Чай с лимоном: Чёртова дюжина

      Лестница. Деревянные ступеньки – боковая лестница, наверх. Дальше, на площадке, была открыта дверь: оттуда лился дневной свет. Алан моргнул. Когда это он успел выйти на боковую лестницу, если шёл вообще в другую сторону? Он точно помнил, что хотел умыться и немного подышать, потому что когда в отделе появился Смит…       Да, точно. Абрахам Джей Смит, глава департамента… Алан ощупал затылок. У него было такое чувство, словно его ударили чем-то тяжёлым – как Эрика… в пятницу? Действительно в пятницу? Она вообще была, эта пятница? И какое сегодня число?       Ни на один из этих вопросов Алан ответить не мог. И ещё – он представления не имел, откуда такая тишина. Департамент закрыли? Все испугались, когда взорвались лампы, и бросились по домам? Или здание эвакуировали? Тот гул…       Нет, в мире жнецов не бывает землетрясений. Что-то просто не так. Всё это вместе – что-то не так…       Где Эрик? Где все? И почему он остался здесь? Это вообще его этаж?       Недоумевая, Алан поправил очки – и тут заметил кое-что странное.       Лестница заканчивалась! Площадка с открытой дверью была последней. Вместо пролёта наверх имелась только деревянная балюстрада с круглыми столбиками.       Двенадцатый этаж…       Двенадцатый этаж, который должен быть закрытым!       «Боже! Я сплю, – понял Алан. – Тот самый сон – он продолжается! Только не это…»       Он развернулся и хотел сбежать вниз – но обнаружил, что спускаться придётся как в погреб. Непроглядный чернильный мрак затапливал все нижние этажи – даже ступеньки не угадывались в нём. И что теперь? Свалиться, шею себе сломать? Вот уж спасибо! Алан попятился. Наверху хотя бы сияло солнце…       А ещё там трещина в стене и те жуткие глаза. Алан поёжился. Меньше всего на свете он хотел увидеть их опять… и как что-то подобное вообще могло появиться в его сне?       Как он хотел сейчас проснуться! Но при этом – знал, что никакое желание не поможет. Он оказался там, где должен был: в прошлый раз получилось нечестно, потому что Эрик его разбудил, вытащил из кошмара. Не дал досмотреть, чем на самом деле всё закончится… «Наверное, надо просто спрыгнуть вниз, – решил Алан. – Меня размажет по камням, и я проснусь».       Вздохнув, он сжал кулаки и решительно зашагал наверх. Что бы его там ни ожидало – это точно будет конец. Третьего попадания в это место он просто не перенесёт.       Возможно, в том, что он находится именно здесь, есть какой-то скрытый смысл?       Наверху всё осталось так же, как он и запомнил: обрушившаяся крыша и разбитая стена с одной стороны – путь к спасению; обвал и комната с трещиной в стене – с другой. Место заточения… чьё? Увиденные глаза не давали Алану покоя, и то время, пока Эрик отсыпался после удара по голове, он провёл за энциклопедией древних культур (и большой чашкой какао), пытаясь отыскать какое-нибудь объяснение: что он видел? Широко известное по суевериям «знак дурного глаза или проклятия – метка дьявола, что ж ещё» он отмёл сразу: несмотря на то, что он здорово испугался, присутствия зла он всё-таки не почувствовал. Зло он непременно бы запомнил. Нет, к страху примешивалось… горе? Да, наверное – отчаяние, оглушительное, бессильное. Словом, ужасное чувство.       «Я же ничем не могу помочь!»       Казалось бы, зачем помогать кому-то, кто так выглядит? Странно. А зачем бросать его в беде?       «Я, наверное, ужасно наивный», – подумал юный жнец, останавливаясь на двенадцатом этаже и сжимая в руках… Косу? Отлично! Алан оглядел свой тесак, от лезвия до древка. С другой стороны – боже, зачем он ему? Он же не будет ни с кем сражаться в этом месте? Придержав на всякий случай Косу пока при себе, Алан шагнул к трещине в стене.       