Исполнитель желаний

Лайт рассеянно просматривал газеты, пересев на диван и предоставив Рюдзаки возможность вновь полностью погрузиться в чтение. Ничего такого, чего бы не знал он сам, газеты дать Лайту не могли, и он лишь машинально перелистывал страницы, изредка задерживаясь, чтобы рассмотреть фотографию очередного погибшего преступника. Тишина в палате нарушалась только шелестом бумаги, да редким тихим звуком нажатия на клавиши ноутбука. И привычным, уже ставшим почти незаметным, попискиванием приборов и монитора, бдительно контролирующих состояние Рюдзаки. Почему-то было очень спокойно и хорошо. Кира думал, что давно уже не чувствовал себя так расслабленно и умиротворенно. Он позволил себе полностью погрузиться в эту короткую передышку, прекратить просчитывать варианты, прекратить пытаться завязать разговор, утопая в словах, выискивая подвохи. Просто насладиться тишиной и покоем, присутствием Эла, их мирным сосуществованием хотя бы сейчас. Иллюзией их близкой дружбы, настолько близкой, что достаточно просто быть рядом, не нуждаясь в словах. Пряча глаза под свисающей челкой, Лайт наблюдал за почти неподвижной фигурой Рюдзаки, неотрывно смотрящего в монитор, и пытался представить, каково это – доверять и быть искренним самому. И, в который раз, приходил к убеждению, что без лжи существовать невозможно. Только не им. Только не друг с другом. Даже сейчас, сидя в уютной тишине рядом с Элом, Лайт беззастенчиво лгал. Лгал своим молчанием, своим присутствием, своим прислушиванием к писку монитора, своими внимательными взглядами. И от этого было чуть грустно, и хотелось рассказать о своей грусти Рюдзаки. - Лайт-кун, - неожиданно отвлек его от размышлений тихий голос, - как ты думаешь, почему я не умер? - Что? – застигнутый врасплох, Лайт вскинул голову. Рюдзаки задумчиво смотрел на него, аккуратно покусывая большой палец. - Я спросил, есть ли у тебя версии, почему я не умер? Я уверен, что я не единственный человек, которого пытались реанимировать. Но, если я правильно понимаю, ни один больше не выжил? -Н-нет, - запнувшись, неуверенно сказал Лайт. Он не знал, что ответить Рюдзаки. Поднявшись, он подошел и снова сел к нему на кровать, напротив детектива. – Никто больше не выжил, Рюдзаки. - Это странно, ты не находишь? – голос Рюдзаки звучал ровно и равнодушно, как будто вопрос не слишком-то его и интересовал. - Ну… да, это странно, - Лайт пожал плечами, привычно скрываясь под маской холодной уверенности, - честно говоря, я не задумывался об этом. Меня больше волновал твой выход из комы. - Да, я понимаю, - Рюдзаки отвел взгляд и рассеянно оглядел комнату. Лайт внимательно следил за ним, пытаясь предугадать следующий вопрос. Взгляд серых глаз вновь остановился на нем, - Кстати, спасибо за леденцы. Ватари сказал, ты приносил их мне каждый день. Это очень… мило с твоей стороны. Лайт оторопел. Нет, Рюдзаки и раньше довольно часто резко менял тему их разговора, задавал внезапные вопросы или брал продолжительные паузы, делая вид, что увлекается чем-то другим, но тогда это была игра. И все хитроумные уловки в построении паутины из фраз являлись оружием, невидимыми ловушками охотника, ждущего совершенной ошибки. Но сейчас…. Сейчас Рюдзаки не играл, Лайт был уверен в этом. И тогда резкая смена темы разговора могла свидетельствовать об отклонениях. О развивающихся последствиях комы. Лайт вдруг с отчетливой ясностью осознал, что до ужаса боится этого. Видимо, что-то отразилось в его лице, потому что Рюдзаки с внезапным интересом наклонил набок голову, вглядываясь в его глаза. - Что-то не так, Лайт-кун? Ты как-то странно на меня смотришь…. - Нет, все так, - Лайт подумал, что ему нет смысла лгать сейчас, - меня испугала такая резкая смена разговора. Как будто…. Как будто ты не можешь удержать нить беседы. - О! – удивительно, но в голосе Рюдзаки послышалось даже какое-то удовлетворение, - ты совершенно прав, Лайт-кун. Поскольку явление комы до сих пор до конца не изучено, последствия также могут быть совершенно непредсказуемы. Кстати, потеря способности поддерживать связный разговор – одно из довольно часто встречающихся явлений. Я не думал, что ты так