Исцеленные любовью

В этом мире есть множество вопросов, на которые трудно дать ответ, даже если этот ответ известен. Исуна Хасэкура. Волчица и пряности. Том 3

Мора Бустаманте сидела на удобном диване в кабинете известного нейрохирурга Рикардо Оливареса и терпеливо ждала объяснения на непонятные ей вопросы. За полтора месяца пребывания своего сына в клинике Санта Лючия, женщина уже изучила каждый угол этого огромного медицинского учреждения и сейчас ей казалось, что стены кабинета врача давят на нее, забирая последние надежды на жизнь. Все раздражало: зеленый цвет потолка, неудачно повешенная картина возле окна, непонятный запах и серьезность мужчины, который уже больше пятнадцати минут рассматривал рентгеновские снимки и различные лабораторные исследования. Казалось, что врач полностью игнорировал ее присутствие. Мора боялась. Жутко опасалась того, что доктору нечего ей сказать. Что он не сможет ей объяснить, почему, несмотря на две операции и сотни процедур, в организме Пабло Бустаманте не наблюдались никакие изменения. Она, как никто другой, верила в то, что ее сын сильный и сможет все преодолеть. Она знала, что жизнь парня не предназначена для того, чтобы кататься в инвалидной коляске, учиться каким-то трюкам на ней и просидеть десятки лет в стенах их дома. Для Пабло Бустаманте были нарисованы другие мечты, другая роль, другая задача, где он обязательно счастлив, улыбающийся, играет в футбол, занимается творчеством, засыпает в объятиях любимой женщины, иногда опаздывает на работу, время от времени бесчинствует со старыми-добрыми друзьями и не знает, что такое слабость, боль, отчаяние и пустота. Сейчас, разглядывая черты лица озабоченного врача, Мора предчувствовала какой-то крах. Вот через несколько секунд мир должен был сорваться, а ее мечты разбиться вдребезги. Что-то неладное кололо материнское сердце, ее губы пытались шептать молитвы, но она не могла вспомнить ни строчки. Эта хрупкая сильная женщина искала в своей душе ниточку, за которую можно было ухватиться и шла за ней к убежищу завтрашнего дня. В какой-то миг она испугалась саму себя. Ей казалось, что еще несколько таких длинных минут, и она сойдет с ума, схватит ближайшую вазу и треснет ею Оливареса по голове, задушит его за каждое неверное ложное слово. Она уже мысленно искала объяснение для своего сына, чертила альтернативы, думала, что ему скажет, пыталась найти новые силы не сдаться, не разрыдаться прямо в этом кабинете. Пожалуй, Рикардо Оливарес обладал способностью читать человеческие мысли через стенки своих очков и то, что сейчас он увидел в глазах матери своего пациента, ему явно не понравилось. Врач отложил все бумаги, несколько раз щелкнул ручкой, будто разгоняя невыносимую тишину, поправил каждую мелочь на столе и решился начать разговор. — Сеньора Бустаманте, я вижу вас что-то очень тревожит и вы ждете от меня определенных ответов. Мора утвердительно кивнула. Ей не хватило сил сказать сухое «да». Она не была уверена, что хочет услышать правду, но понимала, что неизвестность может довести ее до сумасшедшего дома. Еще несколько звуков тикающих часов на стене убьют все остатки терпения и тогда она наверняка сбежит с этого ненавистного кабинета, который всего за несколько минут превратился в каторгу. Сбежит, потому что не готова будет услышать «нет» для своего сына, потому что не готова будет посмотреть Пабло в глаза и прочесть в них «мама, ты же мне обещала, что все будет хорошо». Врач, увидев, что женщине совсем плохо, протянул ей стакан, наполненный водой. Брюнетка залпом глотала каждую каплю. Выпив воду, поставила стакан, и, не скрывая своих чувств, ладонями провела по лицу. Несколько секунд смотрела в окно, тогда руками начала массировать виски, и не поднимая взгляда на врача прошептала: — Говорите же, я жду. — Я вижу, вы сами понимаете, что я позвонил вам не просто так. — Да. Понимаю. Вы знали, что я у Пабло, тем не менее не зашли в палату, а предпочли телефонный звонок. Значит, мой сын не должен был слышать мой с вами разговор. Из этого следует, что беседа не слишком утешительная. Я права? — В определенной степени да, — искренне признался Рикардо Олварес, сам себе удивляясь, насколько эта женщина сильная и на сколько умная. Он не имел права ее подвести, разочаровать, дать в себе усомниться. — Прошло уже полтора месяца с тех пор как Пабло начал проходить курс лечения в нашей клинике. Две операции позади, акупунктура, электрофорез, массажи. Думаю, вы сами понимаете, что за этот период должны были произойти определенные изменения. — Ну, насколько я знаю, полный курс длиться полгода. А Пабло должен выдержать еще минимум