***
Хочешь убедиться в том, что ты неудачник? После одного провала возьми и повтори попытку. Если этого будет недостаточно, повтори ещё раз. И так до тех пор, пока на все сто процентов не убедишься: да, ты – неудачник. Впрочем, к чести Рональда Нокса можно сказать: он не пошёл дальше третьей попытки. Энни из бухгалтерии сказала, что как раз сегодня собиралась помочь подруге, но, может быть, завтра она будет свободна; а Джесс его просто отшила. И ещё неизвестно, что обиднее: помощь подруге Рональд понимал однозначно. В альтруизм, когда речь идёт о свидании, он не слишком верил, поэтому понимал: Энни сегодня вечером встречается с кем-то другим, а его просто поставила в очередь – на случай, если сегодняшний кавалер её разочарует. Конечно, можно было бы пойти и попытаться склеить какую-нибудь новенькую – но Ронни не был таким оптимистом, чтобы верить, будто на первом свидании ему гарантированно что-нибудь обломится. К тому же денег на такое свидание, после которого что-нибудь гарантированно бы обломилось, у него не было; а самое главное – не было вдохновения. Напеть, как ты скучал и как ты раскаиваешься, стоит недорого; а вот убедить кого-нибудь во внезапной и беззаветной влюблённости… нет уж. К тому же благодаря весело проведённому в Академии времени даже дурочки взрослели и за просто так не велись; так что услышать классическое «всем вам, скотам, только одного надо!», да ещё и получить по морде, Рональду не хотелось тем более. Словом, всё было очень печально. Жизнь потускнела, лишилась красок и вовсе дала трещину, как дешёвая стеклянная брошка. «Хоть бы можно было просто взять и сдохнуть», – уныло подумал он, щурясь на солнце, выглянувшее из-за облаков, сквозь стеклянную дверь департамента. У него было задание, потом ещё одно, и вообще, целый вагон беготни… И где-то между всем этим нужно выкроить время, чтобы зайти к Гробовщику. Зачем? Грёбаная Смерть, да какая разница? Поблагодарить! Что, уже нельзя? В конце концов, он действительно вылечил ему руку… пусть не ахти какая травма, но всё равно! Рональд потуже затянул галстук, застегнул у плаща верхнюю пуговицу и торопливо зашагал по аллее, прочь от департамента, сунув руки в карманы. Он был сердит и взволнован одновременно. Просто до мурашек по коже. Он хотел сделать уже хоть что-нибудь, чтобы… чтобы… «А не подставиться ли под плёнку ещё раз?» – мелькнула у него в голове совсем уж нелепая мысль, прежде чем он переместился в мир смертных с залитой слепящим осенним солнцем аллеи.II
8 октября 2015 г. в 13:13
Розы Уильям выбросил, хотя у него возникло страстное желание предать их огню – лучше всего вместе с тем, кто принёс их; но увы, это никак не представлялось возможным. Ленту он оставил себе; теперь она лежала перед ним на столе, и он задумчиво рассматривал её, подперев голову рукой.
Вне всяких сомнений, это была лента Грелля. Вчера он вернулся домой без неё; судя по всему, её у него украли. Убедительности ради.
Спирс мог бы назвать это жестокой и злой шуткой, если бы происходящее уже давно не перешло все возможные границы. Пожалуй, стоило бы попросить о расследовании главу департамента; и Уильям ещё полчаса назад отправился бы к нему – если бы только был уверен, что это хоть что-нибудь даст. Кажется, после истории с Джеком-Потрошителем Смит рукой махнул и на Грелля, и на всё, что было с ним связано.
Уильям не знал, что делать.
Пойти к Легендарному, может быть? Вроде бы тот относился к Сатклиффу с участием, и отношения между ними были не самыми прохладными, если Грелль его всё-таки навещал. Но просить его о чём-то… Словно по воле злого рока каждая встреча с ним оборачивалась для Уильяма неловкостью, конфузом – настоящим испытанием на прочность, – так что вновь окунаться в мрачную атмосферу похоронной конторы ему не хотелось. Точнее, против конторы он вовсе не возражал; но вот её хозяин… очень уж непростой у него характер. То легче лёгкого – а то вдруг тяжёлый, как могильная плита. Отказы у него, во всяком случае, выходили именно в таком духе. Получив его отказ помочь сотрудникам департамента на лондонском пожаре, Уильям разом почувствовал всю неумолимость Смерти. А ведь Легендарный даже не стал отговариваться или что-то объяснять. Просто его осанка как-то неуловимо изменилась, улыбка исчезла с губ, и он сказал:
– Нет.
