Место во ржи

      Теперь, когда меч у Поттера и компании, нетрудно было догадаться, что до финала этой истории осталось не так уж долго. И каким бы он ни был, Снейп не тешил себя иллюзиями, что ему уготован благополучный исход — слишком много сделано ошибок, чтобы на что-то надеяться.       Прозрение было очень болезненным, и то, как легко Дамблдор списал со счетов не только его судьбу и будущее, но и жизнь Элизабет, до сих пор не укладывалось в голове. То, что трагедии удалось избежать — настоящее чудо, но он сам не имеет права считать себя к этому чуду причастным. Нужно смотреть на ситуацию здраво — как бы он ни хотел думать иначе, но уже не единожды у него не получилось защитить дочь, и Снейп не мог ручаться, что эта ситуация не повторится. Ей нужно было укрытие, человек, который сможет о ней позаботиться, хотя бы первое время. И ключом к его единственному шансу обеспечить Эффи пути отхода сейчас был мятый прямоугольник с адресом, чудом не испепеленный и лежащий теперь в кармане его пальто.       С этими мыслями Северус поднялся на крыльцо и, слегка помедлив, постучал. Когда за дверью раздались шаги, он инстинктивно отступил назад и, разозлившись на себя за этот жест нерешительности, упрямо сжал губы, глядя на шокированное лицо отца. Прошло немало минут, пока они продолжали так стоять по обе стороны порога, неверяще уставясь друг на друга, пока старший из них не отступил в темноту прихожей, пропуская нежданного гостя в дом.       Северус смотрел на отца и замечал, как сильно тот изменился с того времени, когда он его помнил. Сколько они не виделись? Снейп-младший прикинул в уме и ужаснулся своим подсчетам — больше двадцати лет! Это получается, ему... около семидесяти?! Внутри неприятно кольнуло какое-то горькое ощущение, отдаленно напоминающее притупленное неявное чувство вины, но мужчина отогнал эти мысли и прошел в гостиную, куда пригласил его хозяин дома.       Дальше случилось то, чего Северус и боялся — неловкое молчание, когда ни один, ни другой не знали, что сказать, и, главное, как, перекидываясь скованными общими фразами, звучащими в этой ситуации неуместно, да и просто по-идиотски. Уже и не вспомнить, что такое случилось, что заставило Тобиаса с раздраженным рыком швырнуть чашку в стену, так что бедный фарфор разлетелся множеством осколков, заставив сына рефлекторно вздрогнуть. Северус разозлился на себя и на отца за этот жест, напомнивший ему себя в детстве, и уже собрался вскочить и покинуть это место навсегда. Но, взглянув на Тобиаса, он встретился с его потерянным взглядом, полным невысказанного раскаяния. — Помнишь тот день, когда мы пришли с кладбища? — заговорил тот не своим голосом. — Август, мы похоронили ее пятого августа, ты помнишь? День был хороший, даже солнце выползло из-за чертовых туч, а я стоял и думал, какого хрена я не чувствую ничего? И еще мысль такая, знаешь, совсем не к месту — зачем я позвал священника? Ведь она же ведьма. Хотя да, конечно, так же надо, — горько усмехнулся он, — чтобы священник был. И потом, когда помогал ставить камень — тоже ни о чем не думал, только про то, что это сраное солнце, ни с того ни с сего вдруг решившее светить сегодня, задолбало жарить спину. Проняло уже потом, когда...       Он замолчал, провел широкой грубой ладонью по лицу и, достав из кармана пачку сигарет, закурил и продолжал: — Ты помнишь? Мы с тобой шли молча, даже почти по разным сторонам улицы, словно ты меня не знаешь. Меня тогда это так взбесило, что я хотел было сказать: «Какого черта?!», а потом посмотрел на тебя и... почему-то промолчал. А у дома нас ждал твой белобрысый приятель с недовольной физиономией. Как он меня раздражал! Сам на павлина похож, а холеный, как баба, да еще и смотрит на всех вокруг, как будто они не люди, а дерьмо на его подошвах. Знаешь, — скривился Тобиас и затянулся, — если бы я не видел, как ты растекаешься перед этой рыжей соседской девчонкой, дочкой доктора, я бы грешным делом решил, будто вы с ним...       Северус с отвращением фыркнул, выражая этим все, что он думает по поводу сказанного. Видя реакцию сына, мужчина усмехнулся: — Во-во. И я того же мнения. Ты даже в дом не зашел, сказал, что какой-то там эльф заберет твои вещи, а сам с этим пошел. А я что? А я в дом. Только я бутылку из шкафа достал и в кресло уселся — влетаешь ты. Я тогда не сразу понял все то, что ты мне наговорил, уже потом дошло, и так тошно от этого сделалось, прямо... — мужчина сжал кулак, но тут же обессиленно опустил руку. — И чем больше понимал, тем сильнее хотелось удавиться. Я ведь думал-то как: ну, не колдует она, и все, подумаешь... А оно вон, как обернулось. Я разве знал, что ей от этого настолько плохо? И всякого уже напридумывал себе, что лучше бы было, не повстречайся я ей. Или, может, развестись нам надо было и наплевать, что люди скажут, зато жила бы...       