Исполнитель желаний

Этот нездоровый глубокий сон Лайта больше всего походил на какую-то безумную взбесившуюся карусель. Вокруг него из ниоткуда появлялись и исчезали бесконечные лица, неразборчивым шепотом звучали все новые имена, торопливо исписывались и шуршали, стремительно переворачиваясь, листы Тетради. Мелькали, проносясь перед глазами, знакомые кадры из жизни, перемешиваясь в немыслимом калейдоскопе сменяющихся картинок с фантомными сценами, не давая возможности успеть ухватить детали и отделить реальные всплески памяти от фантазий перегруженного подсознания. Он видел глаза Рэя Пенбера, в предсмертной судороге изгибающегося на перроне в отчаянной попытке увидеть перед смертью лицо своего убийцы. Он видел стройную фигурку Мисоры Наоми, уходящую прочь от него и навсегда из этого мира. Мимолетно ощущал на своих руках тело L... А потом – неожиданно - видел парящие с неба долларовые купюры, беснующуюся толпу и… вдруг в ней угадывал Ниа, протискивающегося в окружении охранников сквозь взбесившуюся от алчности биомассу. Кажется, преемник с охранниками от чего-то бежали – Кира пытался сосредоточиться, чтобы успеть разглядеть детали, но снова шуршали страницы Тетради, и вот уже картинка снова менялась. Он видел отца, умирающего в больничной палате. Видел слезы Мацуды и незнакомую девушку, очень напоминающую его сестру, но повзрослевшую, прикованную к инвалидной коляске. А потом – горящую церковь. И лица Мелло и – почему-то – Такады, тающие в этом огне. На долю секунды мелькнул даже Мэтт, распятый пулями возле машины, с погасшей во рту вечной своей сигаретой… И Миса в алых лучах заката, стоящая на самом краю моста… Всю ночь Кира изо всех сил рвался вынырнуть, вдохнуть, остановить эту все ускоряющуюся круговерть, чтобы хотя бы понять, что он видит, чтобы вернуть привычный полный контроль над происходящим - но единственное, что казалось в этом сне постоянным, что преследовало его на протяжении всего сна – это сухое шуршание переворачиваемых страниц Тетради и отвратительный хриплый смех Рюка за спиной Бога Нового Мира. Нет, этот сон не был кошмаром. Но ощущение, когда он наконец-то усилием воли заставил себя вынырнуть из него и открыть глаза, оказалось крайне тягостным и неприятным. В голове чуть гудело, ломило виски и даже немного подташнивало, когда он сел на кровати. - Лучшие сны от лучшего друга, - разгоняя эти неприятные ощущения, сонно буркнул себе под нос Кира, широко зевнул, потер глаза и огляделся. В комнате еще было темно, она по-прежнему освещалась только светом города, проникающим через окно и рождающим на стенах и потолке причудливые уродливые тени. И Рюдзаки здесь не было. Снова. Наверное, он опять куда-то ушел, воспользовавшись беспробудным сном бессовестно усыпленного Лайта. Но зато на столе, призывно сияя экраном, стоял его работающий ноутбук. Несколько секунд Лайт тупо смотрел на светящийся в темноте экран, прежде чем осознал, что впервые видит единственного настоящего друга Рюдзаки брошенным в одиночестве без блокировки. Вся жизнь, все мысли великого детектива L были сейчас открыты, аккуратно сложенные в мегабайты и рассортированные по папкам. Достаточно было лишь протянуть руку и воспользоваться случайной невнимательностью врага, слишком понадеявшегося на действие снотворного, подмешанного в чай. Торопливо отшвырнув одеяло, Лайт пулей подскочил к столу, хищно склоняясь над ноутбуком. Эту возможность нельзя было упускать. Уверенно опустив руки на клавиатуру, он пробежался по ней пальцами, вызывая на экран хранящиеся в памяти компьютера папки. Он не знал, сколько у него времени, но даже если его и было немного – он должен был попытаться его использовать. Если вдруг Рюдзаки войдет сейчас в дверь, Лайт всегда сможет сказать, что мысли об Ацуми Сиро не давали ему покоя, и он решил посмотреть еще раз его досье, благо компьютер доступен. На экране с готовностью высветилось бесконечное количество папок. Но все они были аккуратно подписаны, так что даже двухлетний ребенок без труда нашел бы в этом идеальном каталоге нужный раздел. И Лайт тоже почти мгновенно нашел то, что его интересовало – нашел и озадаченно замер в некоторой растерянности. Каталог «Япония. Массовые смерти преступников от сердечного приступа» хранил в себе, среди прочих, две разных папки: «Ягами Лайт» и – обособленно - «Кира». Две нужные папки, вместо одной. Если у него совсем мало времени – что ему важнее узнать: кем же является Ягами Лайт в глазах L, или же планы детектива и его тузы в рукаве в деле по Кире? Сомнений быть не могло: Лайт уверенно кликнул на папку с надписью «Кира». Экран ноутбука мигнул и погас, став совсем черным. Лишь мигал белый курсор, обозначая начало строки. Но Ягами даже не успел испугаться, что запустил какой-то неведомый защитный скрипт, который выдаст с головой его проникновение в святая святых. Потому что курсор сменился на буквы, словно рождающиеся из темноты, как будто кто-то невидимый начал набирать текст: «В этих записях содержится все, что мне удалось узнать в ходе расследования дела Киры. Если сейчас кто-то читает это сообщение, значит, меня уже нет в живых. Я оставляю эти записи, чтобы вы знали, чего мне удалось достичь». - Что за черт? – пробормотал Кира, озадаченно сводя брови. Но белые буквы уже замигали, хаотично исчезая одна за другой, словно пожираемые разъедающей их чернотой. Через мгновение на темном экране снова остался только бесстрастно подмигивающий курсор… и отражение лица Бога Нового Мира, напряженно застывшего перед ноутбуком. Сначала Лайт не фокусировал на нем взгляд, всецело поглощенный появившейся надписью, но вот теперь… Упавшие на лоб волосы. Злобная, победоносная ухмылка во весь рот, исказившая красивые черты. И светящиеся красным светом глаза, горящие ненавистью и самодовольным превосходством. Лайт подался вперед, вглядываясь в свое изменившееся лицо, внезапно осознавая, что так он, на самом деле, и выглядит, когда Кира не прячется под маской Ягами Лайта. И именно эту ухмылку видел Рюдзаки в момент своего последнего вдоха во время сердечного приступа. Отвечая на его движение, отражение на экране ноутбука предсказуемо тоже приблизилось, давая себя как следует рассмотреть. И вдруг стало неуловимо меняться, словно проступая деталями из темноты. Вместо контура красивого лица обнажился уродливый голый череп, вместо носа – темный провал, вместо ухмылки – скалящаяся щель челюстей, тянущаяся до самых висков… А глаза – глаза лучшего студента Японии, только что светящиеся торжествующим взглядом Киры – превратились в глаза Шинигами, тлеющие, как угли, в темных провалах глазниц. От неожиданности Лайт стремительно отшатнулся, и кувыркнулся на пол вместе с креслом, чьи колесики не смогли выдержать рывка его тела. Не ощущая боли от удара и не замечая грохота от падения, он судорожно