Люди, как правило, не отдают себе отчета в том, что в любой момент могут выбросить из своей жизни все что угодно. В любое время. Мгновенно. («Путешествия в Икстлан» К. Кастанеда)
Он сказал: почему ты не падаешь как лист, И не течешь как ручей, И тратишь свою жизнь На столько бесполезных вещей? Ты все принимаешь всерьез, И поэтому я здесь, Чтобы ты научилась сквозь Смотреть на то, что есть. Flёur
Ека так и не вспомнила после, какой была его квартира. Смутно всплывало отсутствие уюта: большие светлые комнаты, минимум мебели, по паре светлых диванов вельветовой обивки, фактическое отсутствие привычных функциональных предметов обихода. Никаких фотографий, ничего личного. В этой почти гостиничной обстановке, правда, выделялась кухня – Ека видела её фрагмент в конце коридора: отделка светлым деревом, пара холодильников, краешек широкой плиты. Нечто вполне человеческое. Рихард усадил её на диван, но рядом не опустился. Продолжал стоять над девочкой, скрестив руки на груди и слегка покачиваясь. Видимо, заметил её растерянный взгляд, наигранно рассмеялся и пояснил: - Я довольно редко бываю здесь, Ека. В целом, в Берлине редко. Обычно останавливаюсь у дочери, либо в отеле. Но сейчас нахожусь стабильно в этой квартире. Если всё сложится, предстоит большая работа с Rammstein… - он помолчал. - Мне часто необходима абсолютная тишина, когда работаю, - Круспе обошёл диван, подойдя к Еке сзади, пригладил её непослушные кудри. – Для меня много значит, что ты пришла. Сама. Тебе здесь понравится, мы что-нибудь придумаем! Заставим её всю, если захочешь, растениями или интересной техникой…. или мебелью, которую можешь сама выбрать. Это всего лишь дело времени, - он внезапно умолк и задумчиво потёр подбородок: - Ека, а я ведь ничего не знаю о том, что ты любишь. Только сейчас понял. Истинно, когда думаешь другими категориями, мелочи из внимания выпадают. Девочка поджала под себя мёрзнущие ноги в тонких джинсах: было не просто неуютно – какая-то беспомощная скованность заморозила её остроумие и приветливость. Она шла поговорить, а теперь осознала, что меньше всего на свете хочет слышать настойчивые сентенции Рихарда. Ей-богу, о чём бы он не говорил, это всегда звучало убеждённо, напористо и бескомпромиссно. Шнайдер также предпочитал в контакте с дочерью придерживаться веских и значимых утверждений, но от его нудёжки не хотелось бежать, зажав уши… - … ты меня не слушаешь, так? – она подняла глаза на Круспе. – Идём, я покормлю тебя. Уже поздно, ты наверняка хочешь есть, - он кивнул себе, и стремительно умчался на кухню: неприютное помещение немного оживили бряцание посуды и постукивание нарезающего что-то ножа. «Я хочу к папе», - тоскливо заныло в голове Еки. Обида на резкость и пренебрежение отца почти растворилась: в самом деле, что стряслось с Ульрике? Она была похожа на мертвеца… а если действительно умрёт? Девочка зажмурилась: мысль была отвратительной, гнилой. Нет, нет абсолютно точно - я не хочу этого. Ули хорошая, ни капли не виновата, что не может относиться ко мне нормально: она знает. Не может не знать. Молчит, потому что любит папу. Потому что боится остаться без него. У них всё было замечательно, пока я не появилась. Тёплая ладонь мягко накрыла её руку, потянув за собой: Рихард выдернул вконец потерянную Еку из пучины самоедства: - Готово, милая. На счастье у меня имеется нормальная еда, которая тебе подойдёт. Поужинаем, и ты расскажешь, что случилось, - девочка вопросительно нахмурилась, - Ека, я прекрасно вижу, что ты не в порядке. Для этого не нужно обладать моими чутьём и интуицией, - снисходительно пояснил он, ведя её за стол. Перед девочкой тут же нарисовалась тарелка с горой тушёных овощей и колоссальным филе индейки. Ека подумала, что сейчас определённо не сможет физически проглотить хоть что-то, ведь Круспе наверняка будет провожать каждый съеденный кусок зондирующим взглядом. Она нерешительно покосилась на него: Рихард