Исцеленные любовью

Не существует безвыходных ситуаций, лишних людей, случайных встреч и потерянного времени. Валерио Альбисетти

Боль, терпкость, привкус горечи. Сегодня Марисса Пиа Андраде снова не смогла к нему подойти. Она — сильная, гордая, терпеливая, всегда могла перевернуть весь мир и не сдаться на достигнутом. А здесь — на расстоянии вытянутой руки красную тойоту миновала инвалидная коляска, в которой сидел тот, кто был вселенной и потерянным раем. Казалось, что нету ничего сложнее чем то, чтобы открыть дверцу автомобиля, выбежать ему на встречу и сказать: «Пабло». Марисса Пиа Андраде вновь спасалась побегами, обрывали нитки отваги, проклинала свою нерешительность и оправдывала себя отговорками «Что я скажу?». Руки судорожно сжимали руль, когда за поворотом исчез его образ. Вечерело, а значит, что голубоглазый блондин отправляется на берег Ла-Платы разделять боль сердца через струны своей гитары, лечить раны и отдаваться на полную одиночеству. Девушка это прекрасно понимала, было не трудно догадаться, как ему тяжело смеяться между метелицами разорванных мечтаний. Все так, как вчера, как позавчера, как три дня назад: пустые бездонные голубые глаза, печальное выражение лица, безнадежно опущенные руки и никакого желания бороться в пронизывающем взгляде. Марисса не удержалась и вышла на улицу, чтобы подышать свежим воздухом в парке, который находился неподалеку. Хотелось просто пройтись и забыться, избавиться от мыслей, которые ежесекундно преследуют душу. Она одна среди мира, где есть сотни незнакомых лиц и истинный Кто-то, кто наказывает за страх и ошибки. Сегодня она снова будет сидеть в машине, пока в окнах дома, где живут Пабло и Мора Бустаманте не погаснет свет во всех окнах. А завтра… Завтра она точно к нему подойдет. Дальше откладывать некуда. Через два дня премьера фильма, снова грим, маска, фальшивая улыбка, шикарные платья, и вся боль исчезнет за неискренностью и светскими беседами. А исчезнет ли? Завтра… Точно, она сумеет… Наверное… Серые облака собирались вместе и прогнозировали дождь, домой возвращаться почему-то не хотелось, к родителям также. Еще одну встречу с Соней и Франко Мари просто бы не выдержала. Сотня вопросов за вчерашний день достаточно утомили молодую актрису. Надоело превращать жизнь в карнавал, жить в постоянном театре собственного неизлечимого счастья на бис, где все знают, что Марисса сильная, счастливая, занимается любимым делом и не имеет никаких проблем. Девушка просто присела на скамейку, сняла туфли и ждала неизвестного завтра. В вечерней аргентинской тишине среди белых покрывал грозового неба было уютно и красиво. Вокруг откровенное равнодушие, планета видимо за несколько минут захлебнется обыденностью. Марисса Пиа Андраде то сидит на скамейке, то проходит по аллее, то снова садится, слышит собственное усталое дыхание, глухой стук сердца в груди и больше ничего. Секунды превращаются в годы, а годы за несколько секунд пролетают перед глазами, как видеоролик под названием «Жизнь», и в этом ролике так мало счастья. Холод пронизывает от кончиков пальцев до сердца. Становится морозно, словно проваливаешься под лед. Нечем дышать. Печет. Болит. Тревожит. Кажется, что в груди образовалась пропасть, в которой бездомная душа, как затерянный подросток в сумерках парка, ходит, рыдая по кругу. Вокруг удивленные взгляды, в какие воровато подкралось ненавистное равнодушие. Однако, какое-то особое эхо, время-от-времени, пробивается в сознание шепотом: «Стой». И она останавливается. Стоит с привкусом отчаянной крови во рту, только ей известной тишине, среди только ей известной боли и смотрит в