оглянулся – самое логичное объяснение тут же пришло на ум: в мир людей пришел новый, чужой Шинигами. И сейчас он стоит у него за спиной – его отражение он и увидел. Но за спиной было пусто. Тогда Лайт торопливо вскочил, и, натыкаясь на мебель, стремительно ринулся к шкафу, чувствуя, как внутри поднимается паника. Одна дверца того самого шкафа, что они так педантично делили с Рюдзаки напополам, когда руки их сковывали наручники, была зеркалом. И, замерев перед ней, Лайт в ужасе уставился на свое отражение. Какие-то жуткие обноски на теле, кажется, полностью лишенном плоти. Кривые изогнутые пальцы рук – рук мертвеца, давно уже находящегося в могиле. Какой-то уродливый то ли затасканный шарф, то ли еще что-то, держащий торчащие паклями грязные волосы, лишь отдаленно напоминающие цветом волосы Лайта. Странные очки на лбу. И, да – череп вместо лица, с зубастой расщелиной рта до висков, тлеющие углями глаза Шинигами в провалах глазниц... И рост. Рост отражения намного превышал рост человека, Лайт с трудом помещался в зеркале, даже стоя на достаточном расстоянии. Его рост теперь был сравним с ростом Рюка. Но это был не кто-то другой, а именно он. И это было самое страшное. В этих изменившихся жутких чертах, немыслимо, но, безусловно, угадывались черты лучшего студента Японии - Ягами Лайта. Онемев от ужаса, Бог Нового Мира поднял дрожащую руку и прикоснулся к своему лицу. Кончики пальцев ощутили мертвую плоть, доказывая, что все это вовсе не плод воспаленного воображения. Лайт провел пальцами по когда-то щеке, и в ночной тишине послышался отвратительный шелест, напоминающий шорох истончившегося от времени пергамента. Паника стучала в виски, но Ягами еще держался. Тяжело сглотнув, он усилием воли заставил себя опустить руку и посмотреть на нее в реальности. Все то же самое. Кости, обтянутые высохшей, посеревшей от времени мертвой кожей. Отросшие ногти, превратившиеся в отвратительные темные когти. Это не было шуткой взбесившихся отражений. Он видел это на самом деле. Ему показалось, что он даже чувствует запах свежей могилы, исходящий от его собственного тела. Несколько мгновений Лайт тупо разглядывал свою руку, поворачивая ее из стороны в сторону, забыв как дышать от ужаса и изо всех сил пытаясь придумать логическое объяснение происходящему, но никак не находя его. А потом снова потерянно перевел взгляд на свое отражение, но ничего – совсем ничего - не изменилось. И только тогда Лайт наконец закричал, закричал изо всех сил, зажмуриваясь от ужаса… Закричал, и…. проснулся. Будто вынырнул из-под могильной плиты, жадно хватая ртом воздух, ошалело распахивая глаза и не сразу осознавая, что только сейчас, наконец-то, на самом деле вернулся в реальность. Темнота в комнате уже не была ночной вязкой тьмой – в ней ощущался неуловимо просыпающийся тусклый свет зарождающегося холодного утра. Вскинувшийся на кровати рывком Ягами натолкнулся взглядом на пустующее кресло детектива. Закрытый ноутбук сиротливо лежал на столе. - Опять плохой сон, Лайт-кун? – ударив набатом по ушам, послышался привычно спокойный голос совсем с другой стороны. - А?… - судорожно обернулся Кира, чуть не подпрыгнув на кровати. Сдерживая учащенное дыхание, он машинально тряхнул головой, неосознанно сбрасывая челку на глаза. – Нет… Да. Не самый приятный. Рюдзаки только что вышел из душа – он был в одних джинсах, а на голову было накинуто полотенце, которым он неумело пытался хоть немного вытереть мокрые волосы. И он так и замер в узком клине света из ванной комнаты - с поднятыми к голове руками – разглядывая Лайта из-под полотенца. «Сон. Всего лишь сон во сне, такое бывает, - мысленно лихорадочно успокаивал себя Лайт, пытаясь унять бешеное сердцебиение. - Это все из-за этого дурацкого снотворного, которое он подсыпал мне в чай…». Он с раздражением ощутил, как липнут пряди челки к покрытому испариной лбу, и исподтишка взглянул на свои руки, вцепившиеся в край одеяла. Руки как руки. Он тихо выдохнул, очень надеясь, что незаметно. - Это ты виноват, Рюдзаки, - с усилием разжимая пальцы, недовольно процедил Кира, старательно возвращая голосу привычную снисходительную надменность. – Нельзя подмешивать людям в чай неизвестно что, даже не подумав, какая будет реакция. - Это было абсолютно безвредно. Но ты прав, Лайт-кун, - невозмутимо проговорил детектив. – Я не подумал, что тебя и так преследуют ночные кошмары, а снотворное может спровоцировать очередной плохой сон. Прости, что не принял это в расчет. Он стянул полотенце с головы, так и не просушив до конца свои волосы, и, не оглядываясь, небрежно бросил его в открытую дверь ванной комнаты. И шагнул на полшага назад, чуть прогибаясь, нащупывая пальцами на стене выключатель. Щелчок – и комната целиком погрузилась в утренний полумрак, нарушаемый лишь серым светом окна. - Ничего. Я с тобой уже привык к любым неожиданностям, - буркнул Лайт, исподтишка разглядывая его из-под полуопущенных ресниц. – Хорошо, что хоть яд не подмешиваешь… Прогнувшееся полуобнаженное тело его врага, так маняще не прячущееся сейчас за одеждой, разогнало последние остатки сна. Взгляд, не подчиняясь разуму, жадно заскользил по напрягшемуся на мгновение впалому животу, по чуть выступающим мышцам на руках, по широким плечам… И уже становились нечеткими, стремительно стираясь из памяти, детали очередного жуткого сна. Реальность, в которой был его враг, делала несущественными любые ночные кошмары. - Мне подойти, чтобы ты меня обнял? – не обращая внимания на его сарказм, спокойно поинтересовался Рюдзаки. - Чего? – Кира, уже опустившийся взглядом чуть ниже впалого живота детектива, вскинул голову и оторопело уставился на него. - В прошлый раз, когда ты видел плохой сон, Лайт-кун, тебе захотелось обнять меня, - невозмутимо развил свою мысль детектив. – В этот раз тебе тоже снилось, что я умираю? Так мне подойти? Рюдзаки смотрел на него, опустив руки вдоль тела, уже привычно ссутулившись. Но сейчас, без мешковатой белой футболки, даже это выглядело красиво. Его худое поджарое тело манило безумно. Невыносимо хотелось коснуться и почувствовать тепло такой неестественно светлой кожи. Ощутить скрытую силу, скрывающуюся под ней. Уловить, как напрягаются мышцы, протестуя против непрошеного прикосновения. И сломить этот протест, заставляя дальше играть в их странные игры и разжигая снова то напряжение между ними, что еще ночью мешало дышать, принуждая сердца стучать в учащенном ритме. А сейчас вовсе не ощущалось, сменившись на иллюзию такой доверчиво-близкой дружелюбности детектива. Как будто избавляться прикосновениями от ночного кошмара было для них обоих вполне бытовым и привычным, не таящим в себе никакой многозначной опасности. И L больше с ним не играл - он просто спрашивал. Конечно, они ведь друзья. Лучшие друзья, успешно расставившие все