четыре операции. Это ваши слова, или я что-то пропустила? — В эту секунду Мора Бустаманте победила саму себя. Все сомнения ушли на задний план. Она уже не помнила, что несколько минут назад боялась, волновалась, предчувствовала неладное. Четкая безапелляционная позиция не давала врачу никаких шансов для дискуссии. Он молча кивнул головой, боясь посмотреть в карие глаза брюнетки. Казалось, что сейчас они поменялись ролями, где устойчивость материнского характера и ее сила к борьбе не давали право Рикардо Оливаресу отступать, сделать хоть маленький шаг назад. — Так что вы мне хотели сказать? — победно улыбнулась Мора. — Если вы думаете, что я хотел вам предложить прекратить курс лечения, то вы ошибаетесь. У меня есть два важных вопроса, в курсе которых вы должны быть в первую очередь. — Я и не думала над подобными вещами, — солгала брюнетка. — Возможно только долю секунды. Даже, если бы вы мне это заявили вслух, то вам бы не удалось выставить из клиники ни меня, ни моего сына. Давайте перейдем к вашим важным вопросам. — Я думаю, что вы и сами понимаете, что борьба Пабло — это не только инъекции, капельницы, массажи или операции. В первую очередь это психологический перелом, желание встать на ноги, вера в себя. Вы очень сильная женщина. Но этого недостаточно. Если бы у Пабло была бы хотя бы сотая часть вашей непокорности и желание, результат был бы значительно лучшим. Наш психолог Хуан Карлос Монтеро делал все возможное, чтобы заставить вашего сына изменить направление своих мыслей. Но, вам самой хорошо известно, что сеньор Бустаманте категорически не идет на контакт. — Что вы имеете в виду? — На самом деле Мора знала, прекрасно понимала каждое слово врача. Она и сама замечала, что Пабло после второй операции еще больше закрылся в себе: избегал разговоров, пытался как можно быстрее избавиться от присутствия медицинского персонала в его палате, отворачивался от всякой посторонней помощи. Ей от этого было больно, сердце скребло в напрасном ожидании. В холодном городе грусти и пустоты не было места, где бы неоправданные побеги ее сына от самого себя смогли бы перерасти во что-то другое. — Пабло не верит в возможность своего выздоровления. Для него пребывание в клинике переросло в банальную привычку. Он не видит себя дальше инвалидной коляске. И как с этим бороться, ни я, ни мои коллеги не знаем. — Что требуется от меня? — женщина коротко поинтересовалась у доктора. — На этот вопрос у меня нет ответа. Я знаю, что вы пытаетесь делать все от себя зависящее, чтобы Пабло изменил ход своих мыслей. Просто, мы что-то пропустили. Я думал, что посещение друзей, постоянное ваше присутствие сможет что-то изменить. Но, как оказалось, ваш сын отказался от любых встреч, кроме вас. Знаете, я долго наблюдал за сеньором Бустаманте. Есть вещи, которые свидетельствуют о том… Как бы это правильно сформулировать, — Рикардо запнулся. — Вообщем, возможно есть кто-то, кого Пабло ждет более всех. — Может быть. — Так почему бы нам не устроить такую встречу? — Боюсь, что это невозможно, — негромко и недовольно отозвалась Мора Бустаманте. — Наверное, у вас есть свои причины, чтобы так отвечать. Но подумайте над моим предложением. Если не ради себя, то ради сына. Брюнетка смотрела на врача, щурилась, и никак не могла до конца осознать то, что он ему говорил. Мысли ломали ее, забирали остатки борьбы, избавлялись от теней сомнений. За все время пребывания Пабло в частной клинике Санта Лючия, Мора Бустаманте виделась с Мариссой Пиа Андраде дважды. Впервые это произошло совершенно случайно, — брюнетка и рыжая бестия встретились в супермаркете, недалеко от дома Моры. Обе искренне удивились этой встрече, несмотря на то, что жили в одном районе. Пошли в кафе, выпили по чашечке кофе, сорок минут проговорили «ни о чем», обменялись улыбками и теплыми объятиями на прощание. Вторая встреча полностью выбила с толку сеньору Бустаманте. Две недели назад, около полуночи, молодая актриса, буквально ворвалась в дом Моры. Женщину разбудил навязчивых стук в дверь посреди холодной дождливой ночи. К своему удивлению, брюнетка увидела на своем пороге промокшую до нитки Мариссу. Она жестом предложила гостье пройти, без лишних вопросов кивнула на диван, протянула теплый плед, а сама пошла заваривать теплый чай и искать сухие вещи. Прошло несколько минут и Марисса Пиа Андраде сидела перед Морой, привычно поджимала губы, чуть хмурилась от смущения, на щеках горел лихорадочный румянец, было заметно, что ей не по себе, но она продолжала отводить непоколебимый взгляд в сторону, сжимая маленькую ручку в кулачок. Это-то брюнетку и пугало. Сухое молчание, отсутствие