Каштаны цветут дважды

Паспорта, билеты. Белль склонилась над бумагами, над плотными кусочками темно-зеленого картона, точно прилежно разбирая буквы. Она даже губами шевелила, подстегивая вялые, замерзшие мысли. На сердце давила тяжесть настолько ощутимо, что, казалось, удары стали глуше, осторожнее. Белль попыталась вспомнить, обещал ли Румпель ей или Нилу вытащить всех или сказал, что сделает все возможное. Наверное, не обещал, и именно поэтому Белль чувствовала себя обманутой, но не столько им, сколько самой собой. Было так легко верить, что он все исправит, ведь это означало бы, что Румпель изменился, и все его страшные деяния остались в прошлом. Она старалась не думать о тех, кому это уже не поможет. Ей о многом пришлось стараться не думать, и она неплохо с этим справлялась. Но сейчас это перестало получаться, как будто кто-то взял и рывком выдернул ее из зачарованного сна. «Из сказки», — шепнула бы себе Белль несколько дней назад, когда память о Зачарованном Лесе стала для нее убежищем, в которое не вторгалось зло этого мира. Но за четыре дня, протекшие с падения Проклятья, что-то изменилось. Не то чтобы Румпельштильцхен на глазах превратился в чудовище, да и случись это, Белль вряд ли испугалась бы сильнее, чем когда узнала, что он оберштурмбаннфюрер СС, но Белль все яснее ощущала, как им что-то овладевает, отдаляя от нее. Еще ее сильнее пугало другое. Белль больше не ощущала в нем разрыва, расхождения между тем, что он говорил, делал и чувствовал. Точно закончилось время несовпадения с самим собой, и он стал — пусть незавершенно — тем, кем хотел быть. И Белль боялась узнать, кем — чем — именно. Она обернулась на звук шагов, все еще сжимая документы в руке. Он сразу их заметил и остановился в дверях. — Ты собираешься уехать и всех бросить, — проговорила Белль с нервной, горькой улыбкой, согнать которую она была не в силах. Он в замешательстве бросил на нее взгляд, полный уже знакомой ей смеси сухого вызова и затаенной просьбы понять. — Нет, но это на случай, если ничего другого не останется. — Запасной выход? — Белль, не глядя, кинула документы на стол за спиной. — У них его нет. А ведь попали они в беду из-за тебя. Румпель несколько секунд помолчал, ей показалось, будто он боролся с собой, чтобы не ответить слишком резко. — Белль, послушай, ты не все знаешь, есть кое-что... и это опасно, поверь мне, это... — он осекся, шумно вдохнул. Напрягся, словно пытаясь сохранить равновесие под напором неощутимого для нее порыва ветра. Через секунду он открыл глаза, взгляд был расфокусирован и в то же время словно наполнен темнотой. Он повел в воздухе рукой — появилось легкое голубоватое свечение. — Румпель, — он не обратил на нее внимания, и она повторила громче: — Румпель, что происходит? В то же мгновение он резко откинул голову, будто прислушиваясь к чему-то. Лицо исказилось бешенством, а в глазах взметнулся панический страх. Белль была в шаге от него, когда он произнес сквозь стиснутые зубы: — Ничего такого, что ты можешь понять, а я — изменить. И исчез в клубе темно-пурпурного дыма. *** Кора уже собиралась повторить призыв, но в это время перед ней появился Румпельштильцхен - немного растерянный для могущественного мага. Впрочем, он быстро вернул себе самообладание, вернее, видимость самообладания. — Вижу, тебе удалось раздобыть магию, — проронил он, принимая непринужденную и плохо вяжущуюся с обостренной напряженностью взгляда позу. — Да, и не только ее, — медвяным тоном пропела Кора. Его глаза на мгновение остановились на кинжале, но он тут же отвел взгляд. — Занятно, правда? — продолжила она, улыбаясь его жалким попыткам игнорировать артефакт. — Ты так долго не мог сообразить, как принести в этот мир магию, а вот мне это удалось без труда. — Создать Зелье Истинной Любви? — он пренебрежительно усмехнулся. — Сомневаюсь. — Румпель, Румпель, — пожурила она, — сентиментальность вечно тебе мешает. Все можно было сделать гораздо проще. Секундное недоумение на его лице сменилось