***
Судорожно ищу ключи около своей входной двери, стоя рядом с Джеком и держа его руку. Мысли до сих пор не могут собраться в одну кучу, да если даже и соберутся, то явно получится ком непонятных раздумий о бесполезной ерунде. Что да как было, сама ещё не разобралась. Даже не знаю, стоит ли мне разбираться во всём этом или же нет. Ни желания, ни будущих перспектив. Просто пустота, как в глазах того человека… Потираю свою шею и ключицы. Эти глаза того алкоголика я не забуду. Расширенные зрачки, даже радужку не видно. Чернота и маленькие искорки гнева. — Ты дверь открыть не хочешь? — спрашивает стоящий, — В последнее время ты много думаешь — для девушки это не свойственно… — Я за феминизм! — Ладно, ладно, полегче. Не заводись ты так. Бросаю в него ключи и сажусь на бордюр. Закрываю лицо руками… Что за день, как в говне искупалась. Никогда не могла себе представить, что так тяжко будет, хоть и не случилось ничего. Почти ничего. Слышу, как Джек открывает дверь, хватает меня на руки и я начинаю визжать на весь квартал. Крик под названием «С добрым утром, соседи!». Закрывает мне рот рукой и вносит в дом. Только на свету замечаю у него подтёкшую в крови бровь и красные, бордовые скулы оттенка дорогого вина. Господи, как развидеть? Ка-а-ак?! Я думала, что сама пострадала, но в сравнении с тем, что я видела на Джеке — ерунда. — Эй, а ну поставь меня на место и сядь на диван, сейчас будем играть в больницу. — А ты костюмчик уже купила в магазине, хочу тебя в нём увидеть. — Я СЕЙЧАС НА ТЕБЯ НАДЕНУ И БУДЕШЬ ТУТ ПРИ МНЕ В СТРИНГАХ ДЕФИЛИРОВАТЬ! — кричу на весь дом, уходя на кухню. — Тебе понравится.-чувствую его улыбку за несколько комнат… — Не сомневаюсь! То чувство, когда ты улыбаешься, как бешеная, ибо прекрасный парень сидит в твоей гостиной, при этом прыгаешь до верхней полки на кухне, так как ростом не вышла. Залажу на стойку с напитками и достаю коробочку, на которой нарисован красный крест. Слышен смачный шлепок и моя ягодица вспыхнула, как факел после взаимодействия с огнём. — Святые небеса, Джек! — а он рядом стоит и улыбается, — Тебе последние мозги вышибли, да?! — Если только ты, — прикасается к моим волосам, гладя по щеке, — Ты пахнешь розами…-что-то внутри меня ликует, трепещет и переворачивается, я толком и не знаю, что именно, но мне это нравится. Адреналин бушует по венам, я держусь из последних сил, чтобы не выкинуть какую-нибудь необдуманную ерунду, как это обычно бывает в такие моменты. — Я пахну алкашом, который меня прижимал! — Значит, это был очень хороший алкаш…- его ямочки на щеках то показываются, то снова скрываются, как будто мы играем в игру, о которой сами не знаем. Пытаюсь дотронуться ваткой, смоченной перекисью, до его густой брови и тяжко дышу, как будто делаю операцию, от которой зависит жизнь. Кровь постепенно сходит, но голубоглазый морщится и кривит своё лицо, чуть-чуть завывая «лунную сонату» Бетховена. — Не стони, всё пройдёт… — Конечно, пройдёт, иначе и быть не может. По-другому никак. Придавливаю ватку к скулам, они загораются. Кровь впитывается, ватки всё же не хватает… Беру другую и проделываю ту же операцию, мысленно внушая себе, что медсестра из меня вышла бы неплохая. — Ты меня калекой оставишь на всё моё будущее существование, дорогая! — А ты меня, если сердце разобьёшь… — прошептала сквозь вздох я. Даже не подумала, не осознала, но ляпнула, тем более мысли так и не вошли в голову после этого странного вечера. Очень глупая ситуация. Стоим друг перед другом и понять ничего не можем. Так вот опустошены, так беспомощны, наверно. Лишь тишина дальше и огромное желание утопиться, по крайней мере у меня. Я сказала, он услышал. Смешно так, так наигранно сейчас делаем вид, что всё нормально. Тереблю руки, но не на миг не опускаю взгляд от глаз только что шокированного Джека. То ли терпение кончилось, то ли перепугалась сильно, но я просто закончила игру и отвернулась. Но стоит ли убегать от проблем, если они тебя врасплох достают. Всю свою жизнь я убегала, пряталась, замыкалась в себе, но ничего нормального-то и не делала. Абсолютно ничего. Запиралась в комнате, отворачивалась от людей, просто молчала. «Может быть, хватит?»