деловито поедал свою порцию, даже не думая делать замечаний. Пришлось вежливо прожевать несколько фасолин и томатов – однозначно её максимум. Увидев отложенную вилку, Круспе неопределённо хмыкнул: - Так не пойдёт, - проворчал он, - надо себя заставлять. Я смотрю, в твоём нынешнем доме не готовят адекватной пищи, потому как в противном случае ты не смотрела б так ошарашенно на эту тарелку. Ека скорчила минорную гримасу, подумав, что её ошарашенность связана не с едой, а с нехилым мачете боло, непринуждённо загнанным в зазор между кухонными шкафами. Декоративную деталь девочка заметила не сразу – увидеть за спиной Рихарда оригинальное орудие рубщиков сахарного тростника и подобных хрупких элементов было столь же внезапно, как обнаружить ежа в кровати. Однако спрашивать не стала: Круспе был человеком, способным соорудить нескончаемую философскую повесть. Слушать не хотелось, говорить – тоже. Девочка обречённо поёрзала на стуле. Когда, разобиженная и смурная, шла по адресу, насильно втиснутому ей Рихардом, очень хотелось верить и понимать: в критической ситуации найдётся понимающий друг. Понимающий настолько, что без вопросов сможет заменить Шнайдера, внезапно утратившего к ней былой интерес – разумеется, заменить духовно. « Мозгов стало меньше, чем у тряпочки», - брезгливо подумала о себе Ека, погружаясь в ещё большее уныние. Шнайдер подсадил меня не на секс, как сперва кажется, а на инфантильное слабоумие. Ещё бы – разве что испражняюсь сама. Поэтому и притащилась сюда… но этот Круспе вообще не нужен, он даже мне не нравится. Жутко неприятные губы, а какие противные глаза! Ека, молодец. Красотка. Автоматом заменила одного на другого. Твою ж мать. Это не я. Это просто не могу быть я. Она встала, смущённо переминая салфетку побелевшими пальцами: - Рихард, я…эээ…немного ошиблась, не нужно было приходить, - пространство над столом ощутимо ёкнуло и завибрировало. – Вообще хотела сказать: нам больше не стоит встречаться. Ужасно благодарна тебе за внимание к моей скудоумной персоне… это так приятно. И, наверное, я должна быть счастлива такому подарку судьбы, я бы ни… - Ека запнулась: Круспе спокойно отложил приборы, отодвинул пустую тарелку, встал. Подошёл к ней, взял за подбородок: - Говори, говори, - велел он, кивая с нарочитым вниманием, - я слушаю. - … я бы никогда не удостоилась внимания такого человека, если б не потрясающие обстоятельства, - Ека осторожно потянула его запястье, пытаясь отстраниться, однако Рихард не пошевелился: - Такого человека, - повторил он. – Ну и каков же я? - Особенный, - неискренне ответила девочка, изо всех сил желая смягчить паскудство и эгоистичность своего прихода, - очень умный, интересный, красивый… - невольно выговорила она, внезапно осознав, что не может отвести глаз от его расширившихся поблескивающих густой нефтью зрачков. Красивый. Он в самом деле… красивый. Екиному пониманию сложно поддавались черты лиц окружающих, их облик, она не могла уяснить, что считает красотой. К примеру, одноклассницы восторженно называли её приёмного отца «восхитительным прелестником», иногда «синеглазым демоном» - эти эпитеты вводили девочку в ступор. Она воспринимала Шнайдера исподним почти звериным чутьём – осязанием, не видением. Так что считать красотой? Десять минут назад, разглядывая нервное подёргивающееся лицо Круспе, она назвала бы его потёртым комедиантом, клоуном, которому давно пора на покой. Но в данную секунду клоун был космически красив. Рихард покачал головой, провёл большим пальцем по её светлым бровям, мягким завивающимся к уголкам глаз ресницам: - Любопытный у нас пошёл разговор, - изумительные матово-серые глаза смотрели неожиданно тепло, будто источая молоко. – Я запомню этот момент… Момент твоей неправды, Ека. А сейчас пойдём со мной, - он бережно, но довольно крепко приобнял девочку за талию, направив в глубины неосвещённой квартиры. Она шла впереди него, с каждым шагом меньше