Вторник. Когда тайное становится явным. I
8 мая 2018 г. в 20:53
Очень-очень, просто в последней степени сонный Ронни, одетый в халат (который, к счастью, нашёлся под кроватью без особого труда), выполз на кухню на запах жарящегося бекона. Легендарный готовил завтрак.
– О, – сказал он, переворачивая омлет на сковородке, – а вот и мышенька проснулась. Как спалось?
– Э-э-э... – неопределённо отозвался Рональд, преодолевая искушение поскрести в затылке. И снова зевнул. – Слушай, я даже не помню… (Гробовщик хихикнул). А ты не знаешь, который час?
– Что-то около восьми. Возле дома напротив уже кого-то арестовали… час назад, я думаю.
– Ого.
– Да, здесь неспокойно. Уайтчепел… а ведь у меня тут ещё даже не самое дно, уж поверь, – Гробовщик пожал плечами и стал раскладывать омлет по тарелкам. Ронни только теперь, назевавшись, разглядел его как следует: поверх чёрного халата у него был повязан фартук. В оборочках. Розовый. – Что, последний гвоздь в крышку гроба моего героического облика?
– А?
– Фартук, – Гробовщик выставил тарелки перед Рональдом на стол, хихикнул и фартук снял. – Вилки у тебя за спиной стоят, – он кивнул на буфет, на который Нокс прежде и не обратил внимания. – Достань мне тоже… Будешь кофе?
– Ага, – Ронни достал вилки из ящичка. И ножи тоже. – Слушай, а…
– Да? – Гробовщик обернулся к нему. Нокс встретился с ним взглядом... и забыл, что хотел спросить. – О, ну ничего. Вспомнишь – скажи… Садись, ешь.
И занялся кофе.
Всё было по-домашнему и очень мило. Ронни сел за стол. Мысли в голове мешались… хотя, честно сказать, мешанина была приятной. Ох… жаль, что он ухитрился потерять аж целую субботу.
А ещё, прожевав первый кусочек пышного омлета с поджаренным беконом, он понял, что готовит Гробовщик просто шикарно!
– Ешь, ешь. Проголодался? – Гробовщик спрашивал участливо. Ронни кивнул. Он правда так проголодался! – Нравится? Могу ещё ужином накормить. Если хочешь.
– У… ужином? – Нокс чуть не поперхнулся. – В смысле, сегодня?
– Ну да. У тебя планы?
– Э-э-э… ну если Спирс не отправит меня дежурить…
– Не отправит. Не сегодня. Впрочем, если сегодня тебе не хочется, можем увидеться в четверг: завтра я совершенно точно буду занят.
– А если… если сегодня, можно и в четверг тоже?
Гробовщик посмотрел на него – и хихикнул.
– Да, – ответил он. – Думаю, вполне. Но если вдруг не получится, ты уж дай мне знать, ладно? Если у меня вдруг что изменится, я тебе напишу.
– М-м… прямо мне? – Нокс прожевал ещё кусочек бекона. Вкусно! – Через Книгу?
– Через Книгу.
– А я могу тебе написать?
Гробовщик ответил не сразу. Во-первых, он отрезал кусочек омлета. Во-вторых, съел. Манеры у него, что Рональда отчего-то удивило, были неторопливыми и изящными, как будто он с королевой каждый день обедает, и с лица не сходила мягкая полуулыбка.
Потом он сказал:
– Ронни…
И замолчал, обдумывая что-то.
– Значит, нет? – спросил Нокс. Его вдруг выбесил весь этот дурацкий пиетет. Нет – значит нет, почему не сказать прямо? Можно подумать, кто-то обидится!
Вот чёрт…
– Значит, не всё так просто, – Легендарный пожал плечами. – Книги – часть нашей собственной сущности, в определённой степени отчуждаемая, правда… а у сущности есть имя, и его мы даём себе сами, когда появляемся в Академии жнецов. Я пытаюсь объяснить тебе то, что ты, возможно, и так знаешь… если тебе, конечно, интересно.