— спросила я у себя. Ведь проблемы — это часть твоей жизни, часть тебя, а разве может человек сам от себя скрываться. Безусловно, но я не должна оставаться такой, нужно меняться, и только к лучшему. На носках разворачиваюсь обратно и поднимаю ресницы вверх. Чуть закатанные глаза начинают немного побаливать, и я выдавливаю из себя: — Который час? — Так тяжко даются мне эти слова. — Одиннадцатый час на дворе, а Кира всё ещё не в кровати, разве можно так плохо себя вести.-И тут мои глаза закатились до конца, как только могли.-Стой, а где твои родители? Разве им всё равно, что ребёнок ходит по ночам на улице, непонятно с кем, непонятно где… — Они уехали и не скоро вернутся. -Упёрла руки в бока и зло смотря в потолок, но боковое зрение не обманывало меня и ясно было видно, как Джек насмехается. Постепенно я расползалась в улыбке, всё ещё смотря в «небеса» сквозь потолок. — Я предлагаю, остаться со мной. Ах, даже не предлагаю, а требую. — Неужели девушки в Нью-Джерси такие лёгкие в общении? — конечно, ухмылка не сползала с его лица, а мне очень захотелось треснуть его стулом по голове. — Неужели парни из «непонятно откуда» такие идиоты? — улыбнулась в ответ. — А вот это уже не по правилам, Кира! — Мой дом, играем, как я захочу. — Как ты захочешь, значит…- бросает он, чуть-чуть отходя от меня назад. После чего разбегается, закидывает меня на плечо, как в доисторические времена и устремляется в дверной проём. Остаётся только молиться, чтобы он меня не потерял по пути, хотя… Даже не знаю, что лучше. Верещу, как ребёнок, а мои соседи, наверно, меня проклинают. Он бежит через гостиную, поднимается по лестнице и я трясусь, как в какой-то повозке, в которой возили дрова много веков назад. Начинаю бить кулаками по спине, дёргать ногами, побаиваясь, что если меня отпустят и я полечу вниз, то без больницы не обойдётся, причём не игрушечной, как была на кухне недавно. По правде говоря, мне нравятся такие игры чем-то напоминающие краткие истории из тонких и бессмысленных романов про подростков, написанных совсем неизвестными авторами-домохозяйками, которые отчаялись в любви, в отношениях и в жизни в целом. Бесспорно, наши игры не будут продолжаться вечно, тем более мы уже достаточно взрослые, но разве можно отвергать детство, когда оно приходить хотя бы раз в год. -Будешь брыкаться, я остановлюсь и буду подкидывать твоё тело до такой степени, пока ты не упадёшь… — В смысле, упаду?! — ещё больше закричала я. — Ну, я же буду уставать подкидывать такую «ТЯЖЁЛУЮ» девушку, как вы, Кира! — Так ты же у нас «КАЧЁК», разве не так? — ещё более наигранно произношу, чтобы надавить. В ответ ничего не слышу и ухмылка на моём лице всё больше расползается. А лестницы всё никак не заканчиваются. Неужели, мы идём по эскалатору, который движется ровно противоположно нашим шагам? Ах, да, шагаю-то не я. Вдруг Джек останавливается, ставит меня перед собой, да-да, именно ставит, как какую-то куклу, которой можно руководить и управлять, и смотрит. Неловкое молчание… -Мне кажется, люди часто говорят что-то, не зная правды, но это не может считаться за ложь, понимаешь? — приподнимаю бровь, при этом качая положительно головой. Мой ответ похож на:, Что ты сказал, ах, да, конечно.« — Но к чему всё это, Джек? — может, мне кто-нибудь объяснит, что тут происходит? — Просто хочу до тебя донести это, вот так, просто… Ты сказала, что я псевдо-качёк.- Моя ухмылка продолжает расти, но он даже не улыбался. Что-то пошло не так? ,Как будто всё в твоей жизни идёт так, да?»