И Уильям понял, что это «нет» окончательное, что никакой власти его слова здесь не имеют. И вообще, его просят уйти, хотя ещё минуту назад были с ним очень вежливы и любезны.
Тем больше было его удивление, когда он увидел Гробовщика на пожаре. Рядом с Сатклиффом. Уильям тогда привёл подкрепление – сотрудников из шестого отдела, которых не выпускали до последнего, – и… собственным глазам не поверил.
Сильнее, наверное, его поразило только то безразличие, с каким приведённые им жнецы отнеслись к присутствию Легендарного. Были ли они предупреждены заранее или Фишер их так вышколил? Никто даже не задал ни единого вопроса…
В дверь постучали. Спирс торопливо спрятал ленточку в стол.
– Войдите! – сказал он, повысив голос.
В приотворившуюся дверь заглянул Хамфриз:
– Можно, сэр?
– Да, Хамфриз, – кивнул Уильям, – входите же.
Видеть ему сейчас, честно говоря, совсем никого не хотелось; но Хамфриза можно было. Он не раздражал. Хотя выглядел, пожалуй, слишком обеспокоенным. В чём же дело?
– Вы хотите что-то спросить, диспетчер? – спросил Уильям, забирая из рук Алана отчёт. Правда, он сомневался, что есть какая-то необходимость дополнительно его просматривать: Хамфриз всегда подходил к работе очень ответственно и справлялся с ней безупречно. Спирс мог с полной уверенностью сказать: несмотря на свою молодость, Хамфриз – превосходный жнец.
Алан размеренно вздохнул, словно собираясь с духом.
– Сэр, – начал он, – скажите: Грелль сильно пострадал?
Уильям взял карандаш. Надо ли Хамфризу знать подробности? Вряд ли. Наверняка даже сам Грелль уберёг бы его от подобного. Он ведь испытывал определённую привязанность к своему младшему коллеге. Если бы у Сатклиффа вообще могли быть друзья, Уильям назвал бы таковым Алана. Ну и Легендарного, естественно.
Что же ему сказать?
Что Грелль потерял много крови? Много крови… Смерть великая, да у него ещё до сих пор перед глазами стоял этот красный кафель! Можно сказать, Уильям искупался в этой крови, которая всё хлестала, не останавливаясь. Надо же было так постараться, чтобы задеть артерию!
Карандаш хрустнул. Спирс с ужасом очнулся.
– Он выйдет в ближайшие день или два, – ответил он Алану. – Это очень похвально, что вы беспокоитесь о состоянии вашего коллеги, Хамфриз; я передам Греллю – то есть диспетчеру Сатклиффу…
– Спасибо, сэр, – вдруг сказал Алан, избавляя его от необходимости ещё что-нибудь говорить. Уильям посмотрел на него: выглядел Хамфриз серьёзным. Но вряд ли напуганным. Значит, не считает, что произошло что-либо выходящее из ряда вон.
– Если у вас больше нет вопросов, вы можете идти, диспетчер, – сказал ему Уильям. Кажется, он начинал понимать Легендарного с его стремлением к одиночеству…
Алан посмотрел на него – усталого, бледного и какого-то осунувшегося за ночь.
– Конечно, сэр, – торопливо кивнул он. – Спасибо.
Наверное, ему пришлось пережить что-то ужасное, думал он, выходя из кабинета. Бедный мистер Спирс! Бедный Грелль…
А тут ещё какой-то негодяй с этими цветами. До чего же некоторым не даёт покоя чужая жизнь, раз они оказываются готовы на любые поступки, на любые траты, чтобы только всё разрушить! И неужели это может быть кто-то из жнецов? Даже не верится! Как жаль, что на территорию департамента не может пройти никто другой – Алана ужасала мысль о том, какие личности встречаются среди его коллег.
Эрик был ещё в отделе – объяснял что-то Саймону, видимо, по порученному делу. Ну конечно: Эрик же у них в отделе самый опытный, с ним даже мистер Спирс считается. И как он ещё может говорить, что ничего не добился за годы службы? Да, может быть, его не любят, может быть, он не сидит в кресле начальника и у него нет своего отдела, но его уважают, с ним считаются… и вообще, Алан всегда знал, что он замечательный. И не только потому, что Эрик был его наставником, – вовсе нет. Хотя даже и как наставник Эрик был лучше всех.
Поэтому, конечно, он тем более должен его понять.
– Эрик, – он подошёл к нему, – у тебя есть минутка?
Слингби обернулся к нему и улыбнулся:
– Да хоть целый день, – сказал он. И ненадолго повернулся к Саймону. – Так, – сказал он, – всё понял? Дальше сам разберёшься. А я пошёл.