небо его глаз. На полпути. Не медля. Без сомнений. Пабло Бустаманте не верит своим глазам. Неужели это она … Вот так прямо перед ним, не убегает, не исчезает, как это часто было в снах, не улыбается, как на экранах телевизора, а просто ставит туфли на скамейку, не отводя шоколадного взгляда от него. Как долго он ждал эту встречу, сколько о ней мечтал, как часто представлял, как сильно желал, столько бредил ею и как этого не хотел. А может это безумие? Так трудно бояться пропустить что-то удивительное в своей жизни, хотя бы одно упоминание о ней, хотя бы тончайшую нотку запаха ее духов, которые бы невидимой паутиной окутывали душу. Казалось, что это просто неправда, ложь, жестокость. Почему? Для чего? Зачем? Белые страницы недописанной книги, как вокзальный рупор звали и просили заглянуть ей в глаза. — Ты? — Наконец Пабло нарушил болевую тишину, боясь раздуть все иллюзии в пепел, превратить желаемое в потерянное. Руки добровольно отложили гитару в сторону, ожидая, что мечта, как наркотик, который сыпучим песком, засасывает тебя с головой, растворится в крови адреналином. Несколько секунд, ценою в жизнь, ловят на мысли, что тебя самого уже давно нет, только бушует океан, в котором такие разные смешанные чувства, как бешеные волны, догоняют друг друга. Все как прежде. Только теперь она незнакомка, которая с минуты на минуту, постучится в его дверь кружевной ручкой, а потом, резко размахивая, прочно закроет шторы, разбудит весь мир. Она та, которую не стоит впускать в жизнь, прикованную к инвалидной коляске. Никогда. Марисса стояла в ступоре, не зная, что сказать. Казалось, что судьба смеется над ней, резко обрывает все нити, испытывает поражение и как будто на арене разбивает все слова вдребезги, выставляя напоказ дикие чувства отчаяния, удивления, боли и разочарования. Тяжесть, словно неизлечимая болезнь, поселилась в ее душе хаосом и неугомонной невыносимой болью. Наплыв мыслей, чувств, невесомость реальности. Она не могла прийти в себя, под мелким дождем, который смешался с ее слезами. Потерялись все потери, падения, которые, как разделы в книге, делили ее жизнь на «до» и «после». Марисса стояла одна посреди мира, видя только одну фигуру в двух шагах от нее. Боялась ужасно … То ли себя, то ли его. Она смотрела на его лицо и впервые в жизни почувствовала, как небо падает на плечи. Хотелось сдвинуться с места, а потом, не сказав ни слова в ответ — бежать. Бежать от собственной тени, той не предусмотренной неизбежности. Она почувствовала себя жалким вором, который боится чтобы его не разоблачили, и не узнали, а главное не поймали на этой внезапной и не управляемой слабости. Она обезоружила себя своими страхом, болью, отчаянием и сил ступить хотя бы шаг босыми ногами просто не было. — Пабло, я… — А что ему она может сказать? Медленными шагами подошла к коляске, протягивая руки, словно приглашая в объятия своего разорванного сердца. — Не стоит, — отстранился парень, отъехав назад, обжигая своей холодностью, словно сталью. — Я понимаю, что ты не рад меня видеть. Я не знаю, что сказать, — мысли заплетались, слезы предательски смешивались с дождем, который небо послало ей на помощь. — Ты имеешь право меня презирать и ненавидеть, я заслужила. Я не знала, клянусь, я не знала. — Не знала что? Что я катаюсь на коляске? Марисса Пиа Андраде по-другому представляла мою жизнь? Хотя, о чем я говорю, известная знаменитая певица, модель, актриса не помнит простых смертных. Зачем? У нее другой мир, недоступный и чужой. Пожалуй, приятно купаться в славе, куча богатых поклонников, цветы, кофе в постель … Разочарую, у Пабло Бустаманте другая