-издевалась внутренняя Кира. Буквально через несколько минут напряжённого молчания ЯВНО что-то пошло не так, т.к. руки его задрались над головой и он как-то умудрился стянуть с себя футболку. А теперь отгадайте, у кого супер-пупер пресс и вообще самый прекрасный торс. Мне ничего не оставалось, как прикрыть руками глаза, но щёлочка-то была, где я могла рассмотреть каждую частичку тела… — Так, до свидания! -Я помахала рукой и побежала в свою комнату. Внутри себя я смеялась, как самый озорной ребёнок. Могла сказать одно, что игра началась! -А ну стоять, шальная! -закричал парень с глазами штормовых морей. Как и стоило предвещать, меня схватили через две минуты после грандиозного побега и сражу же обняли. Т.к. ростом я не вышла, то моя голова лежала у него на голой груди, и как бы смазливо это не звучало, но, чёрт побери, я молила Господа, чтобы меня отпустили, пока я не лишилась всего женского, что у меня было. — Мамочки…-шептала сквозь непонятные обращения к Богу, в которого то верила, то не верила. — Знаешь, а я и впрямь останусь у тебя на ночь. — Как будто я тебя отпускала, ага.-хмыкнула, закрывая глаза. А вот теперь представьте такую ситуацию- Вы, с прекрасным полуголым парнем стоите посреди ночного дома, обнимаясь… Вокруг вас веет романтика, как в старых романах, ведь он только что спас вам жизнь, а теперь, как по сценарию, он должен признаться вам в любви, но всё, что он говорит, это: — Я есть хочу. « Да пропади всё пропадом…!» — орёт внутреннее подсознание, одновременно давая пинка тому, кто это сказал, и не важно, что этот человек чуть ли не с обложки модного журнала. — «Я хочу есть»-попыталась передразнить, но даже в погорелых театрах играют лучше, чем я перед людьми. — Так ты накормишь меня, или же мне придётся идти неподалёку в лес и искать себе пропитание? От его слов у меня бегут мурашки по коже. В возрасте тринадцати лет мы с отцом пошли под вечер в лес, можно сказать даже маленький и никому ненужный лесок, в котором невозможно потеряться, но всё же… Я чуть-чуть отошла от отца и буквально через несколько минут потеряла его из поля видимости, и всё бы ничего, но мне пришлось заночевать там. Звучит безумно, да и было точно так же, и меня никто не искал. Думаю, это был самый лёгкий способ избавиться от дочери под предлогом, она потерялась «в чаще размером пять на пять км». Это самый первый раз, когда я почувствовала себя и впрямь ненужной. До этого времени я относилась к родителям с самым что ни на есть уважением, но именно после этой истории все нити любви и счастья оборвались, появились нотки недоверия и некого отчаянья из-за «бредовой любви до возраста, подростка». Только на следующее утро я кое-как из него выбралась, да и то с Божьей помощью очутилась абсолютно на чужой улице, но в полудрёме добралась до дома. Лица родителей нужно было видеть, их интонация в голосе была похожа на «как ты не померла, а?». Ничего дельного не сказали, да и сделать ничего не могли, было видно, что они сожалели, что я чудесным образом вернулась… В голове у меня крутился один вопрос: «Почему они захотели избавиться?». Я была одной из примерных девочек, которые не перечат, но таких детей не сводят в лес для убийства! Но я исключение, по-видимому. Вот так рушится семья, и я частенько вспоминаю эту историю, но никому не говорю, и даже своим родственникам не намекаю, а должна… — Будешь питаться травой, ибо там нет животных, кроме как насекомых. Или же ты по их части тоже? — Захочу жить — всё съем. — А, ну тогда, приятных снов на ветках! — пожелав этого, спустилась вниз и услышала шаги за своей спиной. Отправившись на кухню, достала продукты из холодильника и начала готовить на скорую руку, Джек наблюдал и делал замечания. — Так, ты, Гордон Рамзи, покажи мне своё удостоверение, чтобы мне