ощущая свои одервенелые плечи, поясницу, икры. Как могут уживаться рядом панический страх и подспудное стремление остаться? В какой момент возникло последнее? Спальня. Небольшая кровать. Рихард, присевший на её край: - Звони отцу, - говорит он очень спокойно, - сегодня ты не придёшь домой. Скажешь, что осталась у Алекса. После наберёшь мальчику, скаже… - Я не буду звонить, - Еке опять очень страшно. Так. Нужно запомнить: испуг, тревога, паника суть реальное. Теплота, карма, молоко суть морок. – Я не останусь у тебя. Иди уже к чёрту, мне совсем нет дела до твоих ёбаных сакральных задач и планов. Нет никакого предназначения, и… и глаза у тебя, - она отступила назад, - как у живодёра… Рихард, опустив голову к скрещенным пальцам, выслушал импульсивный монолог и встал. Скинул футболку, методично стянул с постели плед, сдвинул в сторону покрывало. Ека на совершенно ватных трясущихся ногах заторможенно повернулась к двери, но Круспе за плечи развернул её к себе. В пару движений освободил от толстовки и незначительного бюста. Расстегнул на ней джинсы, стянув их вместе с трусиками. « Я такая голая и жалкая… бог, если ты бываешь, пусть меня сейчас парализует, пожалуйста…» - Ложись, - раздеваясь, через плечо приказал Круспе. - Я тебе уже сказала… - ледяными губами прошептала Ека, - чтоб ты шёл к чёрту. Рихард быстро повернулся, она инстинктивно отпрянула назад, ожидая удара: - Вместе пойдём, - кивнул он, грубее подтолкнул ее к кровати. – Я сказал: ложись. Еку мелко затрясло: невероятный холод в прогретом помещении. Выполнила указание, сдерживаясь от формирующегося где-то в горле мутного грязного кома, охнула, почувствовав Круспе на себе. - Так надо, Ека, - ввинтился ей в ухо убежденный твёрдый голос, - нужно освободиться. Нужно стать послушным листом и довериться течению воды. Сколько вокруг бесполезных вещей, от которых можно в любой момент избавиться. В любой момент, - горячая ладонь вжалась в её лобок, Рихард коленом развёл девочке ноги и опустился на неё полным весом. Ека не слышала его слов. Сейчас меня возьмёт чужой человек, другой человек. Я никогда больше не буду нормальной, он заразит меня собой. Я никогда больше не буду прежней, никогда не увижу папу… Реальное и надуманное в её мозгу слепилось в липкий комок, она обречённо вздохнула, заплакала. Дальними рецепторами ощутила, что Круспе целует её лицо, попутно собирая слёзы, его язык, твёрдый и горячий, вылизывал её веки, уголки глаз, пробираясь внутрь, к радужке. Ека задёргалась, силясь отвернуться - он тут же, зафиксировав, сжал ей подбородок и продолжил кусать короткими поцелуями. До девочки дошло вдруг, что пальцы Рихарда какое-то время размеренно долбят её изнутри: никакой боли не было, тело предательски реагировало на знакомые манипуляции. Круспе, в очередной раз глубоко ввинтившийся в её рот, не думал закрывать глаза, сосредоточенно наблюдая за реакцией маленькой любовницы: Ека больше не плакала, спокойно принимая благую весть и троицу, складываемые его пальцами. - Я же говорил, - удовлетворённо проговорил Круспе: приподнялся, оглядел девочку. Одной рукой надрачивая не до конца готовый член, продолжал другой ебать маленькое влагалище, ощущая обильную тёплую смазку. – Я же говорил, - повторил он и, наконец берёжно вбившись в Еку, начал двигаться легко и мерно, - он трахал тебя… Боже, ну конечно, я сразу понял. Смотри, что ты с ним сделала, маленькая бритва… Просто нахрен порезала бюргера, как ему отмаливать теперь? - Отпусти… - тихо выдохнула Ека: чужой хуй, в нарастающем темпе причинял ей отвратительный дискомфорт, упираясь толстой вытянутой головкой в неуместные точки, небольшими своими размерами делая ей стократ больней, чем…. Сильно тошнило. - Отпусти, пожалуйста… - Но ему ты не говорила так? – странно улыбаясь, проговорил Круспе, начиная дышать быстрее и тяжелей; сжал ягодицы Еки и плотнее вдел себя в неё. – Не говорила. Вот и мне…не говори. Мы оба знаем, что