Линь Большой и Линь Маленький. Тёмная сказка

Прошло шестнадцать лет… *** Храм Богов погасшего Солнца – поистине уникальное творение мастеров своего дела. Его воздвигли на руинах старого мира одним из первых, но, сколько бы времени не прошло, он оставался таким же новым и таким же величественным. Первый этаж – место поклонений бедняков и торговцев, самый огромный и простой: лишь свечи, фрески Богов и с пару сотен священнослужителей, второй этаж – молитвенник средних торговцев и солдат, третий – для купцов, хозяев шахт, рабовладельцев, четвёртый – для чиновников. И так до десятого этажа, где молились славные Герои Континентальной войны и самолично Король без Имени. В здании храма заседал опус Церковной Братии во главе со славным воином Юном Светлым – благородные защитники веры, искуснейшие из искуснейших воинов в доспехах из белого, как жемчуг, железа и копьями с серебряными наконечниками. Главной миссией их было охранять главного из всех святых – Немого Судью, также из героев. Его покои были на самом верху храма, а прямо под ними простирался знаменитый зал суда, где этот мудрец вершил Королевское правосудие от имени Богов. Он не говорил ни слова с самого конца войны, но всякий раз писал приговор на пергаменте, и доверенные люди оглашали его, а старец кивал головою, приказывая претворить приговор в жизнь. Было в храме и ещё одно небольшое помещение. Оно примыкало к самому первому этажу с запада, и вход в него был неказист и наметен. Это была комната для доносов, где доверенное судье лицо принимало бумаги со всего мира на людей, обвинённых в страшнейшем из существующих грехов – поклонение Богам, иным от Богов Погасшего солнца. Этим утром было светло и душно, и писарь практически уже скучал наполовину с дрёмой. Его дорогие, но совершенно нелепые очки в золотой оправе всё сильнее съезжали с тонкого морщинистого носа. «Ну, где же они? – думал он, склонив вниз голову. – Еретики, грешники, безумцы?.. Где они все, когда так сильно хочется подать приказ о скорейшей казни какого-нибудь дикаря, на подпись Его Святейшеству Судье?.. Неужели мир стал таким порядочным?» Донос поднесли лишь к полудню, когда тощий зад писаря практически онемел сидеть на золотом стуле с шершавым бархатом: Чинь – его личный охранник из Братии – принёс письмо с отправленное с далёкой Большой Земли и переданное морским курьером в службу Королевской доставки вчерашним вечером. Ах, как возрадовался тогда писарь! Сперва он, как полагалось, пожурил недоросля за медлительность, а затем, трясясь от нетерпения, развернул свой конверт и принялся жадно читать. Да, каким бы мелочным и злым человеком он ни был, свою работу он делал на совесть. «Да светит вам вечно Погасшее Солнце! – значилось в письме. – Мой путь честного и праведного вновь сталкивают меня с набожными мужами Малой Земли – земли блистательнейших и влиятельнейших людей мира. – на этом месте глаза писаря сделали виток по строчкам, умело отбрасывая ненужную лесть. Он узнал этот стиль, писал староста одной из деревень, жители которой добывали для господ рыбу и устриц. Уже не первого человека вешали по его наводке. – Я долгие годы следил за стариком, - «Вот, кажется, уже ближе…» - подумал писарь. – Он всегда казался мне не таким как все, не воевал на Континентальной Войне, как все мы, а жил под землёю с женщинами и калеками, не видел Великого Затмения и Силы Богов, а посему ударился в чернь… Я долгие годы подступался к нему, и вот моя жена принесла страницы дневника еретика, что украла нынешней ночью. Я посылаю их вам, чтобы никто не усомнился в моих словах и в моей преданности. Я хочу, что бы неверного Надима, его жену Ци и двух его детей отдали во власть справедливости милостивые господа. А себе, имею низость просить две золотые монеты за преданную службу, как и всякий раз. Да светит вам Погасшее Солнце!» Старик равнодушно отложил письмецо и потянулся костлявыми пальцами к тем самым украденным страницами дневника: «…помилуйте, грешен я, - здесь почерк был куда хуже и неказистее. Видно было, что рука дрожала, да ещё и письмом овладела в самые последние годы, - все говорят, что другая вера – смерть, другая вера – страданье. Лишь Боги Погасшего Солнца заботятся о нас… я молил этих Богов ни один год о детях, но