– Угу, – Ронни поковырял яичницу вилкой: что-то его коробило. Да нет, не что-то. Совсем не что-то! Ситуация была самая что ни на есть дурацкая.
Глупо было рассчитывать, что Легендарный вдруг возьмёт и выдаст своё имя, которого не знает никто. Да и силой его заставлять, выбивать, там, или что – это же неправильно! Но всё равно…
Как будто на место поставили. Вроде и обижаться не на что, а всё-таки…
– Имя может быть не одно, – услышал он голос Гробовщика. – Строго говоря, имя – способ обозначить сущность и достучаться до неё. Мои товарищи по Шервудскому лесу до сих пор знают одно только моё прозвище – и им это не мешает.
В смысле?! Ронни посмотрел на него с удивлением:
– То есть ты хочешь сказать…
– Анни так Анни. Я бы возражал! – Гробовщик хихикнул и откинулся на спинку стула. – Мне даже нравится, говорю же! Наставник у тебя не дурак ни разу – точно тебе говорю, можно к нему и прислушаться. Другое дело, что я-то не возражаю – а вот ты привык или нет? – он пожал плечами. – Одно дело, когда уставные отношения и вроде как надо значит надо, а другое… вот ты на меня сейчас обиделся – и хоть бы полсловечка! Сидишь, надулся, как мышка на крупу – хи-хи! – и молчишь. Страшно меня рассердить, да? Не знаешь, что я сделаю?
– Что? Да нет! Я просто…
– Да. Ещё как просто! Тебе кажется, что ты висишь на волоске – неудивительно, учитывая, что мы знакомы всего неделю, причём субботу ты потерял, – он глотнул кофе – и вдруг поднялся из-за стола, и Ронни, чего-то испугавшись, вжался в спинку стула. – Не надо, – улыбнулся Легендарный, подходя к нему, – правда же, я вовсе не такой страшный. Встанешь? (Ронни, больше ощупью, поднялся.) Ну вот, смотри, ты даже выше меня.
– Ничего я не выше…
– Выше. Мне виднее, – Гробовщик сдвинул тарелку и легко уселся на край стола. – Ну вот, теперь выше я. Иди сюда.
– К-куда?
– Хи-хи! Ко мне, конечно же, – Гробовщик притянул его к себе за руку. – Отлично. Смотри на меня…
– Смотрю.
– Вот, смотри. А теперь подними немного голову… – он приподнял лицо Ронни за подбородок – и до юноши только тогда дошло, что сейчас будет…
– Ты зря боишься, – приблизившись к его лицу, прошептал Легендарный ему почти в самые губы – и другая его рука скользнула Ронни на поясницу… Нокс задышал часто-часто. – Ш-ш-ш.
Он прижал Нокса к себе, впустив между своих раздвинутых колен. Ронни было попробовал опереться рукой о стол – но по тому, с каким интересом его любовник покосился на этот нехитрый жест, понял, что лучше опереться на что-нибудь другое – например, на его бедро… или, быть может, вовсе его обнять? Гробовщик погладил его плечо...
Боже! К чёрту завтрак!..
…где-то недалеко что-то очень громко упало и разбилось. Ронни было дёрнулся; но Гробовщик его удержал и успокоил, обхватил его лицо ладонями:
– Какая-нибудь ерунда, не тревожься из-за неё. Смотри на меня, Ронни-Ронни…
У него были необыкновенно красивые глаза с длинными светлыми ресницами – самые красивые, какие Рональд только видел. И очень ласковые руки…
…и целовался он вдруг. Без предупреждения. Ронни только руками всплеснул – и уцепился за него, чтобы не свалиться куда-нибудь. Или не выскользнуть… или ещё что… Он просто почувствовал, что падает, и оказался в руках Легендарного, и сам обнял его за шею, вздрагивая от прикосновений его губ, от лёгкой, поддразнивающей ласки языка, и голова шла кругом, и всё было просто замечательно.
– Ух ты какой, – шепнул Гробовщик, шутливо столкнувшись с ним кончиком носа.
