***
Вечером пятницы Стайлз сидел в диване Скотта, яростно нажимая на кнопки контроллера, и произносимые в комнате слова явно не подходили для несовершеннолетних. – Итак, – начал Скотт, когда его персонажу отрубили голову пятый раз за час, – как дела у вас с Дереком? – Завтра поеду к нему. Скотт издал такой звук, который обычно издавали остальные участники команды, когда один из них признавался, что кого-то поцеловал. Эдакий протяжный и очень напряженный «оох». Стайлз никогда раньше не слышал его в свой адрес. – И когда официальная смена статуса на Фейсбуке? Стайлз захлопал глазами – не потому что был смущен или ошарашен неожиданным вопросом, а потому что вспомнил, что давным-давно пытался добавить Дерека на Фейсбуке, а тот так и не принял его заявку. Нет, один из Дереков Хейлов все же добавил, но это оказался шестидесяти двух летний старикан с бородой, как у Санты. Стайлз его тут же удалил. – Мы даже не целовались, – пробормотал он, пытаясь нащупать свой телефон среди подушек. – Ну так поцелуй его, – Скотт явно не знал, как рискованно для жизни будет хотя бы разок прикоснуться к губам Дерека. Вместо ответа он послал Дереку сообщение: Добавил тебя на Фейсбуке. Тебе нужно принять заявку. Ответа пришлось ждать не так долго, как в прошлый раз: Меня нет на Фейсбуке. Это многое объясняло. Стайлзу стоило это исправить. Завтра будешь. Дерек не ответил, но Стайлз плевать хотел. Он в любом случае поедет к нему завтра.***
На следующий день, собираясь к Дереку, Стайлз нацепил одну из своих излюбленных толстовок. На улице было слишком холодно, даже для ноября, и шел дождь. За то короткое время, что он бежал от машины до двери Дерека, Стайлз успел изрядно промокнуть. Ради всего святого, как же это было несправедливо. Он всеми силами старался выглядеть неотразимо, а походил лишь на облезлого мокрого кота. Дерек неодобрительно нахмурился, глядя на него, и отступил в сторону, чтобы впустить Стайлза внутрь. Перед тем, как закрыть дверь, он глянул на небо, будто пытаясь понять, долго ли еще это будет продолжаться. Стайлз смотрел на него, ожидая, когда Дерек, наконец, соизволит предложить рубашку. Или брюки. Или и то, и другое. Стайлзу нравился последний вариант. Дереку понадобилась почти минута игры в гляделки, прежде чем он сказал: – Я так понимаю, тебе нужна сухая одежда. – Да, – Стайлз мысленно станцевал победный танец. Иногда он задавался вопросом, действительно ли Дерек был таким невежливым или вел себя так, просто чтобы позлить. Стайлз проследовал за ним через весь дом, хотя Дерек, казалось, очень хотел, чтобы он оставался на месте. Стайлзу было слишком любопытно, чтобы понять намек, потому что раньше ему доводилось видеть только ванную, кухню и гостиную. Дерек явно не желал устраивать ему экскурсию, и Стайлз точно знал, что по голове его не погладят, если он будет бродить по дому самостоятельно. В спальне Дерека не было ничего особенного. За исключением того, что это спальня Дерека. И постель Дерека. Где Дерек спал и, вероятно, дрочил время от времени. Стайлз собирался игнорировать тот факт, что Дерек тут, возможно, и сексом занимался. Это не важно. В спальне оказались голые, светло-серые стены, а в одном конце комнаты стояла явно слишком большая для одного человека кровать. В другом конце обнаружился комод и закрытая дверь, которая, как подумал Стайлз, вела в гардеробную. На прикроватной тумбочке лежало несколько книг, но это были единственные признаки того, что в комнате кто-то жил. Стайлз видел гостиничные номера с большей индивидуальностью. – Тут как в психиатрической больнице. Дерек злобно зыркнул и исчез за дверью на другой стороне комнаты. Стайлз оказался прав: это гардеробная. Он воспользовался возможностью и опустился на кровать. Существовал небольшой риск, что он мог больше сюда не попасть, так что ему нужно было знать, каково это, чтобы дать своему воображению хоть какую-нибудь зацепку, когда он останется наедине с собой. Он позволил себе опуститься на спину поверх покрывала и закинуть руки за голову, ногами все так же оставаясь на полу. Стайлз бы вряд ли удивился, если бы Дерек спал на плоском камне, но тут определенно было удобнее. Он вновь оглядел комнату и заметил на комоде фотокамеру. Она казалась старой и явно не цифровой. – А ты еще и фотограф? – Стайлз задал вопрос громко, чтобы Дерек смог услышать с другой стороны двери. – В смысле, у тебя есть камера. – Нет, у нее утечка света. Бесполезная вещь, – пробубнил Дерек, и Стайлз легко мог представить его хмурый вид. Стайлз пожал плечами и попытался попрыгать на кровати, чтобы понять, на что та способна. Конечно же, Дерек выбрал именно этот момент, чтобы выйти из гардеробной. Он на мгновение уставился на Стайлза, а Стайлз уставился в ответ, открыв рот, чтобы произнести застрявшие где-то в горле оправдания. В следующее мгновение одежда оказалась на его лице, и он быстро сел, запутавшись в упавшей на него футболке. Он не собирался жаловаться. Не то чтобы он не заслужил такого обращения. Дерек дал ему просто громадную футболку и бежевые брюки, которые не выглядели такими уж большими. Это казалось странным, потому что Дерек, во-первых, не походил на парня, который носит чиносы, а во-вторых, его бедра были раза в два больше, чем у Стайлза. И на это он тоже не стал жаловаться, просто свалил всю свою одежду в кучу на пол. Это было не очень любезно, но Дерек так и не покинул комнату, так что Стайлз несколько торопился, чтобы снять ее. Увидев его голым, Дерек мог бы потерять рассудок и что-нибудь с ним сделать. К тому же Дерек уже видел раньше, как он раздевался, так что пофиг. Хотя чего уж греха таить, совершенно не пофиг, потому что сердце билось как сумасшедшее, и щеки затопил румянец, когда он встал на ноги, чтобы натянуть брюки. По крайней мере, на нем остались его трусы. Он немного удивился, почувствовав на себе взгляд Дерека, и еще более удивился от того, насколько неуютно он себя от этого почувствовал. Стайлз точно не обладал таким же каменным прессом, поэтому он испытал несказанное облегчение, когда натянул, наконец, футболку. Она действительно оказалась слишком большой, но вот брюки смотрелись очень даже неплохо. Но самым потрясающим было то, что его