никогда, слышите, никогда не видел ответа. Я стар, моя жена стара, смерти наши близки, и умереть, видится мне, в одиночестве – вот истинные страдания и смерть… И видят звёзды, я раз, всего раз, пришёл на Усыпальницу Бога Ворона, спрятанную в лесу, и воззвал к нему. Молил о детях, о продолжении моего рода… Это случилось! Одна молитва, и старая понесла от семени Ворона и родились мои дети – Да Линь и Сяо Линь! Я ни о чём не жалею, слышите? Я согрешил, и завещал Ворону себя и жену в награду. Когда мы умрём, нас вынесут в поле, и вороны слетятся на наши тела, разорвут их на части и принесут своему милостивому господину. Не ищу в этих строках покаяния. Не ищу пути избежать вечных мук после смерти. Одиночество – вот истинная мука…» Самое простое дело для набитой на доносах руки. Всего-то и нужно было, что подозвать человека и дать тому бумагу, которою тот подпишет у Судьи и Братия отправится на Большую Землю за душой грешника… «Сколько же человек нужно направить? – размышлял старик. – Наверное, лучше трёх. Этого хватит, чтобы вырезать, если надо, всю деревню, но не слишком ли много расходов? Жалование воинов Братии велико, а казна наша не такая и большая… Решено, пусть будет два воина Братии: один на старика со старухой, другой – на двух недорослей…» Он хотел было уже приниматься писать, но тут двери скромного кабинета открылись, и прямо перед столом для письма появилось из ниоткуда трое: два охранника в бирюзовых накидках и с кинжалами на поясе, и знатный господин в бархатном камзоле, тощий, как и сам служитель, но молодой и красивый, с вьющимися бронзовыми волосами, словно бы перемазанными в жирном масле. На треугольном лице вошедшего сияла почтительная улыбка, одинаковая для всех: бедных и богатых, умных и дураков, героев и приговорённых. Звали этого человека Бабао. - Господин чиновник? – старик хотел было подняться, но тот упокоил его жестом руки. - Что вы, не поднимайтесь, - его голос был под стать лицу, слащаво-приторный, поставленный. – не для ваших лет такие ненужные телодвижения. - Что вы, господин, - тот всё же поднялся, однако почти сразу же рухнул назад на кресло. Не выдержали ноги. – Пред знатными людьми нужно вставать. Всегда… - К знатным относятся лишь Герои, наш Король, министры и высшие представители Богов, - усмехнулся Бабао. – Мой дядюшка – да, знатный. Господин Пипин – Герой войны, один из Солёной Хоругви, что породила начало новому миру. А я лишь низкий чиновник и не хочу паразитировать на его славном имени. Пусть он передал мне часть своих полномочий, нуждаясь в отдыхе от всего мирского… - Простите, не хотел обидеть. - Я не обижен, - пожал плечами гость. – Однажды я стану знатным, и, несомненно, стану наказывать любого, кто останется сидеть в помещении, в которое я вхожу, но, - один из эскорта Бабао немного шевельнулся, но тут же вновь замер, словно в неловкости, - но пока этот день ещё не настал… У меня к вам дело. - Внимательно вас слушаю! – резко выпалил старик. - До меня дошли слухи, - чиновник немного пожал губы, - что в одной из деревень Большой Земли как-то уж слишком часто замечают ересь. Братия наведывается туда, как по билетам, устраняют смуту, получают солидное жалование, а денег в казне всё меньше… - Да, это так… - А что если нашему терпению настанет конец, м? – ядовито улыбнулся Бабао. – Нашему с вами… - Эм… Юноша снисходительно подмигнул: - У меня в распоряжении появилась, так скажем, группа добрых рыцарей, скучающих по полю брани. Что, если деревенька, о которой мы говорим, сгнила изнутри, и положение только усугубляется? Я помогу вам решить проблему с еретиками, утолю жажду своих солдат, не затрону казну и, быть может, мы с вами оба поимеем что-то с нашей деревни… Взрослых, конечно не спасти, - он усмехнулся, - но как насчёт детей? Думаю ересь не их осознанный выбор. И если мы дадим им шанс познать истину, трудясь на нас на рудниках, золотых приисках. Юные рабы хорошо продаются на аукционах, ну да я, признаться, плыву… Зайдите ко мне вечером, когда службу окончите, уверен, на будет о чём посудачить. «Лис» вежливо улыбнулся удивлённому старику и неожиданно исчез. Бланк, уже наполовину заполненный, а вдобавок и письмо с вырванными страницами, каким-то таинственным образом остались в его руке…