Чай с лимоном: Чёртова дюжина

      Освободиться с работы пораньше – одно удовольствие. Пусть даже это «пораньше» будет составлять всего лишь несколько минут – всё равно! То, что кто-то ещё вкалывает, а ты уже свободен, не может не радовать. Во всяком случае, Рональд этому радовался всегда.       Да, всегда. Но только не сегодня.       Честное слово, он был бы рад остаться ещё поработать. Скажем… до следующей смены. Что, звучит странно? Да неужели?       Вот и нет! Ничего странного! Потому что между сверхурочной работой и тем, чтобы возвращаться в эту жуткую контору, Нокс без колебаний выбрал бы первое. Но он ничего не мог поделать: дополнительных заданий ему никто не предлагал, натворить что-нибудь этакое он как-то не ухитрился (да и знал бы он, что можно натворить!), а во внутреннем кармане пиджака у него лежало письмо к этому типу, хозяину конторы.       Интересно, может, Сатклифф всё-таки действительно рассчитывает на его смерть? Мысль об этом вызывала у Рональда усмешку. Хорошо бы!       Потому что – зачем всё это? Ради того, чтобы целую вечность собирать души? Да уж, действительно, стоящее дело! Бессмысленное и монотонное. День за днём – одно и то же. Только лица и адреса меняются. Прямо как у него в личной жизни. И заканчивается всё всегда одинаково. Ну, может, в разной обстановке, там, предметы разные или что-нибудь ещё… А так – одно и то же.       Да и с работой он не ахти как справляется.       Последний сбор оказался неудачным – то ли душа попалась слишком уж активная для него, то ли сам он уже устал, то ли просто правду ему ещё с Академии говорили, что руки у него растут не оттуда, – только эта чёртова лента воспоминаний у него ручку Косы выбила, да ещё и по руке задела, по правой, над краем перчатки… На светлой коже Рональда немедленно вздулась багровая полоса, похожая на след хлыста или ожог. Нет, ленту он всё-таки поймал и всё-таки загнал её в Книгу; но что ж такое-то?! Ходи теперь, красуйся, дня три, а то и больше… Шипя от боли, Нокс потянул манжету рубашки, скрывая оставшийся след. Издевательство какое-то!       Он оглянулся на мёртвую девчонку, душу которой только что забрал. Вот стерва! Даже напоследок умудрилась гадость сделать. А потом ещё любви ей подавай. И ведь пятнадцать лет – а всё туда же. Ну вот и получила, к чему рвалась: парочка неверных движений милого дружка, залёт, самопальный аборт – и до свидания. Потому что думать надо головой, а не другим местом. А уж с восьмёркой в деле ни жниц, ни однозначного снисхождения не жди, не-не.       Да пошло оно всё…       Коса исчезла из его рук; а в следующую минуту Нокс уже стоял в тесном переулке напротив конторы Гробовщика. Он решил не тратить времени на ходьбу.       Нет, странное это всё-таки было место. А почему – Рональд и сказать не мог. Вроде бы обычная улица, дома вполне обычные, магазины… но было тут что-то такое, что хотелось назвать это место особенным. Так и рвалось с языка. Может быть, всё дело в том, что похоронное бюро очень даже тесно связано со смертью? Почему нет? Или же это он сейчас всё так воспринимает. А может, для него самого это место уже что-то значит… Только он пока не знает, что.       Так, ладно, он не будет стоять здесь весь вечер. Решительно Нокс пересёк улицу, открыл дверь конторы и вошёл внутрь.       Всё было как и вчера. Полутемно, тихо. И хозяина опять на месте не было. Даже шагов его не послышалось, хотя колокольчик над дверью звякнул. А может быть, у него вообще такая манера – появляться неожиданно? Поди догадайся, что там у него в голове… Усмехнувшись, Рональд развернулся лицом к двери. Нет уж, больше его так не напугают!       Прошла минута. В конторе было тихо. Рональд стоял.       Прошло две минуты.       Он продолжал стоять.       Прошло три минуты.       Рональд всё ещё ждал.       Может, он не вовремя?       Вдруг он почувствовал, как что-то касается его волос на затылке, осторожно приподнимая их. Нокс выпрямился: сердце ёкнуло, тело обдало ворохом мелких ледяных иголок, даже пальцы занемели и перед глазами поплыло. Как во сне, он медленно обернулся…       И отшатнулся с криком, в испуге свалившись на пол.       – Ну что ж вы такой впечатлительный, дорогой мой! – улыбаясь, хозяин конторы наклонился к нему и протянул руку, помогая подняться с пола – вместо чего Рональд, судорожно глотая воздух, пополз от него назад. – Так, юноша! – строго сказал Гробовщик. – Это по меньшей мере невежливо.       