тебе нужно сказать, чтоб всё в наших жизнях встало наконец на свои грёбаные места… - девочку мутило от его горячего дыхания, от бесконечных, казалось, упрямых нечутких толчков. Расслабиться. Ждать. Он кончил внезапно, стиснул губы, болезненно сморщился. Замер, замолчал, уставившись в темноту комнаты, будто бы проглотившей все звуки. «Зачем это было? – безразлично подумала Ека, - Для него это придуманная условность, а для меня теперь, наверное, всё кончено. Что происходит с моей жизнью? Я дохну третий раз за четыре месяца. Сколько можно умирать?» *** За окном почти наступила плотная потрескивающая февральская ночь. Где-то шумно рокотал мощный фейерверк, шумное многоголосье радостно вскрикивало, ухало и сливалось в единые монотонные помехи. Ека лежала на боку, безучастно пересчитывая секции жалюзи, раз за разом возвращаясь к погнутой верхней лопасти. Рихард за её спиной, приподнявшись на локте, гладил матовое молочно-белое бедро, зарывшись в короткие пушистые екины кудри. Девочка понятия не имела, сколько прошло времени: должно быть Шнайдер уже ищет её – вернулся домой и нашёл оставленный телефон. Когда я смогу уйти отсюда? Я вообще смогу отсюда уйти? По спине прошло чуть ощутимым холодом: Круспе наконец вышел из комнаты. Ека с облегчением вздохнула, наслаждаясь насыщенным глубоким глотком, вздохнула ещё – его всего лишь нет близко, а с затылка будто сняли стылую ладонь. Он дарит мне немного воздуха – ну как во время поцелуя, чтобы не задохнулась напрочь. Девочка поднялась, села на постели, разминая затекшую спину. Не знаю, что со мной, но мне не нравится. Это наркотический дурман, застывшая Фата-Моргана. Я хочу обратно в тёплый дом, крытый шершавой карминовой черепицей, к растопленному камину. Хотя бы просто увидеть опять кривоватое сливовое дерево справа от крыльца, мы окрестили его почему-то Маленьким Муком; поправить мохнатую подмышку ласточкиного гнезда, торчащую из-под крыши как раз над кухней… Чтобы делать уроки, валяясь на полу, и чувствовать приятную тяжесть и печкино тепло серой кошки у себя на спине; чтобы малыш Кили съедал всю тарелку и больше б не худел так необъяснимо; чтобы Ули в домашнем платье глубокого ночного цвета спокойно вязала в любимом кресле, раз за разом рассказывая о милом сумасшедшем, регулярно приносившем на сеансы букет чертополоха и пакет молока для неё; чтобы папа… - Зачем ты мне там нужна?! - Нет, не ври. Я тебе всегда нужна. Я же чувствую… вот даже сейчас. Насколько перековерканным должно быть сознание Круспе, если весь воздух вокруг него – даже в пределах этой квартиры – пропитан торкающей галлюцинацией? Если даже дом приёмного отца, растлившего меня, кажется землёй обетованной? - Ека, выпей это, - она поёжилась, обернулась: Рихард, по-прежнему обнажённый, вернулся в постель со стаканом белой, терпко пахнущей камфарой, жидкости. – Доверься мне наконец…выпей, тебе станет лучше, - и, не дожидаясь ответа, уселся позади девочки, притянул к груди, приставил напиток к её губам. Ека принюхалась и отхлебнула: таинственное питьё оказалось обычным тёплым молоком, отдающим сладковатыми хвойными нотками. Розмарин, скорее всего: мама посыпала им мясо в Сочельник… - Знаешь, на кого ты похожа, маленькая иностранка? – рассмеявшись, неожиданно легко проговорил Рихард, вытерев Еке молочные усы и облизнув палец. – Да на Бьорк, ты наверняка слышала. Она-то определённо инопланетянка, а ты у меня, пожалуй, почудней будешь. Ну-ка, расскажи, не заставляешь предметы летать? А может, лечишь? Вот кстати, - разошёлся Круспе, вполне удовлетворяясь екиной удивлённой полуулыбкой, - я почти уверен, что у тебя получилось бы. Руками или голосом, к примеру…Ты, конечно, еще мала, но это не имеет значения… Девочка почувствовала, что понемногу согревается, зажатый где-то в районе левого ребра нерв отпустило, дурманящее отупление схлынуло. Отец точно убьёт меня, когда вернусь. Не будет так, чтобы завтра я вошла в дом, а