Каштаны цветут дважды

Стараясь отвлечься от вопросов, на которые все равно не удавалось найти ответы, Белль растерянно шагала взад-вперед по кабинету. Несколько раз звонил телефон, и она вздрагивала от рассыпающихся дробью по пустой квартире звуков. Из окна — портьера исчезла — можно было различить изгиб Сены, в крошечном садике напротив рос усыпанный зелеными пирамидками соцветий каштан. Белль со вздохом спрыгнула с подоконника. В сотый раз огляделась. И отчасти от скуки, отчасти привлекаемая азартом, приблизилась к столу. Как и следовало ожидать, тот был пуст. Белль подергала верхний ящик, потом средний. Выдвинула нижний; тускло заблестела рукоятка револьвера. Она осторожно подцепила оружие и, вытащив из ящика, положила на столешницу. Сомкнула пальцы на рукоятке и, подняв револьвер, попробовала прицелиться в противоположную стену. Белль поморщилась — оружие оказалось неожиданно тяжелым. Когда палец лег на спусковой крючок, в ней шевельнулось что-то недоброе, неясное упоение тяжестью оттягивающего кисть револьвера, податливостью крючка. Нарастало желание нажать сильнее, проверить, насколько надежно заключен в стволе огненный кусочек свинца. — Белль, не вздрагивай и не роняй револьвер, хорошо? — раздался вкрадчивый голос за спиной. Белль обернулась. Долю секунды ей казалось, что ситуацией можно как-то воспользоваться. Неясно было только как. Словно на школьной доске написан пример, слагаемые все на месте, а Белль никак не дается сумма. Голд невозмутимо приблизился? забрал из рук Белль револьвер и, чем-то щелкнув, вновь вложил ей в ладонь. — Нравится играть с оружием? Она вспыхнула и бросила бы револьвер на стол, если бы Голд не перехватил ее запястье. — У тебя тут всюду пистолеты разложены? — Ну,— пожал он плечами, забрав, на этот раз окончательно, оружие. — Кроме тебя, наткнуться на них было некому. Белль невольно окинула взглядом комнату; преобладание темно-бордовых и густо-коричневых оттенков создавало гнетущее, несмотря на открытое окно, ощущение замкнутости пространства. — Тебе одиноко, и ты притащил меня сюда? Чтобы я тебя развлекала пением Марсельезы? — пытаясь передразнить его утренний тон, едко спросила она. Голд, не нагибаясь, аккуратно задвинул ящик. — Признаться, нет. Белль ощутила, как щеки обожгла захлестнувшая ее волна возмущения. — Когда я смогу уйти? Зачем я здесь? — твердо, требовательно спросила она. Он холодно отмахнулся, прошел мимо Белль и, усаживаясь за стол, бросил: — Ты никуда не уйдешь. Иди, займись чем-нибудь. Почитай, делай что хочешь. Белль постояла в нерешимости, а затем, встряхнув головой, двинулась к книжному шкафу. Еще пару секунд она цеплялась за трезвое, рассудительное возмущение, но оно успело улетучиться, уступив место чему-то, подозрительно похожему на задор. Распахнув дверцу так, что та врезалась в стену, Белль со злорадством представила, как Голд поморщился. Некоторое время она вынимала и с грохотом ставила на место книги, намеренно выбирая фолианты потолще. — Что ты ищешь? — раздраженно поинтересовался минут через пять Голд. — Mein Kampf, — невозмутимо отозвалась она. — Зачем? — прозвучавшая в голосе Голда озадаченность заставила Белль усмехнуться. Она неспешно обернулась. — Изучать врага. А это твои книги? — Остались от прежнего владельца. Наверное, на ее лице отразилось опасение, потому что Голд, рассмеявшись, пояснил: — Это было актом купли-продажи, Белль, не трагедией. Толком не зная, хочется ли ей улыбнуться в ответ или фыркнуть, Белль отвернулась. Поднявшись на цыпочки, она потянулась к третьей сверху полке и наугад извлекла тонкую книгу в желтом коленкоровом переплете. — Ремарк? Явно от прежнего владельца, — насмешливо заметила она. — Вообще-то нет. Белль невольно вновь обернулась. — Ты читал Ремарка? — Изучал врага, — усмехнулся Голд. Белль почувствовала, как губы складываются в ответную улыбку. Нахмурившись, она отошла к креслу, уселась и, с удобством пристроив книгу на широком деревянном подлокотнике, раскрыла ее. — Не здесь, Белль. Она проигнорировала слова Голда, шумно перевернув страницу. Вскоре роман целиком захватил ее. Белль читала о гонках и автомастерских, о барах и коктейлях, о марках и санаториях, о войне и мужестве, об одиночестве, об отчаянии и о надежде. Раз, оторвавшись от книги, чтобы потянуться, размять шею, она вдруг поймала взгляд Голда; не как всегда внимательный, изучающий, а расслабленный, мягкий. Она опустила глаза в книгу, не позволяя себе додумать: «любующийся». *** Нил вышел из приземистого здания с глухим беспокойством. Нолан вторые сутки не присылал известий, а в Реашер работы еще как минимум на день. А теперь и это надписанное женской рукой письмо. Торопливо надорвав конверт, он вытащил записку. >«Скучаю, волнуюсь. Знаю, что ты будешь возражать, поэтому пишу так коротко. Вернусь к пятнице."