точки над “i”, и наконец-то избавившиеся не только от опасных необоснованных подозрений, но и от всех щекотливых неловкостей и намеков. - Рюдзаки, мне снишься не только ты! – возмутился Лайт. – И вообще, прекрати копаться у меня в голове. Не пытайся анализировать хотя бы то, что я вижу во снах! Он яростно отбросил край одеяла, под которым спал, и которым, судя по всему, заботливо укрыл его детектив, когда он заснул. И раздраженно опустил ноги с кровати. - Прости, это просто привычка, - чуть заметно дернул уголками губ Рюдзаки, что, видимо, должно было быть виноватой улыбкой. – Но, учитывая то, как ты волновался вчера о моей безопасности, сон с моей смертью был бы вполне объясним. - А ты сам-то когда-нибудь видел плохие сны? – мрачно процедил Кира. – Может, расскажешь мне хотя бы один, чтобы мы могли обсудить и твои кошмары? Он ляпнул первое, что пришло в голову, потрясенный неожиданно пронзившим его ощущением, что L опять стремительно отдаляется. И все слова снова стали всего лишь словами - они вдруг будто потеряли свою объемность и красочность, став плоскими и простыми. - Боюсь, что мне нечем порадовать тебя, Лайт-кун, - еще сильнее подчеркивая это опустошающее ощущение, рассеянно откликнулся детектив. – Я снов не вижу. Иначе обязательно обсудил бы их со своим лучшим другом. Мыслями снова он – и, похоже, уже окончательно - был не здесь. Потому что их игры закончились. Лайт не был Кирой. И этот рассеянный разговор – не более чем дань вежливости человеку, которого L назвал своим другом. Просто слова, за которыми не скрываются ни чувства, ни интерес. За которыми не скрывается ничего. Пустота. Вакуум. И он бы, скорее всего, действительно снизошел до того, чтобы позволить обнять себя, если бы Лайт выразил такое желание. Но это лишь еще отчетливей подчеркнуло бы, что все кончено. Время как подозрений, так и двусмысленностей прошло. В этой игре поставлена точка. Подопытный кролик может выдохнуть с облегчением: он с честью выдержал все испытания, не выдав прячущихся внутри демонов, и даже сумел привязать к себе своего экзекутора. Он стал другом, он победил. Но только забыл, что не бывает победы без поражений: у человека, которого зовут Эл Лоулайт, нет в этом мире друзей. И гениальный разум великого детектива уже перенастраивается в привычный режим отчуждения, легко отсекая, как несущественное, все поблажки, минутной слабостью позволенные себе в азарте увлекательнейшей игры… Время Рюдзаки прошло – пришло время возвращаться в жизнь L. И, между прочим, от того, что планировал на сегодня лишенный эмоций разум величайшего охотника века, с вероятностью под сто процентов, в перспективе снова зависела его, Лайта, жизнь. Впрочем, Кире не о чем было пока волноваться . Гораздо интереснее было угадывать происходящие с его недругом метаморфозы, незаметные взгляду, но ощущаемые на уровне подсознания. Его враг был все еще здесь, стоял рядом с ним, но уже неуловимо отталкивал, отстранялся, скрываясь за своими вечными ледяными заслонами добровольного одиночества. Интересно, чувствовали ли подобное когда-то Мелло и Мэтт, Ниа и Бездей? Бездей, определенно, что-то подобное испытал на себе, причем воспринял это очень болезненно – может, поэтому и свихнулся: такие психи, как он, всегда очень чувствительны, если объект обожания выходит из-под контроля – хотя, в его случае, Лайт был полностью на стороне L. Забавно, но ведь только благодаря Кире, Рюдзаки, выходит, все-таки вынужден был сменить свою тактику, и сделать безумному Бею поблажку. Как и всем им – чтобы подстраховаться в этой абсолютно безнадежной игре. И - смешная ирония - теперь Кира сам вынужден испытать этот прощальный порыв холода на себе. Нет, не Кира – Ягами Лайт. Глупый мальчишка, возомнивший, что без Киры он может что-нибудь значить для L. Что ж, это хороший урок. Впрочем, он знал, что именно так и будет. Кира в этом не сомневался. - Так ты не выспался? – нарушая повисшую паузу, поинтересовался Рюдзаки, и отвернулся, не дожидаясь ответа. – На удивление… - чуть позже, чем следовало, откликнулся Лайт. Впрочем, он, склонив голову, делал вид, что внимательно прислушивается к себе, так что выглядело это очень естественно. И, легко встав с кровати, зевнул и с удовольствием потянулся. - Знаешь, все равно выспался. Очень даже. Он действительно уже полностью оправился от ночного кошмара, вернувшись в реальность. Никакой ночной бред не мог конкурировать с тем азартом, что он снова чувствовал в каждой клеточке тела. Его враг самоуверенно ошибается, если всерьез думает, что сможет так легко все закончить. Лайт – не его друзья-неудачники, рвущие глотку друг другу в погоне за толику его внимания; и даже не психопат, манящий своим бесконечным безумием. Лайт – это Кира. Бог, который подстраивает этот мир под себя. - Я рад это слышать, Лайт-кун, - рассеянно буркнул Рюдзаки. – Хорошо, что плохие сны не мешают тебе восстановить форму. Пойдешь к себе? Он уже вытянул из шкафа чистую футболку и, встряхнув, положил ее на стоящий рядом со шкафом стул. И склонился, неловко расправляя нижний край двумя пальцами, готовясь натянуть на себя. - Да, надо успеть принять душ, выбрать одежду и… Подготовиться, в общем, - непринужденно дернул плечами Лайт. И, с интересом разглядывая резко проступивший позвонок на его шее, добавил многозначительно: - Между прочим, журналиста изображать мне еще ни разу не приходилось. А я ведь должен сыграть необычную для меня роль - допросить приятелей Ацуми Сиро, да еще и не выдав себя. День обещает быть сложным. Но, согласись — еще и весьма интересным. Тонкие пальцы, расправляющие край футболки, на мгновение замерли. Рюдзаки метнул на него быстрый внимательный взгляд из-под упавшей на глаза мокрой челки. - Интересным? Да… может быть, - голос L, на мгновение чуть запнулся, но тут же снова стал ровным и привычно невозмутимым. - Конечно же, ты абсолютно прав - он обещает быть интересным, Лайт-кун. Лайт добился, чего хотел. Детектив выпрямился, так и не надев на себя футболку, и бесстрастная мгла его огромных зрачков снова стала объемной и цепкой. Ах, эта двусмысленность… Никогда и ни с кем другим Кира больше не сможет так упоительно играть словами, запуская по всем нервным окончаниям щекотливо-болезненные импульсы, от которых так жутко и так азартно одновременно. Никогда и ни с кем не почувствует таких выбросов адреналина, таких упоительных ощущений головокружительной высоты. Никогда никого уже не сможет так ненавидеть, и так мечтать победить. И ни в ком никогда не будет так остро нуждаться, и так мучительно не хотеть убивать. Что ж, если L считает теперь его другом – Кира не станет отказываться. Пусть будет дружба. Он может сыграть и в нее, хотя и очень недолго. - Но только в следующий раз, когда захочешь так своеобразно прервать разговор – будь любезен, хотя бы