указывать! — что-то внутри бурлило, сама даже не до конца осознавала, что именно. Страсть, желание, а может и некая злость, или же всё сразу? Накалялась атмосфера, как в страстных испанских фильмах. — У меня мама шеф-повар, я могу оценить каждого! — Ого…-пронёсся мой голос по всему дому, — Тогда оцени себя от одного до десяти, ну же! — Двадцать, -гордо произнёс Джек. — Да что ты говоришь! — мне было весело с ним играться, ведь он такой ещё мальчик, с душой настоящего мужчины. Две абсолютно несовместимых вещи, но как-то их удалось уместить в одного человека, да ещё и учесть ангельские глаза. Пока чайник вскипал и я клала приготовленный, шедевр« на тарелку, то приходилось размышлять над тем, а что, если это серьёзная игра? Раз слово, два слово, искромётные улыбки, горящие глаза, пламя в сердцах, ну, а потом… Я не готова, да и никогда не была готова, тем более опыт в отрицательной зоне с огромным-огромным минусом.„Поиграет, да и до свидания, Кира!“-шепчет подсознание.-„У него была куча, ну просто куча девушек, и, явно, покрасивее тебя, ага. Но даже здесь ты умудрилась вставить свои пять копеек, дорогуша“. — Кир, скоро уже ночь пройдёт, а мы никак и не уснём. Даже поесть не можем. — после этого я отогнала все мысли и спокойно приступила к еде. Бывают моменты, когда, даже не по собственному желанию, мысли лезут в голову. Вроде, стараешься их отогнать, больше отвлекаться, но всё же иногда проскальзывает какая-нибудь мыслишка, а уже за ней, как огромная повозка, вкатываются все остальные, и ты даже не в силах как-нибудь остановить весь этот бардак, который твориться у тебя в голове. Снова стараешься отогнать всё, но не справляешься и просто кидаешь это дело, подвергаясь насилию собственного мозга. Смотришь в одну точку и думаешь, думаешь, думаешь, как помешанный. Время идёт! Дни, недели, а ты всё думаешь о чём-то волнующем, и даже не осознаешь, что делаешь. Именно в такие моменты ты не живёшь. Главное — не продумать всю жизнь, другую-то тебе никто не даст. Пережёвываю пищу, уставившись на Джека пустыми, стеклянными глазами. — Да…этот денёк ещё запомниться, — протянул он. — Со мной каждый день запомниться, — решила пошутить. С друзьями-то не шучу, а тут ещё и с парнем, которого знаю совсем немного. Теперь я официально в отряде самоотверженных! — Это уж точно! На удивление, он посмеялся и приложил руку ко лбу, как иногда делают люди. Ну, я так думаю. Вообще, считаю, что каждое движение не сделано спонтанно или же наобум. К примеру, если человек написал вам очень даже неожиданно, то он думает о вас, хоть раз в день. Может, и сам не замечает, но всё же. Считаю, если человек прикрывает свою улыбку, то он смущается перед вами, а из этого следует, что он боится сделать что-то не так, а это много значит. Но с парнями это не прокатывает, ибо они ошибка природы! Даже не смотря на это, прижатие ладони ко лбу в моём, толковом словаре жестов» означает негодование, или же мимолётный стыд, а это может означать только одно — Я ЛЯПНУЛА КАКУЮ-НИБУДЬ ЕРУНДУ. И тут в моей голове опять что-то пошло не так. — Ну, шеф, как вам ночной ужин? — поинтересовалась я, чтобы хоть отогнать тот ОГРОМНЫЙ стыд, который теперь испытывала я. — Единственный мужчина в этом доме остался доволен! — на что я приставила напряжённую ладонь к виску и отдала честь, как это делают в армии. Хоть в голове у меня и проскользнула мысль: « Ты её малыш, какой мужчина…», -но виду не подала, даже не намекнула, хоть я в последнее время абсолю-ю-ютно не сдержанна. — А теперь мужчине пора спать, ведь я уверена, он устал… — на самом деле я сама не на шутку вымоталась, но разве скажешь гостю «Я пошла дрыхнуть, и этот базар не обсуждается». Хотя… я бы сказала, если бы это бы не Джек. — Вместе спим, или да? «Иди на», — прокричала внутренняя Кира, но затем подала маленький