– Я?.. Почему я? – пробормотал Ронни, млея в его объятьях и не желая из них выбираться. Кажется, он согласился бы хоть на пожизненное заключение… – Я ведь ничего не сделал, – добавил он. Гробовщик хихикнул.
– Говорю же, – сказал он, – ты мне нравишься.
– То есть вот только нравлюсь – и…
Легендарный не дал ему договорить, оборвав конец фразы поцелуем.
– Не торопись! – он отпустил Ронни и соскочил со стола. – Торопятся, торопятся… что за молодёжь пошла? Всё лишь бы поскорее на словах! Впрочем, у вас-то оно понятно, забава, а у нас – считай что проклятье, на веки вечные… – Он вернулся на своё место. – Не сердись. Хочешь, чтобы я привык, так дай мне время.
– Ладно, – согласился Нокс. – Ох, кофе остыл, наверное…
– Сварю другой, – Гробовщик поднялся из-за стола. Кажется, ему было просто необходимо отвернуться к плите, так что Ронни возражать не стал.
Он только понимал, что всё больше ненавидит старую организацию. Не сказать чтобы он её и раньше-то любил, но теперь, столкнувшись лицом к лицу с таким страхом…
– У вас совсем-совсем ничего такого было нельзя? – спросил он.
– Нельзя. Лучше даже и не начинать. Там, где доносительство одна из добродетелей, а то и способ прокормиться или самому выжить, лучше вовсе не раскрывать рта, – Гробовщик вздохнул. – Так и жили… У нас отряд хорошо подобрался: дольше всех одним составом продержались. А кругом – то и дело, почитай, менялись, как перчатки… четыре столетия, Ронни! Четыре только при мне, и до меня ещё столько же. Наш мир рухнул в идею – чудовищную, страшную идею о нашем родстве едва ли не с высшими ангельскими чинами… и о том, что мы не смеем позорить это родство. Якобы первый Ангел Смерти – тот, настоящий ангел – оставил нас, потому что мы развратились. И надо если не вернуть его обратно, так уж хотя бы искупить свою вину… чем же? Доносительством, убийствами, безумием? Какое прекрасное искупление! Хи-хи... Те из нас, кто пережил это полное отчаяния время, – помолчав, добавил он, – а таких, поверь, немного, наверняка и раньше казались тебе странными – все мы по сравнению с вами странные. И это справедливо, – он вздохнул. – Мы, как могли, пытались оградить вас от ужасов – получилось, конечно, не со всеми, да и вы все разные… наверное, только с ваших поколений что-то да начнётся, если вас не задавят. Ой, закипает! – он убавил огонь под туркой. – Смотри-ка, опять я разговорился… ну да ничего, – он повернулся к Ронни и улыбнулся, – с тобой, пожалуй, можно.
Нокс принуждённо улыбнулся в ответ. Он сидел и пытался что-то понять… и у него не укладывалось в голове. Он знал, конечно, о начальном этапе существования организации жнецов, о поколениях, канувших во тьму, но всегда отчего-то думал, что они в какой-то степени виноваты в этом сами. Не всем же дано быть умными! Не высовываться, там. Древние могли бы притвориться, что поддерживают новые идеи, а сами как-нибудь…
Могли ли?
Им, какими они были, в этих идеях попросту не оставили места. И выбор у них оставался только один: сражаться и погибнуть или дать уничтожить себя медленно, безропотно, наблюдая за каждым мгновением, словно со стороны, пока наблюдать не станет уже некому.
Могли ли они на такое согласиться?
– Ронни, – Гробовщик подошёл налить ему кофе и мягко коснулся его руки, – не думай об этом.
– Не так-то это просто, – пробормотал Нокс. – Я, если честно, всегда старался не думать, как оно всё… – он поёжился. – Никогда не любил историю. Нашу, вот то есть организации. Она такая… жуткая, – он вздохнул и взял в ладони чашку с кофе. Она грела, едва не обжигая. – Это потом пришёл ты и всё стало хорошо…
– Не сразу и не совсем. И не я один.
