Каштаны цветут дважды

— Ты больше не занимаешься сетью «Сторибрук». Сосредоточься на, — Голд сделал небольшую паузу, — Дэвиде Нолане. Его выпустят, и ты отправишься с ним. — Какова цель операции?— ровно спросила Эмма. Голд помолчал, Эмме показалось, что ее вопрос заставил его едва заметно усмехнуться. Он окинул Эмму внимательным взглядом, одновременно одобрительным и взыскательным, совсем как три месяца назад, когда Эмма попала в СС. — Узнаешь позже. Пока твоя задача состоит в том, чтобы не спускать с Нолана глаз. У двери Эмма обернулась. — Это испытание? — бросила она вопрос. Голд вопросительно взглянул на нее, взмахом руки предлагая продолжить. — Моей лояльности, — Эмма услышала, как дрогнул ее голос. — Нолан ведь может сбежать из-под моего надзора. Вы этого ждете? Голд нетерпеливо покачал головой. — Нет, не этого. Он отвел взгляд и, помолчав, заговорил так отстраненно, словно Эмма уже вышла из кабинета или не может услышать его: — Ненависть детей к родителям — одно из самых страшных проклятий. Не всем под силу его разрушить. Эмма бесшумно нащупала дверную ручку, повернула и вышла. *** Щелкнул замок, металлические браслеты разомкнулись. Конвой, следуя краткому приказу, удалился, оставив его вдвоем с Голдом. — И что все это означает? — воинственно спросил Дэвид. — Вы пробудете здесь какое-то время. — В какие игры вы меня втягиваете? Голд беззвучно рассмеялся Дэвиду в лицо. — Если я действительно затеял с вами игру, наивно полагать, что вам расскажут правила. — Как будто они у вас есть. — Есть, и поверьте, они разработаны получше ваших, иначе вас бы тут не было, — равнодушно заметил эсэсовец. — Вот что, Нолан, даже не пытайтесь сбежать, — сменив тон на деловитый, продолжил Голд. — За вами круглосуточный надзор, все попытки обречены на неудачу. — А не проще было оставить меня в камере? — нахмурившись, спросил Дэвид. Голд несколько секунд молчаливо изучал его. — Рассматривайте это как, — эсэсовец манерно повел рукой, словно скидывая покров с незримого полотна, — мой подарок вам. — Подарок?— напрягся Дэвид. — Возможность провести время с дочерью. — С дочерью, которую вы приставили меня сторожить? — с разгорающейся ненавистью проговорил Дэвид. — Которая, вполне возможно, выпустит в меня пулю, попытайся я сбежать? В этом заключается цель? — А это вас не касается, — зло усмехнулся Голд, — Чарминг, — ядовито выплюнул эсэсовец его прозвище. Появившаяся в дверях Эмма молча поправила висящую у пояса кобуру. *** —Понго...Понго, на место. Хоппер озадаченно спустил со лба на глаза очки, оттеснил виляющую хвостом и едва ли не всем корпусом собаку и выглянул в глазок. Минуту спустя он трясущейся рукой вновь поправил съехавшую с взмокшего носа оправу и, зажмурившись, обреченно повернул ключ в замке. Обрадованно тявкая, Понго кинулся к вошедшим. *** Нил нахмурился и мрачно уставился на пол, заметив на лице отца выражение нелепой надежды и робкой мольбы. Похоже, Румпельштильцхен понял его движение, и когда Нил вновь заставил себя взглянуть на отца, тот смотрел на него с непроницаемым, пусть и напряженным вниманием. Нил незаметно для себя немного расслабился. — Ну, что там?— отрывисто спросил он. – Когда ты всех отпустишь? — Бэй, послушай… — Нил, — коротко прервал он отца. Румпельштильцхен тяжело припал на трость. — Нил, — отец пару секунд помолчал, точно с мыслями собирался, — все не так просто. — Что? — Нил с непонятным ему самому облегчением вскочил с места. — Непросто? Слушай, ты же всех арестовал. Так отмени это все, устрой массовый побег. Уничтожь документы, не знаю, что там у вас и как работает! — Не знаешь, — сухо усмехнулся тот, и ему почудилось в голосе отца что-то вроде едва уловимого злорадства. — Побег бессмысленен, не пройдет и часа, как беглецов поймают. Записи о них не в одном экземпляре. Нил круто остановился прямо перед Румпельштильцхеном. — Слушай, ты что в этом мире, что в нашем неплохо устроился с чертовой властью, так давай же, — он ударил кулаком по столу, — используй ее. — Это я и пытаюсь сделать, — последовал приглушенный и очень спокойный ответ. — Понять, что произошло и вернуть магию. — Магию, — Нил шумно перевел дыхание и коротко рассмеялся, — магию. Так вот в чем дело. — Без нее помочь твоим друзьям не в моей власти. — Ладно. Ладно, допустим. Нил отвернулся и прошел к столу. — Что там за Проклятье, о котором ты говорил? Румпельштильцхен начал рассказ; отец говорил короткими, сухими фразами, сопровождая свои слова такими же скупыми, выверенными жестами. — Если его наложила Реджина, — закончил Румпельштильцхен, — она не должна была потерять память. А значит, колдовала не она, и пока я не знаю, что на самом деле произошло. Нил облизнул пересохшие губы и рассмеялся. — То есть помимо того, что ты едва не развалил на части целый мир. Да, в размахе тебе не откажешь. — Нил еще помолчал, прикидывая масштабы бедствия. — Слушай, а тебе не приходило в голову оставить все как есть? Какого… какого черта ты вообще все это затеял?! Румпельштильцхен вскинул голову. Нил заметил влажные дорожки на лице. — Сынок… — Нет. Нет, нет, даже не говори, что надеялся на… — севшим голосом пробормотал Нил и глубоко втянул воздух. Заговорил:— Знаешь, какой сон я видел почти триста лет кряду в чудном местечке, где время замерло, и ты вынужден проживать раз за разом одну и ту же бесконечную ночь? Он смотрел в помертвевшее лицо отца, пока тот не отвел взгляд, не опустил голову. — Я видел портал. И тебя, когда ты выпустил мою руку. Я оттуда вырвался, ночь закончилась, но сны… сны, приятель, остались теми же. И не говори, что ты что-то сможешь изменить. Потому что я не позволю тебе этого. Отец молчал. Казалось, и дышать перестал. — Бэй, ты когда-то любил меня, — едва слышно произнес Румпельштильцхен. Чертовски сильно перехватило горло. Но он надеялся, что на пару фраз дыхания хватит. — Я любил своего отца, а не чудовище, занявшее его место. Чтобы пройти к двери, Нилу пришлось почти коснуться застывшего у проема Румпельштильцхена. И Нил боялся, что тот ухватится за него, но отец напротив, подался назад, к стене. — Что ты от меня хочешь? — очень тихо спросил за спиной Румпельштильцхен. Нил обернулся. — То, на что ты больше не способен. Постарайся не нарушить хотя бы наш последний уговор. Иначе ты помнишь, что я сделаю.