Каштаны цветут дважды

Из радиоприемника лилась порядком надоевшая Белль вариация на венский вальс, терпкая жидкость давно перестала обжигать горло. Прибавить, что ли, громкости, а заодно поискать что-нибудь в дополнение к вермуту? Поднявшись, она ухватилась за стол: стены покачивались, а пол под ногами то и дело давал крен. Белль хихикнула; все это очень напоминало морскую качку. Сбоку мелькнула темная тень. Белль обернулась- в дверном проеме стоял Голд. Белль шутливо помахала свободной рукой, а потом, не в силах сдержаться, громко рассмеялась — уж слишком комично-удивленным было выражение его лица. Он еще пару секунд оглядывал стол, бутылку, Белль. Потом пересек комнату. Звуки вальса оборвались, и Белль, сделав разочарованную гримаску, уселась на край стола. Оправила на коленях юбку, качнула ногами. — Почему-то я была уверена, что все веселье закончится, как только ты появишься, — протянула она, склонив голову набок и наматывая прядь волос на указательный палец. — Ты напилась, — сухо заметил Голд. Белль фыркнула, подавившись смехом. Вскинув голову, она сквозь легкую дымку заволакивающего комнату тумана посмотрела на Голда. Он приблизился к столу, и Белль бросилась в глаза непривычная замедленность его движений. — А ты устал. Чертовски, — она снова хихикнула, заметив, как его удивило последнее словечко. — Что ты такого сегодня делал? На мгновение, вытеснив обычную непроницаемость, во взгляде Голда проступило какое-то зловещее наслаждение. Он остановился, сложи руки в замок. — Что и всегда. — Ты делаешь не одинаковые вещи, — тихо ответила Белль с внезапной серьезностью. — Что сегодня? Голд, не отвечая, шагнул к столу, и она, вывернувшись боком, едва успела потянуть к себе бутылку. Поднявшись со стола, Белль подхватила бокал и, обливая пальцы, наполнила доверху густо-золотистой жидкостью. Отставила бутылку и намеренно неторопливым движением поднесла бокал к губам. — Зря ты выключил музыку, — облизывая губы после глотка, излишне растягивая слова, сказала она. Поставив бокал на стол, она выпрямилась и скользнула вплотную к Голду. Белль, ощущая, как все сильнее кренится под ногами пол, и бесшабашнее раскачиваются стены, положила руку на его рукав, словно готовясь к танцу. — Я бы потанцевала, — выдохнула она. Сердце выбилось из ритма, кончики пальцев покалывало, горьковато-сладкий аромат вермута, казалось, наполнял комнату. Голд несколько секунд смотрел на ее руку, затем перевел ничего не выражающий взгляд на Белль. Внезапным, грубым движением охватив ее за талию, он привлек Белль к себе. Она ощутила, как запылали щеки, и отчаянно, вразлад, забилось сердце. В тишине она слышала только участившееся дыхание: свое и его. По спине промчался холодок, когда Белль заметила даже сквозь все еще застилающую глаза дымку, как в глазах Голда загорелось нечто темное, дикое. Опасное. Нечто, что — она хорошо видела — ему и сейчас не стоит труда сдержать. Она шевельнулась и почувствовала, как его руки отпускают ее. Белль, пошатываясь, сделала шаг назад. Невольно поднесла руку ко лбу, жмурясь от ударившей в виски боли. Равнодушно смотрела, как Голд убирает со стола бутылку. — С тебя хватит, Белль. Она раздраженно повела головой. — Не зови меня так, — язык едва ворочался, казался слишком объемным. — Меня назвали Лизой, но после смерти мамы отец стал звать меня ее именем. Но я не Белль, — она коротко усмехнулась, жалея, что в руке нет бокала, — уж точно не сейчас. Мама умерла из-за меня, — с грубостью, от которой на миг захотелось съежиться в комочек, спрятаться от самой себя, добавила она. Но прятаться от Голда отчего-то не хотелось. И не было жаль, что последние слова сами собой слетели с языка. — Как это случилось? — помолчав, вполголоса спросил Голд. Белль, кусая губы, зло смаргивая навернувшиеся на глаза слезы, цеплялась за остатки тающего мутного веселья, за лихую беспечность. — Не важно, — раскинув руки, она потянулась всем телом, встряхнулась. — Как я устала, — нараспев сказала Белль, закрыв лицо ладонями и покачиваясь из стороны в сторону, перемежая слова бессмысленными ухмылками, — я устала от этой чертовой квартиры, от чертовой тишины, от чертового СС, от чертового