раздень меня, - насмешливо проговорил Лайт, обходя кровать и подходя к нему. И, непринужденно положив руку ему на плечо, со всей дружелюбностью, на которую был способен, широко улыбнулся, глядя Рюдзаки в глаза. - Не терплю спать одетым, знаешь ли. Он не ошибся – кожа Рюдзаки была такой теплой и гладкой. Такой… невыносимо приятной в прикосновении. Они замерли, глядя друг другу в глаза, стоя почти вплотную. - В следующий раз? - детектив так и не выпустил полу футболки, когда выпрямлялся, и теперь неловко удерживал ее за самый край двумя пальцами обеих рук, что придавало ему какой-то беспомощный, потерянный вид. - Ну да, - невинно улыбнулся Ягами, легко выдерживая темный, сводящий с ума взгляд детектива. – Когда все сегодня закончится – у нас же останется в запасе еще одна ночь, верно? Ты ведь можешь себе еще это позволить? - Допустим. И…? – детектив предсказуемо попался в ловушку и не смог удержаться от соблазна акцентировать внимание на явной неоднозначности слов. Может быть, он просто пытался прощупать почву, не понимая, что за игру Лайт снова затеял. А может… Лайт хотел думать, что он тоже увяз в их странной игре, и тоже уже не мог от нее отказаться. – Хочешь сказать, мы… проведем ее вместе? - Естественно! А как же иначе? - с энтузиазмом удивился Лайт, и скользнул ладонью вниз по его руке, убирая. Он испытывал непередаваемое удовольствие от того, как легко уже удается пользоваться чужим же оружием, запутывая врага в объемности фраз и их многозначности. – Ведь если сегодня все пройдет по намеченному тобой плану и Тетрадь официально будет уничтожена (а я в этом не сомневаюсь) – ты улетишь только завтра, правильно? Тебе же надо подготовить отъезд… да и рейсов ночных в Америку, кажется, нет. Так что у нас останется еще одна ночь… Рюдзаки молчал. Просто смотрел на него, прожигая насквозь глазами. Но Кира и без слов знал, что уже приблизился слишком близко к опасному краю. Один лишь неловкий шаг — и уже невозможно будет хоть что-то исправить. Но он был уверен, что не допустит ошибки. Его враг вымотан этим противостоянием не меньше него, и он не собирался давать ему передышки. Если кто и оступится первым в этой игре, то L, а не Кира. - Только, давай сразу договоримся: если ты вдруг снова решишь подсунуть мне снотворное вместе с чаем – будь так добр, не оставляй меня спать в твоей постели одетым. Это, как минимум, негигиенично. - Лайт усмехнулся и чуть тряхнул головой, сбрасывая на глаза челку. - Ха, считай, что это прощальное желание твоего лучшего друга. Хорошо? - Конечно, Лайт-кун, ведь желания должны исполняться, - задумчиво, словно бы самому себе, проговорил Рюдзаки. И добавил с вдруг отчетливо проявившейся в голосе горечью. – А друзья на то и нужны, чтобы заботиться друг о друге. Слова Бездея, что Лайт уже слышал, а Рюдзаки сейчас повторил, слегка резанули слух – словно щеки коснулся смрадный сквозняк. Перед мысленным взором мимолетно скользнул образ ухмыляющегося лица маньяка, но Кира не мог позволить себе отвлекаться. Потому что L неожиданно отвернулся, резко поворачиваясь к нему спиной. Чуть наклонился, поудобнее перехватывая двумя пальцами футболку, неловко накинул ее на голову и сразу же предсказуемо запутался в ней. - Полагаю, мне совершенно несложно будет выполнить твою просьбу, - пробурчал он из-под белой ткани, мучительно преодолевая конфликт еще влажных волос и попытки отыскать ворот вслепую. - Я больше не оставлю тебя спать одетым в моей постели, Лайт-кун. Обещаю тебе. Это могло бы прозвучать возбуждающе, но, вместо этого, Кира почему-то почувствовал, как холодок пробежал по спине. Он даже сам бы не смог объяснить, что не так. И, чтобы скрыть растерянность, поспешил торопливо свернуть разговор: - Эм… Здорово – значит, договорились. Что ж... Пойду к себе – подберу что-нибудь из одежды для моего образа журналиста. Как раз успею подготовиться к завтраку. Я зайду за тобой? - А? – Рюдзаки, наконец, нашел ворот футболки и с трудом пропихнул в него мокрую голову, взглянув на Лайта взглядом великомученика, уже целиком переключившись на обычные проблемы с одеждой. – Н-нет, Лайт-кун, мне осталось доделать здесь кое-что, а потом я буду внизу, с Ватари. Так что просто спускайся. - Как скажешь, - легко согласился Лайт, поворачиваясь к нему спиной и направляясь к двери. – Тогда увидимся внизу. И не забудь, что люди давно уже придумали фен – у тебя волосы все еще мокрые. Сердце бешено стучало в груди, а мысли крутились разрозненными скачками. Если бы его сейчас застали врасплох и спросили, кого же он ненавидит больше: L или Киру – он не смог бы ответить. L и Кира были наручниками той незримой цепи, что до сих пор сковывала Лайта с Рюдзаки, притягивала друг к другу и обеспечивала их странную связь. Но именно из-за Киры и L будущее для них двоих было невозможным. Победителем должен был остаться только один. И выбор был очевиден. Пора было возвращаться в роль Киры, чтобы этот выбор за него не сделал кто-то другой. «Как ты это делаешь, Рюдзаки? Чем ближе к тебе, тем ты становишься дальше. Каждая победа в играх в чувства с тобой оборачивается и поражением. Как многому я мог бы еще у тебя научиться, – привычно анализировал своего врага Бог Нового Мира, шагая по коридору к себе. - Ты настолько же привлекателен за ледяными заслонами своего отчужденного одиночества, как и самодостаточен, эгоистичен и лжив до мозга костей. И слабости ты не приемлешь, поэтому постоянен в одном - спешишь сразу же оттолкнуть, как только подозреваешь, что позволил себе… Скажем так: привыкнуть к кому-то. Забыть о дистанции. Шагнуть за давным-давно проведенную тобою для себя самого черту. Да. И Ягами Лайт мог бы гордиться собой – простой студент смог добиться дружбы и доверия величайшего эгоиста этого века. Когда я не имел полной памяти, я только об этом мечтал – и вот, сбылась мечта идиота… Какая баснословная щедрость, гениальный детектив L. Вот только поздно. Ни Кире, ни Лайту твоей дружбы больше не нужно. Потому что здесь ты не лгал – и ни при каких обстоятельствах не позволишь себе шагнуть еще дальше, рискуя разрушить своим присутствием чужую хрупкую жизнь. Жизнь невиновного. Это же вовсе не то же самое, что пытаться переиграть неуловимого Киру, правда? С Кирой можно не церемониться, Кира – враг, с ним можно позволить себе раскрываться, рискуя и провоцируя, ставить эксперименты, исследовать, играть в бесконечные игры, забывая о правилах и безопасности, но вот с другом... Своих друзей, Рюдзаки, ты бережешь, пусть и самым безжалостным способом - изо всех сил доказывая обратное, жестко держа дистанцию и все дальше отдаляя их своим холодом, стараясь вовсе вычеркнуть себя из их жизни. Ведь L не может позволить себе друзей – и, когда когда-то давно ты пришел к пониманию этого, все эти твои так некстати появившиеся здесь «друзья» безапелляционно