал голос Ланса. – Слингби совершил преступление!       – Это официальная позиция вашего начальника? – холодно оборвал его оппонент. – Вы желаете вынести приговор, сделав всё возможное, чтобы тот, кому поручено это дело, не получил доступа к доказательствам? Можете забирать Книгу воспоминаний Мартина Кэплена, но прежде – заверенный вами документ окажется на столе у сэра Вербальда. Это для начала. Содержание я вам озвучил.       – Отчего же не сразу у Легендарного?       – Оттого, что сейчас совет возглавляет сэр Вербальд. Думаю, он будет рад узнать, что один из его самых безнадёжных учеников рад совершить преступление, чтобы выслужиться перед начальством. Книга попадёт в лондонский департамент только вместе с тем, кто занимается делом Кэплена, и это не вы, мистер Ланс.       К удивлению Алана, Ланс ничего не ответил. Он только тяжело дышал. Потом бросил:       – Всего доброго!       И направился к выходу. Эрик утянул Алана подальше за угол; и вместе они дождались, пока шаги Ланса стихнут вдали.       – Твою ж мать… – тихо прошептал Слингби. Алан чувствовал, как он дышит – учащённо, почти неслышно. – Смиту я прямо позарез, что ли, нужен? Да нахрена?! Вот какой от меня прок, если я окажусь в тюрьме?       – Мне тоже это очень интересно.       Эрик с Аланом обернулись: тот жнец, что спорил с Лансом, обогнул стену и остановился прямо у них за спиной. Вид у него был не то чтобы внушительный: средний рост, неширокие плечи, чуть вьющиеся светлые волосы с чёлкой вразлёт, которая открывала удивительно юное лицо, и очки в тонкой золотой оправе. Зато глаза из-за очков смотрели внушительно – строго и проницательно. Под их взглядом хотелось выпрямиться.       – Я сэр Галахад Нортумбрийский, в годы службы прозванный Отважным, – произнёс он. – В прошлом – командующий одиннадцатым отрядом британского департамента. А вы, надо полагать, Эрик Слингби и Алан Хамфриз, третий отдел лондонского департамента?       – Да… сэр, – кашлянув, отозвался Слингби. Алан кивнул.       Сэр Галахад улыбнулся и поправил зелёный шёлковый платок, закрывавший ему шею почти до самого подбородка:       – Прошу за мной.       Эрик шагнул решительно – Алан ухватился за него, и потому тронулся с места. На него вдруг накатила такая слабость, что он удивился сам себе: «Что со мной?» Вроде бы, всё хорошо: тихий коридорчик, витраж, и Ланс ушёл, а они с Эриком почти у цели, и сэр Галахад внушает только дове…       Перед глазами всё помутнело.       – …бледный – с самого утра! – словно издалека услышал он голос Эрика. Тот что-то доказывал кому-то. – Ему бы дома остаться, а не дела разбирать: он такое вытерпел… Чтоб я сдох, даже фляжку в отделе оставил… или под поездом… чёрт…       – Выпейте воды, – спокойный голос сэра Галахада удивил Алана. – Трудное дело, перемещение, нападение демона… всё это сыграло свою роль, я уверен. Ваш спутник очень молод… а ваш глава департамента очень жесток. Обещаю, я подробно всё опишу.       Алан сел кое-как, на ощупь чувствуя под руками обивку. Обивку?.. Его мутило и шатало; очков не было, но он чувствовал: не в этом дело. Он не мог сделать вдох: рёбра сдавило, и он почувствовал… почувствовал…       – Алан?.. – услышал он голос наставника – тихий, напряжённый. – Ты куда?       – Мне нужно… нужно встать, – срываясь на хрип, выдавил Алан, – это сейчас… сейчас пройдёт… – он нащупал стену. – Боже, боже… не мешай мне, уйди! – он оттолкнул чьи-то руки – и Эрика, и другие… Лучше не стало. – Нет… дайте лечь…       Он всё ещё никак не мог вдохнуть: боль, сковавшая бок, обжигала, мешала дышать… Эрик оказался тут, рядом; Алан прижался к нему. «Что со мной? – подумал он, дрожа. – Я умираю? Я сейчас умру?» Он уткнулся Эрику в грудь, чтобы скрыть слёзы…       Мышцы напряглись до предела… и вдруг отпустило. Резко. Алан даже дёрнулся и заморгал. Боль прошла, даже зрение как будто прояснилось. Во всяком случае, он обнаружил себя лежащим на диване; Эрик его обнимал, словно убаюкивая. Видимо, он опустился на колени. Что это сейчас было?!       – М-мои очки… – пробормотал он. Слингби от этого вздрогнул:       – Алан?! Ты как?       – В порядке, кажется… не знаю, что случилось, – юный жнец принуждённо улыбнулся. – Так что очки?       – Очки? Да… Сэр Галахад! – Эрик засуетился. Алан потихоньку сел на диване, держась за спинку. Ох, нет: он всё ещё чувствовал себя не в своей тарелке. Слабость его добивала… хотелось домой, под одеяло и спать.       Очки оказались у него в руке; он надел их и с облегчением вздохнул. Теперь он хотя бы всё видел. Кабинет, где он оказался, был светлым, просторным и предназначался для двоих. Здесь стояло два стола, один прямо перед ним, а другой – сбоку, отгороженный стеллажами, так что напарники во время работы не видели друг друга, находясь как бы в своём личном пространстве. На первом столе, принадлежавшем, очевидно, сэру Галахаду, был рабочий беспорядок; другой оставался совершенно чистым: за ним сегодня не работал никто. Стеллажи были заполнены разноцветными папками, но Книг воспоминаний Алан не увидел. Впрочем, конечно, с чего бы им находиться здесь: их слишком много, так что наверняка лежат где-нибудь в своём хранилище.       – У вас что-нибудь болит, мистер Хамфриз?       Юный жнец повернул голову: сэр Галахад. Бывший глава одиннадцатого подразделения смотрел на него, сидящего, немного свысока, и в его глазах виднелось беспокойство. Красивые глаза… хотя начальнику, наверное, полагалось бы выглядеть не таким юным и изящным. «Наверное, со стороны мы кажемся почти ровесниками, – подумал Алан. – А он командовал подразделением ещё во времена старой организации. Как странно…»       – Нет, – отозвался он, и это была правда: боль прошла, осталось только ощущение разбитости. – Мне только хочется пить…       Сэр Галахад кивнул и налил ему воды из графина.       – Я вас понимаю, – произнёс он затем. – После визита этого жалкого ничтожества сюда мне и самому не по себе. Особенно из-за вашего главы. Насколько низко нужно пасть, чтобы приблизить к себе кого-то подобного? Впрочем, чего ещё ожидать от того, кто с такой лёгкостью отрекается от своего прошлого…       – Вы о том, что он фамилию себе взял? – мгновенно заинтересовался Эрик.       – Фамилию? О, это ещё даже не полбеды! – сэр Галахад рассмеялся. – Нет, мистер Слингби, он отрёкся от всех нас – от всего, что мы начинали вместе, от братских уз, которые у нас сложились и не распались даже тогда, когда нас разделили все этажи архива и стены тюремной камеры. Подумать только, когда-то он был тем, кто пришёл освободить нас, хотя, казалось, уже всё было потеряно. Тем, кто вернул нам дневной свет. А теперь…       – Ничего себе… Вы были в тюрьме?       – Да, а теперь вас хотят отправить на то же место, – сэр Галахад мимолётно улыбнулся, и его улыбка была острой, как бритва. – Интересно, ради чего… Вас так легко не сломить: вижу по вам, вы крепкий. Если бы я снова выбирал себе младших братьев, взял бы вас.       – Э нет! – засмеялся Слингби. – Без него не пойду, – он кивнул на Алана; тот вздрогнул и, хотя старался не подать виду, что смущён, почувствовал, как щёки у него теплеют. – Тем более… слушайте, одиннадцатое подразделение? Так Уэльс – ваша территория? (Сэр Галахад кивнул.) Ничего себе! Так вы, может, и про сэра Мэйриона что-нибудь знаете? Ну вот после этой истории, которая вышла у них с сэром Джейкобом…       Сэр Мэйрион? Алан вздрогнул. Выходит, тот демон, которого они встретили… Да нет, это всё просто совпадение. Эти твари могут просчитывать уже определённые цепочки событий, вводя смертных в заблуждение, но по-настоящему заглядывать в будущее они не умеют. Конечно, совпадение. Просто совпадение. Да и зачем их преподаватель мог понадобиться какому-то демону?       – Зачем он вам? – спросил сэр Галахад.       – Привет передать. Да нет, действительно, зачем! – Эрик махнул рукой. – Просто история такая вышла – ну с сэром Джейкобом, – до сих пор поверить не могу! Вы ж его, сэра Мэйриона, знаете: он всегда спокойный, как удав, причём сытый; а тут вдруг… за Косу! Это что же должно было случиться?       – Что-то из ряда вон выходящее, разумеется.       – Вот! И я говорю, что несправедливо это всё! Потому что даже не представляю, что нужно было сделать…       – Обвинить его в гибели нескольких изгнанников, в трусости, в излишней флегматичности, в безалаберности, в измене… в том, что пока он прохлаждался в Шервудском лесу и занимался неизвестно чем со своим соседом, а может, даже и с бесчисленным количеством смертных, тот, кто пошёл ради него на самопожертвование, почти уничтожил себя, – сэр Галахад взглянул Эрику прямо в глаза; тот вздрогнул и замер. – Вы правы, мистер Слингби, конечно, вы правы. После такого сложно было не выхватить Косу, а уже после этого – не удалиться на время… в отпуск.       – В отпуск? Так его не отстранили?       – Мэйриона отстранили? – сэр Галахад рассмеялся. – Лучшего специалиста по адским тварям, который у нас есть? Ну нет! Кто вам это сказал?       – Так слухи же ходят… выходит, врут?       – Выходит, врут. Меньше верьте слухам: всем нам иногда свойственно выдавать желаемое за действительное, – сэр Галахад взглянул на Алана: – А между тем вы ждёте, и вам нужна Книга. Разрешите мне прежде взглянуть на вашу? Стандартная процедура, ничего особенного.       Алан кивнул, призвал свою Книгу Жнеца и, волнуясь, передал ему. Бывший глава одиннадцатого подразделения взял её в руки и раскрыл, перевернув несколько страниц.       – Вам всё ещё плохо, мистер Хамфриз? – спросил он вполголоса. – Я вас ощущаю, но слабо и очень неровно.       – Нет, сэр… а как…       – Ваша Книга – это вы. – Сэр Галахад закрыл Книгу, и та исчезла сама. – Само собой разумеется, что вся она – это ваша энергия и немного вкраплений извне от тех, кто соприкасается с вами. Возьмите выходной, когда закончите это дело, – посоветовал он. – И лучше не один. Книга воспоминаний Мартина Кэплена… – он вернулся к своему письменному столу и достал её из ящика. – Да, вот она. Я мог бы пригласить вас проследовать в читальный зал, но, думаю, здесь вам будет спокойнее. Оставляю вас наедине с ней, братья.       Он слегка поклонился и вышел из кабинета.       – Ха! Интересный парень, – пробормотал Эрик. – И шрам на шее… ты не видел? – спросил он Алана.       – Шрам? – удивился юный жнец. – Эрик, но у нас же не бывает…       – Да ну? Как бы не так! А Легендарный кто? Не один из нас? Нет, малыш, – Слингби улыбнулся, – бывают, ещё как. Только случай для этого должен быть исключительный.       – Ты думаешь…       – Тюрьма. Помнишь про последнюю милость? Думаю, ей он и попытался воспользоваться… но что-то пошло не так, на его счастье, – Эрик вздохнул. – Ладно. Что там с Кэпленом? – он прошёл к столу сэра Галахада и коснулся обложки Книги воспоминаний – но брезгливо отдёрнул руку: – Бе! Ну и дрянь. Малыш, перчатки надень: она скользкая, как червяк!       – Такое бывает? – удивлённо спросил Алан.       – Бывает… если человек был хороший, – Слингби мрачно усмехнулся. – А ещё холодная она… мёртвая. Чёрт, лучше бы тебе совсем её не трогать…       – Но придётся, – Алан оглянулся в поисках своего пальто: перчатки были у него в кармане… – Эрик, неси её сюда.       Устроиться с книгой в объятьях возлюбленного должно быть приятно, подумалось ему. Даже если книга – та ещё дрянь. Эрик был прав: она была холодной и скользкой. Очень мёртвой. На мгновение его замутило от ощущения, к счастью, на самом деле незнакомого ему: разлагающейся плоти.       Он ожидал, что воспоминания обрушатся на него потоком, но ничего подобного не случилось. В целом у него сложилось впечатление, что он читает Диккенса, только вот ничего хорошего в этой истории не будет.       