– О’кей, – согласился Рональд, – я утрирую. Но всё же без тебя ничего бы не получилось – так и продолжалось бы, правда?
– Из меня получилось хорошее знамя освободительной борьбы. Это ты верно подметил, – Легендарный вздохнул. – Что-то мы всё о грустном да о грустном… Хочешь булочку?
Булочки оказались с джемом. Джем был яблочный. И очень вкусный: такого Нокс никогда не пробовал! Он даже как будто совсем проснулся, и кровь быстрее побежала по венам. Захотелось… не то чтобы жить – скорее, обниматься. И не говорить о грустном. Ронни пожалел, что сидит аж через целый стол от Гробовщика, но подойти и потребовать не решился.
И чёрт возьми, ну что это за дурацкая тайна имени? Неудобные они, эти прозвища…
– Ну, я пойду одеваться? – бодро спросил Рональд. – Всё съел… – у него возникло неловкое чувство: захотелось потихоньку прошмыгнуть куда-нибудь и побыть наедине с собой. Хотя от перехвата по пути он тоже не отказался бы. И почему именно сегодня ему надо на работу? Так нечестно!
– Да, иди. Я посуду помою, – Гробовщик поднялся из-за стола и стал собирать тарелки и чашки в раковину. Ронни обернулся на пороге: ну, может, он всё-таки интереснее посуды? А, нет, бесполезно.
Придётся ждать вечера.
Как попасть в душ, он уже знал, потому что уже там был: туда вела неприметная, сливающаяся со стеной дверь из той комнаты, где он провёл последние два дня… или три, если считать потерянную субботу? Вроде было что-то жёсткое и холодное… стол, как в морге? Да уж, лучше не думать об этом! Так или иначе, Ронни наконец-то смог подставить под струи воды шею и грудь и расслабить плечи…
И тут его поймали. Со спины. Основательно… Он ахнул; Гробовщик хихикнул.
– Ну, как мы тут поживаем? – спросил он, и его руки легко скользнули вниз по влажной коже Ронни. Нокс закрыл глаза.
– Ну как-то… ох, как-то так, – отозвался он, вздрагивая всем телом от неторопливых, ненавязчивых прикосновений. – Без тебя – не очень-то…
– Ага, – длинные пальцы Легендарного скользнули прямиком к его паху, – то-то я и вижу: сразу оживился! Тихо, Ронни, – предупредил он, принимаясь ласкать его, – тихо… тихо.
«А кто услышит-то?» – очень хотелось спросить Ноксу, однако он предпочёл не болтать, а закрыть глаза, получая удовольствие и от убыстряющихся ласк, и от льющейся сверху воды… ай, да это он нарочно! Тая, постанывая, поджимая пальцы и тихо всхлипывая, он не переставал чувствовать на себе очень внимательный взгляд своего любовника… и его подхлёстывало это ощущение. Он понимал, что его как будто изучают, и это было очень странно, но всё же… ох, чёрт, ладно – даже если он стал совсем уж извращенцем, что с того?
Легендарный прижался губами к чувствительному местечку у него за ухом; Ронни дёрнулся, сильно сжал его запястье и думать надолго перестал. Обо всём.
Когда он более или менее очнулся, то повернулся к любовнику, полный решимости ответить ему тем же. Вид Гробовщика, правда, в первое мгновение его слегка удивил: его подобранные и туго сколотые на затылке волосы были прикрыты резиновой шапочкой. Зато сколько же у него серёжек в ушах! Раз, два, три… и ещё штанга через всю верхушку! Ронни еле удержался от того, чтобы её потрогать и проверить, как она там сидит:
– А это не больно?