осведомлен в вопросах патогенеза комы. Глядя на ошарашенного Лайта, он протянул руку назад и взял из фарфорового стаканчика один из оставшихся в нем двух леденцов – разноцветную ленту Мебиуса. И сразу же потерял интерес к разглядыванию Лайта. Поднял леденец, в своей странной манере, за самый край палочки, держа ее только в двух пальцах, на уровень глаз, перевернул вверх ногами, и сосредоточил свой взгляд на конфете. Аккуратно поворачивая и разглядывая с разных сторон. - Но, в данном случае, ты можешь не волноваться, - казалось, Рюдзаки и не заметил, что пауза в разговоре вышла слишком уж долгой, - я получил ответ на свой вопрос, который задал тебе. И вспомнил, что должен поблагодарить за проявленное ко мне внимание. Просто перешел к следующей интересующей меня теме. Он начал чуть раскачивать леденец в своих пальцах, по-прежнему с интересом разглядывая его. Сосредоточив свое внимание только на нем. Лайт же в смятении думал, что он совсем не понимает, как разговаривать с таким Элом. С бывшим врагом, который больше не вслушивается в его слова, не ищет возможного скрытого смысла во фразах, не ожидает обмана. И как может он, Кира, позволить себе принимать все слова детектива как есть, не ища в них подтекста? Сердце внезапно сжалось от ощущения беззащитности и открытости Эла сейчас. И от понимания, что Рюдзаки ему доверяет. Вернее нет, доверяет – неправильный термин. Даже не думает, что разговор может быть еще чем-то, кроме возможности получить информацию, в ответ на прямо поставленные вопросы. - Тебя все еще что-то тревожит? – Рюдзаки поднял глаза на Лайта над раскачивающимся в его пальцах леденцом. - Да…. Нет, - Лайт почувствовал внезапное раздражение на раскачивающийся предмет и, протянув руку, выхватил из пальцев детектива конфету и поставил ее обратно в стаканчик. Рюдзаки оглянулся, следя за его движением, и снова повернулся к нему, задумчиво вглядываясь в его лицо. - Ты напоминаешь мне Ханну, - с некоторым неудовольствием проговорил он, - Лайт-кун, я сейчас обрабатываю огромное количество информации и моему мозгу необходим сахар. Я думал, хотя бы ты это понимаешь. - Ханну? – в который уже раз за этот день мозг Лайта не успевал за прыгающими мыслями Эла. Он с недоумением уставился на Рюдзаки, но тот с расстроенным видом отвернулся к окну, положив подбородок на сложенные на коленях руки, не желая встречаться с ним взглядом. Лайт недоумевал. «Я действительно вижу это? Эл обижен? - пронеслось у него в голове, - Расстроен, что я отобрал у него леденец?!». Он не мог поверить. Великий Эл, лучший детектив мира, больше всего сейчас напоминал маленького обиженного ребенка. Вся его сжавшаяся в комочек фигура, худые запястья, выглядывающие из рукавов безразмерной кофты, взлохмаченная шевелюра – только дополняли тот образ, что возник в голове у Лайта. Почему-то появилось странное желание обнять худое тело, утешить, защитить от опасности. «Опасность – это я, - мрачно оборвал свои сентиментальные мысли Лайт, - а он просто еще не освоился в этом мире». И вслед за этим сразу же пришла другая, более приземленная, но гораздо более важная мысль. - Рюдзаки, - Лайт, помня реакцию Рюдзаки на прикосновения, осторожно коснулся кончиком пальца его плеча, призывая повернуться, - а тебе разве можно есть сладости? Врачи уже разрешили тебе? Ты ведь больше недели был на внутривенном питании…. - Врачи? – Рюдзаки, казалось, очнулся от задумчивости, поднял голову и недоуменно взглянул на него, - врачи не могут мне ничего запретить или разрешить. Если я правильно понял Ватари, я плачу этой клинике достаточное количество денег, чтобы самому решать, что мне полезно, а что нет. Его лицо снова было абсолютно невозмутимым. Словно посчитав разговор оконченным, Рюдзаки вновь сосредоточился на компьютере, запуская бегущий текст. Создавалось полное впечатление, что он и затеял-то весь разговор только ради того, чтобы немного отвлечься и дать отдохнуть уставшим глазам. И теперь, закончив короткий перерыв, он снова был весь поглощен изучением информации. Всем своим видом давая понять, что Лайту следует оставить его в покое. Но Лайт уже не мог просто замолчать и пересесть на