Пленник ветра

      Рейек ещё минуты две не знал, что ему делать с потерявшим сознание воином: поочерёдно мальчишка глядел то на украшенный кровью клинок, то на лицо беззащитного незнакомца. Спрашивать о том, что этот человек северянин, было поистине глупо: светло-пепельные волосы было тяжело не узнать даже спутанными и покрытыми слоем дорожной пыли. Потемневшая кровь на его лице странно оттеняла видимую бледность, при этом закрывала собой длинную резаную рану, которая шла от уголка глаза и утопала в той самой неопрятной серой бородке. Рейек знал, что о северянах всегда говорили плохие вещи. По натуре своей они были завоевателями, отчего постоянно совершали набеги на селения восточного побережья, терроризировали соседние государства, борясь за море и земли, конфликтовали и всячески угрожали остальным частям бывшего королевства. Правда, Западный Предел уже не помнил, когда в последний раз после свержения династии эти суровые и жестокие люди появлялись в их местах. Но страха это не умаляло и лишь больше разжигало ненависть. Мальчишка стоял перед сложным выбором: убить врага и прослыть героем или спасти тому жизнь, поквитавшись с собственной совестью. Вновь Рей колебался: то хватался за клинок северянина, пятясь назад, словно загнанная собачонка перед лицом зверя, то вновь приближался, хмуря брови. Но едва представив, как перережет горло беззащитному, сглотнул густую слюну и, выронив оружие, немедля бросился на помощь. — Эй, — терзая колючие щёки незнакомца, повторял Рейек. — Очнись. Тебе нельзя спать ни в коем случае.       Северянин не слышал его. Казалось, что он уже отправился к Древним, отчего с завидным упорством Рей продолжал попытки привести того в чувства. С каждым разом удары по щекам становились сильнее, пока, наконец, мальчик не ударил почти наотмашь, и юноша через силу разлепил веки. — Нельзя спать, — повторил Рейек. — Дореа говорила мне так, когда я однажды поранился. Она моя сестра. У тебя есть сестра?       Незнакомец едва заметно кивнул. — Нам нужно к ручью, — парень сделал попытку приподнять человека. Он был тяжёлым, и пришлось его тащить, как бревно. — У тебя очень сильная рана. У меня тоже такая была. На руке, видишь шрам?       Раненый взглянул на распахнутую ладонь Рея, а затем вновь сделал попытку отключиться. Но после хорошей встряски пришёл в себя. — Когда я был маленький, точнее, мне было девять, я играл в саду с соседским мальчиком. В общем, случайно или нарочно, уже не помнится, он всадил мне ножик прямо в ладонь, повредив что-то важное. Кровь хлестала как одержимая. Я едва не умер, но хорошо, что сестра и мама были рядом. — Это как-то поможет мне? — хрипло поинтересовался северянин, едва оказался лежащим на берегу ручья. — Сперва рану промыли, — начал разъяснять парень, опуская руки в ледяную воду. Затем он грубо разорвал ткань на брюках и начал ополаскивать кровоточащее место.       Юноша закусил губу, чувствуя натиск сильной боли. Казалось, что вот-вот он потеряет сознание, но явно всеми силами пытался держаться. — Затем руку мне перевязали, — продолжал рассказ Рейек, с хрустом отрывая целый рукав от своей льняной рубашки. Длинным куском ткани он опоясал ногу незнакомца над раной и завязал тугой узел под ещё один стон. — И всё кончилось хорошо?       Голос северянина клокотал, вырвался, будто не из горла, а из глубины чрева. — Я жив, а значит, у тебя шанс тоже есть, — нервно произнёс Рей. Кровь медленно начала отступать. Ладонью парень вновь загреб ледяной воды и полил лицо юноши. Бурые дорожки крови, смешавшись с грязью, затерялись на его подбородке. — Главное, не спи. Нужно ещё кое-что сделать.       Рейек промыл клинок, а затем, достав из кармана кремень, который всегда носил с собой, начал колдовать над кучкой сухих веток поодаль. Через несколько минут в воздух начал подниматься мутный горький дым, а в маленьком костре неистово плясали языки пламени. Они объяли сталь клинка и с упоением облизывали его, пока тот не накалился так, что прикасаться к нему стало больно. — Нужно ещё немного потерпеть, иначе рана не заживёт, — с сочувствием произнёс Рейек, выхватывая оружие из небольшого костра. С предельной аккуратностью, чтобы не обжечься, он поднёс раскалённое лезвие и без предупреждения прислонил его к ране.       Северянин взвыл из последних сил. Воздух пронизывал запах горелой плоти. Едва сочившаяся кровь свернулась и теперь напоминала прилипшие комки грязи, но сильный порез кровоточить перестал.       «Нужно отнести его в «Твердыню», — решил Рей. — Там безопасно, и он сможет оклематься. После этого стоит сдать его селению. Пусть они решают, что с ним делать».