– Не так чтоб очень, – Гробовщик потянул его в угол, и Ронни охотно прижал его там. Не всерьёз, конечно, и без всякого, там, желания показать своё превосходство или ещё что – нет, он просто хотел прижаться к любовнику всем телом, вот и всё. Они ж на целый день расстаются? Ну вот… Гробовщик обнял его за шею, шепнул: «Ну-ка, а что ты ещё умеешь?» Прозвучало волнующе; Нокс поцеловал его в ответ. Их тела сомкнулись ещё теснее – стало горячо и так приятно! – а потом Гробовщик ухватил его за ягодицы, и Ронни еле ухитрился протолкнуть ладонь между своим и его животом, чтобы накрыть его возбуждённый член. Ох, вот это всё-таки да…
– Хи-хи! Не без этого, – согласился Гробовщик, целуя его в шею и слегка двигая бёдрами. – Но это потому что сам я, по большей части, тонкий и звонкий… словом, не воин. А приходится… – он вздохнул, закрыл глаза и ничего особенного больше не говорил – а потом и вовсе, сбиваясь с дыхания, откинулся к кафельной стене и запрокинул голову. Белый шрам вокруг шеи был отчётливо виден на розовеющей коже даже без очков, и Ронни провёл языком по нему, под ним и выше...
Ох.
Оказалось достаточно.
– Думаю, мы неплохо провели время, – сообщил ему на ухо Легендарный, когда они снова обнялись под струями воды.
– Угу, – согласился Нокс, не разжимая губ. Было слишком хорошо… уходить не хотелось.
Дурацкая работа!
– Давай-ка, – Гробовщик потянул его из-под душа, – надо тебе одеваться, а то опоздаешь.
Ронни обиженно засопел. Дурацкая, дурацкая работа!
Волосы у него сохли быстро: к тому времени, как он закончил растираться полотенцем, уже высохли. Когда он вышел в комнату, Гробовщик, в халате, расчёсывался перед зеркалом. Рональд замер на пороге. Какие же у него всё-таки волосы! Отрастить подлиннее – так, пожалуй, и принцам из окна сбрасывать можно будет… Нокс бы точно не отказался!
– Одевайся: ещё наглядишься, я тут надолго.
– Э-э-э… ага, – Ронни сбросил полотенце, недовольный тем, что его засекли, и в таком виде продефилировал до кровати, на которой лежала его одежда. Гробовщик покосился на него не без интереса. Да ну его! Чего он там ещё не видел?
– Не сердись, – услышал он, – у тебя есть долг, и он зовёт… даже такую славную мышеньку. Или, может быть, тебе не нравится быть жнецом?
Ронни вздохнул.
– Думаешь, я вообще для этого гожусь? – спросил он. – Нет, экзамен я сдал, а… по-настоящему? Почему мы вообще приходим в Академию? Потому что вовремя умерли или что?
– Ты знаешь ответ на этот вопрос.
– Ничего я не знаю! – Рональд повернулся к нему, застёгивая рубашку. И смутился: – Ох, зря я это… Извини. Тебе, наверное, кажутся такими дурацкими эти вопросы…
– Да нет. Это хорошо, что ты задаёшь их, – Гробовщик отложил щётку, приблизился к нему, положил руку ему на плечо: – Послушай. Любопытство, стремление к знаниям – это вовсе не плохо. Поколениями в нас пытались воспитать одну только отработанную слепую покорность – и всё же не смогли. Смерти нужны мы, такие, какие есть: мятущиеся, несовершенные, любопытные… хи-хи! влюблённые, – он ловко чмокнул Ронни в кончик носа. – Всё это даёт нам силы существовать. Лишаясь сил, мы становимся уязвимыми, погружаемся во тьму, отпадаем от своей изначальной сущности… и погибаем, в конце концов. Да, нас выбрали, но и мы сами заслужили свою участь. Мы все прошли сквозь собственную смерть, но не выгорели дотла – и потому мы здесь. Разные… не добравшиеся до Рая и не сотворившие такого зла, чтобы остаться в Аду, – он улыбнулся. – Ты хочешь знать, особенный ли ты или нужно ли тебе сделаться особенным среди всех?