диван. Переключившись на новую для себя волну, он вдруг удивительно ясно понял, что постоянно упускает очевидные факты - несмотря на всю гениальность и колоссальную волю, Рюдзаки всего лишь живой человек, со своими слабостями и привычками. И с уязвимостью простого живого организма. Сосредоточенный только на восприятии Эла как смертельно опасного врага, Лайт не замечал слишком многих простых и банальных вещей. И даже здесь, в больнице, он все это время был сосредоточен только на разуме детектива и распределении сил в их дальнейшей игре, совершенно упуская из виду его физическое состояние. Со сжавшимся вдруг сердцем Лайт понял, что до полного выздоровления Рюдзаки еще далеко, ох, как далеко. Разглядывая заострившийся профиль, Лайт вспомнил, как беспокоил врачей недостаток веса детектива, перешедший, за время комы, в стадию истощения. Кира внимательно оглядывал своего врага, наконец-то замечая произошедшие в нем изменения. Лицо еще больше осунулось, черты заострились, а бледность кожи отдавала в голубизну. Сквозь кофту, обтягивающую спину, яркой дорожкой проступал позвоночник, и остро торчали крылья лопаток. Худые руки еще больше начали напоминать птичьи лапки. - Рюдзаки! – Лайт наклонился вперед и, проведя ладонью по лбу детектива, поднял наверх его длинную челку, пропуская сквозь пальцы шелковистые волосы, открывая лицо и глаза, - а ты сегодня вообще ел что-нибудь, кроме конфет?! Он сознательно не стал убирать руку и оставил ее на черной макушке, не давая упасть челке и спрятать бледное лицо. Рюдзаки же, казалось, был настолько потрясен беззастенчивым прикосновением и вмешательством в его личное пространство, что даже не стал вырываться, а только застыл, вскинув на Лайта расширенные в удивлении огромные серые глаза, забыв остановить бегущий текст на компьютере. Вглядываясь в его лицо, Лайт с беспокойством отметил, что тени под глазами Эла стали еще темнее и глубже, чем были до комы, да и вообще весь его вид был болезненным и нездоровым. И эта болезненность вкупе с покорностью, с которой Рюдзаки терпел его руку на своей голове, даже не пытаясь отстраниться, придавали ему какую-то абсолютную беззащитность. - Да, Лайт-кун, я ел сегодня, - медленно проговорил, наконец, Рюдзаки, видимо, отойдя от удивления от нарушения своей неприкосновенности, - Хотя сложно назвать едой жидкую пищу, предназначенную для адаптации организма к самостоятельному питанию. И Лайт с удивлением увидел, как углы рта детектива приподнимаются в легкой полуулыбке, делающей его лицо удивительно светлым и добрым. И не смог удержаться от улыбки в ответ. - Ты бы, разумеется, предпочел торт с клубникой? – Лайт провел рукой по смоляным волосам, от макушки к затылку, и убрал ее, хотя ему очень хотелось провести рукой по голове Рюдзаки еще раз. Но он не осмелился. - Если бы возможен был выбор, я бы сейчас предпочел шоколадный торт, - Рюдзаки нажал на клавишу ноутбука, останавливая давно убежавший с места чтения текст, и повернулся к краю кровати, всем своим видом выражая намерение слезть с нее. Мимоходом двумя быстрыми движениями отцепив датчики мониторинга с руки. - Стой, Рюдзаки, что ты собираешься делать? – испугался вдруг Лайт, вспомнив, что вчера доктора не разрешали детективу передвигаться самостоятельно. - Я собираюсь встать, Лайт-кун, - Рюдзаки медленным размеренным движением спустил с кровати одну ногу и за ней вторую, - и пойти в душ. Раз уж ты все равно не даешь мне сосредоточиться. - Тебе нельзя вставать! – Лайт пропустил колкость мимо ушей, - подожди, я привезу коляску. - Ты смеешься, Лайт-кун? – серые глаза сверкнули, - я вполне способен перемещаться сам. Не раздувай проблему. - Хорошо, я провожу тебя. - Нет. Это было сказано тоном, не терпящим возражений или пререканий. Тоном человека, не допускающего, чтобы кто-либо оспаривал его решения. Одно простое холодное слово резко поставило Лайта на место, проведя незримую черту между ними, за которую нельзя было переступать. И Лайт замялся, почему-то почувствовав неуверенность. Рюдзаки смерил его холодным взглядом, убеждаясь, что цель достигнута, и одним резким быстрым движением соскочил с кровати. И покачнулся, рискуя