объяснений, вопросов, ответов. В карих глазах Мариссы Мора прочитала безграничную благодарность за ее молчание и в этот момент поняла, что все делает правильно. Предложила гости переночевать на диване в гостиной, по-матерински поцеловала девушку в лоб и погасила свет. Утром нашла записку на журнальном столике со словами благодарности и обещаним вернуть все вещи. Вот и все. Две встречи. Ни единого слова о Пабло. Даже намека на то, что он присутствует в жизни обоих, обеих не отпускает, обоим забирает сон, обоим нечаянно дарит боль. С Пабло ситуация была несколько иная. Если в начале своего лечения, блондин с большим интузиазмом и азартом ходил на все процедуры, то после второй операции все изменилось. Врачи перед операцией обещали ему незначительные изменения — гарантировали, что у него могут появиться болевые ощущения в областе таза, а если и совсем повезет — то он сможет двигать пальцами на левой ноге. Операция прошла. Изменений не наблюдалось. Никаких. Вот только Бустаманте окончательно закрылся в себе, не желая никого впускать в свою жизнь. Отказал Гидо и Томасу во встрече. Неохотно выполнял предписания врачей, еще более неохотно разговаривал с психологом. О Мариссе не вспоминал, и всеми возможными способами пытался оградить себя от любого упоминания о ней — попросил палату без телевизора, отказался от любимых музыкальных журналов. Вот и сейчас Море Бустаманте было непросто. Она четко осознавала и чувствовала боль обоих, понимала, что обоим стоит хотя бы увидеться и как сделать так, чтобы эта встреча не причинила никому боль, она не знала. Рецепта просто не существовало и уверенности в том, что такая встреча могла принести хотя бы какие-то плоды у нее тоже не было. Понимала только одно — просить Мариссу проведать Пабло она не имела никакого права. Та последняя встреча еще раз подтвердила женщине догадки о том, что девушка глубоко переживает все, что происходит с ее сыном, и судя по всему — чувствует свою глубокую вину. Намекнуть Мариссе о встрече — означало нанести ее еще одних свежих ран. Этой роскоши Мора не могла себе позволить, хотя бы потому, что, вопреки всем несчастьям и эмоциям, чувствовала особую любовь к этой девушке. С Пабло говорить не было смысла. Он даже не стал бы ее слушать, в этом женщина была уверена. И сейчас, анализируя слова врача она понимала, что в этой ситуации ей оставалось только положиться на судьбу или случай. Рикардо Оливарес и Мора Бустаманте сидела молча. Они уже несколько минут смотрели друг другу в глаза. Смотрели и молчали. Странное чувство полета и неудобства от этого царило в комнате. Мора выпрямилась, прошлась по кабинету, вцепилась в подлокотник кресла. — Я вас поняла, — начала женщина, облизав сухие губы. — Вы сказали, что есть еще другой вопрос. — Да, есть. — Я вас слушаю. — Понимаете, в случае с Пабло пока нет никаких результатов. Есть один американский препарат, который может ему помочь, но это не предусмотрено программой меценатства, — врач не решался посмотреть на Мору, лишь вздёрнул подбородок. — Сколько? — Около девяноста тысяч. Долларов, разумеется. Мору аж подбросило. Она сцепила руки, осторожно выдохнула, резко повернула голову, посмотрела на врача. — На когда? Врач расширел зрачки. Его на миг обожгла мысль о том, что сеньора Бустаманте скажет «Вы издеваетесь?». Как ни странно, но она казалась ему чересчур спокойной. Эта женщина была настолько разной, настолько непредсказуемой, что сейчас очень захотелось ее обнять. С Пабло, конечно, она была другой — более живой, эмоциональной, яркой и открытой. Иногда казалось, что Мора умеет играть на публику, прячется за маской, что ей приходиться прикладывать немалые усилие, чтобы быть уверенной. Но в эту минуту Оливарес только видел, как женщина, не дождавшись ответа, отступала в сторону, остановилась прямо перед выходом, немного вжалась в стену, излучая пристальный, изучающий взгляд. — Я поняла. Деньги будут. Через секунду дверь закрылась. Рикардо Оливарес остался наедине с собой. Кинул на стол тонкую папку, открыл тумбочку, достал виски. Пальцы сжались вокруг тонкой ножки бокала. Он осторожно втянул в себя воздух и стал смотреть на рентгеновские снимки. Вскинул голову, сглотнул колючий ком и всеми силами пытался приступить к работе. В горле у него першило, глаза предательски щипало и очень хотелось убежать. Как же ему хотелось найти ответ, как же хотелось оправдать свои немужские чувства в данный момент и, наконец, понять себя — почему его так волнуют глаза этой брюнетки, почему так хоеться подарить ей счастье и поставить ее сына на ноги. Ответов не было. Одни вопросы. Но рано или поздно он сможет на них ответить.