нос заполнился запахом Дерека. Как же хорошо. Каждый раз, когда Дерек смотрел куда-то в сторону, он подносил ткань к носу и глубоко вдыхал. Она была немного линялая, но такая мягкая под пальцами, когда Стайлз притворялся, что разглаживал ткань. В реальности он просто пытался втереть запах себе в кожу. – Голоден? – к его великому удивлению, поинтересовался Дерек. Стайлз поел перед выходом из дома, но он же подросток: он мог съесть целый город и при этом остаться немного голодным. – Если ты собирался есть, то я бы тоже не отказался. Дерек не ответил, но начал готовить, и Стайлз потрясенно обнаружил, что тот чувствовал себя на кухне довольно комфортно. А то чили, которое Дерек приготовил, было самым вкусным, что Стайлз ел в своей жизни. Хотя, возможно, он смотрел на все немного предвзято. – Это потрясающе, – с полным ртом произнес Стайлз, и у Дерека, в свойственной ему манере, дернулся один уголок губ. – Самое лучшее, что я когда-либо ел. – Нельзя говорить с набитым ртом. – Чувак, – фыркнул Стайлз, – кто бы говорил. Ты сам ешь как свинтус. Дерек не ел как свинтус. Он просто ел очень-очень быстро, и Стайлз сомневался, жевал ли тот или просто сгребал еду в рот и проглатывал. Он ел так, будто уже очень долгое время не делал этого рядом с другими людьми. – Ладно, Фейсбук, – тяжело вздохнул Стайлз, положив вилку обратно на тарелку. – Нет. – Это же круто. Идеально, если хочешь разнюхать о ком-нибудь. – Кажется, ты меня с собой перепутал. – Ауч. – Заслужил. – Как насчет мозгового штурма? – Я сегодня не в настроении. – А, окей, – Стайлз встал со стула, потерев руки. Они знали друг друга еще не очень хорошо. Он и не ожидал, что его пригласят остаться, когда нельзя было сделать вид, что они тут что-то решали. – Спасибо за ужин. – Дождь еще идет, – заметил Дерек, впрочем, без особого энтузиазма в лице. – Да все в порядке, я добегу. Можешь мне не верить, но я бываю очень быстрым, когда захочу. – Если хочешь остаться, пока он не кончится, то я не против. – Правда? – Стайлз выдохнул намного громче, чем хотел. – Я сказал: «я не против». Наверное, это единственное приглашение, которое он когда-либо получит. Стайлз провел вечер на диване Дерека, листая множество каналов на его телеке и делая вид, будто не сходил с ума от того, что тот сидел так близко. Нет, они не соприкасались, но он чувствовал тепло тела Дерека сквозь одежду. Стайлз хотел прижаться к нему близко-близко. Повернув голову, чтобы кинуть быстрый взгляд на Дерека, он совершил великую ошибку, потому что тот в это время тоже смотрел на него. И Стайлз не смог остановить себя. Он только наклонился, и уже в следующую секунду его губы оказались на губах Дерека. Спустя пару сбивчивых ударов сердца Стайлз осознал, что творил, и просто сбежал. Ведь он всегда отлично справлялся с подобными неловкими ситуациями. Только лишь на полпути к дому он понял, что все еще в одежде Дерека. И что его собственная одежда осталась в доме Хейла. Порывшись в карманах в поисках телефона, чтобы написать сообщение и попросить прощения за украденную одежду, оказалось, что и его он забыл там же. Стайлз ни в коем случае не вернется туда, будучи похожим на идиота. Господи помилуй, он поцеловал Дерека. Понимание этого вдарило по лицу, как взрывная волна. На самом деле, поцелуй больше смахивал на легкое касание губ, но без разницы. Он старался не думать о том, что Дерек не ответил на поцелуй. Нисколечко. Жизнь была бы намного легче, если бы Дерек был на Фейсбуке. Они могли бы просто обсудить это маленькое недоразумение в чате, без необходимости лишний раз смущаться. Дерек мог бы послать вещи Стайлза по почте, а Стайлз сделал бы то же самое с вещами Дерека, и все было бы прекрасно. А так он принял слишком много Аддерала и так пялился на свой компьютер, будто это волшебным образом могло превратить его в телефон. Как только он ворвался во входную дверь, папа спросил, что случилось, но с тех пор больше его не трогал. Это было почти два часа назад. Стайлз не слышал стук во входную дверь и то, что отец говорил с кем-то внизу. Он едва заметил, когда открылась дверь в его комнату. Он вообще ни на что не реагировал, пока, подняв взгляд, не заметил Дерека, стоящим в дверном проеме с аккуратной стопкой одежды в руках и лежащим сверху нее телефоном. Дерек Хейл просто обязан был найти Стайлза только лишь для того, чтобы вернуть одежду. Стайлз оглядел себя и понял, что он все так же сидел в чужой одежде. – Я, – начал он и покраснел. Скорее всего, все выглядело именно так, как было на самом деле. – Я сейчас переоденусь, и ты сразу же сможешь ее забрать. Или ты хочешь, чтобы я ее сначала постирал и отдал тебе позже? Конечно же, ты хочешь, чтобы я ее постирал. Боже, с чего бы тебе хотеть забирать грязную одежду? – Стайлз, – Дерек сказал тем же тоном, коим всегда произносил его имя. – Прости, я не подумал. Даже если подумал, то я не знал, о чем думал. Я… просто так получилось. Прости. Сейчас речь шла уже не об одежде. Стайлз даже не был уверен, говорил ли он об их как-бы поцелуе или обращался к тому предателю в своей груди. – Можешь вернуть одежду, когда приедешь ко мне на следующей неделе, – ответил Дерек, и сердце Стайлза впало в ступор. Он обалдел. – Я… что? – Мозговой штурм, – уточнил Дерек, будто Стайлз совсем идиот. Стайлз не был настолько глуп, чтобы сейчас задавать вопросы. – Да, конечно. В следующую субботу? – Да. – Окей. А затем Дерек ушел, и Стайлз кинулся к своему окну, наблюдая, как тот сел в машину и уехал. В комнату тут же зашел отец, глядя на Стайлза странным взглядом. – Не хочешь объяснить, почему ты проводишь время с парнем, который тебя рисовал? И с чего вдруг он принес твою одежду? – Ну, – Стайлз задумался, потому что при идеальном раскладе он бы спал с Дереком, а сейчас оправдывался, что их встречи носили исключительно платонический характер, и что он помогал Дереку с мозговым штурмом. Но поскольку расклад был самый что ни на есть плохой, то есть являлся его жизнью, Стайлз на самом деле лишь помогал Дереку и не спал с ним вообще. Боже, как же он жалок. – Знаешь, ты, скорее всего, никогда мне не поверишь, но я просто помогал Дереку с идеями для его нового проекта. А когда поехал к нему сегодня, то