И, решительно подхватив Нокса под мышки, поставил на ноги. Ноги у Рональда, правда, подкашивались, но Гробовщик решил эту проблему, усадив перепуганного юношу на ближайший гроб.       – Вот, совсем другое дело, – улыбаясь, заметил он затем. – Должен сказать, дорогой мой, ваш цвет волос очень вам к лицу. Да и тот, что не ваш – тоже. Хи-хи-хи…       Оставив Нокса сидеть, он отошёл к полкам, забрал с них что-то (мензурки и чайные пакетики) и на минутку вышел – в ту дверь в конце торгового зала, из которой до этого и появился.       И почти тут же вернулся, неся в мензурках чай. Одну из мензурок он сунул в руки Рональду, другую оставил себе и сел рядом с Ноксом.       – Я… я не хочу, – прошептал Рональд, стараясь отодвинуться.       – Так ведь ты же ещё и не пробовал, – ласково улыбнулся Гробовщик. – Пей. А то остынет.       Рональд, не сводя с него глаз, сделал из мензурки один-единственный, крохотный глоток…       Ничего. Чай он и чай… Кажется, даже хороший.       – Ты ведь любишь с лимоном? – улыбаясь, спросил его Гробовщик.       – Люблю, – обозначил губами Рональд. Он, правда, до сих пор сам этого не знал…       Ему было и холодно, и жарко. Он не видел, но чувствовал взгляд этих глаз, скрытых за слишком длинной пепельной чёлкой. Дрожь пробирала от этого взгляда. Рональд не знал, с чем сравнить это чувство, – но ему по-прежнему казалось, что эти глаза видят его насквозь, и не существует для них никаких преград, и даже глухая каменная стена не помешала бы им в этом… «Он не человек! – паниковал юноша. – Точно – не человек!» Он паниковал – и за паникой забывал, что и сам уже, хоть и не слишком ещё давно, не является одним из смертных…       – Вы меня боитесь? – сочувственно спросил его Гробовщик. – Бедный вы мой, бедный! Пожалуй, я сильно отличаюсь от вас? Ну-ка, ну-ка…       Он забрал у Рональда чашку, взял его за руку и прижал его ладонь к своей груди.       Нокс так и обмер, ожидая, что коснётся чего-то жутко неприятного – чего-то рыхлого и мягкого, может, или голой кости… чего-нибудь. Он зажмурился…       Но грудь под балахоном была твёрдой и тёплой – просто мужская грудь, грудь худощавого мужчины, – и Рональд различил в ней биение сердца – может быть, немного учащённое.       – Так что же? – услышал он тихий голос, увидел улыбку Гробовщика и обнаружил, как тот, улыбаясь, неторопливо поглаживает его руку. Нокс смутился.       – Я не знаю, – сорвалось с его губ, – я… я…       Сердце билось. Лёгкие дышали, впуская и выпуская воздух.       Ноксу хотелось смеяться над собственной глупостью – от души смеяться, без примеси всякого стыда: ему вдруг стало легко-легко… как давно уже не было. А может, и вовсе никогда…       Он почувствовал, как ему осторожно приподнимают правую манжету – и вздрогнул, испуганно открывая глаза.       – Так-так, – улыбнулся Гробовщик, рассматривая след, оставшийся от соприкосновения с плёнкой, – и что это тут у нас?       – Ожог, – буркнул Нокс, вырывая у него свою руку и торопливо поправляя рукав.       – Два часа ведь ещё не прошло? – осведомился ничуть не обидевшийся Гробовщик.       – Не прошло, – с настороженностью отозвался Рональд. Ему-то что за дело?!       – Хи-хи! Это хорошо, – улыбнулся похоронных дел мастер. – Посидите-ка, дорогой мой, – велел он Рональду и снова скрылся за дверью в глубине конторы. Через пару минут он вернулся, держа в руках что-то, завязанное в тряпицу, в узелок.       – Дайте-ка руку, – велел он, подойдя к Рональду. – И рукав закатайте… Вот. Держите так.       И приложил узелок к «ожогу» на руке Рональда.       – Ай! Холодно, холодно! – вскочил с места Нокс.       – Тихо, тихо! – придержал его Гробовщик. – Это ведь лёд. Как раз для вашего случая. Посидите минут десять. Остыньте, – хихикнул он, водворяя Рональда на место и заставляя приложить лёд на нужное место. Сила у него, несмотря на совсем не атлетический вид, имелась – Рональд ещё раньше это заметил. Поэтому ничего ему не оставалось, кроме как подчиниться. Хмурым взглядом он проводил хозяина конторы, который опять отошёл к полкам – видимо, что-то ему там понадобилось. Оказалось, та урна с печеньками. Одну из них он предложил Рональду, вторую взял себе. Из чего он их печёт? Из перемолотых в муку скелетов? А что, с него станется! До чего же странный тип…       Впрочем, рассудил Рональд, ничего ему не сделается, если он попробует. Всё равно ведь он уже умер. Правда ведь? Некоторые в Академии, между прочим, на спор – из особо отчаянных, вроде Сатклиффа – успели перепробовать чуть ли не все яды в астрономических дозах…       Печенька оказалась хрустящей. Не слишком жёсткой. И – не сладкой, вроде галеты. Или крекера. Правда, есть и прижимать лёд к руке было не слишком удобно… но обижать этого странного субъекта явно не следовало.       