Мартин Кэплен родился в крайне религиозной семье. Его отец, торговец книгами в Портсмуте, был настоящим фанатиком – и настоящим тираном, которого боялись все, включая его собственную жену. Стоило чем-то не угодить ему – он и ей мог дать оплеуху, да такую, что она с ног валилась. После этого мистер Кэплен мог начать даже каяться, но потом приходил к мысли, что воспитывать нерадивых домочадцев вполне себе дозволено, что он господин в собственном доме и единственный, чью руку здесь может направить Всевышний для вразумления неразумных чад. Как ещё можно исправить и укрепить душу? Только скорбями. Словом, мистер Кэплен оправдывал себя во всём и всегда.       Он не напивался и вообще не терпел всяческих мерзостей, к которым относил, кажется, и чрезмерное рвение в исполнении супружеских обязанностей. За все годы брака миссис Кэплен была беременна всего шесть раз, и Мартин оказался её последним ребёнком. Кроме него выжили две сестры (они умерли от скарлатины уже на памяти Мартина) и старший брат – в воспоминаниях сперва просто тихий, очень красивый мальчик, потом юноша, всё больше похожий на ангела, особенно благодаря мягкому, незлобивому нраву. Поэтому он никогда не раздражал отца поступками, – но тот раздражался на него по совершенно другой причине: красота ему представлялась ловушкой дьявола… и он был очень недоволен. Особенно не нравились ему зелёные глаза сына и его ресницы – изогнутые, длинные. В этом он был слишком похож на мать, до замужества – настоящую красавицу. Но семейная жизнь рано состарила её, и от былой красоты теперь не осталось и следа: лицо исхудало и пожелтело, мимика сделалась нервозной, во рту, благодаря мужу, недоставало зуба, что было нелегко скрыть. Но зато она знала своё место – все в доме знали своё место, и, кажется, даже старший брат Мартина искренне думал о том, чтобы посвятить себя богу, пока самому Мартину отец говорил о грехах, называя самым мерзостным из них грех плотский, грех Содома. Это слово всегда произносилось шёпотом, как нечто недостойное…       – Содомский грех! – громким шёпотом произнёс Эрик и ухватил Алана за бока. Тот в страхе чуть не подпрыгнул. – Ай да папочка! Люди сыновьям на ночь сказки рассказывают – а этот, ты гляди, соловьём разливается о том, как мужики под хвост балуются. Сколько там парню? Двенадцать?       – Да… – Алан потёр бровь – и почувствовал, что уже очень устал. – Знаешь, мне казалось, воспоминаний будет больше. Например, хоть что-нибудь, ну… кроме этого! Что-то счастливое… – он полистал книгу, – а здесь совсем ничего нет. Он же ещё ребёнок и живёт как ребёнок – у него должны быть хотя бы товарищи по играм…       – Так мы же смотрим не на его товарищей, а на то, что из него выросло и как это получилось, – заметил Слингби. – Видимо, товарищи большой роли не сыграли… или их и вправду не было. Пока что, ты ж видишь, обожает он только отца, который ему рассказывает про этого, как его… да, Лота и ангелов, с которыми там жители хотели всей толпой… познакомиться поближе. Вот это ему нравится. Нравится же?       – Да, – кивнул Алан. – Он много думает об этом перед сном… во всех подробностях, которые может себе представить, – он перевернул ещё страницу, – не веря глазам своим. – Боже!       – Что там? – Эрик глянул ему через плечо. – Никак, альтернативный финал?       – Ещё хуже, – прошептал Алан. – Убийство.       – В смысле?       – Смотри: после всего, что случилось, Бог выносит приговор ангелам, потому что те испорчены… Что-то мне не хочется читать подробности. Мне уже нехорошо.       – Ну-ка дай, – Эрик забрал у него Книгу; Алан даже вздохнул, избавившись от ощущения того, что держит её в руках. – Угу… Можешь просто написать в отчёте: «И расправляется с особой жестокостью». А копии страниц и так приложим: пусть сами разбираются, если очень хочется… Вот дьявол, теперь и мне нехорошо. И так под поездом… а тут и это ещё!       – Прости…       – Да нет, ты ни при чём. Слушай, не против, если я дверь открою? Душно тут… (Алан пожал плечами). Вот и хорошо. На, держи.       Он вернул юноше Книгу – снова липкую, скользкую и холодную до содрогания… Значит, это и есть сущность Мартина Кэплена? Только это всё ещё не может быть оправданием: фантазии, какими бы они ни были, всё равно просто фантазии, это не настоящее убийство. Значит, придётся читать дальше. Алан посмотрел сначала на Эрика, который стоял у дверей, дыша прохладным воздухом из коридора, и ему захотелось постоять рядом… но нет: он должен читать. Алан сердито тряхнул головой и снова уставился в Книгу.       Жизнь Мартина на протяжении ещё двух лет была однообразной. Он помогал отцу за прилавком, учился у него же – как ни странно, мистер Кэплен был хорошо образован, – слушал его рассказы… Чем дальше, тем больше он зависел от этой мрачной, аскетичной фигуры, и сам становился одержимым теми же самыми мыслями: содомиты. Нечестивцы. Богопротивные. Смерть! Алан очень пожалел, что не может взглянуть на Книгу воспоминаний Кэплена-старшего: как он сделался таким? Не снедало ли его то же самое влечение к мужчинам, которое обнаружилось впоследствии и у Мартина? Впоследствии… Мартин не мог глаз оторвать от мужчин – крепких, высоких, сильных. Он ходил в порт, чтобы посмотреть на рабочих там! Его к ним тянуло – и одновременно отвращало то, что слишком уж они были потными, грубыми, грязными… и, конечно, спали со шлюхами. Шлюхи были для Мартина особенно омерзительны – и все женщины заодно. Они спали с мужчинами и были источником всяческих бед…       Алан отложил Книгу – на время, сказал он себе. У него голова болела… Эрик сел рядом, поцеловал его в макушку.       – Ну? – спросил он. – Нахлебался уже, да?       – Да… – Алан прижался к нему. – Кажется, отец сломал его окончательно. Знаешь, иногда мне кажется, что я просто не понимаю смертных. Неужели он не догадывался, что делает с сыном, постоянно внушая ему чудовищные мысли? И неужели не сознавал, какая гниль скрывается за всеми его подавленными желаниями, как бы это ни выглядело со стороны? Не понимаю… – он помотал головой. – Прости. Я такой глупый, наверное…       – Чёрта с два! – отозвался Слингби. – Просто ты не сталкивался… да и хорошо, что не сталкивался. Как знать, может, ещё немножко – и я бы тебя таким же образом обрабатывать начал, потому что страшно это, когда тянет демон знает куда, а ты просто уже не можешь и надо же как-то себя удержать. И страшно – ох как страшно, потому что ты не знаешь, что там! – и в то же время чёрт с ним, хочется – с головой в омут, чтобы больше никогда не вернуться. На куски рвёт, вот что. А когда тебя рвёт – ты и других вокруг себя калечишь, потому что вроде как пытаешься уцепиться за них – а они поддаются! И ты цепляешься ещё сильнее. Предрассудки и страхи, малыш, это очень жуткая и очень сильная штука. Ты вот пошёл мне навстречу – у меня ещё хватило ума, я опомнился. А мог бы ведь и не… Он меня тоже здорово надломил, этот парень, – он кивнул на Книгу воспоминаний Кэплена. – Вся история с ним. Я ж его чуть не… Хорошо хоть одумался. А ну как не смог бы? Мог бы ведь и нет… И в тюрьме мне тогда было бы самое место: ты бы меня не простил, наверное.       – Если бы ты действительно жалел? Эрик! – возмутился Алан. – Я что, какой-то особенно чистый и безгрешный, и потому абсолютно глухой? Ты меня сейчас обижаешь!       – Я? Слушай, я правда не хотел…       – Хватит, – решил Алан и поцеловал его – чувствуя, как он сжимает его в объятьях и весь как будто расслабляется, начиная с губ. Хулиганить так хулиганить, решил юный жнец и с мыслью: «Боже, что я творю?» – попытался раскрыть их, мягко скользя языком… Эрик сжал его крепче – и поддался; Алана словно омыло жаром изнутри. Он почувствовал, что любит, так сильно… и что воспоминания Кэплена не дочитает, наверное, никогда. Так, нет… Он попытался отстраниться от Эрика; тот потянулся за ним по инерции – но потом, видно, сообразил.       – Ух! – восхищённо сказал он. – Ни хрена себе ты выучился! Трахался я с парнями раньше, срывался – всякое бывало; но такое… Да чтоб я сдох!       – Спасибо, – сдержанно поблагодарил его Хамфриз, поправил очки и снова уткнулся в Книгу. Там, кажется, готовилась разыграться драма – если не трагедия. Эрик склонился у него над плечом; и Алан слышал, что сердце у него до сих пор колотится. Не глядя протянув руку в сторону, юноша накрыл его ладонь своей. Почему бы и нет? Если даже войдёт сэр Галахад, он не может не догадываться, что они любовники. Ничего особенного не происходит, и стыдно не будет.       Мартину шёл пятнадцатый год, когда в гости к Кэпленам приехал кузен его матери…       – Отличный наездник, пловец и просто красавец. Широкоплечий, высокий, двадцати восьми лет от роду. Неженатый! – Эрик присвистнул. – Всё. Попал парень.       – Кажется, не только он, – Алан перевернул страницу. – Смотри, с ним обращаются как с ребёнком. Другое дело его старший брат… Они всё время вместе. И отец даже не возражает: кузен его жены живёт в Лондоне, и если бы его старшему сыну помогли устроиться там, а не витать в облаках дома, он был бы очень доволен. При себе он хочет оставить Мартина…       – И тот, дай угадаю, не особо-то и рад?       Алан перевернул страницу:       – Да. Всё удачно складывается для его хорошенького старшего брата, но не для него. Он интересен Роберту – это кузен их матери, – он уедет в Лондон, может быть, даже увидит королеву…       – Королеву? – удивился Слингби. – В ней-то ему какой интерес? Она, вроде, не широкоплечая, и даже не мужик… хотя характер, конечно, ого-го. Вот люди! Лишь бы выдумать что.       – Он уверен, что брат счастливее него, – продолжал Алан, листая Книгу. Несколько страниц подряд были заполнены одним и тем же словом: «НЕНАВИЖУ». – Как странно… неужели отец, рассказывая ему о Библии, не смог научить его заповедям?       – Ну на убийство-то он пошёл потом! Тут ведь на чём заостришь внимание… – Эрик вздохнул. – Воспитание – это да… Что там ещё?       Алан перевернул страницу.       – Боже! – прошептал он.       Старший брат Мартина оказался не просто интересен кузену Роберту. В какой-то из дней тех трёх месяцев, что Роберт провёл в доме Кэпленов, молодые люди сделались любовниками, причём слишком беспечными и неосторожными: должно быть, сказалось то, что их отъезд в Лондон был уже решённым делом, до него оставались считанные дни. Мартин застал их в комнате за поцелуем, и они даже не заметили его. Но он и не сделал ничего для того, чтобы его заметили: сжигаемый злобой и самой настоящей ревностью – центром его мыслей был вовсе не брат, а Роберт, – ушёл к себе. Вечером он сказал о случившемся отцу. Тот ничего не сказал – лишь отложил отъезд старшего сына под предлогом помощи в магазине, а сам, заручившись ещё и помощью прислуги, стал шпионить за ним днями и ночами… Скандал разразился через неделю. Мартин торжествовал, что брату теперь не поздоровится…       Что отец в своём гневе не будет знать пределов и Роберт отправится на каторгу как преступник и растлитель, он, конечно, ожидать никак не мог. Он узнал об этом из скандала родителей: миссис Кэплен умоляла пощадить кузена – но получила только удар в лицо, отшвырнувший её в угол, и гневную проповедь. Если этот выродок сдохнет там, сказал мистер Кэплен, он получит по заслугам! Он и должен сдохнуть, потому что такие, как он, не заслуживают жизни. Он совратил его сына, воспользовавшись его слабостью и неопытностью! И наверняка совращал и готов совращать других, ввергая их души в адскую бездну, в объятия Сатаны! Как он смеет после этого жить?       