жизнь, вы заблудились. Автографа не нужно, спасибо, — его высокомерие резало, щипало, переворачивало все уголки сердца, заставляло душу встать на колени. — Я принимаю все твои слова, хотя и ты ошибаешься. Повторюсь, что у тебя есть на них право. Я знаю, что такое не прощают. Однако, я не могу не сказать … Прости … Может не сейчас, не позволь ненависти разрушить свое большое сердце, — слова срывались и воском вновь обжигали душу. — Интересно, в чем я ошибся? Не стоит, Марисса. Ты не перед камерой. Твоя жизнь всегда выставляется напоказ, а я не умею всех этих актерских хитростей. Не старайся. Если тебя мучает совесть, то можешь успокоиться. Я не испытываю к тебе ни ненависти, ни злости. Во всем, что со мной произошло виноват я сам. Так что — вперед, не промокни, — Пабло пытался быть решительным и однозначным, упорно катил колеса в противоположную сторону, украдкой позволяя себе взглядом касаться ее хрупкой женственной фигуры, желаниями стирая ее слезы, мечтами дотрагиваясь ее волос. — Пабло, стой. Позволь мне все объяснить. — Ну, если ты не заметила, то я сижу, — блондин все же остановился. — А что ты хочешь объяснить? Что ты с меня посмеялась? Что не любила? Ты скажешь, где ты была, когда я так тебя у Господа просил? Не надо объяснений, они не спасут ни тебя, ни меня. Я тебе настежь открывал душу, а ты этого не понимала. Тебе это не требовалось. Что ты мне объяснишь, Марисса, что? — Неправда, — парк наполнился девичьим криком. — Пабло, неправда. Все не так! — А как? Марисса, как? — Сорвался парень, пытаясь подняться с инвалидного кресла. Глаза у девушки округлились, увидев его реакцию. Попытка обернулась неудачей, и с нескрываемым отчаянием блондин нервно отвел взгляд в сторону. Марисса не могла поверить. Он пытался встать. Он может попытаться. Надежда есть, и сейчас как никогда стоит за нее бороться. — Пабло, вместе мы все преодолеем. Я буду рядом, мы найдем лучших врачей, ты станешь на ноги. Поедем куда-то путешествовать, осуществим старые мечты. Просто позволь мне быть рядом, — не сдавалась девушка. — Марисса, ты издеваешься? Тебя не было в моей жизни три года, а теперь ты решила меня пожалеть и притвориться мученицей? Никогда этого не будет. Знаешь, я не жалею о том, что когда-то было. Ты до сих пор остаешься для меня самой нежной девушкой. Ты была моей ежедневной потребностью, воздухом, раем. Ты была необходимостью, которая становилась самой большой радостью. Больше всего я верил, что смогу сделать тебя счастливой, — Пабло остановился, изучая ее реакцию. — Но я не могу забыть, что ты стала моей болью, которая не лечится. Клетка объятий давно закрылась, тебе было со мной душно, ты не выдержала и убежала. Делай вид, что меня не знаешь. Если случайно встретишь, не пытайся заговорить. Максимум, мы можем быть «на вы». Так правильно, так легче. Так проще. Я не потревожу тебя тихим взглядом, я никогда не напомню тебе о себе. Благодарю тебе за пламя, которое когда-то во мне зажгла. За все, что не доказано словами. За вовремя надежное плечо. За надежды, за то, что учила жить и становиться сильнее. За то, что может даже не любила! Благодарю. И все же отпускаю. Ища утех и славу, не сорвись вниз. Будь счастливой. Я правда, не жалею ни о чем. Ты, отдаляясь, стала мне еще дороже, но это финал, Марисса. Во второй раз я не впущу тебя в свое сердце. Я навсегда сохраню в памяти эту последнюю встречу. Но вмешиваться в свою жизнь не позволю. Ты выбрала свой путь сама, — слова объясняли суть жизни среди страданий и суеты. Сердца сжимались, взгляды наносили друг другу все больше тягучих ран, обледеневшие воспоминания рвали на куски, кромсали, не