смешок. — Конечно, вместе, только ты на первом этаже, а я на втором, но так вместе, дорогой! — пояс по сарказму обеспечен! — Нас будет разделять целый потолок, я против! — иногда, мужчины« начинают канючить и чуть-чуть ныть, превращаясь в маленьких малышей, но, обычно, девушкам это нравится, и я не исключение. — Нас годами разделяли тысячи км, а сейчас ты говоришь, что не сможешь терпеть потолок. Ещё как сможешь, ты же не тряпка, — было заметно, что он обиделся, но понарошку. — Ладно, но где у вас туалет? — На улице, — и снова сарказм, и снова он, родненький. — Я сейчас не шучу, Кира. — он намекал на серьёзность, даже, можно сказать, ярко её выражал, но если уж сражаться с врагом, то до конца. — А я вообще не знаю, как это делать. Что такое шутки? — представилось дурочкой. — Хорошо, тогда я полью сейчас твою лужайку, видно, ты не против, — и он направился в сторону выхода. Моё сердце учащённо забилось, и, явно, не от счастья. Сколько бы я его не кричала, он всё равно не останавливался. Оперевшись на окошка, я замерла… Выйдя на улицу, Джек опустил руки по направлению к ногам и, если учесть то, что была кромешная темнота и только несколько лучей уличных фонарей освещало его, то было даже непонятно, что происходит, хоть и внутренняя Кира ликовала. От чего, мне и самой не ясно… Через несколько минут полилась очень мощная струя, поняв по журчанию, от чего мои глаза стали похожи на две огромные монеты лепреконов в Ирландии! Подсознание что-то кричало, но не время было разбирать, не время! Я, как бешеная собака, выбежала на улицу, орав: — Ты что творишь! Джек, остановись, — в голосе играли нотки отчаянья и некого сожаления. — Подойди поближе, ты же хорошая девочка, — теперь игра была за ним. Моё сознание сорвалось с место, даже не обсудив со мной детали, и даже мои ноги, поверить не могу, мои ноги меня не послушались, и сами побежали по направлению к псевдо-статуие, Писающий мальчик» из бронзы, но, чёрт возьми, этот-то был настоящим! — А ну перестань, живо! — впервые мой голос стал таким жестоким, я и впрямь злилась. — Я не могу, Кир, не могу! — при том он хохотал, как маленький ребёнок, который только что натворил какую-нибудь пакость. Как только я подошла к его спине, он сразу оглянулся, и время остановилось. Конечно, не такие моменты мне должны запоминаться, но поделать-то с этим ничего не могу. Иногда кажется, что тело неподвластно мне… Звуки исчезли, слышно было только моё дыхание и звучный смех Джека, движения замедлились, мысли исчезли. Я смотрела на его улыбку и моргала глазами как в замедленном фильме. Я почувствовала холод и мурашки на своей коже. Обычно, ночи в нашем городе не такие прохладные, но что же повлияло на эту? Моя одежда стала прилипать к телу, в этот момент Джек стал поворачиваться, не изменяя своего выражения лица. А моё подсознание лишь твердило «Что происходит? Что мне делать?». -Ки-и-ира! -так протяжно произнёс Джек, его губы двигались очень плавно. «Замедленный фильм» был похож на сон. Я могла рассмотреть каждую частичку вокруг себя, пока всё так не спеша происходило. Мне становилось всё холоднее и холоднее. Мурашки поднимались до груди, по шее и только сейчас я заметила… ШЛАНГ. В этот момент всё перекрутилось живо и быстро, как в перемотке старых кассет, и мне в лицо грянула холодная садовая вода. Мой гипноз закончился, а ярость живо поступила к сердцу. — Чёртов Джек! — заорала на всю улицу, и это был третий раз, когда мои соседи проснулись и обматерили меня, я просто уверена. С меня стекала потоками холодная газонная вода, приходилось осторожно потирать ладонями плечи… Волосы, как сосульки на морозе, болтались из стороны в сторону от лёгкого дуновения ветерка. Моя верхняя одежда намокла, и лиф отчётливо выпирал. Поняла я это только по широко раскрытым глазам и поднятым бровям Джека. Мои руки без