Тобиас махнул рукой: — Короче, поедом себя ел. Жалел себя и бухал, не просыхая, даже не помню, сколько. Может месяц, может два... Да только легче не становилось — она мне с пьяных глаз везде мерещилась. Глядишь — сидит на диване, одежду чинит, а на кухню приползешь — будто бы чай пьет. Чуть сам в петлю не залез. Однажды ночью страшно так стало, вообще, хоть беги куда. Я открываю глаза, а она рядом сидит. И смотрит. Молчит и просто смотрит, да так, как в тот вечер, когда я ее первый раз увидел, смотрела. Я аж протрезвел моментом. После той ночи у меня седина и появилась. — Я до сих пор не знаю, что это было, — пожал плечами он, — призрак какой или мне привиделось, но только перестал я после этой ночи Эйлин везде замечать. А через пару дней проснулся и понял, что не могу здесь больше быть, что глазами все время ее ищу. Собрался, дом запер, ключ соседке отдал и уехал сюда к приятелю. Когда мы пацанами были, у нас с ним родителей во время бомбежки в войну поубивало — мы ж в одном доме с ним жили. Так и пустил здесь корни. — Ты не рассказывал, — глухо отозвался Северус. — А ты и не спрашивал, — пожал плечами Тобиас. — Да и зачем рассказывать-то? Тогда хотелось поскорее забыть все, и делал всё, что только мог, для этого. Мы, одиннадцатилетки, кирпичи, что более-менее целыми остались, таскали, кто постарше — строить помогал. Вперед надо идти было, а воспоминания, они как якорь — тронуться с места не дают. — У тебя выпить есть? — Не водится, — покачал головой Тобиас. — А чего ты вдруг явился? Столько лет от тебя ни слуху ни духу.       Северус уставился на тлеющий огонек и промолчал. Тобиас затушил окурок в пепельнице и открыл окно, впуская ночной воздух ранней весны: — И все-таки? — Знаешь... — Северус мялся и, судя по его виду, старательно подбирал слова. — У меня дочь появилась. У тебя, значит — внучка.       Тобиас одобрительно присвистнул и оценивающе посмотрел на сына. — Нихрена себе! Кольца я, правда, у тебя не вижу, но это уж твое дело, сейчас все совсем по-другому стало, не как раньше. Покажешь? Когда малышка родилась? — Показать... — Северус задумчиво провел пальцам по губам, словно обдумывая что-то.       Отец с непониманием следил за ним, когда мужчина вдруг вскинулся: — Да, показать будет лучше всего! Родилась... Понимаешь, там не все так просто, там понять надо, а чтобы понять... да — надо увидеть.       Он достал из рукава палочку и повертел в пальцах. Тобиас покосился на блестящее черное дерево. — Ты что задумал? — Фото нет, но я могу показать по-другому, — он дотронулся пальцем до своего виска и указал на отца, — напрямую.       Тобиас замешкался, и было заметно, что в нем борются любопытство и опасение. Когда первое пересилило, он сглотнул и спросил: — Что делать нужно? — В глаза мне смотри, — ответил Северус и вскинул палочку.       Поймав взгляд отца, он произнес заклинание и сосредоточился, погрузившись в воспоминания, которые транслировал одно за одним. Концентрируясь на ментальной связи, Снейп-младший упустил момент, когда сильные руки схватили его за грудки и хорошенько встряхнули. — Что за херню ты мне только что показал? — рявкнул Тобиас, толкнув в бешенстве сына на стул, и, схватившись за голову, несколько раз пересек небольшую комнату нервными шагами.       Северус потянулся за выпавшей из рук палочкой и, поймав на себе плохо читаемый взгляд, поднял глаза. — Скажи мне, только скажи мне, что этого вот всего не было... — он никогда не слышал голос отца таким. Тобиас, истолковав его молчание правильно, тяжело опустился рядом. — Как ты мог допустить такое?       Северус вздрогнул, как от удара, услышав упрек, который он сам обращал к себе, только по малодушию не смел облачить в слова, и уязвлённо взвился, вскочив на ноги: — По-твоему, все так просто, да?! Как будто я мог что-то решать! Дамблдор давным давно все для себя расписал, кому жить и как, тебе не понять! — успокоился он, чтобы взорваться вновь. — И вообще, не тебе меня судить! — А вот тут ты не прав, — Тобиас встал напротив и, уперев кулаки в столешницу, навис над ней, практически вплотную приблизившись к сыну. — Я был херовым отцом, здесь не спорю, но я им хотя бы был. У нас с матерью было много сложностей, и ты рос — не сказать, чтоб в счастливой — но в семье. Полной. Не сам по себе. Что за Дамб... Тьфу! Короче, что это за мудак такой, и почему это мне, недалекому... Как вы там нас называете? — Магглы, — глухо отозвался Северус. — Магглу, — ядовито выплюнул Снейп-старший, — не понять? Что же это за тайна такая, а? — Это... Долгая история, — выдохнул волшебник. — А я никуда не тороплюсь, — опустился Тобиас в кресло напротив сына. — Рассказывай давай, во что ты там вляпался.       Спустя три часа, когда непростой разговор, вымотавший их обоих, был закончен, Северус уронил лицо в ладони: — Вот как-то так... — Мда... — задумчиво протянул Тобиас. — Этот решил, тот повелел... А ты-то сам-то что-нибудь можешь? Или так, шестерка с яйцами в тисках? Твоя палка что, хуже, чем у них? Или ты ей махать разучился?!       Северус поморщился от такого резюме, но ничего не возразил, в глубине души признав, что вернее не скажешь. — Так ты поможешь? — спросил он. — Ну, разумеется, — кивнул Тобиас и постучал пальцем по переносице. — Ничего себе... Взрослая внучка. Я, конечно, не успел по-хорошему разглядеть, но, по-моему, она чертовски похожа... — осекся он. — На маму. — На Эйлин, — сказал Тобиас одновременно с сыном и, встретившись с ним взглядом, едва улыбнулся уголками губ.