очень сильно промок, и он одолжил мне одежду. – И ты хочешь сказать, что поэтому возвращался в такой спешке, что даже забыл свой телефон? Сынок, ты даже в ванную с ним таскаешься. Стайлз несколько истерично рассмеялся. – Возможно, я попытался его поцеловать, а затем испугался и быстренько сбежал. Папа уставился на Стайлза. Тот уставился в ответ. Он знал, что у него не было фильтра, но сболтнуть такое было неожиданно даже для него. – А, – отец все так же сверлил его взглядом, а Стайлз просто не знал, что сказать, – у меня просто вырвалось. Папа коротко кивнул, будто и так это знал. Казалось, в его голове пронеслись тысячи странных мыслей, прежде чем он сказал: – А он ответил? – Нет, – как бы Стайлзу не хотелось соврать, чтобы выглядеть менее жалким, для жизни Дерека будет намного безопаснее, если он на этот раз скажет правду. – Он не… я ему не нравлюсь. – Хм, – хмыкнул папа тем тоном, который он обычно использовал, когда Стайлз рассказывал ему о своих не-особо-законных проделках со Скоттом. – Боже мой, папа. Это не твое дело. – Кажется, его ожидает куча неприятностей специально для тех, кому ты не нравишься, – отец просто пожал плечами и вышел из комнаты, а Стайлзу захотелось одновременно умереть и рассмеяться. Потребовался короткий миг, чтобы осознать, что он все так же сидел в одежде Дерека. Немного неловко было это признавать, но он решил отправиться спать прямо в ней. Пару дней спустя Стайлз вновь сидел в диване Скотта и говорил о Дереке. Стайлз думал, что это приятная замена разговорам об Эллисон. А так же было приятно, что Скотта, казалось, эти разговоры интересовали больше, чем Стайлза мысли об Эллисон, так что вариант оказался взаимовыгодным. – Кстати о Дереке, – начал Скотт, умерев уже в миллионный раз. – Я на прошлой неделе заходил к маме в больницу и видел там его. – Правда? – Стайлз поставил игру на паузу сразу же, как Скотт начал новый раунд. – Да, наверное, навещал кого-нибудь из родственников, – Скотт пожал плечами и начал игру, но Стайлз тут же вновь нажал на паузу. – У него нет семьи, – непонятно откуда взялось какое-то странное чувство в животе. Что-то сродни морской болезни. – Тогда, может быть, друзей. Стайлзу захотелось рассмеяться, потому что он не мог себе представить, что у Дерека вообще есть друзья. Он в любом случае уже хотел согласиться, но Скотт добавил: – Или он просто заболел. – Ага, наверно, по поводу своих язв обратился, – Стайлзу вновь пришлось задвинуть подальше невесть откуда взявшееся странное чувство. Когда они виделись, Дерек совсем не выглядел больным, так что не стоило беспокоиться. Симулянт. – Я все еще думаю, что он похож на убийцу, – прокомментировал Скотт и начал новый раунд. На этот раз Стайлз не стал медлить. – На сексуального убийцу, – немедленно ответил он и отрубил голову Скотту.***
Пару недель спустя Стайлз лежал на диване Дерека. Он был слишком сыт, чтобы хоть как-нибудь шевелиться. Дерек должен был готовить для него до конца жизни. Его стряпня оказалась настолько потрясающей, что, попробовав ее однажды, жить без нее дальше уже не хотелось. Дерек сидел в футе от него, пристально глядя в телевизор, а Стайлз пользовался предоставленной возможностью, чтобы получше его рассмотреть. Они не обсуждали то, что произошло пару недель назад, и Стайлз не собирался поднимать эту тему или вновь пытаться что-то предпринять. Он не стал лишний раз испытывать удачу, когда Дерек с такой готовностью притворялся, что ничего не было. Практически дважды. Он ведь чуть не поцеловал Дерека тогда в институте. Стайлз был ему благодарен, но в то же время это приводило в некоторое замешательство. Он ведь не особо помогал, когда дело касалось мозгового штурма, хотя, приезжая каждый раз, он преподносил пару идей. Ему казалось, что он должен дать какую-то взятку за право войти в дом, и идеи – это единственное, что он способен был предложить из всего того, что мог бы захотеть Дерек. Хотя все они отклонялись в течение десяти минут, но вот, что странно: Стайлзу не приходилось после этого уезжать или придумывать новые идеи. Он просто тусовался там, сидел на кухонной стойке, наблюдая за готовкой Дерека, и очень много болтал. Дерек не стремился его заткнуть. Тот становился все более замкнутым, хотя Стайлз даже представить себе не мог, что возможно стать еще большим интровертом, чем Дерек уже был. Теперь он говорил очень редко, а его фирменный чуть приподнятый уголок губ Стайлз видел в последний раз уже очень-очень давно. Временами у него дрожали руки, а иногда он смотрел так, будто бы совсем не понимал, кто такой Стайлз и откуда он взялся. Однажды даже пришлось напомнить Дереку, что сегодня суббота, а значит их обычный совместный день. Буквально на секунду в глазах Дерека промелькнула глубокая печаль, но этот взгляд исчез настолько быстро, что Стайлз засомневался, а был ли он на самом деле. Стайлза грызло такое чувство, будто что-то неправильно, но он не знал, что именно. Даже не знал, как спросить. Дерек не казался тем человеком, с которым можно идти напролом. Да и намеки вряд ли подействуют. – Скоро Рождество, – бездумно произнес Стайлз, только чтобы нарушить тишину. Звук от телевизора не в счет. Дерек кивнул, не отводя взгляда от экрана. – Поедешь к семье или…? – Стайлз уже знал о семье Дерека, потому что прочитал его файл, но он не мог ему об этом сказать. Это было бы странно и неловко. По правде говоря, Стайлзу с самого начала не стоило читать о том, что семья Дерека сгорела заживо в этом самом доме. – Нет. – Почему? – было бы намного легче, если бы Дерек сам рассказал все то, что Стайлз уже знал. – Стайлз, не притворяйся, что ты не в курсе. – Я хотел услышать это от тебя, – пробурчал он, чувствуя себя глупо, потому что он должен был допускать возможность, что Дерек все знал. Тот был более наблюдательным, чем казался на первый взгляд, а Стайлз все время об этом забывал. – Отлично. Они мертвы, – грубо отчеканил Дерек, и Стайлз вздрогнул, не успев себя остановить. Окей, не на это он рассчитывал. Он хотел приятной беседы, где Дерек открыл бы свое сердце, а Стайлз, возможно, сделал бы то же самое, потому что он никогда еще не встречал человека, которому также пришлось потерять кого-то