Никчёмный

Капитолий оказался ужасным, прекрасным и здесь делали больно. Пит сразу понял, что Хеймитч оставил недосказанным, когда объяснял им, что ни в коем случае не нужно возражать стилистам и команде подготовки, что бы те с ними ни делали. Эти люди могли крепко испортить жизнь трибутам, которые вывели бы их из себя. Так что он старался быть с ними милым, пока они его мучили. Быть дружелюбным для него труда не составило. Пара-тройка комплиментов, несколько очаровательных улыбок и они стали друзьями навек. Ему даже стало интересно – а те трибуты, которые несколько лет назад появились покрытые одной только угольной пылью, были всего лишь грубы и недружелюбны или и впрямь натворили нечто, что дико разозлило стилистов. Он бы этому не удивился. Его стилистка, Порция, были на самом деле приятной и в ее речи был заметен интеллект, несколько более развитый, чем у прочих местных, не далеко ушедших от пещерных людей. Он был настолько поражен, встретив умную и деликатную капитолийку, что даже выпалил: - Ты похожа на настоящего человека, - и сразу съежился. Тоже мне, нашел способ ей понравиться. Но она лишь рассмеялась: - Вот как мы выглядим для людей из Дистриктов? Не вполне настоящими? Понимаю. Он зарделся, а она снова принялась смеяться. На вид ей было за двадцать, и ее природная красота еще и не думала ее покидать. И, конечно, она была достаточно привлекательна, чтобы пристальное изучение этой женщиной его нагого тела смущало до невозможности. Тем более нагого, что все волосы подверглись болезненному удалению. Но она разглядывала его лишь с профессиональным интересом, никак не с сексуальным. Довольно скоро она разрешила ему одеться, и они вместе пообедали. Параллельно она объясняла что за костюмы у них с Китнисс будут на параде трибутов, а он по мере объяснения все больше напрягался. Ведь он слишком часто обжигался в своей жизни, чтобы относиться к огню легкомысленно. Один промах в пекарне может привести к серьезному ожогу, и, в отличие от пореза ножом, который можно довольно быстро залепить и забыть, ожог оставляет по себе боль, которая напоминает о себе не один день. Помимо того, что ожоги могли привести к заражению, он их попросту опасался. И мысль о том, чтобы поджечь их специально, казалась ему безумной. Безумной и ужасной. Когда же он увидел в глазах Китнисс тот же страх, что владел и им самим, это его даже успокоило. Но, как оказалось, это было и хорошо. Лучше, чем хорошо. Китнисс сжимала его руку и опиралась на него в поисках поддержки. Так что на миг он даже смог позабыть, где находится, и просто наслаждаться ощущением того, что Китнисс в нем нуждается, хотя бы немного. Весь парад ему показался сюрреалистическим размытым пятном под аккомпанемент фанфар и дикого рева толпы, где на твердой почве его могла удержать лишь ее рука, лежащая в его руке. Он ничего особо не запомнил до того момента, как они разжали свои затекшие пальцы и не услышали поздравления от команды. Раз все были довольны, значит он сделал все хорошо. Он вдруг вспомнил, что ему нужно всем тут нравится, поэтому он тут же отвесил по комплименту стилистам и Китнисс. Но, как только слова в ее адрес слетели с губ, он понял, что допустил серьезных промах. Нечто, что стояло перед ним открытым, вдруг захлопнулось. Когда она поцеловала его в щеку он не стал себе врать и думать, что она делает это из приязни. За ужином он из кожи вон лез чтобы ей понравиться, а Китнисс изо всех сил старалась его игнорировать. Ну, и его и всех остальных, поэтому по идее ему не стоило принимать это на свой счет и переживать. Но он все равно это делал. Когда она как-то нелепо оговорилась, что знает Безгласую (она что, пьяна?), Пит на автомате прикрыл ее, как прикрыл бы в такой ситуации братьев. Но он должен был знать, что вообще происходит. К тому же, это был шанс снова до нее достучаться. Пока же он не имел ни малейшего представления о том, как помочь ей победить, но понимал, что если она будет его ненавидеть, это только сильно помешает его планам. То, что она поведала ему на крыше, оказалось очень тревожным. Тревожила мысль о том, что она сама могла быть захвачена капитолийским планолетом в лесу, и он бы