– Э… да нет, нет, ничего такого! – запротестовал Рональд. – Просто последнее время я… ну… мне было плохо из-за всего, и я не знаю… может быть, что-то не так со мной? Ведь с другими-то такого не бывает! Ну или бывает… просто мне не с кем было поговорить вот так. Обычно я никому не доверяю… да и кто готов слушать, правда? Это же я! И все знают, чего от меня можно ожидать… да они и сами!..
Гробовщик слушал его, не перебивая. Это было странно, потому что Рональд сам чувствовал, как его речь с каждой фразой становится всё более бессвязной и затруднённой… да у него просто дыхание перехватывало! Он замер, когда Гробовщик вдруг взял его за подбородок и тихим, почти неслышимым, но необыкновенно вкрадчивым голосом спросил:
– Кто это присоветовал тебе поменьше болтать, потому что самому будет только хуже?
– Э-э-э… что? – переспросил Нокс, чувствуя, как в животе и в груди всё холодеет, опускается и, кажется, вот-вот вернётся удушьем, тошнотой и… – Я тебя не понимаю…
– Понимаешь – даже лучше, чем думаешь. И поплохело сразу, да? Смотри-ка! – Гробовщик стёр испарину у него со лба. – Не пойдёт так дело, Ронни. Придётся объясниться.
– Не хочу я объясняться! – Рональд запротестовал. – Не надо мне ничего! Подумаешь, сказал и сказал…
– Не собираюсь я тебя наказывать – а наказания ты больше всего и боишься. Сядь, – Гробовщик взял его за руки и усадил на кровать. – Посиди. Думаешь, я не замечаю?
– Чего не замечаешь? Я на работу опоздаю… – пробормотал Нокс, вяло пытаясь высвободиться. Ему было плохо, и кровь стучала в ушах, и хотелось убежать… так нельзя! И всё же – не хотелось убегать…
Он сам не мог понять, что с ним такое.
– Думаешь, что ты нужен всем только когда улыбаешься, со всем согласен и у тебя ни в чём нет проблем. Удобный, да? И чтоб не ныл под ухом…
– Ну нет, ну… – Ронни шмыгнул носом. Да чтоб он ещё хоть раз!.. – С чего ты вообще это взял?
– Да со всего и сразу, – Легендарный вздохнул. – Я перед тобой всё утро соловьём разливаюсь, а ты – только бы лишнего не сболтнуть! К рукам идёшь как миленький, тут-то тебе не страшно, а вот слово мне поперёк, да хоть и не поперёк сказать – хоть клещами его из тебя рви! Ты думаешь, верно, что я этого не увижу – и что никто никогда не видел, так? А что Смерть нельзя обмануть да и вообще обманывать лучше всего у нас получается только себя – об этом ты думать не хочешь. Интересно-то как! Если я пойму, что ты не хочешь играть в молчанку, значит, должен сразу тебя за ушко да на солнышко? Хорошо, хорошо… я, знаешь, драться не люблю, но за такое дело, да самому себе – хи-хи! – пожалуй, засветил бы, – он улыбнулся. – Так что, расскажешь, как в лондонском департаменте американская мышенька завелась? Ну или не говори – главное, себя бы не грыз до косточки, а в остальном-то я не очень любопытный. Просто хочу поближе к тебе пробиться, потому что на пороге топтаться оно, конечно, может, кому и хорошо, а по мне – так ничего хорошего.
Ронни ответить не смог. Звон у него в ушах прошёл, теперь осталась только пустота. Он сидел и думал: как так? Зачем? И почему кому-то вдруг не может быть просто всё равно?
Ответов не было.
– Заест меня, пожалуй, ваш Уилл, – в руках Гробовщика вдруг появилась Книга, а с ней и карандаш. Ронни встрепенулся:
– Что ты хочешь?
– Что? А задержать тебя на денёк, – Гробовщик невозмутимо отвёл прядь волос за ухо. – Останешься?
Нокс открыл рот. Остаться?!
И снова у него не нашлось что ответить.