близкого. За исключением папы, но разговоры с ним о его маме причиняли слишком много боли, потому что каждый раз при упоминании ее имени в глазах отца появлялось глубокое горе. Стайлз всеми силами старался избегать этой темы. Стайлз решил, что лучше не отвечать, когда Дерек находился в таком настроении. Вообще-то лучше было бы отправиться домой, но он слишком удобно устроился на диване. Стайлз уставился на экран телевизора, не особо всматриваясь в изображение, но так было гораздо легче, чем смотреть на Дерека. Обычно, когда появлялось такое ощущение, что душу вот-вот разорвет на части, Стайлзу просто нужно было отвести взгляд и притвориться, что Дерек не рядом, и что он, определенно, даже рядом не стоял со званием «парня». Стайлз надеялся, что все пройдет само по себе – вся это влюбленность-в-Дерека-потому-что-он-такой-опасный, – но этого не происходило. На самом деле, все оказалось гораздо хуже, чем с Лидией. Словно вселенная Стайлза полностью сфокусировалась на одном человеке, которому это совершенно не нужно. Как будто гравитация затягивала его в черную дыру под названием «Дерек» каждый раз, когда тот оказывался рядом. Стайлз не заметил, как уснул, а когда проснулся, было уже темно, и он лежал, накрытый покрывалом, которое обычно находилось на подлокотнике дивана. Он немного замерз, и Дерека рядом не оказалось. Возможно, тот уже спал в своей постели. Стайлз не заходил в спальню Дерека с того дня, когда брал у него одежду. Он так и не вернул ее, да и не стирал, хотя запах уже давно исчез. Ему просто нравилась та мысль, что она вообще принадлежала Дереку. Он бы так и уснул снова, потому что отец на все выходные уехал на какие-то курсы в соседний город, и Стайлзу нравилась мысль, что он сможет без откровенной лжи сказать людям, что ночевал у Дерека. Но ему нужно было сходить отлить, так что пришлось вставать в любом случае. Пол оказался до ужаса холодным, и Стайлз удивился, как у Дерека получалось выжить в таком месте. Спустив воду в туалете, единственным нормальным выходом стало бы вернуться на диван или отправиться домой, но у Стайлза появилась идея, а когда у Стайлза появлялась идея, у него не оставалось выбора, кроме как воплотить ее в жизнь. Хотя это редко заканчивалось хорошо. Ему действительно не следовало прокрадываться в спальню, чтобы посмотреть на спящего Дерека. В попытке отвлечься он прошел в его личную ванную. Он всегда так делал, когда приходил к кому-то в гости. Содержание обычно многое говорило о человеке. Вот взять, например, Скотта: у того вечно валялись штук пять пустых тюбиков зубной пасты, которые он никак не мог выкинуть, и одноразовая бритва, которую он использовал множество раз. Однако в ванной Дерека все было намного интереснее. На полке аккуратно стояла электрическая бритва, только один тюбик зубной пасты и электрическая зубная щетка. Также лосьон после бритья – Стайлзу огромных усилий стоило не попробовать его на себе – и расческа. Стайлз аккуратно провел кончиком пальца по этим предметам. В шкафчике лежала упаковка презервативов, и Стайлз был нереально счастлив, что она оказалась нераспечатанной. Он чуть не пропустил это, но все же заметил за упаковкой маленькую желтую баночку. Стайлз знал, что в таких баночках обычно хранили лекарства. Он осторожно взял ее, удостоверившись, что крышка плотно закрыта, потому что с него сталось бы рассыпать таблетки по всему полу. Он не узнал название препарата, но оно определенно было выписано лично для Дерека. На баночке было имя. Он поставил ее на место, а внутри уже медленно стягивался узел беспокойства. Если раньше еще можно было противостоять тяге увидеть Дерека во сне, то теперь это стало просто невозможно. Он будто почувствовал необходимость убедиться, что с Дереком все в порядке. Стайлз попытался идти как можно тише, опасаясь, что все испортит, если вдруг будет вести себя громко и разбудит Дерека. Он просто хотел посмотреть, как тот выглядел, когда спал, и убедиться что с ним все хорошо. Он знал, что сейчас смахивал на Эдварда Каллена, и понимал, что стоило бы обратиться к психиатру, потому что это было ненормально. Просто это могло стать единственной в его жизни возможностью. Дверь в спальню оказалась чуть приоткрыта, и сквозь щель в темноту коридора просачивался слабый лучик света. Стайлз задержал дыхание, пытаясь поймать звуки или любые признаки того, что Дерек не спал, но вокруг стояла полнейшая тишина. Он уверил себя, что всегда сможет оправдаться тем, что просто хотел попрощаться перед уходом, и осторожно открыл дверь. Свет исходил от маленькой лампы на подоконнике. Он был слишком тусклый и бесполезный для чтения, так что Дерек, скорее всего, просто забыл его выключить, прежде чем лечь спать. Дерек лежал на животе, отвернувшись от Стайлза и спихнув одеяло к самым ногам. Он был одет в одни черные боксеры. Стайлзу захотелось умереть. Особенно когда он чуть не запутался в ногах, что было в принципе невозможно, потому что он стоял на месте. Стайлз отчаянно замахал руками, чтобы сохранить баланс, и задел стопку книг, которая повалилась на пол с грохотом землетрясения. Все придуманные ранее оправдания испарились из головы в мгновения ока, когда Дерек резко проснулся и уставился на него. Стайлз вновь затаил дыхание, ожидая, когда открытое и растерянное выражение на лице Дерека вновь превратится в обычную угрюмость. Этого не произошло, а Стайлз просто продолжал смотреть, совершенно не зная, что сказать. – Хочешь чего-нибудь? – наконец спросил Дерек, полностью развернувшись к Стайлзу. Его волосы лежали в полнейшем беспорядке, а голос немного хрипел ото сна. Трещина в сердце Стайлза разошлась еще сильнее. – Да, – ответил он, потому что это была правда. Он хотел поцеловать Дерека, прижаться к нему всем телом. Он хотел скользнуть рукой по груди, чтобы узнать, действительно ли она была такой же гладкой, какой выглядела. Стайлз прошелся взглядом по всему телу Дерека, впитывая в себя образ, ведь у него даже мысли не возникло, что это могло быть неприемлемо. – Стайлз, – позвал Дерек, но это был не тот тон, которым он обычно произносил его имя. Это больше походило на намек, что если он еще немного поднажмет, то сможет на этот раз нарушить правила. И