получили звание «бывшие». Кстати, они явно до сих пор не способны смириться, что это произошло. А ты просто не можешь иначе. Возможно, в чем-то ты даже прав, и по-другому нельзя: ведь чем дальше от тебя - тем безопаснее. И это не безразличие, это - забота. Меня, в отличие от безумного Бездея, не обманешь. Но, Рюдзаки, мне забота твоя не нужна. К тому же, мы не друзья. Не настоящие и не бывшие. Никогда ими не были и не будем. Мы, по-прежнему, враги - до последнего вздоха. Я все еще Кира, ты – вечно - L. И скоро мы посмотрим друг другу в глаза, снова больше не прячась за масками – потому что мгновение смерти срывает любые маски. Но это случится не раньше, чем я узнаю ответ на вопрос – а кем еще, кроме друзей и врагов, мы с тобой быть могли бы. И как это было бы, если, вообще, мы могли бы». Пустые полутемные апартаменты больше не казались ему чужими. Здесь, бережно спрятанная, ожидала его Тетрадь. Его бесконечная сила, его безграничная власть над миром, его пожизненное проклятие. И его шанс еще хоть ненадолго продлить эту безумную, захватывающую, азартную до головокружения игру. *** - О, Боже Мой, нет!!! – не успев еще толком открыть глаза, Бейонд в ужасе скатился с кровати и забился в угол между тумбочкой и столом. Сжавшись в комок, он вцепился руками в волосы. – Нет, нет! Я снова их вижу! Снова галлюцинации! Но почему, почему? Я же не переставал пить лекарства! - Эм… - озадаченный до невозможности, Рюк нерешительно подошел ближе и неуверенно склонился над бьющимся в истерике маньяком. – … Бейонд? С тобой все в порядке? Это же я, Рюк… И о каких лекарствах ты вообще говоришь, ты же не пьешь никакие… - АААААА!!!! – перебивая его, во всю мощь своих легких заорал Бездей. И взвизгнул, отчаянно жалуясь куда-то в пространство. – Оно разговаривает со мной! Санитары, где санитары?! Мне нужен укол! Позовите мне доктора!!! Скорее, скорее, доктора! Мне нужна помощь! Он склонился вперед, чуть ли не выдирая себе волосы побелевшими от напряжения пальцами, и вдруг резко откинулся назад, с глухим стуком ударившись затылком о стену, к которой прижимался спиной. - Уаааыыыы…. – нечленораздельно провыл он, и, оставив в покое волосы, с силой провел скрюченными пальцами по глазам, рискуя разорвать себе веки. Его странное поведение заставило Рюка окончательно замереть в недоумении. Спрятав наполовину лицо в ладонях, тяжело дыша, Бейонд сквозь растопыренные пальцы смотрел вытаращенными безумными глазами на превратившегося в истукана Бога Смерти. Беспомощно опустив огромные когтистые руки, Рюк возвышался над ним, растерянно приоткрыв свою зубастую пасть. Он явно не понимал, что происходит. И, скорее всего, никогда в жизни еще не был так озадачен. Потерянность настолько отчетливо читалась на его отвратительной нечеловеческой морде, что Бездей не удержался. - Ха-хах, - прыснул он, все еще пряча за скрюченными пальцами лицо. Но роль уже сорвалась, и играть дальше не было смысла. И, опустив руки, он расхохотался уже от души. – Кья-ха-ха-ха-хахаха! Ахаха-ха-ха-кья-ха-ха! Он хохотал во все горло, откинувшись спиной к стене и суча по полу голыми ногами, покрытыми причудливыми узорами шрамов. Хлопал себя по коленям, глядя сквозь проступившие от смеха слезы, застилающие глаза, на озадаченно чешущего в затылке Шинигами, с недоумением смотрящего на него и все еще явно мало что понимающего. Не то, чтобы это действительно было смешно, но… Но конец стремительно приближался, и Бейонда все сильнее охватывало чувство нетерпеливого лихорадочного возбуждения и почти невыносимого ликования. И от этого ему было весело. А когда людям весело, они имеют склонность смеяться – вот он и смеялся, потому что мог сейчас себе это позволить, и потому что ему надо было немного «выпустить пар». Это как вовремя приподнять крышку у кипящей кастрюли – чтобы бурлящее варево не выплеснулось на плиту. А то, чего доброго, он мог бы не удержаться в штабе, а там сегодня все будут такие серьезные. Подумав об этом, маньяк захохотал еще громче. Прошло не менее пяти минут, прежде чем он, наконец, насмеялся. - Растерялся, Бог Смерти? – ехидно поинтересовался Бейонд, так же резко, как начал, обрывая свой хохот. Он был крайне доволен собой. – Никак не получалось сообразить своей пустой головой, что случилось? - Нуу… Да, - Бог Смерти перешагнул с ноги на ногу и захлопнул приоткрывшийся вечно улыбающийся рот, недоверчиво глядя сверху вниз на маньяка. – Я подумал, что ты или сошел с ума, или почему-то лишился памяти, Бейонд… Но никак не мог понять – как так могло получиться и почему ты тогда продолжаешь все еще меня видеть… - «Почему-то», «как так могло получиться», - презрительно передразнил его Бездей, еще раз хохотнув, но уже злобно. Оперевшись рукой на тумбочку, он поднялся, ничуть не смущаясь перед Шинигами своей наготы. Если тот до сих пор не привык к его склонности по возможности ходить без одежды, то это были никак не проблемы Бейонда. – Глупый, глупый Бог Смерти. Ничто никогда не случается просто так – сколько раз можно тебе говорить? Ты неумный и скучный. Зачем ты снова пришел? Я рассчитывал, что буду видеть тебя теперь только с Ягами Лайтом. Шинигами мрачно засопел – слова Бездея сильно задели его. Бейонд уже знал, как забавно он обижается. Знал, и сознательно старался кольнуть побольнее. Когда рядом не было никого другого, на ком можно оттачивать свой талант мимоходом причинять боль – почему нет, годился и Шинигами. Хотя, за все то время, что он темной тенью слонялся за маньяком, он ему порядочно надоел. Наскучил до тошноты. Бейонд бы с большим удовольствием его сейчас вообще игнорировал. В этом плане он даже немного жалел, что Эл выключил камеры. Впрочем, еще можно было извлечь из общения с Богом Смерти немного пользы. Бездей не ожидал, что тот покинет Киру так быстро, а неожиданностей он не любил. Но развлек он его неплохо. Бейонд был очень доволен той шуткой, что пришла ему в голову, когда он проснулся и увидел в утреннем сумраке снова возвышающегося над кроватью Шинигами. Конечно, было бы гораздо приятнее резким ударом вспороть ему живот своим любимым ножом и посмотреть, какова на цвет кровь Бога Смерти, если, разумеется, она вообще есть. И увидеть, как изумление сменяется болью и ужасом понимания в нечеловеческих глазах Шинигами, когда они начнут стекленеть... Но любимый нож забрал противный Джованни, да и убить Бессмертного невозможно – во всяком случае, вспороть ножом. Что ж, нет, так нет. Бейонд не особенно-то и хотел. К тому же, давно уже привык обходиться малыми удовольствиями. - Технически, ты все еще являешься владельцем Тетради, - неохотно проговорил Рюк. - Ну и что? – фыркнул через плечо Бездей, вразвалку направляясь в ванную комнату. Он знал, что звать за собой Шинигами не требуется – тот и так последует за ним по пятам. – Хочешь сказать, ты так