***

      Когда незнакомец открыл глаза, закат уже раскидал по небу розоватые блики. Ладонью, превозмогая себя, он рефлекторно потянулся к ноге, но почти полностью выше колена она была обмотана тканью, под которой неприятной влагой что-то хлюпало. — О, ты очнулся! — ликующе мальчишка сорвался со своего места, а затем пальцем указал на обработанную рану. — Это ромашковая припарка. Она снимет боль и заставит ожог поскорее сойти. У нас все такими лечатся.       Северянин молча простонал, а его персиковые глаза уставились в потолок, с которого изредка сыпалась сухая трава. — Да, извини, — Рей смущённо замялся. — Я сам построил это место. Не совсем дом, но перекантоваться можно. Я называю его «Твердыней».       Ленивым взглядом, не поднимая головы, воин обвёл помещение и усмехнулся: — Ты видел настоящие замки, которые зовутся твердынями? — Нет. Только на картинках в книгах. Но мне хотелось, чтобы это место стало крепостью. — Твоя твердыня отправится к Древним, едва поднимется ураган. Вместе с тобой. Ты ведь видел настоящие ураганы? — Нет, — вновь отозвался Рей. — Только на карт… — Тогда не умничай. — В Западном Пределе не бывает ураганов. Да и замков огромных тут нет. Мне нравится придумывать. Это плохо, что ли?       Спасённый не ответил. — Может, есть хочешь?       Тот покачал головой в ответ.       Рей начинал злиться. Отчего-то все люди, которым он делал добро, отзывались одинаковой неблагодарностью. — Я спас тебя. Там, у ручья. И не хочу, чтобы теперь ты умер от голода. — Лучше бы убил, — как отрезал северянин и вновь начал глядеть в потолок.       С губ Рейека сорвался раздражённый стон. — Ну и умирай. Больше не приду сюда. Сдохнешь, как собака перебитая! Только «Твердыню» жалко. Будет вонять гнилью ещё лет десять. — Ты не видел настоящих твердынь, — вновь произнёс незнакомец.       Каждой клеточкой тела мальчишка чувствовал, насколько скверный у этого человека характер. Но развернуться и уйти просто так он не мог. Переступая через гордость, Рей отломил от хлеба ломоть и настойчиво вложил в руки северянина. — Если не поешь, то я сдам тебя старейшинам Риховфа. А они сдадут тебя твоему народу.       Видимо, он нащупал слабое место. С осторожностью незнакомец вдохнул аромат свежего хлеба, а затем, словно голодный зверь, впился в кусок зубами. Ел он с жадностью, глотал, практически не жуя. Картина, стоящая перед глазами парня, была настолько жалкой, что хотелось, чтобы всего этого никогда не происходило. — Меня Рейек зовут, — наконец настало время представиться. — Можно звать Рей. Так делают почти все. — Рейек, — с трудом произнёс имя северянин, делая ударение на второй слог. — Нет, — помотал головой парень, а затем произнёс своё имя правильно: — Рейек. — Чертов диалект, — прошипел сквозь зубы юноша, видимо, вновь почувствовав боль в ноге.       Рей опустился на пол, оттяпав себе завидный кусок хлеба. Пока спасённый им человек валялся в «Твердыне» без сознания, он успел домой к обеду, после чего мастерски стащил с кухни свежий ломоть. — А как твоё имя? — поинтересовался Рейек, продолжая свои наблюдения за незнакомцем. — Эллагáр, — без энтузиазма поддержал беседу юноша. — Ну, вот, теперь мы знакомы. Хочешь ещё хлеба?       