что Дерек не остановит его. Стайлз много лет ошивался по местам преступления. Он был совершенно не прочь нарушить правила. – Да? – отозвался Стайлз, оторвав взгляд от дорожки волос, ведущей под ткань белья. Как же хотелось лизнуть ее. Казалось, Дерек искал слова или, может, оправдания. Как будто он пытался придумать серьезные основания не делать этого. Стайлзово сердце с каждой секундой билось все сильнее, и он видел, что все стены Дерека рушились за его глазами. – Замерз? – затем спросил Дерек, и Стайлз даже немного рассердился, потому что он рассчитывал как минимум на долгий и пылкий поцелуй, а не на вопросы о его самочувствии. Но затем он все понял, когда Дерек чуть подвинулся на своей кровати вбок. Освобождая место для Стайлза. – Очень сильно, – неубедительно ответил Стайлз, и это даже отдаленно не звучало, как что-то сексуальное или как код «нет, но, пожалуйста, доставь мне удовольствие на своей кровати», как он этого хотел. Дерек ухватился за одеяло и приподнял его, будто ждал, пока Стайлз заберется внутрь. И тот, конечно же, это сделал. Стайлзу все еще слабо верилось, что это происходило на самом деле. Буквально через мгновение в его мозгу что-то щелкнуло, и он совершенно неизящно выбрался из своей одежды, но в отличие от тех разов, когда он позировал, на нем все же оставалось белье. Стайлз не знал, как ему расположиться: возможно, ему стоило лечь лицом к Дереку и впиться в его губы или завалиться на спину, отдав Дереку весь контроль. А, может быть, просто прижаться к нему маленькой ложкой, потому что ему вообще не нужно было ничего делать. Он как раз собирался спросить, потому что Стайлз никогда в жизни не упустит шанс на поцелуй, если таковой представится, но Дерек сам опрокинул его спиной на матрас и навис сверху. Стайлз на самом деле не мог дышать. Но в хорошем смысле, когда дышать вовсе не хотелось, потому что он был слишком занят, пристально вглядываясь в Дерека. Стайлз опустил взгляд вниз, восхищаясь так близко представшей перед ним великолепной грудью, и провел рукой от ключиц до самой впадинки пупка. Дерек вздрогнул. Он на мгновение схватил руку Стайлза, и тот подумал, что его сейчас оттолкнут, но затем он мягко сжал ее, прежде чем приложить к своей щеке. Глаза Дерека закрылись на мгновение, и Стайлз погладил большим пальцем точеные скулы. Кожа оказалась такой теплой и удивительно мягкой, и в животе что-то до боли сжалось, когда Дерек открыл глаза: темные, с огромным зрачком и тонким ободком светлой радужки, в которых Стайлз просто утонул. Он не знал, сколько прошло времени: возможно, это была секунда, а может быть и полчаса, но внезапно губы Дерека оказались на его собственных губах. Стайлз представлял себе грубый и отчаянный поцелуй, но этот оказался совсем не таким. Этот был медленным и осознанным, губы Дерека дразнили легкими касаниями, побуждая Стайлза приподниматься с подушки для большего. Стайлз почти заскулил, когда Дерек начал отстраняться, заставляя его дюйм за дюймом подниматься все выше, и он только хотел выразить свое недовольство, как Дерек откинул его обратно на кровать. Стайлз уставился на него, пока собственное сердце гулко колотилось в груди, не понимая, когда у него успел встать, но прекрасно осознавая, что Дерек уже это почувствовал. Когда Дерек вновь наклонился за поцелуем, нежности как будто не бывало. Раньше Стайлз считал полнейшей брехней все эти книжные описания, как у героев перехватывало дыхание от одного лишь поцелуя, но, матерь божья, он не мог дышать – не хотел дышать, – когда Дерек целовал настолько безжалостно, что стайлзов мозг превращался в лужицу. Языка было на удивление мало, он проскальзывал лишь намеком, когда зубы Дерека смыкались на его верхней губе, или когда он решал засосать нижнюю. А Стайлз крепко схватился за бицепсы Дерека и просто старался не отставать. Он судорожно выдохнул, когда Дерек все же отстранился, оставив его с истерзанными и припухшими губами. – Я, – прохрипел Стайлз, не имея ни малейшего понятия, что он хотел сказать. Голова опустела. Он высунул язык и облизал губы, пытаясь удостовериться, что они действительно болели, и что все это ему не приснилось. – Стайлз, давай спать, – негромко сказал Дерек, голос его был груб совершенно по другой причине, нежели обычно, отчего у Стайлза мурашки побежали по коже. Он только хотел запротестовать, но Дерек повернул его на бок, крепко обняв сзади. И да, не один Стайлз завелся после этих поцелуев. От ощущения чужого стояка, упирающегося в его задницу через ткань белья, в Стайлзе смешались разочарование и некоторое самодовольство, но он пытался убедить себя, что он хотя бы в постели Дерека, с исцелованными губами и горячим парнем рядом. Он не имел права ни на что жаловаться. Он ничего не мог понять, но Стайлз решил, что ему все равно, когда губы Дерека задели кожу на тыльной стороне его шеи. Это могла быть случайность, но Стайлз предпочел притвориться, что это не так. Он медленно скользнул рукой вниз и переплел свои пальцы с пальцами Дерека. Он как будто выиграл в лотерею всей его жизни.***
Когда Стайлз проснулся следующим утром, кровать оказалась пуста. Не так уж и странно, учитывая то, что время, судя по яркому солнцу за окном, казалось, уже перевалило за обед. Он потянулся и оглядел комнату. Вокруг ничего не изменилось, и он бы подумал, что все ему лишь приснилось, если бы он на самом деле не лежал в постели Дерека, и если бы губы чуть не саднило. Но нет, все произошло на самом деле. Стайлз этой ночью целовался с Дереком Хейлом. В его кровати. Возможно у него все же получится потерять девственность до тридцати. Стайлз никак не мог решить, стоило ему одеться или отправиться на поиски Дерека в одних трусах, но решение пришло сразу же, как он откинул с себя одеяло. Было чертовски холодно. Он порадовался принятому решению, когда нашел Дерека на кухне – полностью одетым и с книгой в руках. Когда Стайлз вошел, Дерек едва взглянул на него: просто кинул быстрый взгляд, признавая его присутствие, и вернулся к книге. – Доброе утро, – Стайлз постарался звучать так, как будто в его животе сейчас не сворачивался тревожный узел. – Утро, – ответил Дерек, хотя скорее пробубнил, чем сказал четко вслух. Стайлз