сильно ко мне привязался, что не можешь со мной расстаться? Брось, я вижу тебя насквозь – ты полагаешь, что теперь наконец-то можешь меня убить. Ведь Тетрадь в руках у Ягами Лайта – а это именно то, чего ты хотел. И теперь ищешь лишь подходящий момент. Или повод. Он прошел к раковине и уже открыл было воду, но не смог удержаться от соблазна и, подавшись как можно ближе к зеркалу, начал пристально вглядываться в отражение, с наслаждением прикасаясь подушечками пальцев к бинту на своей руке. - Еще не сейчас, - возразил Рюк, предсказуемо снова оказавшийся у него за спиной. – Но, когда придет время, я впишу твое имя в Тетрадь. И я, действительно, впервые сделаю это не просто так, а с большим удовольствием. - Пустые обещания… - рассеянно пробормотал Бейонд, внимательно рассматривая отражающееся в зеркале лицо. Протянул руку и ласково провел пальцем по стеклу, очерчивая контур бесцветных губ, скулу, подбородок. Счастливо вздохнув, он отстранился и взял из стаканчика зубную щетку. И небрежно заметил, выдавливая на нее зубную пасту. – Ты не убьешь меня… как там тебя? Ах да, Рюк. Ни сейчас, ни потом. Твои угрозы звучат до пошлости глупо, и мне давно уже даже не смешно. - Ты… Ты думаешь, что все это шутки, Бейонд? – Шинигами предсказуемо шагнул еще ближе, нависая над согнувшимся над раковиной маньяком. И вкрадчиво почти прошептал, клацнув зубами вечно улыбающейся хищной пасти. – Ты что же, полагаешь, что не подвластен Смерти? И его глаза на мгновение сверкнули алым горячим пламенем. Шинигами был на грани терпения. Бездей отметил это про себя, наблюдая за ним искоса боковым зрением, но даже и бровью не повел. Он старательно чистил зубы. В приюте им говорили, что гигиена должна быть превыше всего. В любых ситуациях и при любых обстоятельствах. - Тебе – не подвластен, - Бейонд, наконец, сплюнул в раковину, и невозмутимо принялся промывать щетку под краном. – Разумеется, когда-нибудь я умру, но точно не по твоей воле. Если только ты не жаждешь сделать все так, чтобы Ягами Лайта посадили на электрический стул. Ну, или рискнуть рассыпаться, как… Рэм, я не путаю? Он оглянулся через плечо, и не смог сдержать ухмылки, видя, как гаснут глаза Бога Смерти, как снова беспомощно повисают его руки вдоль тела, и как уже не с угрозой, а растерянно он смотрит на Бейонда Бездея. - Что? Шинигами не могут просчитывать ситуацию хотя бы на пару шагов вперед? – хохотнул маньяк, крайне довольный полученным эффектом. И склонился снова над раковиной, принявшись тщательно полоскать рот, выдавая порции информации между сплевыванием воды. – Тогда давай я объясню тебе, Рюк. Захочешь убить меня прямо сейчас – и подставишь Ягами Лайта под гарантированный арест и казнь. Смерть от сердечного приступа в штабе, нет, не так - любую мою смерть L не пропустит. И главным подозреваемым станет - ты знаешь, кто? Верно, наш зазнайка Лайт-кун – ведь все вчера видели, как он накинулся на меня из-за фотографий сестры… Далее: первым шагом L станет тотальный обыск. И у кого, как ты думаешь, он внезапно отыщет Тетрадь? Опять-таки - у Лайт-куна. Оп! Таким образом, Рюк, вписав в Тетрадь мое имя сейчас, ты сделаешь все, чтобы L поймал Киру. То есть Ягами Лайта. Мои поздравления. В этот раз Лайт уже не отвертится, и даже отсутствие моего имени в Тетради ничем не поможет – ведь L видел оторванный край и, фактически, знает, что можно использовать даже маленький кусочек листочка. Я, кстати, тоже оставил в тетрадке пару-тройку оборванных листиков - так сказать, набросал для L «хлебных крошек», чтобы дать ответ на вопрос, почему каких-то имен не хватает… Так что, Рюк, тебе останется лишь наблюдать, как наш юный красавчик Ягами Лайт спляшет свой танец на электрическом стуле. Интересно, у него лопнут глаза – как думаешь? Так случается крайне редко, но, может, ему повезет? Я бы, конечно же, предпочел, чтобы он сделал сеппуку, или его хотя бы повесили здесь, в Японии, но электрический стул - это тоже неплохо. Он закрыл кран, повернулся и, склонив набок голову, с интересом оглядел с ног до головы озадаченно молчащего Шинигами. - Ой, прости... Я пропустил, когда ты сказал «еще не сейчас». Ты, конечно же, глуп, но, все-таки, не идиот – и понимаешь, как опасно что-либо делать, пока жив Рюдзаки. Меня ты убьешь, Киру казнят, и тебе придется снова тащиться в свой мир и подыхать там от скуки. Что ж, Лайт устранит препятствие в его лице завтра – можно и подождать. Ты поэтому сказал «не сейчас», правда же? Рассчитываешь наконец-то избавиться от меня и снова остаться лишь с Кирой, - многозначительно протянул он. И хмыкнул. – Жаль тебя огорчать, но его торжества ты, боюсь, все равно не увидишь… Рюк. - Я… Почему не увижу, Бейонд? – предсказуемо тут же задал вопрос Бог Смерти. - Потому что – и это второе - ты… Как это? Пфф! – Бейонд растянул губы в ухмылке и сделал руками жест, изображающий взрыв. – Вероятнее всего, ты станешь песком, если убьешь меня после того, как Рюдзаки не станет. - С чего ты взял? – Рюк выпрямился, и одна его рука, скорее всего, совсем неосознанно, потянулась к плоской сумке с Тетрадью, висящей у него на бедре. – Шинигами могут вписать в Тетрадь имя владельца Тетради в любой момент на свое усмотрение. Это наше полное право. И за это нет никаких наказаний. - За это нет, - Бейонд улыбнулся еще шире и шагнул на полшага ближе к возвышающемуся над ним Богом Смерти. И вкрадчиво промурлыкал, игриво склонив набок голову. – Но, если Бог Смерти убьет человека, чтобы спасти жизнь тому, кого любит – от него останется кучка песка, не так ли? Ха-ха, не смотри на меня так. Это же не я, а Кира не слишком-то бережет чужие секреты…. Да и вообще любит наносить друзьям удар в спину. Кстати, ты же догадываешься, что после смерти Рюдзаки я собираюсь убить его? Молча глядя на него, Бог Смерти медленно покачал головой. - Ой! Как жаль. Ничего не поделаешь – проговорился, - Бездей скривился в притворной гримасе. Но тут же перестал кривляться, вмиг посерьезнев, и, шагнув еще ближе, с силой ткнул в грудь Рюку указательным пальцем, очень естественно вскинув руку на уровень своей головы. И, глядя снизу вверх Богу Смерти в глаза, медленно, так, чтобы смысл каждого слова доходил до него, процедил. – Я собираюсь убить Лайта Ягами, Бог Смерти, когда L умрет и мне не нужно будет больше себя контролировать. Собственно, только благодаря L я не являюсь угрозой для Киры или кого-то еще. Но скоро… Скоро я буду свободен. Меня вообще. Ничто больше. В этом мире. Не сможет остановить. В жизни должна быть какая-то цель, ты согласен? И я ее уже выбрал. Следом за L будет правильным убить его лучшего друга. Так что я стану главной - нет, единственной настоящей - угрозой для жизни Ягами Лайта. И плевать, что его цифры я никогда не увижу: я буду пытаться снова и снова, и, когда бы ни пришел его срок, именно