Никчёмный

Пит был удивлен, как комфортно Китнисс чувствует себя с ним в физическом плане. Конечно, начинать надо было с того, что надо было как-то согреваться, а спальный мешок у них был всего один, так что им пришлось жаться друг к другу. Но она еще и льнула к нему всем телом во сне, утыкалась лицом ему в шею так, как будто бы хотела быть к нему еще ближе. Она делает это для камер либо ищет тепла и утешения как зверек. Он твердил себе это без конца. Но убедить себя в этом ему было непросто. Особенно когда, порывшись в памяти, он припомнил, как она всегда спешила отпрянуть при физическом контакте с любым, кроме своей сестры. Их тесное объятие позволяло ему вообще забыть о том, где они находятся, и просто наслаждаться таким естественным, приятным и правильным ощущением от тяжести ее головки там, где у него билось сердце. Когда она попросила его рассказать, когда же он в нее влюбился, он поначалу заколебался. Обнажать свои чувства еще сильнее было неприятно, но ее присутствие заставляло все больше открываться. Она ведь уже знала о его чувствах, и ей явно нравилось то, что он подпускает ее к себе все ближе. Это раскрепощало. И он перестал тревожиться о том, что она его отвергнет, и просто отдался потоку бытия. Пит быстро перебрал в уме все свои воспоминания о Китнисс. И счел, что история о том, как пятилетняя Китнисс разрушила общественные установки и дала отпор хулиганам не вызовет у аудитории однозначно положительного отклика. Так что он рассказал лишь о том, как в самый первый раз ее заметил. И его рассказ был щедро вознагражден ее откликом. Когда она сказала, что у него нигде нет конкурентов, он ей почти что поверил. Хотя сама эта мысль уже была нелепой. Конкуренция есть всегда, и он в жизни не выходил из состязаний победителем. Парашют прервал их в тот момент, когда их губы едва соприкоснулись, и он в этот момент мысленно послал проклятье в адрес Хеймитча. Конечно, Пит был очень голоден, но неужели тому трудно было подождать хотя бы несколько минут? Когда они поели, он попытался отмотать все назад к тому месту в их разговоре, когда она собиралась его поцеловать, но момент был, увы, упущен. Тогда они забрались вместе в спальный мешок, и, прижимаясь друг к другу, принялись уютно болтать на всякие простые темы. Пит и не думал сокрушаться. Он все никак не мог насытиться тем, что можно просто держать Китнисс Эвердин в своих объятьях, разговаривать с ней и шутить, ничего из себя не изображая. Как будто они с ней друзья не разлей вода, которые доверяют друг другу настолько, что готовы принимать другого таким, какой он есть. Появление лица Цепа в ночном дождливом небе совершенно переменило настроение, царившее в их пещере. Он видел, как задета Китнисс. Она изо всех сил пыталась скрыть это и взять себя в руки, так что он сделал вид, что ничего не заметил и вел себя как ни в чем не бывало. И вскоре она даже смогла ему подыгрывать. Пит вызвался первым нести дозор, чтобы дать ей побыть наедине с самой собой. На следующее утром Пит впервые на Голодных Играх проснулся в добром здравии и отличном настроении. В желудке ощущалась приятная сытость, в его объятьях лежала любимая девушка, и они с ней были так близки к тому, чтоб вместе отправиться домой. Он заметил, что Китнисс растерялась и не знает, как справиться с его внезапной игривостью, и принялся дразнить ее еще сильнее. Идти по лесу на охоту оказалось не настолько весело. Китнисс все больше на него раздражалась, и он мог поспорить, что она мысленно сравнивает его с Гейлом Хоторном. Наверняка она проводила параллели меду ним и тем парнем вообще все время. И это угнетало. Вот вам и «у тебя нигде нет конкурентов». В итоге он был вынужден попросить ее отправиться на охоту в одиночестве, без него. Хотя ему вовсе не хотелось ее отпускать. Его терзало ужасное предчувствие, что, стоит им разделиться, Катон явится и убьет ее. Но еда, доставленная на парашюте, уже была почти что на исходе. Его позабавило, когда она еще и принялась колебаться. Она думала, что ей нужно было остаться и защищать