не был настолько наглым, чтобы напрашиваться на завтрак. Он видел, что Дерек не был заинтересован в его дальнейшем пребывании в этом доме, и Стайлзу вновь захотелось спеть ему песню Кети Перри. Все это оказалось слишком сложным для его мозга. Он не понимал, чего от него хотел Дерек. – Вообще-то, мне уже пора уходить, – заявил он. Ему не нравилось, что Дерек заставлял его чувствовать себя настолько слабым. Неуверенным. Теперь Стайлз не сомневался. Он убедился, что на этот раз ничего не забыл, и ушел. Дерек только лишь попрощался. Тот Дерек, который, возможно, все еще сидел за кухонным столом, не был тем Дереком, которого Стайлз целовал прошлой ночью. Он не понимал, откуда взялась такая разница между ними. По крайней мере, ему не придется ждать, что Дерек в любой момент принесет забытые вещи. Стайлз любил его, но его силы иссякли. Честное слово, он просто не мог понять ту игру, которую вел Дерек. Первая неделя декабря была тяжелой, но Стайлз справился. Он едва помнил, что делал на День Благодарения. Он брал дополнительные смены на работе и старался больше времени проводить с друзьями. Те спросили у него, что произошло, и Стайлз рассказал им правду, но они тоже не могли ничего понять. Он помог отцу навести порядок в доме и развесить рождественские шторы, которые сшила его мама перед самой смертью. Каждый взгляд на них все так же отдавался болью, но он не мог встречать Рождество без них. Мама умерла 26 декабря, продержавшись достаточно долго, чтобы последний раз увидеть, как ее сын открывал подарки. Стайлз иногда жалел, что его последнее воспоминание о маме – празднование Рождества в больнице, но и забывать этого он не хотел. Стайлз убивал время на игру в Покемонов и уборку своей комнаты. Это работало до тех пор, пока он не нашел статью из газеты месячной давности. Ту, которая рассказывала о выставке. И тогда Стайлз осел на пол, обняв свои ноги и прижав их к груди. Он не плакал. Он больше не плакал. Но он чувствовал, как слезы забивались в горле и щипали на внутренней стороне глаз. Он задумался, а не был ли он обречен по жизни влюбляться в тех людей, которые не проявляли к нему ни малейшего интереса. Хотя это никак не вязалось с поцелуем. Стайлз хотел понять, чтобы иметь возможность со всем этим справиться, но он ни при каких условиях не пойдет к Дереку, чтобы вновь прокатиться на американских горках эмоционального замешательства. Стайлз просто хотел быть в состоянии отпустить его. Если он смог прожить свою жизнь вплоть до этого лета, не встречая Дерека, то он вполне сможет прожить оставшуюся часть, избегая его. Стайлз отправил сообщение Скотту, и он, на самом деле, готов был вручить ему награду за самого лучшего «лучшего друга», потому что тот пришел всего лишь через полчаса. Стайлз готов был просто завалить его всеми возможными наградами, потому что тот ни разу не упомянул Эллисон. Они просто играли в видео игры, полностью игнорируя несчастное состояние Стайлза и то, что Скотт, скорее всего, серьезно о нем беспокоился. Стайлзу очень повезло со Скоттом. Он знал это. Даже при том, что Скотт обладал таким же большим словарным запасом, как задние карманы на его штанах. Скотт не носил штаны с задними карманами. За неделю до Рождества Стайлз начал потихоньку приходить в себя. Только если потихоньку. Но потом он вновь встретился с Дереком. Потому что, конечно же, Дерек зашел, чтобы снова разрушить стайлзову жизнь. Как раз тогда, когда она начала налаживаться. Стайлз очень хотел ненавидеть его, но не мог. Когда Дерек вошел в дверь кофейни ровно в пять-сорок-пять, предательское сердце совершило сальто в груди. Стайлз знал, что Дерек знал, что он будет здесь в это время. Это стопроцентно была не случайность. Айзека стоило убить за то, что тот разболтал, когда Стайлз должен был работать в утренние смены. Публично обезглавить. Кастрировать на сцене. Закидать до смерти тухлыми помидорами. – Пожалуйста, просто уйди, – прошептал Стайлз. Он не был уверен, находился ли Дерек достаточно близко, чтобы услышать, но сказал это все равно. – Стайлз, – на этот раз прозвучало как мольба. – Нет, не смей использовать этот голос, Дерек, – он старался казаться уверенным и сильным. Как будто не рассыпался внутри на кусочки. Выходило не особо хорошо. – Ты же все знаешь. Я рассказал тебе о своих чувствах. А ты просто… ты просто заставил меня еще больше запутаться, отталкивая и притягивая вновь только для того, чтобы в следующий раз оттолкнуть еще сильнее. Я не позволю тебе сделать это снова. Дерек стоял, засунув руки в карманы, и смотрел на него, слушал его. Стайлз видел, как дергался кадык Дерека, когда тот сглатывал. Его лицо выглядело открытым и на удивление уязвимым. Стайлз боялся того, что произойдет. Казалось, что Дерек тоже боялся. Они смотрели друг на друга долгое время. Стайлз не знал, насколько долгое, но это, определенно, были минуты, а не секунды. А минуты обычно тянулись долго, когда не проводились в интернете. – Я хочу быть с тобой, – внезапно выдал Дерек, и Стайлз был уверен, что ему послышалось. – Но я не могу. Все как всегда. Стайлз знал, что происходит, потому что Дерек вновь включил свой долбанутый режим поведения. – Проваливай, – рявкнул Стайлз. Не имело значения, что его сердце жаждало вновь услышать то первое предложение. Он был сыт по горло. – Прошу, просто дай мне объяснить. Стайлз, возможно, продолжал бы играть в игру под названием «я хочу, чтобы ты ушел», если бы не взглянул в глаза Дерека. Испуганные глаза. Стайлз сдался. – Я хочу быть с тобой, – повторил Дерек, и Стайлзу хотелось плакать, потому что было больно. – Но я не могу. Я умираю, Стайлз. И Стайлз будто бы оказался в самом эпицентре землетрясения, наблюдая, как мир вокруг рушится. А затем остался только он и глубокая дыра в груди там, где должны быть чувства. Остался только холод. – У меня опухоль головного мозга, – голос Дерека был едва слышен, но он надломился на последних словах, и Стайлз удивился, говорил ли Дерек кому-нибудь это прежде. – Она растет медленно, но я не могу, Стайлз. Я не могу быть с тобой, когда я умираю. Стайлз не знал, откуда все пришло, но он просто закричал. Это было подло, и он кричал, чтобы Дерек проваливал, чтобы Дерек оставил