Солнце моё, взгляни на меня...

      Однако ночевать остались у Риделей: гости уничтожили все приготовленные запасы легкого алкоголя, добрались до коллекционного бренди, поэтому остаток вечера Оливер и Мария провели, распределяя спальные места и обустраивая их с максимальным комфортом. Дождь сменился влажной, почти удушающей жарой: кондиционеры старались вовсю, но дышать было тяжело – будто бы собираешь остатки кем-то выплюнутого воздуха. Казалось, испарения поднимаются не только от растений и земли, но даже от мебели, занавесок и тебя самого.       Шнайдер в который раз вытер лоб мокрым полотенцем, повернулся на другой бок: заснуть не получалось. Он уставился в потолок, злясь на жену, настоявшую на ночевке – как сибарит, он терпеть не мог чужих постелей и неудобных подушек. В особенности, их.       - Твою мать, я сейчас взорвусь нахрен! – прошипел он громко, полагая, что Ули тоже не спит. Но она вполне уютно сопела, повернувшись на живот, спал и ребенок. Шнайдер обиженно походил по маленькой комнатке взад-вперед, демонстративно обмахиваясь полотенцем. Однако эффектов не достиг, поэтому, натянув джинсы, решил выйти во двор.       В открытой кухне было очень темно – рациональный Оливер отчего-то не удосужился разместить здесь хотя бы элементарный источник света. Шнайдер нашарил раковину, подставил голову под струю и, вопреки госплану по экономии воды, стоял так пару минут. Стало полегче, но домой захотелось сильнее. Поесть – тоже. Он направился туда, где по его разумению должен был быть холодильник, но набрел на сложенные садовые кресла, повалив их все.       - Да какого ж хуя я все это терплю в своем возрасте?! – в сердцах выругался он и пнул ногой образовавшуюся кучу. – Гребаная жара!       - Вы совершенно правы: для середины сентября погода просто аморальная, - раздался ехидный голос с веранды. Мужчина поискал глазами источник комментария, обнаружив его – точнее, ее, сидящей на большом деревянном столе, за которым гости провели вечер. Девочка в майке и пижамных шортах восседала на грубой доске по-турецки, держа в руках большой запотевший стакан. Он подошел и встал рядом, опершись о стол:       - Тоже не можешь заснуть? – спросил, заметив ее влажный лоб и кончик носа, - У меня просто бешенство от такой температуры и влажности.       - Да, я тоже злая как собака, - подтвердила Ека, - поэтому решила посидеть в тишине, а то Лекси не умолкает ни на секунду. Было хорошо, пока Вы не вляпались в комод и не подняли шум.       Шнайдер с притворным возмущением поднял бровь и развел руками:       - Ну прости, что помешал твоей медитации! И это были стулья…       - Медитация-штруделяция, - передразнила его вредная, как оказалось, девчонка, - Вы мне не помешали, я просто крепко задумалась.       - О чем же это, мой юный Конфуций? – съязвил он ей в ответ, не сводя глаз с ее почти полностью голых ног и молочной кожи, странно светящейся в ночном свете. Девочка посмотрела на него удивленно. - Поражена, что я знаю не только свое имя, а какие-то еще?       - Вот уж нет, - хмыкнула она, - мне не кажется, что Вы ограниченный… как некоторые говорят, - она поболтала ногой, не замечая гримасу Шнайдера, - просто Конфуций тут ну совершенно не при чем, здесь задействовано яблочное дерево… Вот как Вы считаете, искусственный член, сделанный из яблони, имеет право на существование?       Ограниченный ударник подумал, что, скорее всего, в данный момент имеет глупое выражение лица, второй раз за сегодняшний день. Он покосился на Еку, она смотрела на него, склонив голову набок:       - Ээ… ну… вероятно, да. А что, вам в школе задали об этом подумать?       - Ну да, еще и сделать такой ко вторнику, - она почесала коленку. - Что Вы в самом деле! Просто у нас в классе одна девчонка рассказывает, что нашла у матери такой вот яблочный член, ну там… с указанием материала и прочего… и тоже им воспользовалась, - Ека запустила пальцы в копну своих кудрей, обреченно вздохнула. - Теперь эта жертва отсутствия сексуального воспитания боится, что у нее внутри, возможно, осталась какая-нибудь яблочная почка… и она в ней прорастет. С какими дебилами приходится иметь дело, - еще один душераздирающий вздох.       Шнайдер наконец захлопнул рот и промычал нечто невразумительное. Чувства были двойственные: с одной стороны он был рад побыть с маленькой новой знакомой в тихой и уже вполне сносной ночи, порассматривать ее подольше – это ведь не порок: просто запомнить в ней то, что притягивало взгляд. С другой – беседа внезапно приняла странное направление, в котором он наверняка выглядел в ее глазах уже отжившим свое дедом. Он кашлянул:       - А тебя не смущает, что твоя одноклассница в таком возрасте уже пользуется подобными штуками? – он сурово насупился. – Не рано ли?       - А что будет-то? – беззаботно спросила Ека. – Детей-то точно не случится. Ну хотя по ее логике она вполне может родить банку яблочного компота, - она покачала головой, а Шнайдер расхохотался:       - Ты смешная, детка, - сказал он, поворошив ей волосы, удовлетворенно отметив, что смог вполне невинно прикоснуться к ночной собеседнице. Внутри тут же нарисовалась куда более откровенная картинка, где остроумная зеленоглазая Ека позволяла ему посмотреть на свои трусики. Он пнул себя по ноге, чтобы обрести ясность в голове. «Какие еще трусики нахрен? Нет мне дела до ее белья, и ни до чего! Я люблю нормальных созревших женщин, я и женат на такой…» - тоскливо подумал он и сказал вслух:       - Если бы у меня была дочь, я бы запретил ей вникать в подобные темы. Рано вам еще сексуально просвещаться, вот что! – он скрестил на груди руки.       - Подумаешь, какой строгий, - Ека всплеснула руками. - Я и не вникаю, между прочим! Но выводы напрашиваются сами собой: люди могут быть очень глупыми, а глупость это леность ума. Это слова Иоганна Займе так-то. Секс меня совсем не интересует, а вот опыт от общения с людьми бесценен! А лет мне сколько надо, - важно изрекла девочка и, привстав, потянулась: коленка ее соскользнула вниз. Тут же превратившись обратно в ребенка, она ойкнула и вцепилась в руку Шнайдера, который успел ее поймать. Теперь он прижимал ее к своему голому животу, обе его руки довольно плотно касались ее плеч и животика, сразу под мягкой и уже весомой грудью. Он сглотнул и почувствовал приятное давление, концентрирующееся у члена. Ека уже давно не падала, но и вырваться не пыталась, так же не отпуская его запястье. Он слышал животом ее частое дыхание, ему очень хотелось наклонить голову и поцеловать ее в… ну пусть даже в плечо – да что ж за день сегодня?! – но это было бы совсем неосмотрительно.       - Кристоф, идем спать, пожалуйста, сын беспокоится, - раздался позади них голос Ульрике. Шнайдер медленно разжал руки и обернулся: жена смотрела на него насмешливо и даже с жалостью. Он кивнул и, бросив на спасённую девочку еще один взгляд, пошел за супругой. Ека пожала плечами и откинулась спиной на стол:       - Очень познавательно, - хмыкнула она и прикрыла глаза.