От холода рука вскоре начала неметь. Рональд занервничал и хотел было убрать лёд, но Гробовщик, который к тому времени снова уселся с ним рядом, не позволил ему, удержал его руку:       – Хи-хи! Лечиться не любите? Напрасно, напрасно, дорогой мой… Вот увидите: к утру от этого вашего ожога, можно сказать, и следа не останется.       – К утру?! – ужаснулся Рональд. Ему что, придётся сидеть здесь до утра?! – Но мне ведь на работу… я… я не могу!       – Боитесь, что я вас до утра здесь продержу? – улыбнулся Гробовщик. – Нет, дорогой мой, не бойтесь. Если не хотите, можете идти. Хоть сейчас. Я вас не неволю…       – Я вам письмо принёс, – вдруг вспомнил Рональд.       – А он неугомонный, ваш… наш с вами общий приятель, – улыбнулся Гробовщик. – Нет-нет-нет! – остановил он Нокса, собравшегося было полезть за письмом, – держите лёд! Внутренний карман?       – Что-что? – заморгал глазами Рональд. – Подождите, – попытался он отодвинуться, угадав намерения собеседника, – я…       Гробовщик только хихикнул:       – Не будьте столь застенчивы, дорогой мой, – сказал он. – Можете довериться мне, как доктору. Вы коснулись меня, – улыбаясь, принялся он расстёгивать пуговицы на плаще, а потом и на пиджаке Нокса, – отчего бы теперь мне вас не коснуться? Это будет вполне честно… Ну-ну, не бойтесь, – ласково успокоил он Рональда. – Я ведь обещал: я вас не съем…       – Не надо… – прошептал Рональд – и замер, ошеломлённый его прикосновениями. Лёгкие, почти невесомые – они были такими бережными, словно снимали паутинку с драгоценной фарфоровой вазы, – однако, при этом Рональд чувствовал: его касаются. Больше того… он чувствовал: его исследуют эти тонкие тёплые пальцы. Они коснулись его шеи, груди, правого соска… сквозь рубашку, но Рональд, вздрагивая в тяжёлой, волнами накатывающейся истоме, чувствовал себя совсем обнажённым… или, может, он хотел – испытывал какое-то совсем уж извращённое желание – оказаться обнажённым под этими руками. Кажется, его веки смежились сами собой: голова плыла, он совсем ничего не соображал, как пьяный. Колени раздвинулись – чужое колено вклинилось между них, почти упираясь в пах… так горячо. Так близко.       И вдруг на колени ему свалилось что-то холодное и мокрое…       С воплем Рональд вскочил как ошпаренный. Он даже не сразу понял, почему его собеседник, которого он столкнул на пол, хохочет как сумасшедший. А потом увидел тряпичный узелок на полу – и понял: лёд. Он уронил себе на колени лёд, о котором совсем позабыл.       – Смерть всеблагая… – простонал, изнемогая от смеха, Гробовщик, – ох, юноша… да с вами не соскучишься! Хи-хи-хи… – И, опершись о гроб, на котором они недавно сидели, поднялся с пола. – Заикой, правда, сделаешься, – улыбнулся он, присаживаясь обратно на гроб, – но не соскучишься, это точно. Хи-хи-хи… ох, уморили… Эй, эй, куда? – удивлённо крикнул он вслед рванувшемуся к дверям Рональду. – А письмо? Вы не забыли?       Нокс остановился.       – Забирайте, – сказал он угрюмо и, не оборачиваясь, протянул конверт.       – Ой, как грубо, – сказал Гробовщик, подходя к нему. – Не учат нынешнюю молодёжь хорошим манерам, совсем не учат…       – Прежнюю, я смотрю, тоже не больно-то и учили, – не сбавляя тона, отозвался Рональд.       – Хи-хи! да, знаете, дорогой мой, в наши времена это было не в ходу, – весело отозвался опять, кажется, нисколько не обидевшийся Гробовщик. – Тогда наше ремесло заключалось отнюдь не в хороших манерах; да и времени не было, чтобы разбрасываться на всякую ерунду. То тут эпидемия, то там война… одним словом, не до манер. Читать-писать умеешь, арифметику знаешь, инструмент в руках удержишь – значит, годишься… Вы уж подождите, дорогой мой, не убегайте так быстро: я вам ведь ответ написать должен. Смотрю, ваш – хи-хи! – то есть наш с вами знакомый краткости не ценит…       И ушёл всё в ту же дверь в глубине конторы; а Рональд задумался.       Какое такое у гробовщика ремесло, чтобы ему действительно стоило учиться?       Он вспомнил, что рукав у него до сих пор закатан, и потянулся поправить его. Действие льда, кажется, проходило – онемение прошло. Рональд взялся за манжету – и замер, изумлённый.       От ожога остался только тонкий бледный след, похожий на поджившую царапину.       В замешательстве Нокс оглянулся на дверь.       Кажется, он чего-то не понимает?..