его одного, что Стайлз ненавидел его, и это прозвучало так, будто бы действительно было правдой. А когда Дерек даже не сдвинулся с места, Стайлз начал кидаться в него всем, что попадалось под руку. Это подействовало. Оставшись в одиночестве, Стайлз осел на пол. Он просто не мог позволить еще одному человеку поступить с ним подобным образом, пройти через все это. Дереку не разрешали влюблять в себя Стайлза, а затем говорить, что он скоро умрет. Ему. Не. Разрешали. Он позвонил начальнику и не объяснил ничего, кроме того, что он не может больше сегодня работать. Обычно мистер Бэрри являлся одним из тех людей, которые считали, что минимальная удовлетворительная причина не выхода на работу – это госпитализация, но вот, что странно: тот сказал, что пришлет кого-нибудь так быстро, как только сможет, хотя, возможно, на него так подействовала заметная дрожь в голосе Стайлза. Айзек ворвался в двери уже через тридцать минут, но Стайлзу это показалось вечностью поверхностного дыхания и путаницы в голове. Он ничего не объяснил, просто пошел домой, оставив джип на стоянке возле кофейни. Он жил не так уж далеко. В паре миль. Стайлзу хотелось вмазать Дереку по лицу. Хотелось причинить ему боль за мысли, что это нормально – позволять Стайлзу возвращаться снова и снова, а затем сказать, что он угаснет так же медленно, как его мама. Он не мог допустить мысли, что Дерек будет лежать на больничной койке, где все будет слишком белым, и сжимать его руку, прежде чем уйти навсегда. И Стайлз вновь окажется один. Так же как и тогда, когда умерла его мама. И он останется с ополовиненным сердцем, потому что вторая половина навсегда останется с ними. Стайлз не был уверен, что сможет жить с половиной сердца. Он не хотел больше любить Дерека. Он просто хотел выключить все чувства. Должно быть, Айзек позвонил Скотту, потому что тот был уже на месте, когда Стайлз дошел до дома. Он действительно заслуживал награду за звание лучшего друга. Скотт ничего не говорил, он просто слушал Стайлза. Он даже не засмеялся, когда Стайлз объяснил, как по-детски он влюбился в Дерека, и что где-то по пути это переросло в нечто серьезное. Когда Стайлз рассказал про тот поцелуй в постели и про следующее утро, он заметил, как руки Скотта сжались в кулак. А затем, когда слова «опухоль мозга» покинули рот Стайлза, Скотт крепко прижал его к себе. Он обнимал его так лишь однажды. Это было тогда, когда Стайлз точно так же ревел не переставая. Когда умерла мама, он часто приходил к Скотту, или Скотт приходил к нему, и они не говорили ни единого слова, просто сидели точно так же и плакали. Потому что когда плакал Стайлз, Скотт делал то же самое. Так работала их дружба. Стайлз задался вопросом, не потому ли слезы причиняли такую боль, что он не проливал их уже очень много лет, или так было потому, что его сердце всеми силами пыталось не разбиться в дребезги. Той ночью они вместе свернулись калачиком на постели Стайлза. Сейчас там было намного меньше места, чем тогда, когда они делали подобное в последний раз, но это по-прежнему имело для Стайлза больше значения, чем что-либо другое. Скотт даже выключил свой телефон. Не то чтобы Стайлз не знал, что он важнее Эллисон, если хорошенько вдуматься, но видеть это оказалось очень приятно. Скотт никогда не говорил, что все будет в порядке, потому что не знал, а будет ли. Стайлз не знал тем более.***
На следующее утро Скотт поговорил с отцом Стайлза, и тот остался дома, как бы Стайлз не уговаривал его этого не делать. Отец не говорил особо много, но его взгляд заменял все те слова, которые он мог произнести. Тем вечером Стайлз получил от Дерека сообщение. Скотт все рассказал. Мне жаль. У Стайлза не было необходимости спрашивать, почему Скотт разговаривал с Дереком, и что он ему сказал, потому что все это читалось между строк. Дерек узнал о маме Стайлза и, наконец, все понял. В конце концов, тот тоже потерял семью. Стайлз долгое время смотрел на текст, печатал и удалял ответы примерно час, прежде чем сдаться. Он отправил лишь: Ты не виноват, – но думал иначе. Я должен был рассказать тебе все с самого начала. – Ответ пришел практически немедленно. Стайлз фыркнул сам себе и прищурился. Лицо припухло от высохших слез, и кожа немного побаливала. Да. Он свернулся в постели, прижав футболку Дерека к лицу, хоть и чувствовал себя при этом глупо. Она больше не пахла Дереком, только лишь Стайлзом, но сердце все еще продолжало болеть, и это странным образом утешало. До него все никак не могли дойти слова Дерека, хоть Стайлз и знал, что они означали. Дерек еще слишком молод, чтобы умереть. Слишком рано. Еще сложнее понять то, что Дерек тоже хотел быть со Стайлзом, но они не могли быть вместе, потому что Дерек не пробыл бы с ним долго. Как же это несправедливо, потому что с самого июня Стайлз не мог представить себя ни с кем, кроме Дерека. Он задумался, мог ли Дерек знать все уже тогда; не поэтому ли он отвергал все его идеи; пытался ли Дерек оттолкнуть его для их общего блага, но потом просто не смог устоять. Переполняло ли сердце Дерека, когда он смотрел на Стайлза, так же, как и у Стайлза, когда он смотрел на него. Возникало ли и у него такое ощущение, что он вот-вот разобьется на части. Стайлз так и уснул с футболкой Дерека возле лица и телефоном, крепко зажатым в руке. Он просто хотел быть уверенным, что не пропустит ни единого слова, что Дерек, возможно, захочет ему сказать. И в то же время ему хотелось сказать, чтобы Дерек съебался, наконец, из его жизни. Хотя для последнего уже было слишком поздно.***