от моих рук он и сдохнет. Я, и никто другой, стану его убийцей. Теперь ты это знаешь . А это значит, что ты не можешь меня убить. Иначе погибнешь сам, Бог Смерти, - он убрал палец, утыкающийся в грудь Шинигами и, подняв ее вверх еще выше, щелкнул пальцами у него перед носом. – Оп! Как тебе такой расклад, а? Ты не сможешь причинить мне вреда ни сейчас, ни потом, Рюк, здорово, правда? Кья-ха-ха-ха! Он расхохотался своим кашляющим хриплым смехом в лицо Богу Смерти, отшатнувшемуся и даже отступившему в растерянности назад на полшага. И, крайне довольный собой, отошел к висящим на держателях полотенцам, принявшись вытирать лицо одним из них, даже не утруждая себя снять его с крючка. - Ты заблуждаешься, - в голосе Рюка явно слышалось некоторое замешательство. – Я же не влюблен в Ягами Лайта, как Рэм была влюблена в Мису. - Правда? – Бейонд отнял от лица полотенце и, вскинув голову, насмешливо посмотрел на него. – А ты в этом уверен, Рюк? Я вот думаю, что ты очень даже в него влюблен. - А вот и нет, - обиженно буркнул Бог Смерти. – Я не выделяю Ягами Лайта среди остальных людей. - А вот и да, - парировал Бездей. – Я вижу, что еще как выделяешь. Вообще, как ты можешь спорить о том, о чем понятия не имеешь? Ты что, уже был когда-то влюблен? - Эм… нет, - уже окончательно запутываясь и теряясь, пробормотал Рюк. - Ну, так откуда тогда ты знаешь? Я имею в виду – с чем ты можешь сравнить, чтобы понять: любопытство тебя заставляет следить за Ягами Лайтом или уже любовь? Ни с чем… Ты вообще не разбираешься в чувствах, ты мертвый, - Бейонд закончил вытирать лицо, выпустил из рук полотенце, оставив его висеть на крючке, и снова повернулся к потерянно стоящему посреди ванной комнаты Богу Смерти. И насмешливо ухмыльнулся во всю ширину своей коронной улыбки. – Зато я – еще очень даже живой, Рюк. И неосознанные или же тщательно скрываемые чувства людей - мой конек. Ты уже не раз убеждался в этом, пока слонялся за мной, не так ли? Так вот: я уверен, что ты любишь Ягами Лайта. Хочешь мне доказать, что я ошибаюсь? Ну, тогда проверим это на практике прямо сейчас. Давай, доставай свою бесполезную тетрадку и впиши в нее мое имя – посмотрим, что будет. Если ты прав - ты же, вроде бы, ничего не теряешь, верно? Но я ставлю на то, что еще успею увидеть, как ты рассыпаешься, пока буду корчиться от сердечного приступа. Представляю, какая изумленная будет у тебя рожа… А на что ставишь ты? Он шагнул на шаг ближе, с азартным вызовом глядя в глаза Шинигами, и Бог Смерти попятился, теперь уже явно осознанно прикрывая рукой Тетрадь, висящую в сумке у него на боку. - Нет, - помотал он своей уродливой головой. – Нет, Бейонд, я не буду спорить с тобой, и вмешиваться в ход событий. Ты уже не в первый раз пытаешься меня спровоцировать. Разве ты не понимаешь, что бросаешь вызов самой Смерти? То, что ты делаешь – ненормально для человека. - Кое-кто бы сказал, что я и есть Смерть. Если бы они еще могли говорить, - процедил, улыбаясь, Бейонд, склоняя голову на бок. – А вот ты… Ты просто жалок. И каждый раз отступаешь – вот как сейчас. А знаешь, почему, Рюк? Потому что ты любишь Ягами Лайта. Ты боишься сейчас навредить ему, а раньше боялся, что, убив меня, больше не сможешь встретиться с ним. А еще – ты начинаешь подозревать, что я прав. И, убив меня, ты убьешь и себя. - Нет!!! – рявкнул Бог Смерти, наконец-то проявляя свою настоящую суть. В тесной комнате как будто стало темнее, глаза Шинигами сверкнули дьявольским светом, огромные когтистые пальцы, украшенные перстнями, сжались в мощные кулаки, а за спиной взметнулись сухие черные крылья. Казалось, что даже все здание покачнулось. - Я не влюблен в Ягами Лайта!!! Я просто не собираюсь идти на поводу у человека и менять ход событий! Раскатистый рык Шинигами ударил по барабанным перепонкам, отражаясь от стен. Бездей, замерев, снизу вверх с любопытством смотрел на него. Вот теперь перед ним действительно была сама Смерть во всей своей чудовищной красоте. И это было… довольно-таки впечатляюще. Не слишком пугающе, но интересно. Наконец-то он заставил Бога Смерти проявить себя во всей своей сверхъестественной мощи. Что ж… Тем упоительнее понимание, что В был сильнее. Он мог управлять Рюком так же, как любым простым смертным. Заставлять поддаваться эмоциям, хотя эмоции вовсе несвойственны Шинигами, и дергать за ниточки, словно куклу, используя всего лишь слова, правильно подобранные слова. Как тут еще сомневаться, что Бейонд Бездей избранный, а Эл Лоулайт бесконечно слеп, если так и не смог понять, что В – тот единственный, кому он должен был посвятить всю свою короткую жизнь без остатка? Что же до рычагов… Любовь – самая древняя, примитивная и забавная штука в плане внушения. Начни убеждать индивида, что он в кого-то влюблен, уверяя, что его чувства заметны со стороны – и он тут же начнет сомневаться в себе. Главное – быть убедительным и последовательным. Выбрав правильно жертву, так можно ради забавы породить даже лютую ненависть между теми, кому не положено испытывать друг к другу нечто, отличное от невинной привязанности: между друзьями, подругами, братьями, сестрами, сыном и матерью, дочерью и отцом… Кем угодно. Достаточно лишь небольшого сомнения – и, вуаля! Зерно, если не лениться его поливать, рано или поздно взойдет, разрушая гармонию теплоты, оставляя вместо нее ощущение мерзости и отвращения. Хотя, точно так же можно вырастить собственно и любовь, если она не противоречит взглядам как минимум одной жертвы – кья-ха-ха-ха. В случае с Шинигами, любой исход был благоприятен и играл ему на руку. Впрочем, Бейонд вовсе не стремился добиться какого-либо значимого результата прямо сейчас или работать над ним в дальнейшем. Если он породил сомнения в душе Бога Смерти – пусть Лайт Ягами потом сам разбирается с этим. Бездея же интересовала лишь собственная безопасность, о которой – он был уверен вполне – он теперь достаточно позаботился. - Да? – отступая на шаг, невинно мурлыкнул Бейонд, выдержав небольшую паузу. – Ну, если не хочешь менять ход событий, тогда докажи мне это любым другим способом, Бог Смерти. Докажи мне, что Ягами Лайт не купил твое сердце яблоками, и ты по-прежнему бесстрастен к любому из нас. Расскажи мне что-нибудь, чем он делился с тобой, но что я вовсе не должен был слышать. Ведь наверняка же делился, пока ты уплетал его яблоки и лечился от ломки? С тобой невозможно молчать, ты же умеешь разговорить любого, не отпирайся. Даже, пожалуй, лучше меня. - Это правда, - Рюк мгновенно утратил свой грозный вид, разом возвращаясь к своему образу вполне добродушного и миролюбивого наблюдателя. – Люди любят со мной разговаривать, Бейонд. - Я это знаю лучше других. Ну, так и докажи, что ты по-прежнему беспристрастен. Расскажи мне что-нибудь о Ягами Лайте, что я сам никак бы не смог узнать, - Бездей