больше никогда ее не увидел. А еще он был сбит с толку тем, что Китнисс, девушка, своей смелостью покорившая его сердце, могла отступиться и позволить кому-то умереть на ее глазах. У него в голове не укладывалось, что это один и тот же человек: та, что прямо стояла на сцене в день Жатвы, и та, что пряталась в зарослях, пока Капитолий хватал в лесу безвестных сумасшедших беглецов. Он боролся с путаницей в своей голове, но разобраться с ней пока не мог. Китнисс - героиня. Его героиня. Если она одновременно еще и трусиха (а она сама, очевидно, так и считала), то это полностью разрушало систему ценностей, выстроенную Питом относительно нее, а заодно и себя самого. И он решил пока сосредоточиться на Гейле. Она сказала, что они не родственники. Он ненавидел этого парня. Это не было ревностью. Нет. Но имей Пит возможность проводить время с Китнисс Эвердин, получать от нее внимание и улыбки, он бы совершенно точно не шлялся за шлаковый отвал в компании разных девчонок. Конечно, Пит в любом случае этого не делал, но появлялся ли у него от этого шанс быть с ней? Ведь Китнисс откровенно отдавала предпочтение Гейлу и явно терпимо относилась к такому его поведению. Что вновь совершенно сбивало Пита с толку. Он-то считал, что Китнисс тут же запустила бы стрелой в глаз тому, кто хотя бы задумался о том, чтобы наставить ей рога. На завтрак Пит вышел подавленный и смущенный. Беседа о боевых навыках только подлила масла в огонь. Хотя изначально он просто хотел помочь и превознести мастерство Китнисс, в итоге ему пришлось вспомнить и о своей матери (вечно всплывающая тема) и следом девушка рассердилась и снова сорвалась. Она сердито потопала в свою комнату, а Пит остался сидеть тет-а-тет с Хеймитчем. Он чувствовал, как ментор пристально его разглядывает и заметил в его взгляде очевидную расчетливость. И вдруг его охватил необъяснимый страх, что этот человек способен видеть его насквозь. Начиная от его безнадежной влюбленности и кончая полнейшим отсутствием любых полезных качеств. - Прекрати это, - неожиданно выпалил Хеймитч. Пит был смущен: - Прекратить что? - Флиртовать с ней, осыпать ее комплиментами, пытаться ее очаровать. Она на это не ведется и этого терпеть не может. Будь собой, будь честным. Только так оно и может сработать. Что-то, этот чокнутый ублюдок дает ему советы о том, как охмурить девчонку? Прямо во время подготовки к Голодным Играм? Смущение Пита, вероятно, было весьма заметно. - Я серьезно насчет того, что вы должны вести себя как друзья. Она не может этого подделать, так что прекрати ее накручивать. - И в чем идея? Зачем нам вообще с ней это делать? Хеймитч ухмыльнулся. - Просто доверься мне, я кое-что такое замучу, что вам обоим пойдет на пользу, когда вы будете на арене, – отпустив это загадочное замечание, Хэймитч потащился к бару. Пита слегка подташнивало, когда они с Китнисс спускались в помещение для тренировок. Слишком много новой и непонятной информации теснилось в голове. Китнисс не всегда бывает смелой. Гейл может оказаться ее парнем. Парнем, который все время гуляет налево. И она это терпит. Может быть, они просто хорошие друзья. То, что нравится в нем всем остальным, Китнисс как раз терпеть не может. В тот единственный раз, когда он точно нравился Китнисс, он был напуган и смущен. И что вообще это такое «быть самим собой»? Давать всем понять как сильно его терзают страх и боль? Он давно уже разучился обходиться без защитной оболочки своего шарма. И не знал, что ему делать. Беседа с Китнисс, которую он изо всех сил старался не сглаживать привычным ему образом, давалась им с большим трудом. Но почему-то в итоге она получалась все более искренней и честной. Они всего лишь пара испуганных детей, которым уже через неделю светит умереть в любой момент. Такое по любому не загладишь легкой приятной болтовней. Пит знал, что именно эта неловкая искренность заставила ее подбирать слова напутствия ему перед индивидуальным показом, и слова эти говорили, что ей было до него дело. Несмотря ни на что. Он старался тоже быть искренним, когда в ответ желал ей «целить в яблочко», а потом он сделал шаг вперед и вышел, чтобы предстать перед лицом Распорядителей.