оглядываясь на чувства, которые когда-то сближали. — Я тебя люблю, — тихо молвила девушка. Те, кто не страдали, не поймут, как по острым камням идти. Марисса шла, соревнуясь в борьбе между карими и голубыми глазами, заставляя Пабло всколыхнуться и сильно сжать кулак. — Я тебе не верю, — сорванным голосом прошептал парень, пытаясь заверить себя в собственных словах. — Не путай жалость с любовью. Если любят, то не идут, и не растрачивают свою жизнь на других. Собственные слова резали сердце до крови. Пабло развернулся в противоположную сторону аллеи, заставляя себя бежать и не сдаваться, не верить и не мечтать, не желать и не ждать. Парень знал, что равнодушием время лечит только тех, кто живет, не любя. Но так важно заставить поверить ее в это равнодушие, сорваться и забыть все в итоге, все что плакало болью с сорванной струной. Он не позволит, чтобы она такая молодая и красивая испортила себе жизнь рядом с человеком, к которому испытывает тревогу и жалость. В сердце невозможно сохранить злость, если любишь. Он чувствовал, как страдает ее душа, что их сердца не глухие, что взгляды не ведут в никуда. Это только реальность. Не скажет тот, кто не любил вполне, как залечить сердца острую боль. Возможно, когда-то он снова встретит ее, потому что так мало осталось людей, кто действительно чувствует твою душу. Так было, есть, и жаль, что так будет. Более всего молодой человек боялся не потерять ту, которая через годы еще не потеряла его. Но выхода не было. Дождь барабанил, смешивая мир, напоминающий о том, чего не стоит помнить. А может все могло бы быть по-другому? .. Нет! Расстались молча, что-то не сбылось. В судьбе друг друга доиграли свои роли. Вот и весь итог. Чужими стали за одно мгновенье. Не имеет значения, что попрощаться с тем, кого любишь — это самой большой грех, самое тяжелое преступление. Не имеет значения, что земля уходит из-под ног. Еще только раз бы оглянуться, еще секунду мыслями коснуться ее, еще раз переждать проливной дождь, потому что завтра придет день, где он проснется и узнает, что сам прогнал ее из своей жизни. Марисса упала на асфальт, сбивая колени. Мир не слышал монолога, который лился из ее сердца. Течение чувств остановила робость. Так непросто к нему достучаться, с горизонта стирался последний след его взгляда. Где-то там, в нескольких метрах он остановился и сразу же отвернулся назад. Как ему рассказать о вечности? Как вложить все замыслы в слова, которые он не хочет слушать? Как к нему достучаться? Она крепко держала безнадежные надежды и ненароком их отпускала. Марисса за три года устала его отпускать и сейчас больше всего стремилась вернуться. Не умолкает дождь, седой бродяга, сжимая душу, как смятую постель. Взгляд остановился на гитаре, которая была зрительницей в зале шквала эмоций, руки потянулись к струнам, мечты потихоньку умирали … А если она действительно является лишней в его жизни … Неправда, что бывает что-то с самого начала. Лишь сознательные воспоминания останавливались, били в грудь, ловили за волосы и рвали на тысячи мелких кусков … Она беглянка … Всего лишь беглянка, которая три года скрывалась от счастья, кутаясь в мучительные объятия страха. Коляска исчезает за поворотом. У сердца нету уже слов. Тихо складывает в руки открытые раны, порезы, боли, все порывы до высот, сломанные мечты. Жизнь молчит, а сердце говорит, что хочет прижаться к ней в этот момент. Несутся дождем ливни-слезы и орошают минуты, необитаемые аллеи, где наедине с одиночеством идет борьба за разбитый портрет счастья. И именно сейчас ее жизнь так похожа на обломки, которые невозможно склеить. Никогда.