недоверием. — Ты использовала свою кровь? — Да, и именно поэтому я так рада, что смогла этим, — Кора провела пальцем по острию лезвия, с интересом наблюдая, как мага передернуло. — Завладеть. — О побочном эффекте забыла, дорогуша, — со скверной имитацией усмешки ответил он. — Магия убьет тебя. Кора рассмеялась. — О, нет. Пока я не прибегаю к волшебству, а этого я делать не намерена. Ведь колдовать будешь ты. Кора всегда подозревала, что Румпельштильцхен хороший актер, а сейчас она в этом убедилась. Небрежно прислонившись к стене, он повел речь так, точно меньше всего на свете хотел ей пригрозить. — Тебе кажется, что ты все просчитала, но ты умна, Кора, ты знаешь: еще никому не удавалось надолго завладеть кинжалом Темного. Кора задумчиво взглянула на него. Приблизилась, следя за тем, как по мере сокращения расстояния между ними нарастает тщетно скрываемая им нервозность. — Хочешь сказать, что убить тебя, — когда она выразительно переложила кинжал из левой руки в правую, Румпельштильцхен инстинктивно отпрянул от нее, а она довольно усмехнулась, — и завладеть твоей силой будет и умнее и осмотрительнее? Она остановилась, подойдя к нему вплотную, и нежно провела свободной рукой по щеке задержавшего дыхание мага. — Вероятно, но, — она понизила голос до ласкового шепота, — мы оба знаем, что я этого не сделаю. И оба знаем почему. Ты мне все еще дорог, Румпель. Он поднял руку и коснулся ее ладони, не снимая, только останавливая. — Ты моя слабость, — прошептала Кора. — Ты и Реджина. И, — она опустила руку, — ты поможешь мне ее вернуть. *** Волну магии Реджина ощутила, поднимаясь к себе по обшарпанной, замызганной известкой лестнице. Остановилась, вцепилась в перила пальцами, которые уже покалывало, точно от крошечных электрических разрядов. Голову повело, словно в вены впрыснули сладостный, опьяняющий, жгучий раствор. Магия. Волшебство. Власть Злой Королевы. Глубокий вырез блестяще-черного платья, кровяно-алые губы, осыпающийся на землю с ладони пепел, дым над ее землями. Почерневшее от впущенной тьмы сердце. И против всего этого несколько лет в этом мире, лишь несколько лет, не отданных мщению, и несокрушимая вера в нее человека, которого она так неосмотрительно позволила себе полюбить. Которому так бездумно позволила полюбить себя. Робин, вновь подкараулив ее, заградил ей дорогу. Стойко выдержал надменный взгляд и еще более презрительное: — Снова ты, вор. — Да, и позвольте украсть еще минуту вашего времени, ваше величество. Он говорил сухо, сдержанно. Не как ее Робин. Реджина выдохнула, растянула губы в холодной усмешке. Когда он уйдет — пусть он уйдет! — она уймет занывшее сердце. Он назвал ее ваше величество. "Она добилась своего — она стала для него Злой Королевой", — сердце выстукивало болезненными ударами о ребра. — Что тебе нужно? — Только один ответ. Дай мне ответ, и я больше тебя не потревожу, обещаю. — Реджина не успела остановить его, не смогла отпрянуть, не сумела вырваться, когда он с почти грубой силой притянул ее к себе и заглянул в глаза: — Cкажи, ты пытаешься вспомнить, кто ты, или пытаешься забыть? Реджина молчала, а сердце билось свободно, легко. — Ты не понимаешь, — выдохнула она, незаметно для себя удобнее устраиваясь в его объятиях, кладя руку ему на локоть. — Ты знаешь, кто я. Ты действительно сможешь мне довериться? — она хотела вложить в голос иронию. И совсем не хотела, чтобы прозвучала в нем просьба. Робин вдруг усмехнулся, так, как всегда: ласково и чуть лукаво, чуть воровски. — Я уже это сделал. Реджина уперлась руками ему в грудь, чтобы оттолкнуть. И задержала руки на согретой его телом ткани куртки. — В том-то и беда. А я себе не доверяю. Я опасна, Робин, — она должна была произнести эти слова с бесслезной злобой. Не с тихой печалью. — Вот и все. Реджина ожидала, что, как и в тот раз, он не сможет ей ответить, отпустит, выпустит ее. А Робин все не сводил с нее глаз. Улыбался беспечно, ласково. Как будто ему все ее угрозы нипочем. Как будто Злая Королева ему