Тот покачал головой. — Ты, наверное, воин? Я догадался. На тебе доспех, ещё оружие носишь…       Юноша промолчал, но мальчишка не сдавался и продолжил задавать вопросы. Хотя никаких ответов так и не получил: северянин держал рот на замке с завидным упрямством. — Ты воин с севера… Что, интересно, тебя сюда привело? Ты кого-то искал в Западном Пределе? Или просто проезжал мимо? Почему наёмники напали на тебя? — Мне надо поспать, — наконец Эллагар хоть как-то отреагировал. Рейек насупился, но перечить не стал: воин был раненым, обессилевшим, но всё равно внушал некий страх. Его глаза действительно казались жестокими, а шрамы на теле хранили память о многих сражениях несмотря на то, что северянину было едва за двадцать.       Рейек выглянул на улицу и выдохнул со стоном: день медленно начинал уступать свою власть ночи, а мать просила всех домочадцев быть дома к ужину. — Мне пора идти, — он взглянул на Эллагара. Крепко слепив веки, тот лежал так, будто только притворялся, что спит. Сон его, видимо, обычно был чуток, но боль от пореза заставила потерять много сил. Широкая грудь вздымалась, тёмные брови едва заметно хмурились, а пальцы сжимались так, будто в них было оружие. Рей перешёл на шёпот: — Я вернусь утром, обещаю. Сделаю ромашковую припарку и принесу поесть.       Ответом был сдавленный стон, сорвавшийся с бледных губ, едва отдающих синевой, словно у покойника.

***

      Всю неделю Рейек с удовольствием проводил время в «Твердыне». Пускай Эллагар разговаривал разительно мало, он хорошо умел слушать. Ещё он имел непомерный аппетит и равнодушный ледяной взгляд. В общем, проводя время в компании спасённого, Рей ощущал, будто впервые в его жизни появился друг. Да, он абсолютно ничего не знал о северянине: тот не рассказывал о своем народе, сколько бы мальчишка ни упрашивал, не делился своим прошлым, так и не поведал своей истории. Рейек знал только его имя — Эллагар. Такое чужое, певучее и очень грозное. Западный диалект был рычащим, отрывистым и довольно быстрым. Воин с севера говорил совсем иначе: смягчал согласные, тянул гласные и говорил с лёгким придыханием. Рей понимал, что с этим человеком у них нет ничего общего, кроме одного языка и веры в Древних. Но казалось, что он очень близок. Словно старший брат, которого обладателю четырёх сестёр так не хватало. Ему он рассказывал обо всём: о том, как иногда его колотит Дореа, как безобразничают несносные двойняшки, пугая самую младшую сестру волками и медведями, о матери с отцом, вечно скитающихся по городам и селениям, о трактире и его посетителях. Иногда, если было настроение, Рей вставлял слово и о себе. С болью он делился тем, что не знает своего предназначения, ненавистью к осточертевшей лавке и отсыревшим книгам. Молчаливому воину он говорил то, что, казалось, порой не мог сказать и самому себе. А тот внимательно слушал, камнем натачивая то меч, то клинок.       В тот вечер вновь поднялся грубый ветер, несущий на своей спине грозовые тучи. Конечно, не ураган, о котором как-то говорил Элл (так Рейек мысленно называл северянина), но ветки он швырял — будь здоров. Они шумели и ударялись о крышу «Твердыни», отчего внутри хижины с потолка сыпалась сухая трава. Эллагар выбирал из волос листья и травинки, пытаясь ходить, не выдавая хромоты. У него неплохо получалось, и Рейек с удовольствием наблюдал за этим. Мальчишка был доволен: он спас от смерти человека, а потом ещё и сам выходил его. — Как думаешь, ты сможешь снова сражаться? — поинтересовался Рей.       Эллагар не отозвался. — Ну, хоть немного?       Вновь тишина. Тогда Рейек решил пофилософствовать: — Знаешь, было бы замечательно, если бы все болезни лечила магия. Ну, существуй она. Я, честно, не верю во всю эту ерунду с предсказаниями, колдовством и целительством. Однажды в таверне я встретил умирающую старуху-предсказательницу.       