– Судьба такая у вашего шестого отдела – третий день за вас работать! – Гробовщик пристроил Книгу на колене, вытащил из-под обложки белый листок и начал что-то писать карандашом, быстро-быстро. Рональд только смотрел. – Хи-хи! Не подсматривай, – Гробовщик подтолкнул его локтем. – Это личное, – он завершил записку, оттиснул на ней печать организации, которую вдруг каким-то уж совсем невероятным образом извлёк из той же Книги, а потом вложил по отдельности печать, карандаш, записку, и Книга исчезла у него из рук со всеми принадлежностями вместе. – Ну а теперь… – он взглянул на Нокса. – Поделишься чем-нибудь со мной?
Рональд сглотнул.
– По-моему, ты мне очень нравишься, – признался он. – То есть я… то есть очень.
– Нравлюсь, в самом деле? О! – Гробовщик широко улыбнулся. – Немного ж тебе для счастья надо. Но я польщён…
– Чего? Да ну тебя! – буркнул Ронни, нисколько на него не обиженный. – Но как… нет, я не понимаю: как ты узнал про департамент? То есть неужели всё настолько очевидно?
– Да не волнуйся: не так чтоб уж совсем, – успокоил его Гробовщик. – Но очень уж видно по тебе: не наш ты, нездешний. Рад бы вписаться – а всё никак да никак, что ни делай. И в тебе не спрячешь это. Не быть тебе вторым Спирсом, хоть ты тресни – всё Сатклифф поближе будет, хоть на ножах ты с ним, хоть нет. Ну? Или я неправ?
Прав или нет? Рональд вздохнул – и кивнул, что ж поделаешь:
– Прав. Он мой наставник, и… и я думаю, со Слингби мы бы так не сработались. Гордость отдела из меня такая себе… думаю, я бы его только разочаровывал раз за разом. Я не Хамфриз! Что? – спросил он, заметив, как Гробовщик вздрогнул. – Тебе он не нравится?
– Что? – Гробовщик взглянул на него. – А, да нет, я не про то. В любом случае, это очень хорошо, что ты не он… Продолжай.
– Хорошо, – пожал плечами Рональд. – В общем, да, когда я закончил Академию, то уже знал, что ни в один американский департамент ни за что не пойду. Я… поступил как сволочь, в общем.
– Да ну? Что ж ты такое натворил?
– Ну… – Ронни задумался. – Ты знаешь, что Штаты сейчас немножко рай для карьеристов, да? В общем, я кое-кому здорово напакостил – наверное, будет правильно сказать, что так. Но он… такой свиньёй оказался, понимаешь? Что я должен был, просто всё принять?
– А, – Гробовщик придвинулся к нему поближе, – без боя, значит, не уходишь?
– Да никогда! И не прощаю. Он сказал, что делал всё для моего блага, но я не верю в такую чушь, понимаешь? Два года с боссом трахаться – да уж, великомученик! Он выпустился раньше на два года, и, в общем, всё время, пока я доучивался… нет, ты так не поймёшь. В общем, мы были друзьями, когда я учился на первом курсе, а он на третьем… ну это я так думал, что мы друзья. Я дурак, я знаю, но мне тогда казалось – ого, такому парню вообще есть о чём разговаривать со мной? И, в общем, я даже сам не заметил, как вляпался… да, так оно всё и вышло.
– А о чём же таком он с тобой разговаривал? – поинтересовался Легендарный.
– Смеяться будешь, – Ронни вздохнул, – но сначала, в общем, о тебе. Мы столкнулись в библиотеке, и он предложил помочь мне с темой… ну а дальше понимаешь же, как обычно бывает. Мы долго сидели над старыми отчётами, а он вдруг сказал, что это всё враньё, и что ты, может быть, и спас организацию, но вообще…
– Я плохой?
– Ты слишком много скрываешь о себе, вот. И вообще тебя уже слишком давно никто не видел…
– О. Придётся, кажется, перед всеми выступить… чтоб без вести пропавшим не считали, – Гробовщик потянулся. – Иди-ка сюда, – он улёгся на кровать и потянул Нокса к себе. – А дальше что?