там ждёт тёплый пирог и дружелюбный семейный завтрак… Да он и слушать не станет. Ека повернулась к увлечённо болтающему Рихарду: - Я могу взять твой телефон? Свой забыла дома… - Ну разумеется, - он указал на тумбу у кровати, – что ты ему скажешь? – спросил, помедлив, горячими ладонями разминая спину и плечи Еки. – Я должен знать, ибо это определит мои дальнейшие действия. - Не знаю пока, - честно призналась девочка. Поднесла телефон к уху, чувствуя, что ладони опять холодеют, - скажу, что забыла мобильный в ванне… что была в гостях у какой-нибудь по… - Ека осеклась: «- Der Apparat des Abonnenten ist ausgeschaltet oder befindet sich außer der Zone der Handlung des Netzes». Выключен. Как тогда. Девочка набрала ещё раз. И ещё. Стало страшнее – поколебавшись пару минут, набрала домашний номер: - Тётя, это Ека, - пробормотала разочарованная, вновь потерянная девочка: почему Констанц ещё не уехала? – я забыла телефон на диване и… - Ека! Замечательно, что ты нашлась, - затараторила трубка, - мы тут места себе не находим с крошкой Кили! Где ты? Уже десятый час… - А папа…он дома? Он нарочно не подошёл? Злится? В трубке повисла пауза, тётушка помедлила: - Детка, папа остался в клинике. Но ты же можешь позвонить ему! Ека, немедленно возвращайся домой, - Констанц повысила голос, - эти ночёвки неизвестно у кого совершенно недопустимы! Вот что, набери папу и повинись са… - У него выключен телефон! – зло выкрикнула девочка. – Наверное, чтоб я не мешала, он так и сказал… Тётя, - Ека подавила вздох и спросила тише, - как там Ули? - О, милая, всё хорошо. Давление в норме, уже завтра папа привезёт её домой. Не знаю вот, что с его телефоном, хммм… - протянула она, - возможно, села батарея… Он звонил всего один раз, в восемь, и я была вынуждена солгать брату! – тётя сделала эффектную паузу. – Сказала, что ты спишь, хотя он и не спрашивал. Фройляйн, в твоих интересах сей же час вернуться домой, отец может позвонить в любой момент… - Так ведь не спрашивал же… - с горечью проговорила Ека, - когда он волнуется, по-другому себя ведёт. Я у подруги из школы, тётя. Приду утром, не волнуйтесь вы так, - она кинула телефон Круспе и поняла, что вот-вот разревётся. Почему Шнайдер разлюбил её? Что она сделала? Разве возможно в один миг стать для близкого никем? Ведь совсем недавно, в машине, он припечатал, что будет для неё единственным… - Шнайдер сказал, что ты мешаешь ему, цветочек? – сочувственно осведомился Рихард и, подтянув Еку к себе, сжал ладонями её аккуратные грудки. Она заморгала и недоумённо уставилась на пальцы, переминающие мягкую кожу: он трогает меня. Он продолжает везде меня трогать. Я приду в себя наконец или так и буду оглушённой рыбиной хлопать ртом, пока он позволяет себе…Ека зажмурилась. Спросила первое, что пришло в голову: - Тебя не смущает мой возраст? - Нет, - серьёзно ответил Рихард и, устроившись удобней, уложил девочку, опустив её голову себе на колени. «Некрасивый член», - машинально подумала она и чуть сдвинулась вбок от вялого хозяйства Круспе. – То есть, безусловно, смущало бы, когда б не два очень разных обстоятельства. Первое: ты предназначена для меня. Я предполагал, что определённый мне человек может оказаться кем угодно. Так что, в целом, Цвен - счастливчик, поскольку ты очаровательный ребёнок, - он улыбнулся на звук второго имени, опять погладил грудь Еки. – Ну и второе… Давай не будем забывать о моём финансовом положении. Я могу позволить себе подобрать замечательных адвокатов в случае… Впрочем, думать об этом мерзко. Мы бы не могли поступить друг с другом подобным образом, - его ладонь, ненадолго задержавшись на животе девочки, ребром скользнула в прохладное и сухое уже влагалище. - Ты трахнул меня, - напомнила Ека, - хотя утверждал, что не думаешь об этом. Что это совсем и неважно… - Да, действительно, - кивнул Круспе и наклонился к ней, поцеловав влажно и коротко, - я готов и теперь это повторить. Я не хотел