Там не было видно вообще ничего. И никого тоже. Тускло светилось окно – такое запылённое и грязное, что как только через него вообще проникал свет? Впрочем, не так уж он и проникал: в комнате было темно, как ночью… но всё же не так пугающе темно, как внизу.       Отлично. Алан облизнул губы. Что ему дальше делать?       Он оглянулся на дверь, через которую вошёл на этаж, – и почувствовал себя плохо. Мрак поднялся следом за ним! Надо было предвидеть это… Клубящийся край осторожно, будто пробуя, лизнул порог. Отлично! Это действительно идёт за ним? Сквозь тьму виднелось что-то извивающееся, тонкое – колючая проволока? Чтобы он не выпутался? Алана затошнило.       А ещё ему было совершенно не по себе от того, как медленно всё происходит. Он привык к снам более быстрым, к снам, где события происходили как по сценарию, но здесь от него на первый взгляд как будто вовсе ничего и не требовалось – стой да стой себе, до скончания света, а эта жуть, которая в дверях, может, и вовсе не пойдёт дальше. Что же делать? Алан шагнул к пролому, который должен был вывести его на улицу – с двенадцатого этажа прямиком на асфальт, – и глянул вниз.       Ужас как высоко!       Солнце уже не светило – напротив, небо сделалось пасмурным и поднимался ветер. Лужи на тёмно-сером асфальте были полны мокрой листвы. Осыпавшейся ржавчины.       Алан прижался к краю пролома. Он действительно должен туда прыгнуть? Он оглянулся: мрак из дверей не шёл дальше. Если не считать ощущения нарастающей тревоги… словно что-то кололо невидимой иглой…       «Не могу дышать», – смутно подумалось ему. Он покрепче ухватился за Косу. Хотя какой в этом смысл? Всё равно ведь если он не спрыгнет, то не выдержит и выпадет отсюда…       – Даже не думай об этом, слышишь?       Алан обернулся: голос, тихий, но неожиданно сильный, потому что говоривший, казалось, совсем и не прикладывал усилий, чтобы он звучал, заставил его прийти в себя.       – Здесь есть кто-то ещё? – спросил он.       Кажется, ответ он уже знает…       Голос вздохнул:       – Обычно да. А вот ты что здесь делаешь? Отойди от края, только медленно: голова закружится.       Алан послушался – тем более что стена под его ладонью вдруг угрожающе осыпалась. Действительно, и что это он вздумал?.. Чего только не придёт в голову иногда во сне!       – Это ваше место? – спросил он, осторожно подходя ближе к трещине в стене. Под ногами что-то хрустнуло – похожее на стекло… Алан замер в ужасе, вспомнив, что последнее случилось на его памяти:       «Боже! Я ведь не сплю! Я...»       – Последнее время да, – голос прозвучал почти без всякого напряжения, словно говоривший убедился, что Алан в безопасности, и успокоился.       – И… что это за место? – спросил Алан, который успокаиваться не собирался. Напротив! Он только пытался надеяться, что это всё-таки сон… во сне чего ведь только не бывает!       – Коридор.       – Коридор? – Алан огляделся: действительно коридор. – Нет, я не в этом смысле, я имею в виду…       – Коридор, – настойчиво повторил голос. – Кто читал вам в Академии теорию сбора?       – Сэр Этельберт… Подождите! – Алан едва не бросился к стене, но усилием воли заставил себя удержаться на месте. – Вы имеете в виду, вы… а кто вы?       Кто мог знать про Академию, про теорию сбора? Жнец, конечно же! Но Алан хотел услышать ответ.       – Можете звать меня сэр Джона, – предложил его собеседник.       – Сэр Джона? – Алан насторожился. Вряд ли это настоящее имя, подумалось ему. Скорее, метафора. – А здесь, получается, что-то вроде чрева кита?       – Точно так, – сэр Джона произнёс это с облегчением и, как показалось Алану, впервые за весь разговор улыбнулся. – Здесь безопасно. Это убежище… и тюрьма, – добавил он еле слышно и вздохнул. – Так о коридорах вы не знаете?       – Нет, я знаю! Знаю; но здесь, в департаменте… – Алан зажмурился, пытаясь собраться с мыслями. Это ведь всё же сон… да что бы это ни было! Коридор ведь тоже метафора?       Место, где застревают души, неспособные уйти…       – А что здесь, в департаменте? – спросил сэр Джона. – Самое безопасное место на свете, верно?       – У жнецов нет души! – вспомнил Алан. – То есть у нас, мы… мы и есть душа – перерождённая… пересозданная заново.       Он выдохнул. Это было трудно.       – Верно, – согласился сэр Джона. В его голосе появилась дрожь. – Но сама по себе душа никогда… не обладает даже подобием плоти. Вы не думали об этом? Вы совсем об этом не думали? Вы уверены, что целостны настолько, что вас даже нельзя расщепить? Оставьте это, диспетчер Хамфриз, оставьте саму эту мысль. Есть более тонкие материи, чем вы… весь вы.       – Вы знаете моё имя?       – Конечно. О вас много говорят. И ваша судьба… многое зависит от вашей судьбы. Я хотел бы вас убедить не бояться её, но знаю, что не могу. Это страшно, безумно страшно, когда… когда вас пытаются разлучить со всем, что дорого, и вы ничего не можете поделать с этим. Ничего: вы сильнее, чем можно представить на первый взгляд, и вы справитесь. Как говорил один мой хороший друг, в неприятности не попадают только дураки и мёртвые, да и то всё дело в том, что они их просто немножечко не замечают… Пожалуйста, если вы встретите его – я верю, что встретите, – скажите ему, что я благодарен за всё, что он пытается для меня сделать. Даже если окажется, что в этом нет никакого смысла… Скажите ему, что я никогда не хотел никакого зла. Скажите ему… просто скажите ему, что видели меня. Думаю, он бы очень хотел об этом узнать.       – Но как я его узнаю? – Алан переборол себя и прижался к пролому. Он увидел, в тусклом свете окна, почти в темноте – одинокий силуэт, обхвативший себя руками… и стало совсем темно.       – Все его знают, – произнёс из темноты сэр Джона. – Нельзя его не узнать. Вы всё поймёте, диспетчер Хамфриз, когда он найдёт вас. Он не оставит без внимания то, что вы умираете.       – Я уми… что?! – у Алана пропал голос. – Мы не… нет, я не знаю, кто вы, но вы…       Ай! Что-то его цапнуло, прямо по шее – больно, как… Алан замер, чувствуя, как шея стынет и немеет. Он провёл по ней дрожащей рукой – и почувствовал влажное и тёплое на ладони.       – Не сопротивляйтесь и, самое главное, не бойтесь, – шепнул сэр Джона из темноты. – Если бы вы упали вниз, было бы гораздо больнее…       – С-сэр Джона… – слабо вымолвил Алан немеющими губами. Всё тело сковало холодом – он будто вмёрз в айсберг, он больше не мог пошевелиться.       Но это было ещё не самое худшее.       Его ударило в спину – страшно, как тараном, так, что в голове всё затряслось, – и в открытую рану, в месиво из костей и плоти, вцепилось тонкое, лёгкое, рвануло вперёд, глубоко под рёбра…       От того, чтобы почувствовать всё, Алана спас болевой порог. Ему только показалось, что он выплёвывает свои лёгкие…       – …бесполезно, – услышал он резанувший по ушам голос Смита – и увидел, сквозь прикрытые веки, яркие солнечные лучи, почувствовал тепло на своём лице. – Хотите – сами попробуйте.       Попробовать что? Алан хотел открыть глаза, хотел глотнуть воздуха, но стоило ему только сделать вдох, как горло обожгло – и воздух попал внутрь, и это оказалась пытка, такая пытка, что лучше не чувствовать вообще, ничего! Он выгнулся – и скрутился в клубок, и перегнулся через край дивана, пытаясь вытолкнуть, выплюнуть из себя это всё, как битое стекло и гвозди, боже, как больно… и, наверное, наделал много шума. Когда он, хрипя и кашляя, повис у кого-то на руках, в отделе стояла гробовая тишина.       – Не отбирать у него Косу, сказали вы? – спросил Смит насмешливым тоном. – Что ж, попробуйте – надеюсь, у вас хватит сил, диспетчер Слингби, не предложить ему свою! Собрание окончено, джентльмены – и диспетчер Сатклифф, разумеется; благодарю за своевременную помощь. Высшее руководство примет решение; надеюсь на ваше понимание и деликатность.       Дверь хлопнула; но тишина в отделе не пропала. Алан почувствовал, что вроде отдышался, попытался приподняться… уткнулся носом в пахнущий табаком рукав.       – Куда?! – Эрик подхватил его под мышки, уложил на диван. – Да не шевелись! Лежи ты… он несёт какую-то ересь! – горячо заговорил он в сторону. – Сатклифф! Фрэнки! Сэр! Да он же бредит! Вы слышали, что он сказал? Какой, нахрен, Шип Смерти? Какой отпуск? Это бред! Он нам крысу какую-нибудь в отдел навязать хочет – и всё на этом! Вы что? Вы ему верите?!       – Это вопрос фактов, а не веры, диспетчер, – отозвался Спирс. – Верните диспетчеру Хамфризу очки и отойдите.       – Нет.       – Если вы собираетесь драться, диспетчер Слингби, – Спирс не изменил тона, – давайте выйдем хотя бы за дверь.       Эрик ответил не сразу, и Алан понадеялся, что желание спорить с него сошло. Сам он сейчас не мог ничего – только молча переживать и дышать, но и на том спасибо.       – Слушай, Уилл, ну у тебя же мозги не в заднице?       О нет! Алан безмолвно застонал. Только бы мистер Спирс вошёл в положение…       – Диспетчер Слингби…       – Ты отправишь его сейчас домой? Одного? Чтобы его опять там хватило? Ты с катушек слетел? Тебе совесть как, позволит?! – Эрик начинал бушевать, то есть кипеть праведным гневом, и Алан отчаянно жалел, что не может вскочить с дивана и схватить его за руку: «Да не будет со мной ничего! Не будет! Ясно?!»       И неважно, что сэр Джона там сказал…       Во сне? Наяву? В бреду? Где это было и что случилось? Он потерял сознание, а потом…       «Вы уверены, что целостны настолько, что вас даже нельзя расщепить?»       Откуда всё это взялось? Из его собственной головы?       – Одного? Насколько я помню, ничего подобного никто и не планировал, – Спирс хранил железное самообладание. Честное слово, Алан его обожал! – Диспетчер Сатклифф, – это уже прозвучало в сторону, – возьмите дело в Уайтчепеле, через пятнадцать минут. Я собирался взять его себе, но теперь делегирую вам. Разыщите Нокса, если сможете.       – Хорошо, Уилли!       Дверь отворилась и хлопнула почти сразу – только зацокали по полу каблуки. Грелль даже не стал препираться: сказано – сделано. Побежал выполнять.       – Отлично, – Спирс вздохнул. – Диспетчер Слингби, верните Хамфризу очки и отправляйтесь в док Вест-Индия. Когда вы вернётесь, диспетчер Хамфриз будет ждать вас здесь, и вы отправитесь домой.       – Сэр…       – Ваш лимит возражений начальству исчерпан, Слингби. Отправляйтесь в док немедленно, или я поставлю вам прогул!       – Есть, сэр, – хмуро отозвался Эрик. – У меня есть пять минут?       – У вас есть семь минут, если поторопитесь. Прошу вас, диспетчер Баркер… – Спирс открыл дверь. Мгновение спустя она снова закрылась. Алан посмотрел вверх и увидел фигуру Эрика в чёрном костюме. Какой же он высокий, особенно если снизу смотреть…       – Не слушай их, малыш, – попросил его Эрик. – С тобой всё будет в порядке! Отлежишься вот, а там… Смит вообще пусть идёт в задницу! Ладно?       – Ладно, – разлепив пересохшие губы, хрипло произнёс Алан. Боже, что с его голосом? Должно быть, повредил связки…       Он надел очки – с помощью Эрика – и сел на диване – вопреки беспокойству Эрика. Что должно означать это всё? Алан не хотел об этом думать. Он вообще ни о чём не хотел думать – он хотел, чтобы Эрик не волновался и не пытался натворить глупостей. Но что он для этого мог?       – Я себя хорошо чувствую, – попытался сказать он. – Уже совсем хорошо.       – Я тебя поцелую, ладно? – Эрик был серьёзен не в меру. – Честное слово, у меня такая каша в голове…       Алан потянул его к себе и поцеловал сам. Если бы только он знал, что сказать! Было бы намного проще. И странно, что при этом ему очень хотелось домой. Когда это он ухитрился стать таким безответственным?       Из-за Эрика, наверное… лишь бы Эрик чего-нибудь не натворил!       Рёбра болели… но боль понемногу уходила. Возможно, всё не так страшно… вчера же тоже было плохо, верно? Сегодня просто хуже… немного хуже, чем вчера… а когда Эрик прижимает его к себе, дыхание сбивается, вот и всё. Они увлеклись, оба; но потом Эрик его отпустил, с большой неохотой:       – Бежать надо, вот чёрт… Ты без меня не уходи, я сразу назад. Ладно?       – Ладно, – Алан кивнул. Он бы ещё целовался… было легче, во всяком случае, когда он прижимался к Эрику. Почти совсем хорошо. А вот когда за Эриком закрылась дверь… он прижал руку к груди и лёг обратно на диван.       Нет. Вряд ли он смог бы сейчас уйти. Во всяком случае, сам.       Шип Смерти – вот что Эрик сказал… Что это? Что значит «Смерти»? От этого действительно можно умереть? Правда? Жнецы вообще умирают? В Академии говорили исключительно о Смерти с большой буквы – не о прекращении существования… жнецы были бессмертны по умолчанию. Вечны. Должно было быть так…       Исключение – смертельный удар Косы.       Но ведь единственное исключение?       В дверь постучали. Алан приподнялся на локте:       – Да?       – Диспетчер Хамфриз… – это был Спирс. – Лежите! – вздрогнул он, увидев Алана. – Не вставайте!       Вот уж нет! Алан сел на диване:       – Да, сэр?       Спирс поправил очки – не секатором. Рукой. И рука у него дрожала. Алану стало не по себе. Он же начальник Грелля вот уже почти сто лет! У него просто железная выдержка по сравнению с… со многими! Не в обиду Греллю. А тут…       Почему у него дрожат руки?       – Как вы могли понять из всего услышанного, глава департамента отправляет вас в отпуск. По болезни, – Спирс прошёл в кабинет, придвинул к столу Алана стул от стола Баркера и сел. Снова поправил очки. – Отпуск продлится до непосредственного распоряжения высшего руководства… и на время отпуска вы должны сдать Косу.       – Сдать Косу? – Алан удивился. Да, про Косу он, когда очнулся, что-то слышал… вот только не понял, что именно. – Зачем?       – Это распоряжение главы департамента. Не стану отрицать, его объяснения мне самому не вполне понятны, и… – Уильям поджал губы. Он смотрел куда-то мимо Алана. Это было совсем плохо.       – Сэр, – спросил Алан, – вы в порядке?       – Да – иначе быть не может, – Уильям кивнул. – Ваш отпуск продлится до особого распоряжения… да, это я уже говорил. – Он поправил галстук и впервые за весь разговор взглянул на Алана. – Как вы себя чувствуете?       Он же сейчас не расплачется? Алану захотелось себя ущипнуть. Он как будто впервые видел своего начальника – не такого сильного… и очень уставшего. Очень. И очень молодого, если снять с него очки. После Академии жнецы, как правило, сильно уже не меняются – это насовсем (и да, Алан знал, что всегда будет выглядеть как первокурсник – большое спасибо, Смерть), но если подумать – если так подумать – как Спирс вообще справляется с ролью, которая ему досталась? Он ведь её не выбирал… и вряд ли он когда-нибудь хотел сидеть перед Аланом и сообщать ему дурные вести.       Так уж случилось.        – Мне лучше, сэр, – ответил Алан, – но без Эрика я не уйду. А его дело… – спохватился он и вздрогнул. – Вы не знаете?       – Дело Кэплена? – спросил Спирс. – Да. Конечно. Ваш отчёт примут, сомнений нет. Я его видел, и, думаю, доказательств более чем достаточно. Слингби не виноват… не настолько, чтобы лишать его Косы, должности или вас. Конечно, он получит строгий выговор – и, возможно, несколько дополнительных часов в архивах под началом мистера Ламарка. С ним всё будет в порядке. Другое дело – вы.       – А что со мной?       Спирс тяжело вздохнул и положил руку на стол.       – Вы больны, – произнёс он. – Больны, и… насколько я понял, для вашего излечения нужно вмешательство высшего руководства. Шип Смерти – не вывих и не перелом, и не из тех вещей, которые проходят сами. Я не хочу пугать вас, но вы должны знать, что это очень опасно. Разумеется, высшее руководство не оставит ваше положение без внимания…       – Я могу умереть, сэр? – спросил Алан.       Он должен был об этом знать.       – Если не принять никаких мер, то да. Да, – согласился Спирс. – Вы должны знать, что собственно Шип – это… – он вздохнул. – У вас не получилось собрать душу Мартина Кэплена. Но это не ваша вина. Нет. Вы были слишком слабы и уязвимы после всего, что случилось с вами в последнее время, и поэтому Кэплен… его ненависть – то, что, вероятно, составляло движущую силу его души – ударила по вам и в какой-то степени перевоплотилась внутри вашего тела. Я говорю «в какой-то степени», потому что это не что-то материальное, что можно было бы просто извлечь хирургическим путём. Всё гораздо сложнее… мы сами гораздо сложнее, чтобы говорить о грубой материи.       – Да, я понимаю, – тихо сказал Алан. – Есть более тонкие материи…       «Чем я. Весь я. Но почему именно я?»       – Способа извлечения я, к сожалению, не знаю, – продолжал Уильям. – Боюсь, кроме членов высшего руководства о нём не знает никто – как и о самой болезни. Если бы мистер Смит не оказался рядом, никто бы даже не понял, что вы больны. Он определил природу вашего обморока – пришлось расстегнуть вам рубашку, но мы смогли увидеть… дело в том, что присутствие Шипа можно обнаружить во время приступа, так что нет никаких сомнений. Он напоминает проступившую вену с чёрной кровью или колючую ветвь – отсюда его название. Он может разрастаться со временем – об этом я тоже должен вам сказать, хотя едва ли вы его увидите, если будете без сознания. Зато Слингби будет волноваться, я думаю. Я бы хотел просить вас, Хамфриз, не поддаваться его настроению чрезмерно: как вы наверняка заметили, он взволнован и паникует… возможно, сказывается его недавняя травма, но таким я его не видел никогда. Знаю, с моей стороны недопустимо говорить вам такое…       – Я слышал ваш последний разговор, сэр, – просто сказал Алан. – Поверьте, вы не сказали ничего, что уже не встревожило бы меня. Но мне лучше, честное слово, и я надеюсь, что Эрик тоже… что он это заметит, – он в лёгком замешательстве уставился в пол. А вдруг не заметит? Вдруг заметит совсем другое? Или всё станет хуже? Скорее бы он вернулся! Он ведь не думает, что всё случилось из-за него?       Никогда, ни за что на свете Алан не взвалил бы на него эту вину!       И тем мучительнее ему было знать, что, вне всякого сомнения, Эрик уже справился с этим без него. Перед уходом он ещё пытался спрятаться за отрицанием, но зная его – отрицания ему надолго не хватит. Только бы он успел вернуться, пока оно не закончилось!       Что будет потом, Алан не имел ни малейшего понятия. Они вернутся домой… но поможет ли ему это? И Эрик – он чем-нибудь поможет? И вообще поможет ли что-нибудь?       Кто-нибудь…       Ему же вообще помогут?