его. Хотя Катон мог переломить ее саму как тонкий прутик. Такое отношение к Питу могло бы показаться даже оскорбительным, не будь оно настолько милым. Ее реакция по возвращении с охоты была еще более милой. У него сердце упало и забилось где-то в животе, когда он увидел, как сильно она перепугана и зла. Всего-то оттого, что не смогла немедленно найти его на прежнем месте. Словно она действительно так сильно за него переживала. Словно он уже попал в короткий список людей, которыми Китнисс взаправду дорожит. Выстрел пушки напугал их обоих. Он хотел бежать. Катон ошивался где-то поблизости. А когда Китнисс убедила его, что это он приложил руку к смерти девчонки из Пятого, Питу показалось, что его саданули в живот. На его счету было уже три убийства. И непонятно было, которое из них было ужаснее: то, когда он был в адреналиновом чаду и разил не задумываясь; то, когда стоял рядом и видел, как зверствуют другие, а затем лишь «милостиво» добил их жертву, избавив ее от предсмертных мук; или когда убил, сам об этом не подозревая. Он не мог сейчас об этом думать. Мучиться он сможет и потом. Теперь же ему нужно было полностью сосредоточиться на том, чтобы Китнисс оставалась в безопасности. Он задрожал от осознания того факта, что разделить судьбу девчонки из Пятого ему не дали нерешительность и смутное воспоминание о том, как в Тренировочном Центре учили есть только те ягоды, в съедобности которых они полностью уверены. Он же был на девяносто пять процентов уверен, что эти ягоды – те же самые, которыми Китнисс кормила его прежде, просто хотел это еще раз перепроверить, когда она вернется. Так что Китнисс опять спасла его. Сможет ли она когда-нибудь считать его себе ровней, а не смотреть лишь как на жалкого влюбленного мальчишку, напуганного Играми, которого придется без конца спасать? Когда Распорядители Игр спустили всю воду из ручья, они поняли, что дело близится к финалу. И как послушные юные трибуты пошли к большому озеру. Чтобы отправиться домой, им нужно было убить Катона. Они оба знали это. Увидев, как он бежит в их сторону, Китнисс без колебаний выпустила в него стрелу, и Пит на краткий миг пережил облегчение. Все кончено, ему самому не придется убивать. Но, конечно же, все не могло быть настолько просто. Катон был защищен кольчугой. В следующие несколько минут Пит натворил столько глупостей, что, как он думал, вполне заслужил свою смерть. Когда он увидел, что за Катоном мчатся переродки, он повернулся и бросился бежать, а следом Китнисс, которая его без труда обогнала на двух своих здоровых ножках. Хотя он все равно умудрился добежать до Рога Изобилия и даже вскарабкаться по нему вверх. И вот тогда он допустил свою первейшую ужасную ошибку. Не стал сразу лезть выше, а оглянулся в ужасе и замер, сказав что-то об этих тварях. Одна из них тут же подпрыгнула и цапнула его за ногу, чуть их обоих не стянув на землю. Ему удалось вырваться, оставив в зубах у твари кусок своей икры, и жутко истекая кровью. Тогда он совершил еще одну глупейшую ошибку. Он начисто забыл, что Катон был у них за спиной. Пока тот не схватил его и не принялся душить. Китнисс должна была его спасать. Опять. Но она не могла. Он видел это в ее глазах. Убив Катона, она бы вместе с ним убила Пита. И она не могла принять это решение. Но если она сейчас же не решится, Пит сам немедленно будет убит, а следом Катон займётся ей. Вот как замкнулся круг. Когда-то в поезде он представлял себе, как героически пожертвует собой, чтобы ее спасти. Теперь же он не чувствовал себя героем. Он чувствовал лишь страх, тоску и стыд. И не было в подобной ситуации ни капли героического. Время нелепо растягивалось, превращая каждую секунду в бесконечность. А может эту злую шутку играл с ним недостаток кислорода в мозгу? Как бы то ни было, ему казалось, что у него в распоряжении еще есть все время мира на то, чтобы обдумать варианты и все-таки найти хорошее решение. Он был почти уверен, что это не сработает. Скорее всего, стрела прошьёт насквозь руку Катона и глубоко вонзится Питу в шею. Но