трогать тебя до совершеннолетия, - он усмехнулся, нежно потирая её клитор и складочки у входа. От выверенных, не раз испытанных ласк прикрытые веки девочки задрожали. – Мы бы жили вместе без этого, в сущности, рудиментарного атавизма, ибо секс, Ека, крайне малозначен. Я сделал это с тобой, милая, потому что ты должна принять меня. Целиком, всего. Если скажешь, что больше не испытываешь потребности в повторении, - пальцы легко и ласково прошли внутрь, - обещаю, что не трону. Голос Рихарда, неровный и потрескивающий, внезапно убаюкал Еку: она вспомнила, что на родине в сильные морозы снег под ногами поскрипывает хрустяще и деловито – речь Круспе, когда ей случалось становиться спокойной и домашней, была такой же уютной. - Шнайдер сказал, что ты мешаешь ему? – повторил вопрос Рихард, тыльной стороной ладони пытаясь пошире раздвинуть бёдра девочки. Ека распахнула глаза, непроизвольно сжав его пальцы, скривила губы: - Да, но он был расстроен из-за Ули, - она поморщилась, - и говорил так не со зла. О, пожалуйста, прекрати! – девочка резко поднялась, мерзко краснея из-за его постоянных прикосновений, - ты можешь хотя бы минуту не трогать меня? - Ека, - Круспе потёр переносицу, помолчал, - ты не понимаешь одного: блажь не есть истинная любовь. Это прихоть, потакание своему эго. Для Шнайдера ты и есть эта блажь. Я не знаю всего, милая – произнёс он мягче, потому что заметил, как сжались её губы, - зато я знаком с твоим благодетелем много лет. Чем бы не руководствовался Дум, это вряд ли имеет отношение к благородным порывам души. Ека, у него весьма славная супруга, в скором будущем он станет отцом двоих детей. Но не твоим. Для тебя в их жизни места нет, - вопреки раздражению девочки он вновь легко обнял её, - Шнайдер слабый человек. А вот ты можешь оборвать эту никчемную историю. Разве он уважает тебя? Слышит тебя? - Неправда…- прошептала Ека, ощущая подступающую головную боль и усталость, - он любит меня… Он говорил. - Ну конечно, говорил, - Рихард мягко нажал на её плечи, опуская девочку на подушку, - возможно, ему казалось так в определённое время. Но теперь, по-настоящему испугавшись за любимую жену и желанного ребёнка, хмель в его голове - благодарение небесам! – испарился. Ну, тише…тише, - он вытер побежавшие из глаз Еки слёзы, лёг на неё, целомудренно целуя в лоб, - не плачь из-за него. Мы уедем далеко отсюда. Когда Шнайдер поймёт, что это твоё решение – поверь, не будет мешать. Иллюзия пропала, милая, но у тебя остался я. У нас впереди долгая насыщенная жизнь, я покажу тебе мир… Ека, он потрясающе огромен! Тебе нужно расти, учиться, находить удивительные цели и достигать их. Посмотри-ка на меня, - попросил он, - вот так. Ты боялась, но скажи, разве мои глаза похожи на взгляд одурманенного похотью человека? Мой мозг, Ека, - он постучал по влажному лбу, - абсолютно трезв. Я знаю, что делаю, зачем это нужно. В данный момент я спасаю тебя, вытаскивая из этого болота. Начинаю возвращать долги, девочка, и не хочу терять времени. Закутанная в песочный колючий плед, Ека беспокойно смотрела на часы: почти полночь. Если сейчас он окажется доступен, если возьмёт трубку, как бы не орал – я сбегу отсюда сию секунду. Рихард предусмотрительно положил ей на колени телефон, понимающе кивнув в ответ на удивлённый взгляд. Девочка набрала: «- Der Apparat des Abonnenten ist ausgeschaltet oder befindet sich außer der Zone der Handlung des Netzes». Ещё раз. И ещё. - Я плохо представляю, как ты… всё это хочешь устроить, - Ека нарочито весело повернулась к Рихарду: нужно было говорить, отвлечь себя любым бредом. Тот потрепал девочку по щеке и вручил огромный чизбургер, приготовленный минуту назад: - Все очень просто, милая, но говорить будем на свежую голову. А теперь немедленно ешь! – он плюхнулся на диван и отхватил порядочный кусок от своего сэндвича. - Можно тебя попросить? - Ну разумеется! Что угодно! - Надень на себя… хоть что-нибудь.