упасть. И, наверное, он все-таки бы упал, потеряв равновесие, если бы мгновенно вскочивший Лайт не подхватил его за плечи. «Я уже становлюсь профессионалом», - с горечью подумал Ягами. - Рюдзаки, ты ведешь себя как ребенок! – с раздражением воскликнул он, придерживая Эла, - ты же прекрасно знаешь, что мышцы атрофируются от бездействия и не могут мгновенно вернуться к прежней реакции! Какого черта ты творишь?! - Лайт-кун, ты сердишься? – Рюдзаки с любопытством взглянул на него, повернув голову. И Лайт поразился, с какой скоростью меняются маски Эла. Мелькнувший на долю секунды в одном-единственном слове образ жесткого, не терпящего возражений человека, обладающего превосходством, мгновенно сменился на задорную детскую непосредственность. Весь этот день рациональная размеренность действий и рассуждений Рюдзаки в одну секунду менялась на беззащитную рассеянность внимания и нелогичность поступков, с той же скоростью затем возвращаясь обратно. Головоломка внезапно сложилась в голове Лайта, дав простой, лаконичный ответ. «Он играет. Прощупывает меня, определяет границы, - со все возрастающей уверенностью, что он прав, думал Лайт, - он не помнит ни меня, ни отношений, которые нас связывали. Не знает, как я к нему отношусь, и понятия не имеет, как он относится ко мне. И он ставит эксперименты, исследуя мои реакции. Наблюдает как… как за подопытным кроликом!». Лайт почувствовал, как в глубине души поднимается обида. Он действительно волновался, действительно переживал за своего недавнего врага. И он не заслуживал того, чтобы все его чувства бесстрастно анализировались равнодушным сознанием. - Значит так, Рюдзаки, - он сильно сжал плечи детектива, ощущая ладонями выступающие кости. Стараясь не обращать внимания на откровенно недоуменный взгляд, с которым Рюдзаки, наклонив голову, рассматривает его ладонь на своем плече, Лайт с нажимом продолжил, - есть три варианта развития событий: или ты ложишься обратно в постель, или я сопровождаю и поддерживаю тебя, или я вызываю Ханну. Выбирай! Рюдзаки вскинул голову и повернул лицо к нему. Их глаза оказались на близком, слишком близком расстоянии. Взгляд Лайта горел нехорошим огнем. Секунду детектив смотрел на него, но затем, вздохнув, опустил голову, ссутуливаясь еще сильнее, засовывая руки в карманы. - Это какой-то абсурд, - тихо пробормотал он, глядя на свои босые ноги, - хорошо, Лайт-кун, если тебе так хочется, можешь сопровождать меня…. Лайту стало жалко его и неловко за проявленную жесткость. В конце концов, может быть, он снова ошибся и сделал излишне поспешные выводы? Игра в доверие и дружбу выматывала Лайта, он чувствовал, что теряется, что ему не хватает знаний и навыков. Он постоянно сбивался на привычный и понятный путь подозрений, выискивая в поведении Эла скрытый мотив. Он не справлялся с ролью лучшего друга сейчас, когда ему стало не все равно. Гораздо проще было изображать свою дружбу, зная, что враг пытается тебя раскусить. Придумывать гениальные многоходовки, наслаждаясь обманом, мечтая только о смерти противника. Когда оба играли на равных, лишь изображая привязанность. Лайта не покидало ощущение, что сейчас он проигрывает, проигрывает неизвестно кому. - Пойдем, - мягко сказал он, ослабляя хватку и лишь придерживая Рюдзаки за плечи. Ощущая тепло, исходящее от его тела. Лайту пришло в голову, что неправильно, наверное, Рюдзаки ходить босиком по больничной палате и, особенно, по кафельной плитке в ванной, но эту тему разговора он поднять не осмелился. - Знаешь, когда ты приковал меня к себе цепью, мне тоже сначала крайне не нравилось, что приходилось ходить с тобой вместе и в душ и даже в туалет, - Лайт усмехнулся, вспоминая то время. Он рассчитывал, что сумеет вернуть Рюдзаки хорошее расположение духа. Но его слова возымели полностью противоположный эффект. Детектив резко остановился посередине комнаты. - Сначала не нравилось? – он отстранился, заставляя Лайта усилить хватку рук, чтобы они не соскользнули, и уставился на него, повернувшись почти всем телом, - А потом что, понравилось? - Потом я привык, - пожал плечами Лайт, не почувствовав подвоха в вопросе, - пойдем уже, что ты замер?