Эта сцена перевернула сознание Мартина. Сначала он негодовал – ведь это его брат позволил над собой надругательство! – но потом смирился. Получалось, что брат всё так же виновен – просто вина Роберта несоизмерима. Несколько раз в нём ещё возникало сомнение – а вдруг это ложь? всё ложь? – но это означало бы, что он один совершил самое настоящее преступление, принеся горе и страдания всей своей семье. И отец тоже преступник… Но разве мог он согласиться с этим? Конечно нет; и потому сомнениям в его душе с тех пор не было места.       Его старшего брата отец принудил к раскаянию – запер в комнате, откуда увели Роберта, посадив на хлеб и воду. Он запретил домашним говорить с несчастным грешником и даже навещать его: еду юноше просовывали под дверь, и Мартин, которого переселили в бывшую комнату брата, по поручению отца стал следить за этим. Несколько ночей подряд он отгонял даже собственную мать, угрожая, что сейчас же разбудит отца, – а когда та попыталась хотя бы крикнуть, чтобы позвать старшего сына, ударил её по лицу. Он мог бы поговорить с братом сам, потому что тот звал его через дверь, – но ему нравилось молчать в ответ на его зов. Ещё больше ему понравилось то, что когда он сказал отцу об этом, тот без колебаний добавил старшему сыну ещё неделю заточения. Больше брат не говорил с ним; но Мартин уже слишком упивался собственной властью, чтобы не донести отцу ещё и ещё раз о том, чего на самом деле не было и не превратить изначальные сорок дней заточения в два с половиной месяца. Он окончательно нашёл себя в роли надзирателя, доносчика, палача, и был доволен тем, что действует заодно с отцом… но всё кончилось слишком неожиданно: не дождавшись освобождения, его старший брат повесился, свив петлю из простыни. Обнаружили его наутро – уже слишком поздно.       Что почувствовал из-за этого Мартин? Злость. Как этот жалкий слизняк посмел?! Брат в его глазах уже бесповоротно стал ничтожеством, окончательно потерянным, и ему не было жаль его – а вот власти! Собственной власти над ним! Чувства того, что он способствует искоренению порока! И только один раз закралась ему в голову мысль, что если что-нибудь произойдёт с родителями, останется он совершенно один – единственное, что можно было назвать хоть сколько-нибудь похожим на сожаление.       Произошло, кстати, быстрее, чем ожидалось. Смерть старшего сына нисколько не порадовала мистера Кэплена – напротив. Две ночи он провёл возле гроба, совершенно один, прогоняя всех домашних, – а на третий день неожиданно пошёл к пастору и потребовал разрешения похоронить сына на кладбище, рядом с родными. Пастор отказал ему, конечно. Тогда, прямо в день похорон, мистер Кэплен впервые напился в стельку… и понеслось. Что-то в нём надломилось, чего Мартин не мог понять, и удивление в нём сменилось отвращением и презрением. Тем более, ему всё казалось, что ненавидящий взгляд пьяного отца останавливается на нём. Была ли это реальность, паранойя или признаки подавленного раскаяния? Потому что сознательно Мартин не раскаивался ни в чём. Вместо этого он начал ненавидеть собственную семью.       – Да уж, – пробормотал Эрик. – Вот читаю вместе с тобой – и жалею, что его ещё и не пнул. А с другой стороны – не сам же он научился ненависти, помогли ему! Вроде как и жалко его даже…       – Вот именно, что научили, – отозвался Алан. – Он охотно воспринял то, к чему у него была склонность, наверное, с самого начала, и воспринял это никак не от тебя. У меня есть материал для отчёта, я думаю… но мы должны дочитать это, да? – он с тоской взглянул на Эрика. – Боже, мне так не хочется…       Слингби со вздохом обнял его:       – Ничего не поделаешь, – и похлопал по плечу: – Держись. Я с тобой.       – О да, есть с кем обсудить прочитанное, – Алан засмеялся. – Ну хорошо…       Отношения Мартина с отцом тоже разладились, резко и неожиданно. В один прекрасный вечер, спустя полгода после самоубийства старшего сына, мистер Кэплен схватил младшего за горло и, едва не рыча от накатившего бешенства, выдохнул ему прямо в лицо: «Убийца!» К счастью Мартина, мать и служанка, вдвоём, смогли вырвать его, перепуганного до смерти, из рук отца, иначе как знать, что могло бы произойти. После этого Мартин стал бояться выйти из собственной комнаты: отец казался ему предателем, обезумевшим чудовищем… как и всем остальным, впрочем, особенно собственной жене. Боясь потерять последнего ребёнка, миссис Кэплен отправила Мартина в Лондон… по иронии – как раз к родителям Роберта, где его охотно приняли, и не подозревая, какую роль он сыграл в судьбе их сына: затевая судебное дело против Роберта, Кэплен-старший умолчал, кто на самом деле подтолкнул его к разоблачению.       Мартин с радостью покинул Портсмут и родные стены, опротивевшие ему. Людей, которые его приютили, он стал молча презирать, ещё не видя. Но у них он пробыл недолго: отправился в частную школу, где его также на удивление хорошо приняли, зная в общих чертах его трагическую историю и купившись на то, как хорошо умел Мартин подольститься к остальным. Здесь он, можно сказать, начал свою карьеру мелкого интригана, донося директору школы на соучеников, да так ловко, что иной взрослый позавидовал бы: никому в голову не приходило заподозрить, что это делает именно он.       – Кажется, меня тошнит… – Алан снял очки и потёр переносицу. Потом надел их снова. – Я больше не могу.       – Эх, вот так сдашься и остановишься? – спросил его Эрик.       – Сдамся и остановлюсь… Сколько часов мы уже здесь сидим?       Слингби достал из кармана часы.       – Ты удивишься: почти три, – он щёлкнул крышечкой. – Вот поэтому, малыш, в любых ситуациях нужно стараться вытягивать воспоминания непосредственно из них – чтобы не погрязнуть, как говорится, в литературе, – он фыркнул. – Ни один сбор у тебя никогда три часа не займёт… Устал?       – Очень, – признался Алан. – Хочу встать. Был бы здесь хотя бы кафетерий…       – Хм, – Эрик почесал бородку. – А зачем нам кафетерий, если мы как бы в гостях? Посиди, – он хлопнул Алана по колену и поднялся, – пойду сэра Галахада поищу. Обнаглею, конечно, но исключительно в благородных целях.       Алан посмотрел ему вслед и снова вернулся к Книге. Никогда он не думал, что жизнь одного человека, даже если не углубляться в её мелкие подробности, может оказаться такой утомительно длинной. Он перелистывал страницы, где не было ничего, нужного ему для дела, и отчаянно скучал. Наконец он дошёл до того момента, где Кэплен провернул своё первое дело с шантажом.       Его первой жертвой сделался модный художник. Нарочно Мартин искал человека именно богемного круга, заведя себе целую сеть осведомителей: рассыльных, банщиков, портье – всех этих молодых людей для услуг, так часто оказывающих своим клиентам услуги совершенно иного рода. Все они просто хотели денег – и уже неважно, какой ценой. А кто-то к тому же успел подцепить сифилис, эту подпольную чуму XIX века, втайне, в бесконечном ханжеском замалчивании, распространявшуюся от шлюхи к клиенту, от него к другой шлюхе и другому клиенту, его жене, детям, даже ещё не родившимся – дальше и дальше, не разбирая положения в обществе, пола, возраста, – и жаждал мести. И таких людей Мартин собрал вокруг себя. Нет, он не был их пророком или предводителем: он просто им платил, почти как Шерлок Холмс своим информаторам. Ничего хорошего, правда, в его устремлениях не было. Он хотел изничтожать – и обогащаться на этом. Хотел страданий. Хотел, чтобы его жертвы не могли заснуть без мысли о нём – тщеславное, тщательно лелеемое желание…       Художника Мартин почти разорил в несколько месяцев, запугав больше обещаниями, чем реальными доказательствами, способными пролить свет на его образ жизни. Потом ему наскучило, и он устремился к зажиточным представителям среднего класса – тем, кто страшился гораздо больше, а кошелёк имел куда объёмнеё. Потом вышел на отставного генерала, заслужившего себе славу в колониях – женатого, всё ещё бравого, обаятельного завсегдатая в домах многих уважаемых людей… таким мог бы стать Роберт, если бы сделал бы военную карьеру, а не отправился на каторгу, чтобы не выдержать там и двух лет. Против этого человека у Мартина были куда более серьёзные доказательства: любовные письма к сыну его друга и сослуживца, которые, несомненно, наделали бы шуму в обществе. Можно было бы выручить за них хорошие деньги… но запросил ли Мартин слишком большую сумму или же генерал понял, чем это ему грозит – так или иначе, на совесть Кэплена легло ещё одно самоубийство, которое не принесло ему ничего. Случилось это в том самом октябре – почти в тот самый день, когда Эрик наткнулся на него. Или он на Эрика… Алан отследил всю эту историю до самой таверны, до того момента, как Кэплен вышел во двор…       Дальше шли белые листы. Смерть ревностно хранит тайны своих Ангелов, оберегая то, что связано с ними, от посторонних глаз. Алан вздохнул. Пять страниц… всё, что было на них, он уже видел. Видел он и то, что Мартин как будто помешался на убийствах. То, что когда-то началось как фантазия на тему библейской истории, начало обретать более реальную форму. Он понял, что ему нужны не деньги.       Он хотел бы увидеть Смерть – в том обличье, в котором она уже явилась перед ним. Алан покачал головой. Простите, сэр, но у этой Смерти глубокий кризис, сложные личные отношения… и, кажется, обезумевший шеф. Не Уильям Т. Спирс, конечно… Смутная вспышка боли крюком дёрнула по рёбрам. Алан охнул. Кажется, он слишком засиделся на одном месте…       Дверь негромко хлопнула. Юноша испуганно подскочил на месте, повернулся…       И увидел до боли знакомое лицо. До боли, сравнимой с ощущением от почти заваленного экзамена. Не меньше ему были знакомы и эти огненно-рыжие вьющиеся пышные волосы, по привычке стянутые в хвост на затылке, и аккуратно подстриженная бородка того же оттенка, и очки без оправы, с большими стёклами.       – Сэр Мэйрион… – ошеломлённо пробормотал Алан.       – Алан Хамфриз, выпуск тысяча восемьсот девяностого года! – в тон ему отозвался сэр Мэйрион, потрясённый, кажется, не меньше, чем он. – Ну-ка, подождите! Встаньте на свет, – он ухватил Алана за руку. – Да не бойтесь! Считайте, что это стандартная процедура.       Он оглядел Алана с головы до ног – сначала сквозь очки, потом поверх, сдвинув их на кончик носа и чуть наклонившись с высоты своего роста. Выглядел он внушительно – уступал разве что Эрику; недаром все хулиганы в Академии больше всех боялись именно его, особенно за привычку появляться вовремя и словно из ниоткуда. А если бы он на них ещё таким пронизывающим взглядом смотрел? Юный жнец стоял неподвижно в солнечных лучах – и вообще ничего не понимал, кроме того, что всё это очень странно…       Однако это продлилось не так долго, чтобы он успел испугаться по-настоящему. Сэр Мэйрион взглянул ему прямо в лицо – и задержал долгий, внимательный взгляд. «Как Ламарк, – подумалось Алану. – Неужели со мной и вправду что-то не так?»       – Будь я проклят! – тихо прошептал сэр Мэйрион. – Кто ваш начальник, мистер Хамфриз?       – Уильям Ти Спирс, – Алан сглотнул. – Третий отдел, лондонский департамент…       – Третий отдел, лондонский департамент? – сэр Мэйрион метнулся взглядом по кабинету. – Так это вы занимались делом…       Он обернулся: что-то звякнуло.       – Сэр Мэйрион! – потрясённо произнёс Эрик. Он стоял в дверях, держа в руках поднос с горкой печенья и двумя чашечками, от которых поднимался пар, и Алан, потянув носом и почувствовав запах кофе, понял, что просто до ужаса хочет есть. – Ну надо же…       – И я рад вас видеть, Слингби, – улыбнулся бывший преподаватель демонологии. – Вижу, вы изменились… когда же мы виделись последний раз? При Ватерлоо, а?       – Точно…       – Косички больше не заплетаете?       – Ну… – Эрик опустил глаза, и Алан едва сдержался, чтобы не рассмеяться. – Я же говорю, это было на спор!       – Ха! – отозвался сэр Мэйрион. – А зря. Было ничего так. (Эрик вздрогнул и уставился на него с удивлённым видом). Можете занять мой стол, если проголодались, – он кивнул на пустой стол возле окна. – Где это вы нашли Гэла? Или кем был ваш добрый самаритянин?       – Сэр Галахад… подождите, то есть вы здесь работаете?       – Я? Что вы, Слингби! – сэр Мэйрион рассмеялся. – После Академии я здесь отдыхаю. Отдохну, наберусь сил, помогу Гэлу, пока не найдётся ещё кто-нибудь – вернусь обратно. Но не сейчас. Если любой дурак может словами довести тебя чуть ли не до преступления, это, знаете ли, плохой признак.       – Это да, – согласился Эрик. – Слушайте! – он вошёл, наконец, в кабинет, отдал поднос Алану и вновь обернулся к сэру Мэйриону. – Тут ведь вот какое дело: меня же буквально вот вам привет передать просили.       – Ваш начальник?       Эрик мотнул головой:       – Нет. То есть он, как бы… не жнец. Но по вашей части. Потому что демон. Здоровый такой, желтоглазый и в очках. Вроде из высших… мы его на вокзале встретили, он зачем-то к Алану полез. Да? – он взглянул на Алана, ища поддержки. – В общем, совсем неловко всё получилось…       – Да уж, ничего не попишешь! – сэр Мэйрион положил ему руку на плечо. – Это хорошо, что вы мне сказали, конечно. Возможно, даже помогли… да. Почему нет? – он обернулся на Алана и улыбнулся. – Это опасная, исключительная в своём роде тварь – не связывайтесь с ним, ясно? Что бы он вам ни предложил – бегите без оглядки! Недавно ходили слухи, что он уничтожен; жаль, что они оказались ложными. В любом случае, мой вам совет: бегите от него. А сейчас извините, я пойду поищу напарника.       Он вышел в коридор. Спустя некоторое время оттуда донёсся его голос:       – Гэл!       И ещё что-то на незнакомом Алану языке. Конечно, этого и следовало ожидать: английский девятнадцатого века для жнецов старшего поколения никак не может оказаться родным, – но Алан почему-то… он не знал, что чувствовал. Правда не знал. Больше всего его беспокоило другое: что такое увидел сэр Мэйрион? И почему смотрел вот так? И Ламарк… почему Ламарк? И демон… И Кэплен… Всё так смешалось в его несчастной голове, что ему было уже почти дурно. А ведь сегодня только понедельник!       Эрик подошёл к нему поближе:       – Малыш, ты в порядке?       – Да, – кивнул Алан. Он просто не знал, что сказать. – Но если ты меня обнимешь, я… я не откажусь. Подожди только! – он повернулся: надо же всё-таки поставить поднос! – Послушай, а что за косички? – на ходу спросил он.       – Алан, нет!       – Почему нет?       – Да потому что! У меня утром вообще была только одна мысль: как я мог так надраться, чтобы позволить с собой такое сотворить? Хоть к Сатклиффу в подружки набивайся! А тут экстренный сбор, и времени нет уже… я думал, прямо там полголовы себе и выдерну. Позорище! Так что ешь и вообще… не думай.       – Почему? – Алан подошёл к нему. – А если, допустим, я тебя хочу заплести?       – Алан! – Эрик даже отпрянул от него.       – Будет же выходной. Или отпуск. Эрик, ну пожалуйста, давай! – он положил руки любовнику на плечи. – Я попробовать хочу.       – Слушай, Сатклифф будет в восторге…       – У него совсем не такие волосы. Мне нравятся твои, – Алан потянулся обнять его. Первое мгновение Эрик ещё стоял как деревянный, но потом вздохнул и обнял Алана в ответ.       – Вот оно как, значит! – сказал он. – Из других любовники, значит, верёвки вьют, а ты косички заплетать собрался! И ведь поди знай, повезло мне или как… (Алан улыбнулся). Ладно! – он поправил очки. – На работу меня только не выгоняй в таком виде, ага?       – Ага, – юный жнец приподнялся на цыпочки и чмокнул его в щёку.

***

      – Гэл? Куда ты спрятался? У меня новости! – сэр Мэйрион двинулся вглубь коридоров. Сложная система ходов Библиотеки, возведённой ещё в незапамятные времена теми, кого впоследствии прозвали Древними, и значительно расширенной при первых веках существования организации, могла свести с ума кого угодно. Но бывший преподаватель демонологии неплохо ориентировался здесь, так что достаточно быстро добрался до нужной ему двери и толкнул её.       За ней оказался маленький кабинет, освещённый лампами: ни одного окна здесь не было. За столом сидел сэр Галахад. Перед ним была развёрнута огромная книга – бесконечный список чьих-то имён, которые постепенно двигались снизу вверх, от конца к началу, чтобы вовсе исчезнуть со страницы. За ними он и следил.       – И почему же не по уставу, брат Мэйрион? – спросил он.       – По которому из них? По тому, где об этом ни слова, или по тому, который мы с тобой оба ненавидим? Тебе какой нужен?       Сэр Галахад, не ответив ни слова, поманил его к себе и, когда сэр Мэйрион подошёл ближе, поднялся и, несмотря на всю разницу в росте, притянул его для поцелуя, обхватив лицо ладонями.       – Никакой, – прошептал он. – Ты мне нужен гораздо больше… Я скучал.       Он ещё раз коснулся губами губ напарника.       – Поехал бы туда вместо меня – скучал бы в десять раз сильнее, – отозвался сэр Мэйрион, касаясь его руки. – Раньше я думал, что самое унылое, с чем я сталкивался – построения… не у тебя, конечно. Оказывается, нет! Есть вещи и похуже… Кстати, о них: твои гости в кабинете…       – Снова что-то с Хамфризом? – вздрогнув, спросил сэр Галахад.       – Снова? А что, с ним уже что-то случилось?       – Обморок… странный обморок, – бывший глава одиннадцатого подразделения нахмурился, недоумевая. – Уверен, такого мне ещё не приходилось наблюдать. Сначала потеря сознания, а потом…       – Приступ?       – Похоже на него, да. Накануне Хамфриз столкнулся с демоном, ему досталось тяжёлое дело – и, насколько я могу судить, крайне тяжёлый клиент. Так что если учесть всё это…       – Демон ни при чём… кстати, что за демон?       – Демоница, поедающая плоть. Напала на них во время задания.       – Вот как. А про Клода Фаустуса он тебе не рассказал?       – Клод Фаустус?! – сэр Галахад широко раскрыл глаза. – Но разве его не…       – Нет. Кто-то вытащил его – вернее, я догадываюсь, кто. И теперь я в растерянности, Гэл.       – Он не мог сделать этого без причины, – уверенно заявил сэр Галахад. – Ты знаешь его не хуже меня. Вернее, ты знаешь его лучше: ты встретил его ещё другим.       – Без шрамов…       – Да, без шрамов.       – И без искалеченной души. Ты же не думаешь, что пострадало только его лицо? Точнее, ты знаешь, потому что восемнадцать лет потом он провёл через стену от тебя. Бок о бок с тобой!       – Мэйри…       – Эйб тоже был твоим другом, Гэл. А теперь он готов пойти на преступление ради целей, которые непонятны нам обоим!       – Я знаю. В конце концов, это я вышвырнул его секретаря отсюда. И всё же Эйб, при всём моём уважении, никогда не сделался бы Легендарным – он совершенно другой. Так что, пожалуйста… Что с Хамфризом?       Сэр Мэйрион вздохнул:       – Беда, Гэл. Очень большая беда.       – А подробнее? Ты что-то видел?       – Разбитую защиту и черноту, которая нашла где ей угнездиться. Мистер Хамфриз очень болен… единственной болезнью, которая, по трагическому стечению обстоятельств, способна нас поразить. Слышал о ней?       Сэр Галахад побледнел:       – Но это миф…       – От мифов не умирают, Гэл. И знаешь что? Хотел бы я сейчас посмотреть Эйбу в глаза. Просто посмотреть… и плюнуть в них, пожалуй, вот что. Вдруг прозреет?       – Мэйрион…       Его любовник покачал головой:       – Я не собираюсь драться, нет. Мне плохо, Гэл.       Сэр Галахад коснулся его плеча. Потом протянул руку, на ощупь освободил от зажима его пышные рыжие волосы, так, чтобы они укрыли ему плечи, и запустил пальцы в пряди на затылке. Бывший преподаватель демонологии прикрыл глаза и вздохнул.       – Но если эта болезнь существует, её можно и вылечить, – прошептал сэр Галахад. – Правда, это может быть не вполне законно, но… в высшее руководство входим не только мы. Так лучше? – спросил он.       – У тебя прохладные руки…       – Хорошо. В тебе всегда было слишком много огня – для одного из нас: ты мой самый сложный случай. Люблю тебя…       Сэр Мэйрион, ни слова не говоря в ответ, наклонился и, отодвинув край его шейного платка, прошёлся губами по длинному белому шраму, пересекающему горло. Сэр Галахад вздохнул и прижал к себе его голову… Потом заглянул ему в глаза:       – Мы должны предупредить о Хамфризе. Не Эйба, разумеется.       – Да уж, не его, конечно… Напишу нашему Блонди. Проводим этих двоих – и сразу же напишу. Лучше собраться с мыслями, потому что иначе я непременно напишу что-нибудь не то.       – Из-за Фаустуса?       – Да. Слингби передал мне привет от него. Этот выродок для того их с Хамфризом и нашёл… он знал, куда они идут.       – И знал, как ты вспылишь, когда поймёшь это. Не надо, слышишь? – Сэр Галахад взял его за руку. – Он никогда не предаст нас… наш номер двенадцать триста сорок шесть.       – Я уже не знаю, что думать, Гэл. Не знаю. А вдруг Эйб прав, объявляя ему войну? Вдруг мы все слепы? Ты не допускаешь такую мысль?       Сэр Галахад покачал головой.       – Я знаю одно, – сказал он, – нынешний Эйб вряд ли стал бы рисковать собой и кричать мне через стену: «Я видел его! Я видел его! Он живёт в хижине в лесу! Его соседа зовут Моркант! И он всё ещё любит тебя!» – он коснулся шрама под платком. – Зато наш Легендарный сделал это. Его счастье, что в то время у нас уже не осталось палачей, только тюремщики… До этого мне казалось, что он просто глубоко безумен, но я и представить не мог, что он самый настоящий сумасшедший. Нет, он не станет предателем. Не надо, Мэйри. Хотя когда на следующий день его пришёл допрашивать Эйб, я тоже так подумал. По счастью, Косу у меня уже забрали: мне хотелось снова наделать глупостей.       – Гэл…       – Что?       – Ты понимаешь, что сейчас нагло мной манипулируешь?       – Да, я занимался этим ещё с того дня, когда взял тебя в своё подразделение, потому что иначе с тобой не сладить. И что?       – А то! Одинаковые вы двое, вот что.       Сэр Галахад пожал плечами:       – Конечно. И поэтому я тебе точно могу сказать: он не предатель. Даже если рядом с ним вдруг оказалось такое существо, как Фаустус. Мы просто не знаем всего… а Фаустус знает про Шип? – он вздрогнул.       – Наверняка да. И про то, как избавиться от него, уж поверь.       – Смерть всемогущая!       – Это точно, – согласился сэр Мэйрион. – В общем, да, нужно писать Блонди как можно скорее… если он, конечно, сам ещё обо всём не знает. Пойдём посмотрим, как там наш кабинет, вот что. Не то чтобы я не был в чём-то уверен, но вспоминая, как Слингби как-то чуть не высадил мне окно на паре…       – Так это он?       – Да, Гэл, это он. Толковый, конечно, но проблемный… ты, наверное, заметил. Французские косички и битва при Ватерлоо. Ха! – он рассмеялся. – Ладно, не бери в голову. Пойдём.       Они вышли в коридор. Сэр Галахад затворил дверь маленьким золотым ключом, который носил на часовой цепочке, и коснулся поочерёдно двух верхних углов двери и ручки, словно проведя некий ритуал. Потом удовлетворённо кивнул.       – Скажи мне только вот что, – попросил он затем. – Для исцеления действительно нужна энергия тысячи чистых душ?       – Да, и только их.       – Отлично… Представляю, что будет, если Эйб скажет: «Это нарушение всяких правил! Мы не можем знать последствий!»       – Думаешь, он может? – сэр Мэйрион с недоверием взглянул на него.       Сэр Галахад покачал головой:       – Хотел бы я знать, что теперь должен о нём думать. После сегодняшнего.