Странно, что жизнь вокруг него, как и раньше, шла своим чередом, несмотря на то, что Стайлз, казалось, застрял на одном месте. Внезапно наступил последний день, когда еще возможно отправить свои документы в колледж, а он еще даже не написал сопроводительное письмо. Пустой вордовский документ смотрел на него с экрана компьютера, пальцы парили над клавиатурой, готовые в любой момент начать печатать, но его голова была пуста. Пуста от идей и одновременно полна хаоса. Он погуглил о том, как писать сопроводительное письмо и бесцельно кликал на ссылки, лишь коротко читая содержание. Большинство из них говорили о том, что он и так уже знал: сопроводительное письмо – важный, даже решающий фактор, позволяющий поставить свои личные качества выше оценок. Он мог думать только лишь о Дереке, и это явно не делало его самым потрясающим и желанным студентом во вселенной. Он знал, что сестра Лидии написала письмо о бездомном, мимо которого она проходила каждое утро перед работой, и оно привело ее в Брауновский университет. Затем Стайлз наткнулся на ссылку, в которой рассказывалось, что кто-то написал сопроводительное письмо о мухе. Он постучал пальцами по столу, пытаясь заставить мозг вновь заработать, но, казалось, там не было места ни для чего, кроме мыслей о Дереке. Именно тогда Стайлз решил написать сопроводительное письмо о потере кого-то, кого ты любил, и о любви к кому-то, кого ты мог потерять, даже несмотря на то, какой болью отдавалось каждое слово.***
Стайлз сидел на диване и смотрел на елку, чувствуя, будто Рождество потеряло для него всякое значение. Его отец любил всякие разноцветные мигающие гирлянды. Стайлз ненавидел их, но в этом году у него не было сил бороться за достойное украшение рождественской елки. Он наблюдал, как огоньки сменялись с красного на фиолетовый и синий, и ждал, пока папа домоет посуду, и они начнут открывать подарки. Возле стены стояла огромная коробка, и Стайлз знал, что она предназначалась ему, потому что была не от него, но не мог понять, что в ней находилось. Может быть, там лежала доска для заметок, которую Стайлз хотел в одиннадцать лет и которой у него никогда не было. Если бы отец только сейчас догадался ее купить, Стайлз бы совершенно не удивился. Последние несколько дней он с одержимостью расспрашивал маму Скотта об опухоли головного мозга. Она рассказала все на эту тему, и, судя по ее словам, если Дерек утверждал, что умирает, значит так оно, скорее всего, и было. Это не те слова, что Стайлз хотел услышать, но он в любом случае принял их во внимание. А еще он оказался достаточно глуп, чтобы прочитать все, связанное с опухолью мозга, что он нашел в Гугле. В основном везде говорилось, что все опухоли разные, и у каждого человека они проявляются по-разному. Он читал про изменение личности и слепоту. Он читал про потерю памяти и проблемы с координацией. Теперь он понял, почему Дерек временами выглядел таким растерянным и почему у него иногда тряслись пальцы. И он понял, почему Дерека не особо заботило влияние тройного эспрессо на его желудок, потому что хуже этого уже ничего быть не могло. Он почувствовал тяжелую руку отца на своем плече и поднял взгляд. Потребовалась минута, чтобы понять, что он расплакался, даже не заметив этого. В последнее время Стайлз часто так делал. Он избегал Дерека и его сообщений. В основном он удалял их, даже не прочитав, потому что просто не мог. Стайлз не хотел, чтобы у него остались какие-либо воспоминания, когда Дерека не станет. Вчера он удалил все фотографии, загруженные с Гугла месяц назад. Спустя два часа он поймал себя на том, что разыскивал их по всему телефону. Тогда Стайлз понял, что именно это его ждет, когда Дерека не станет. Он будет постоянно искать кого-то, кого даже нет на этом свете, и каждый раз от осознания его мир будет рушиться. Самое ужасное, что как бы он не пытался возненавидеть Дерека, он просто не мог этого сделать. Вот нисколечко. – Готов открыть подарки? – спросил отец, и даже при том, что черты его лица оставались строгими, как всегда, его глаза светились добротой. Стайлз только лишь кивнул и вытер слезы тыльной стороной ладони. Это Рождество. По идее, он должен быть счастлив. Папа вел себя странно. Он притворялся, что огромной коробки не было в помине до тех пор, пока Стайлз не распаковал свои игры и сериалы, которые он хотел еще с прошлого Рождества. Папа искренне радовался своим подаркам, но улыбка исчезла с его лица, когда единственной не распакованной осталась та самая коробка. – Ну что, вперед, – сказал он, и Стайлзу пришлось убрать с колен все свои распакованные подарки, чтобы сделать несколько шагов к чудовищных размеров штуке, прислоненной к стене. Стайлз даже не был уверен, что ему для этой доски хватит места на стене. Папа, должно быть, был пьян, когда купил ее. Хотя нынче он пил редко. Только распаковав подарок, Стайлз понял, почему отец вел себя так странно. Это была не доска. И подарок был совсем не от папы. Он знал это, даже не повернув его к себе лицом, потому что маленькая надпись на обороте гласила: «Это моя лучшая работа». Папа Стайлза поднялся с кресла и обнял его одной рукой, пока они вместе поворачивали подарок. Стайлз будто в зеркало посмотрел. Эта работа не выглядела так, как те с выставки. На ней изображалось лишь лицо Стайлза, и складывалось такое ощущение, что он разговаривал с кем-то за пределами рисунка. Он смеялся и выглядел глупо. И судя по усилившейся хватке на его плече, он не единственный боролся со слезами. Потому что теперь Стайлз знал, что Дерек любил его уже тогда. Он вспомнил укол боли, когда услышал слова Дерека, что та работа с обнаженным Стайлзом не была его лучшей. А эта – лучшая. И она даже не изображала голое тело. Только лицо. И Стайлз на ней выглядел, как счастливейший парень на планете. Потому что тот Стайлз на рисунке еще не знал того, что знал теперь: что бы ни случилось, и что бы он ни чувствовал, кто-то там сверху установил для них с Дереком свои сроки. Даже при том, что ему хотелось разрыдаться, рисунок не оказывал на него такого влияния, как он ожидал, и это было странно. Ему не хотелось рассыпаться в груду отчаяния и соплей. Просто в один миг он четко вспомнил слова миссис МакКолл, что какой бы ни оказалась опухоль, всегда оставалась надежда. И папа, скорее всего, все знал, потому что Дерек, должно быть, отдал ему рисунок, когда Стайлз работал. Он посмотрел на сына так, как никогда еще не смотрел, и в этом взгляде явственно читались понимание и сочувствие. Его папа уже знал, что такое потерять близкого человека, и это подействовало на Стайлза не хуже пощечины. – Мне нужно идти, – сообщил он, а отец просто кивнул. Тот даже не заикнулся о том, что это, вообще-то, Рождество, и нужно проводить его с семьей. А затем он поцеловал Стайлза в лоб. Он не делал этого с тех самых пор, когда Стайлзу было пять.