И, прихватив с вешалки пальто, вышел вместе с Аланом в коридор. Там он не остановился, а поманил Алана за собой – дальше и дальше, в сторону комнаты отдыха, за угол и до боковой лестницы, до открытой двери на этаж, за которой можно было надёжно укрыться от посторонних глаз:
– Иди-ка сюда.
Хамфриз, не чуя беды, шагнул за дверь – и запоздало понял, что сделал это напрасно. Эрик тут же шагнул за ним, загораживая выход; и, судя по его улыбке, настрой у него был вполне определённый.
– Что это с тобой сегодня, а? – спросил он Алана. – Сначала с утра, теперь вот, зазываешь меня в укромное местечко…
– Но я не… – попытался запротестовать Алан.
– Цыц, – прошептал Эрик, прежде, чем поцеловать его… против чего юный жнец уже не имел никаких сил протестовать. От поцелуев наставника у него каждый раз кружилась голова, от прикосновений – горело тело, и кровь начинала волноваться так сильно, что он становился совершенно беспомощным и мог только целоваться в ответ, и льнуть крепче, и чувствовать, как…
Кто-то деликатно кашлянул.
– Чёрт возьми! – воскликнул Слингби, торопливо загораживая Алана собой. – Мистер Спирс! Как вы неожиданно…
– Я тоже рад вас видеть, Слингби. – Подошедший Уильям поправил очки. – Выпустите Хамфриза – вы совсем его задушите. (Эрик кисло улыбнулся, но противиться непосредственному начальству не посмел.) Полагаю, мне следует сделать вам выговор?
Это было бы справедливо, конечно; но допустить этого Алан не мог.
– Вы не так всё поняли, сэр! – он выбрался вперёд. – Мы просто хотели обсудить сегодняшнее происшествие… и предложить вам свою помощь. (Слингби удивлённо оглянулся на него.) Мы готовы сделать всё, что будет в наших силах.
– Вот как, – сказал Уильям, переводя взгляд с него на Эрика. – Похвально, диспетчер. Однако, боюсь, выговора вам, Слингби, всё равно не избежать.
– Это… на удачу, – опять вмешался Алан и опустил глаза. – Простите, мистер Спирс, – сказал он, – это моя вина. Такого больше не повторится.
– Ах, на удачу. – Спирс неуловимо улыбнулся. Надо же, какой Хамфриз бесстрашный. И какой наивный. – Да-да. Конечно. Прошу меня извинить.
И направился вниз по боковой лестнице.
Едва он отошёл на достаточное расстояние, Алан шёпотом напустился на Эрика:
– Это всё из-за тебя! Ты понимаешь, что нас чуть не оштрафовали?! Если ты ещё раз так сделаешь…
Слингби усмехнулся.
– Как? – спросил он, притягивая его к себе. – Вот так?
Алан, конечно, попытался увернуться… но, пожалуй, он действительно был слишком наивен, а Эрик знал его слишком хорошо, чтобы предупредить все его попытки.
И, конечно, это всё слышал Уильям, остановившийся пролётом ниже. И он мог бы вернуться и действительно оштрафовать обоих. Ненавидь он излишнюю принципиальность чуть меньше – так бы и поступил; но те времена уже прошли, и сейчас он был полностью на стороне Хамфриза, осмелившегося врать ему так бессовестно, да ещё и в такой безнадёжной ситуации.
Наверное, Легендарный посмеялся бы, сравнив его с ним же прежним.
Он спустился в холл, прошёл к окошку справочной. Оттуда превосходно были видны все входившие и выходившие из департамента; и он надеялся, что у сотрудницы, сидящей там, хорошая память.
– Добрый день, – сказал он. – Мисс Пейдж…
– Мисс Пейдж отошла, – улыбнулась ему невысокая, довольно симпатичная брюнетка в очках в тёмной оправе. – Я – мисс Райдер.
– Извините, мисс, – сказал Уильям. – Мисс Райдер, – начал он снова, – скажите, вы работали сегодня утром?
– Да, сэр, – несколько удивлённо отвечала она.
– Вы видели всех входивших?
– Возможно, что не всех. Понимаете ли, сэр, обычно я не слежу за этим…
– Разумеется, мисс, – согласился Уильям. – Однако скажите, если бы у кого-то из тех, кто пришёл сегодня, был при себе какой-нибудь необычный предмет, вы бы заметили?
Сотрудница задумалась.
– Необычный предмет? – переспросила она. – Например?
– Некий свёрток, – отвечал Уильям. – Или большая коробка. Или, например, букет цветов…
– Цветы? – Мисс Райдер нахмурилась, припоминая что-то. – Вы, наверное, хотите спросить о красных розах?