нипочем. — Опасность — это когда берешь препятствие, и у тебя лопается подпруга, — услышала она из его уст свои слова, оброненные жизнь назад в Нантье. — Все остальное — всего лишь риск. И лишь первую секунду поцелуя Реджина еще помнила, что должна отшатнуться от него. В этом мире нет поцелуев Истинной любви, да если бы и так, кто сказал, что Королеву и Вора связали эти узы? Во всяком случае, ничего не произошло, и Реджина осталась все той же Реджиной. Ушла от Робина, не оглядываясь, как и должна была. Но почему же сейчас одного воспоминания об объятиях упрямого разбойника оказалось достаточно, чтобы погасить занявшийся в крови при возвращении волшебства пожар?! Реджина, оторвав руку от перил, невольно провела пальцем по губам. В первую секунду, ожесточенно стирая след, во вторую — бережно, запоминающе. И опустила руку, расправила плечи, позволила губам растянуться в улыбке — недостаточно хищной для Королевы, но слишком опасной для Реджины. Магию вернул либо Румпельштильцхен, либо Кора. За Корой нужно присмотреть, вряд ли мама больше всего на свете стремится вернуть всех в их мир, Коре здесь ничто не угрожает. Взмахнув рукой, Реджина призвала магию. Зажмурилась, сосредоточилась на мыслях о маге и колдунье. И через мгновение оказалась у полуоткрытой двери. Спиной к ней стояла Кора, в чьих руках Реджина разглядела серебристо-черное лезвие. *** Кора крепче, всей ладонью, перехватила рукоятку клинка. Отбросив легкий, беспечный тон, промолвила: — Я хочу, чтобы ты убил Робин Гуда. Глаза Румпельштильцхена расширились, он натянуто усмехнулся. — А ты мастерица повторять старые ошибки, — негромко произнес он. — Смерть конюха сделала Реджину королевой. — И моей ученицей, а затем и той, кто смогла наложить темнейшее из проклятий, — сухой ироничный тон изменил ему лишь на последних словах. — Ну а смерть Гуда, — плавно продолжила Кора, — толкнет ее ко мне и освободит от этой никчемной слабости. Маг с какой-то отчаянной властностью шагнул к ней. Ему придется привыкнуть, что, пока кинжал у нее, она сильнее, — мельком подумала Кора. И хорошо бы, чтобы Румпелю ее неуверенность не бросилась в глаза. Впрочем, сейчас ему явно не до этого. Он всматривался в ее лицо с недоверием, точно пытался определить границы ее хладнокровия. Или источник. — Ты сможешь дважды причинить нашей дочери такую боль? — вопрос прозвучал на редкость искренно. Она едва не рассмеялась; приятно рассказывать о безупречно разработанных планах. — Но ведь это сделаю не я, Румпель, — с ласковым укором пояснила она. — Это сделаешь ты. А об этой мелочи, — она любовно провела пальцем по покрытому узорами лезвию, — мы, разумеется, умолчим. Он сделал молниеносное движение, но Коре отпрянуть не пришлось — как она и предполагала, до кинжала Темный даже дотронуться не смог без разрешения владельца. Все же представлять себе разъяренного Румпельштильцхена без защиты кинжала ей не хотелось, и мгновенный щипок страха, пришедшийся весьма кстати, придал Коре уверенности в том, что она все делает правильно. — Немедленно, — похолодевшим голосом произнесла она. Румпельштильцхен как-то странно повел в воздухе руками, будто собирал магию для защитного барьера. Попытка оказалась, разумеется, бесплодной, но Кора начала испытывать нетерпение. У нее сегодня еще много дел, пора заканчивать. Глаза Румпельштильхцена были прикованы к кинжалу. — Кора, не нужно, — сдавленно и уже без следа угрозы проговорил маг. Кора утомленно вздохнула. Колебаний она не испытывала, но следующие слова были нужны ей самой. Как напоминание. — Порой, — с глубокой, хоть и мимолетной печалью, произнесла она, — нужно уметь быть жестокой с теми, кого любишь. — Кора! — внезапно сорвалось с его губ отрывистой, резкой мольбой. Кора откинула голову. Металл в руке, сталь — в голосе. — Темный, повелеваю… Слева мелькнула тень. Мгновение — и кинжал вырвали из руки Коры с такой силой, что рукоятка расцарапала ладонь. У нее за спиной стояла Реджина, побледневшая Реджина с кинжалом Темного в руке.