вермута… — пальцы соскользнули с лица, и она с почти обвиняющей требовательностью закончила: — устала искать тебе чертовы оправдания! Голд отрывисто и, похоже, искренне рассмеялся. — Зачем тебе искать мне оправдания? Белль с хмельной серьезностью подняла глаза. — Потому что ты мне нравишься, — обреченно ответила она и, растерянно икнув, умолкла. Голд несколько секунд молчал, глядя на Белль со странной, почти пугающей неподвижностью. Она сглотнула, уже немного представляя, каково ей будет вспоминать эти слова на следующее утро. Но сейчас было все равно. Белль заметила, что он смотрит на нее с каким-то странным, потерянным удивлением, и на мгновение это даже показалось ей обидным. — Тебе надо проспаться, — услышала она уже издалека, от двери холодный голос. Белль не то кивнула, не то качнула головой. Внезапно ей стало не по себе. Мутило, нёбо распухло и горело, подламывались ноги. Ухватившись за стол, она подняла глаза, поискала взглядом расплывчатую фигуру в черном. — Мне плохо, — выдохнула Белль уже непонятно когда и как очутившемуся рядом Голду. Почувствовала, как он обнимает ее за плечи. Пол уходил из-под ног, но однажды Голд уже подхватил ее, и Белль, рискнув, разжала пальцы. Вслепую повернувшись, она прижалась щекой к его плечу. Прежде чем туман сомкнулся над головой, Белль умиротворенно, сладко вздохнула. *** Мэри-Маргарет устало потерла глаза и помассировала друг о дружку подушечки одеревеневших пальцев. Осталось только две копии и можно… Стол содрогнулся, и Мэри-Маргарет недоуменно вскинула глаза. Эмма, только что налетевшая на край столешницы, с отсутствующим видом потирала бедро. На побледневшем лице выделялись мутные глаза. — Эмма, — неуверенно начала Мэри-Маргарет, — Эмма, с тобой все в порядке? Та с недоумением взглянула на нее. — Со мной? — словно очнувшись, Эмма угловатым жестом сунула руки в карманы, коротко засмеялась. — Лучше не бывает. Взгляд Эммы остановился на столе, перешел к аккуратным стопочкам рукописей и набранных страниц, к пишущей машинке. Мэри-Маргарет, не отваживаясь больше заговаривать, съежилась, нервно опустила глаза, потянулась к сумочке, висящей через спинку стула. Эмма, тяжело ступая, ушла, а она еще долго сидела, не поднимая глаз и недоумевая, отчего именно сейчас вдруг снова в ушах зазвучали все те доводы, которыми Мэри-Маргарет убедила себя три месяца назад, что, начав работать в секретариате СС, она не причинит никому зла. Это просто место секретаря. И только. Сейчас доводы звучали едва слышно. Мэри-Маргарет, выпрямившись, лихорадочно застучала пальцами по клавишам. *** Горячий сладкий чай немного утихомирил сумасшедшую головную боль и отогнал тошноту, но туман стал еще гуще, и Белль то выплывала из обволакивающего прохладой сна, то вновь погружалась в него. Она разговаривала. Кажется, с Голдом. Он отвечал ей. — Как тебя зовут? — лениво, не приоткрывая глаз, спросила Белль. — «Р» — что это означает? Донесся легкий смешок. — Совершенно непроизносимое немецкое имя. Она озадаченно нахмурилась, попыталась разлепить тяжелые веки. — Ты мне совсем как в сказке о… Румпе… Румпельш… — Белль оставила попытки выговорить затейливое сказочное имя, — предлагаешь догадаться, как тебя зовут? — она чуть повернула утопающую в мягком кресле голову и задумчиво прошептала: — Если не назову твое имя с трех попыток, то останусь твоей пленницей навсегда. А если назову… Что произошло с тем колдуном, когда его имя угадали? — снова сомкнув веки и удобнее подтянув ноги, спросила Белль. — Ничего хорошего, — терпеливо отозвался он. По голосу Белль поняла, что Голд наклонился над ней. Почувствовала, как он берет ее за руку, ищет пульс. Она шевельнула рукой, чтобы его пальцы свободнее легли на запястье. — Для кого? — сонно спросила она, не открывая глаз. — Для того, кто угадал, или для него? Голд выпустил ее руку, и, приоткрыв глаза, Белль увидела, что он смотрит на нее с мягкой, задумчивой грустью. — Для обоих. Повыше подтянув, чтобы уткнуться подбородком, шерстяной плед, Белль свернулась клубочком и зажмурилась. — Можешь звать меня «Белль», — выговорила она, погружаясь в сон. — Хорошо, — в его голосе послышалась улыбка. — Спокойной ночи, Белль.