каких-либо уговоров сами сообразили, что пора прикрыться. Было до жути обидно, но при этом весело. Такое странное чувство, когда два противоположных ощущения бьются в тебе. Это как маленький ребёнок хочет взять без спросу конфету, при этом чувствуя игры совести и желания. Ничего не оставалось, как понурить голову и пробормотать: — Твоя взяла… Пойдём, я покажу, где у нас ванная, и так далее, а потом ты ляжешь спать, хорошо? — зубы стучали друг о друга, как множество маленьких молоточков по столикам. — Всё таки мне постелешь внизу, на диване? Смотри, ты замёрзла, я могу согреть тебя и лечь в одну кровать — Ты сейчас договоришься и будешь спать в гараже, согласен? — Молчу.***
Никогда не могла представить, что будет так трудно уложить спать молодого парня. Конечно, как только он лёг на, неудобный диван, в котором нет меня«, то сразу загрустил, и ему пришлось нести горячего молока с рассыпчатым печеньем, как маленькому ребёнку в Рождество. Я вся замёрзла, но ему, видимо, не было дела, и если я завтра заболею воспалением лёгких, то он даже и подозревать на себя не будет. Поднимаюсь в комнату, начинаю стягивать с себя мокрую одежду, тусклое освещение повешенной над столом лампы падает на моё тело. Всё плотнее и плотнее подбираюсь к зеркалу, рассматривая себя. Всё бы ничего, но… — Чёрт! Вот это дерьмо! Ублюдок, не иначе! — на моей шее красовались багряные синяки, похожие на засосы. „А ты что хотела, дорогуша, он тебя чуть не задушил, ты кое-как бежала, пытаясь дышать, и ещё смела думать, что это всё забудется, как страшный сон, который прибыл прямиком из детства. Безусловно, ты можешь это и забыть, зная тебя, но к годам сорока, не раньше! А родители что скажут, ты уже думала? Они-то заметят, ведь их присутствие окружает тебя двадцать четыре часа семь дней в неделю!“ — в голове пронеслось такое надоедливое и знакомое ворчание. — Они приедут не скоро, следы пропадут, пропадут… — приходилось самой себя поддерживать, как обычно. „До приезда родителей, может, и да. Ну, а Джек, а? Будешь носить водолазки в плюс тридцать градусов, или же обматывать шею какими-нибудь шарфами, да? А знаешь, что он подумает? Что ты шлюха. Ага, ещё та шлюха! Вспомни несколько часов назад, тебя за глаза назвали распутной девкой, а ты сейчас клянёшься, что не такая. Ты только на руки посмотри, безобразие! Свои, засосы“, может быть, и скроешь, но синяки на руках?! Они же цвета тучи, Кира. Он будет разбираться, а ты будешь придумывать на ходу, как обычно, и вляпаешься черти знают куда!» — Да он даже не спросил, холодно ли мне, неужто будет интересоваться синяками! Посмотрим, что завтра будет, посмотрим. «Ничего нового, деточка. Всегда смотришь и всегда неправильно, хоть кто научил жить, что ли». — Да кто б ещё умел жить, сама подумай. «Те, кто умеют, не связываются с тобой, больно умны», — злорадствовало подсознание. — Ну и хорошо, сама осознаю, что да как… В ответ — тишина. Я щупала каждый миллиметр своего тела, проникаясь этими болезненными ощущениями. Всё как будто замерло внутри, в ожидании новой порции жуткого удивления и безграничных мук. — Всё же будет хорошо, я считаю… «Всё будет хорошо, когда ты научишься думать, Кира!» — Научусь, со временем всё само придёт. «Знаешь, что и впрямь придёт со временем? ТВОЯ СТАРОСТЬ!» — на это я усмехнулась, покачав головой. А ведь не дурно говорит, совсем не дурно. В последний раз рассмотрев своё тело, я оделась и улеглась в кровать. Под своим одеялом было безгранично тепло и уютно, как всегда… Такое мимолётное счастье, длинною в ночь. Никто не знает, что будет завтра, можно ожидать только лучшего.***
Утром проснулась от яростного жужжания моего телефона. — Алло… — так стыдно, ведь я ещё досматривала свой двадцатый сон. — Алло, кто это?! — Вы — Кира? — очень официально раздалось эхом из трубки. О нет… Только не это.