Уильям замер на миг.
– Да, – сказал он, – именно о них.
Мисс Райдер печально покачала головой.
– Мне очень жаль, мистер Спирс, – сказала она. – Боюсь, ни я, ни мои сменщицы ни разу не замечали, чтобы кто-нибудь приносил с собой розы. Так что, к сожалению, я ничем не могу вам помочь. Мистер Лоумен был здесь буквально два часа назад, – пояснила она удивлённому Спирсу. – Он расспрашивал всех в отделе. Поэтому я могу поручиться, что никто ничего не замечал.
Уильям поправил очки. Секретарь Смита. Вот как…
– Что ж, – сказал он, – благодарю вас, мисс Райдер.
И отошёл от окошка справочной. Кажется, теперь он начинал по-настоящему беспокоиться.
Смит всё-таки заинтересовался делом? Решил провести расследование? Но зачем? И, если уж на то пошло, почему начал не с их отдела, а с опроса случайных свидетелей? И даже не свидетелей – тех, кто мог бы ими сделаться, если бы злоумышленник был менее осторожен. О чём это может говорить?
Очевидно, только об одном: мнение непосредственно пострадавших в ходе этих событий будет интересовать главу департамента в последнюю очередь.
А значит, у расследования есть некая особенная цель, и хорошо, если она связана с тем, чтобы найти и наказать виновного. Вернее, несомненно, что виновного найдут и накажут; другое дело, будет ли он действительно виновен… Потому что в ходе расследования с особенной целью можно выяснить такие вещи, которые к истине будут иметь также весьма особенное отношение. Когда-то, в период поиска внутренних врагов, в организации подобное случалось сплошь и рядом, и даже в учебниках упоминалось об этом как о примере отвратительного беззакония, особенно отвратительного потому, что беспристрастность, честность, справедливость – принципы, которые должны быть фундаментальными для каждого Ангела Смерти, нравится ему это или нет. «Вы должны чётко понимать, – говорил каждому новоприбывшему в Академию сэр Вербальд, бессменный её директор, – что все предубеждения, какими бы они ни были, должны остаться за чертой вашей новой жизни. Иначе это будет слишком мешать вам в дальнейшем». Слова сэра Вербальда звучали веско: один из немногих, кто видел создание организации, он ухитрился пережить труднейшие времена, войти в число тех тринадцати, что составляли высшее руководство, возглавить Академию и успешно руководить ей до сих пор. Больше того, при этом он сумел не запятнать себя ни кровью, ни доносом и сохранить репутацию, достойную всяческого уважения; и далось это ему, похоже, не так-то легко. Серьёзный, строгий, лет с виду около сорока или даже немного больше, в прямоугольных очках в простой чёрной оправе, он никогда не улыбался; и единственным обществом, которое он предпочитал, было общество его секретаря: очевидно, тот был единственным, кто мог развеять его гнетущее настроение. Сэр Нейл… Уильям хорошо его помнил – хотя бы потому, что именно сэр Нейл был первым жнецом, которого ему пришлось увидеть: в обязанности секретаря директора Академии входило встречать новичков. Сэру Нейлу хорошо подходило это занятие: беззаботный, приветливый, он выглядел очень молодо – практически как один из студентов, – и потому не вызывал страха, казался своим. Так что первокурсники бывали особенно потрясены, узнавая от студентов с других курсов, что он ничуть не моложе, а, напротив, старше сэра Вербальда, что тот каким-то невероятным образом вытащил его из заточения, откуда, казалось бы, не было выхода, кроме как…
Уильям остановился на площадке между вторым и третьим этажами, у окна. Отсюда открывался вид на парк, разбитый перед зданием организации, весь чёрно-золотистый от полуоблетевшей листвы. По главной аллее туда-сюда сновали жнецы: рабочий день был в разгаре, а из парка перемещаться было удобнее всего. Всё выглядело как обычно; но Спирс чувствовал что-то странное. Что-то было не так. Он не мог сказать, что.
Значит, тем более нужно идти к Легендарному. В одиночку ему не разобраться, ни за что.
Он повернулся и увидел на дальней стороне лестницы Нокса. Тот бодрой рысцой сбегал вниз и, очевидно, не замечал никого и ничего вокруг. Уильям хотел было его окликнуть; но раздражённо отвернулся: не до него! Есть другие дела, первое из которых – оставить распоряжения на случай, если он задержится и не сможет взять задание, которое у него на час тридцать. Мало ли что.
А отчёт он Ноксу и так оставит. Пусть Нокс считает, что ему повезло, раз на него совершенно нет времени.