так она хотя бы победит. Однако ей удалось послать стрелу как раз с такой силой, чтобы стрела в руке застряла. И вот тогда Пит совершил третью ужасную ошибку. Вместо того, чтобы самому добить Катона, он сбросил его с Рога прямо в пасти переродкам, чтобы они его добили. Даже с этим он не смог справиться как надо. Он бы и сам скатился следом, не кинься Китнисс вперед и не схвати его. И даже так они вдвоем опасно балансировали еще пару секунд, пока не повалились на Рог. Он слышал, как переродки атакуют Катона, и ждал выстрела пушки. Но его все не было. Кольчуга. Чудовищам пришлось бы изгрызть Катону руки и лицо, пока тот не истек бы кровью. И тут вдруг силы покинули Пита, ведь он их без остатка истратил на борьбу, и Китнисс выглядит напуганной. Он опускает взгляд на свою ногу и чуть не теряет сознание. Там зияет невероятных размеров дыра, и столько крови. Боль от рваной раны вдруг становится нестерпимой, как будто один из этих волчьих переродков забрался внутрь его тела и злобно выгрызает изнутри. Китнисс делает все, что только может. Их аптечка осталась лежать на берегу озера, и она бинтует его обрывками своей рубашки. Зажав в руке последнюю стрелу, чтобы с помощью лохмотьев соорудить из нее жгут, она смотрит на Пита очень серьезно. Оба они знают, чем это чревато. Конечность или жизнь. Он ей кивает, и она все понимает. Есть надежда, что планолет прибудет достаточно скоро, чтобы он не остался без ноги. Но один лишь взгляд на Китнисс его остановил. Она была ужасно бледной, напуганной и так отчаянно за него держалась, как если бы могла не дать ему уйти за край одним только усилием воли. Пит не мог понять, как это случилось, но Китнисс так нуждалась в нем. Может быть, даже его любила. И он не мог ее покинуть. Пока у них был хотя бы единственный шанс. Когда и после выстрела пушки им ни о чем не объявили, тошнотворные предчувствия Пита еще больше усилились. Китнисс все еще цеплялась за идею, что они оба могут поехать домой, так что ему остается лишь мрачно шутить, а дальше они слезают с Рога. Его страшная рана снова кровоточит. Теперь уже недолго. Сколько еще в нем вообще осталось крови? - Чего им еще нужно? - вопрошает он уже вслух. Они что, и его собираются неспешно замучить до смерти, смакуя его страдания как можно дольше? Стоило Китнисс поднять с земли стрелу, как объявление наконец прозвучало. Этого им и следовало ожидать. Китнисс схватилась за оружие. Она выглядела настолько напуганной, что Питу хотелось обнять ее и успокоить. Но ему больше не светило ее даже коснуться. Все пришло к тому, что он пообещал себе еще в самом начале. Пит умрет, чтобы Китнисс смогла жить дальше. Она была не в состоянии этого сделать. Убить его. И тут он понял. Она его любит. Это был самый сладкий и, одновременно, самый горький момент его жизни. В который он узнал, что его беззаветно любит тот самый человек, который видел его трусость и слабость, его отчаяние, бессилие, и оттого любит его только больше. И он узнал это перед самой смертью. Это жестоко. К тому же их переживания еще и стали частью такого увлекательного шоу, и, если бы его сознание не растекалось сейчас подобно сладкой патоке, он бы нашел какой-то изощренный способ всех их пристыдить. Но все, что он может сделать, так это только убедить Китнисс дать ему уйти. Он говорит ей правду, о том, что сам он ничего не значит. Тогда как она любима, важна и совершенно не никчёмна, в отличие от него самого. Что для него быть с ней даже в такой невыносимой ситуации - самое большое счастье, о каком можно только мечтать. Он знал, что начал уже заговариваться. Что вот-вот потеряет сознание и был напуган, так сильно напуган перспективой скорой смерти. Когда Китнисс насыпала ягод в его ладонь, он сперва подумал, что она дает ему решение. Быструю смерть, которую она не готова принести ему своей рукой. Но потом она отсыпала остаток ягод в горсть себе, и он все понял. Они умрут или останутся жить вместе. Он должен был чувствовать себя виноватым за то, что довел ее до этого. Но чувствовал себя только любимым.