Эллагар обратил вопрошающий взгляд на рассказчика, а затем вновь сделал несколько шагов. Он то заходил, то выходил из «Твердыни», и каждый раз в его волосах оказывались сморщившиеся листья. — Она заявила, что я, Рейек из Риховфа, сын обыкновенного торговца, заставлю склонить перед собой колени всех лордов. Что будто буду Луной среди звёзд. Каким-то там и ещё каким-то там…       Северянин остановился в дверном проёме и многозначительно взглянул на своего спасителя. Затем задумчиво почесал отросшую бороду, которая сделала его лет на десять старше. — Что? — с раздражением и смущением взвился Рей. — Я не верю во все эти сказки… А ты? Веришь?.. — Не суй свой курносый нос не в свои дела, — Элл заговорил впервые за сегодня.       Рейек потускнел. — Знаешь, я думал, что тебе интересно, когда я разговариваю с тобой. А мне… Интересно вдвойне. У меня никогда не было настоящих друзей. Разве что с сестрой я мог поговорить по душам. Но её скоро выдают замуж за какого-то наёмника с востока. Мне страшно, что я останусь один. — И что? — северянин наградил собеседника ещё парой слов. — Я не хочу, чтобы ты уходил.       Тот вновь нахмурился и медленно подошёл к своему спасителю. А затем произошло то, чего Рей совсем не ожидал. Крупная ладонь Эллагара легла на русые волосы мальчишки. Это было знаком приободрения. — Ты слишком добр, — произнёс северянин. — И ты должен сохранять это в себе.       После этих слов Элл потянулся к шее и снял с себя странный кулон. Даже при плохом освещении он блеснул алым, словно кровь, камнем. — Возьми, — юноша вложил драгоценность в ладонь изумлённого парня. Тот поднял глаза, но даритель продолжил. — В нём кровь первых северян. Однажды он поможет тебе сделать выбор. Этот кулон будет знаком нашей с тобой связи, поэтому носи его всегда, но никому не показывай. Я не останусь перед тобой в долгу и верну всё десятикратно.       Казалось, что в тот момент Эллагар произнёс больше слов, чем за всё время, что тут пробыл. Рейек бережно надел кулон и взглянул на свое алое отражение внутри камня. Русые волосы, серо-жёлтые глаза, курносый нос и лохматые брови, отдававшие рыжиной на солнце. Это был всё ещё он, Рей из Риховфа, но то, что происходило, создавало иллюзию какой-то сказки. — Ни за что не сниму, — ослепительно улыбнулся мальчишка. Уголки губ Эллагара тоже едва заметно приподнялись.       Через некоторое время Рейеку пришлось уйти. На прощание он пообещал сделать ещё припарку и принести пшена, чтобы северянин смог сварить себе кашу на костре возле «Твердыни». Эллагар лишь кивнул в знак согласия. Он почти всегда общался жестами, был сдержан и лаконичен, будто любым звуком боялся выдать какую-то тайну.       Когда утром Рейек, как обычно, пришел в их тайное место, северянина нигде не было. Угли в костре давно остыли, а сама хижина была аккуратно прибрана: будто всё, что случилось в последние семь дней, было лишь сном. Сперва Рей не поверил своим глазам. Выбежав к оврагу, он что есть силы выкрикнул имя бесследно исчезнувшего юноши, не боясь, что его услышит кто-то другой. Он кричал, срывая глотку до хрипа, метался по лесу: от ручья до поляны, от поляны до тропинки, ведущей в чащу, от тропинки вновь к оврагу. Но северянина нигде не было. О нём напоминало лишь пустое ложе, грязные обрывки ткани на полу и подгоревшая железная пиала.       Обессилевший и огорчённый мальчишка опустился на траву возле «Твердыни» и, сжав в руке алый камень, тихо заплакал.