выдержал картинную паузу и широко ухмыльнулся, глядя на снова насупившегося Шинигами. – Нет? Что и требовалось доказать! Обличительно фыркнув, он развернулся на босых пятках и направился к выходу из ванной, демонстрируя Рюку свои изуродованные ожогами спину и ягодицы. Послышался тяжелый вздох. - Он сказал, что в его интересах делать вид, что он не собирается тебе подчиняться, - с неохотой проворчал Шинигами у него за спиной. – Что его семья – это только балласт, и ему будет на руку, если ты поможешь ему от нее избавиться. - Вот как? – Бейонд, уже взявшись за ручку двери, на мгновение замер. Его красные глаза вспыхнули ликованием, а губы сами собой начали растягиваться в торжествующую улыбку. Он, в общем-то, не рассчитывал, что Шинигами принесет ему хоть сколько-нибудь ценную информацию. - Хорррошо… Очень хорррошооо…. Повернув ручку, он толкнул дверь плечом, и вышел в комнату, мгновенно забывая о Боге Смерти. А Кира не перестает его радовать. Эта его атака, как только Бейонд дал понять, что семье Соичиро грозит опасность… Это было так натурально. Бейонд на мгновение даже чуть было не засомневался. Не то, чтобы очень всерьез – нет, но…. Одно дело – Кира, просчитывающий все наперед, осознанно бросающий вызов самому L и готовый убить любого на пути к своей цели. И, совершенно другое – мальчишка, волнующийся за родных. Ставить на сопляка, трясущегося за сестру, было бы безрассудно. Где есть одна слабость, там, наверняка, проявится и вторая, а дальше и третья, и буквально на днях Бейонд вновь убедился в этом - пожалуй, уже в тысячный раз. А оружие, способное дать осечку в самый неподходящий момент, ненадежно. Впрочем, Бейонд был уверен, что L распознал бы пустышку в Ягами Лайте, мгновенно потеряв к нему интерес, будь это действительно так. Уж в чем-чем, а в интуиции Эла он не сомневался ни на секунду. Не способный на жертвы слабак, что может сдаться и отступить, никогда бы не мог стать для L ни врагом, ни, тем более, другом. Страх за семью? Ха-ха-ха. Нет, Кира безошибочно распознал угрозу себе в возможностях Бездея убивать даже в штабе. То, на что Бейонд, в общем-то, и рассчитывал. Что и хотел до него донести. Но… Хитрый Ягами. Он не просто понял послание и сумел при этом виртуозно прикрыть свою бессильную вспышку ярости великолепной инсценировкой, не оставившей ни у кого сомнений, что его атака вызвана всего лишь любовью к младшей сестре. Нет, он пошел еще дальше. Даже в настолько патовом положении он пытается использовать ситуацию в пользу себе. Надеется, что, прикрытый живым щитом в виде матери, сестры и отца, сможет избавиться от балласта родни руками Бейонда Бездея. Скользкий, как рыба, он уверен, что нужен Бейонду, а значит, за вольности и непослушание Бездей будет сначала наказывать его смертью членов «любимой» семьи. Он что, всерьез думает, что может обвести В вокруг пальца, заставив действовать в пользу себе? Это становится очень забавным. Если бы рядом не было L, В давно бы уже стер это надменное выражение с мордашки Лайта Ягами и заменил его застывшей в страдании гримасой ужаса. Слишком уж он его раздражал – с самой первой секунды, как только Бейонд увидел это красивое самовлюбленное личико. Но нет, не стоит по пустякам сердиться на Киру. Потому что все шло, как надо. Как Бейонд и хотел. А Кира… Кира всего лишь марионетка, забывшая, что все попытки двигаться самостоятельно пресекаются тем, кто держит за нити. Пусть и дальше остается в счастливом неведении, что он что-то значит. Но он точно такое же ничего, как и все остальные. Всего лишь оружие, необходимое, чтобы уничтожить свет далекой звезды по имени Эл, раз его невозможно завоевать и, благоговея, стать единственным обладателем. И только лишь тем, насколько стал близок Кира для L, насколько сумел запутать даже его, благодаря своей лживости, подлости и артистичности, он и важен. Все остальное – не значимо. Кира для В не угроза. Никогда не был ей и не будет. В этом мире значим только Эл Лоулайт – он один виновен во всем. Из-за него тьма бурлит, временами почти полностью потопляя в своих сполохах разум. Сердце в груди при одной только мысли о нем стучится как бешеное, как не стучало оно ни при подготовке убийств, ни когда Бейонд забирал чью-то жизнь, наслаждаясь стекленеющим взглядом, ни когда в зале суда решалась его собственная судьба. Оно не стучало так даже тогда, когда В смотрел на разбитую голову матери или же чиркал спичкой, собираясь сжечь себя заживо. Он идеален. Неповторим… И недоступен, как Солнце. Но Солнце – всего лишь звезда, а звезды, случается, гаснут. И скоро, совсем скоро, Эл ответит за все. За все-все. За каждую из монеток в переполненной копилке памяти Бейонда Бездея. А пока еще рано позволять тьме выплескиваться наружу. Пусть прячущийся в этой тьме монстр еще подождет. Что Бейонд Бездей точно умеет делать, так это ждать. А вот после того, как мир потеряет свой смысл и начнет разваливаться на куски, погружаясь все глубже в хаос… Кира будет наказан. В том числе и за эту нелепую попытку обвести В вокруг пальца тоже. Пусть Бейонд и не вспомнит потом, что когда-то Ягами Лайт осмелился думать, что может позволить себе какие-то вольности, жертвуя своей семьей, которой не особо-то дорожит, но накопленной за все это время ненависти к нему и желания отомстить за смерть L хватит, чтобы наказание было особенным. Кира готов на жертву? Он получит ее, но только попозже. В окончательно разрушит его тщательно создаваемый образ мессии. Он его просто растопчет. Достаточно только начать многолетнюю кровавую серию – такую, какой не было еще никогда в истории этого века - и как тогда будет выглядеть Бог, убивающий мелких преступников, но не способный остановить самого страшного маньяка? Не способный защитить даже свою семью. Кья-ха-ха-ха! Что Бейонд умеет делать лучше всего? Разрушать. Убивать. Внушать ужас. Этим он и займется. И будет наказан не один только Кира, будет наказан весь этот проклятый мир – за то, что в нем больше нет Справедливости, больше нет Эла. Даже самому уже интересно узнать – на что будет способен прячущийся внутри него монстр, когда В выпустит его на свободу, наконец-то дав полную волю. Сколько сможет собрать он жертв из тех категорий, что гарантированно вызывают беспомощный ужас толпы и безудержную жажду возмездия? Сколько стариков, детей, беременных женщин, красивых молоденьких девушек? Сколько времени ему понадобится, чтобы стать самым жутким убийцей этого века, превзойдя по количеству жертв всех известнейших маньяков? Рано или поздно, но он доберется и до самого Киры, которому ничего не останется, кроме как попытаться ему противостоять, тем самым раскрыв себя. Он раскроется, и Бейонд его уничтожит. Смешно, но, как ни крути - в конечном итоге он все-таки превзойдет L. Тьма уничтожит тьму, перед которой свет оказался бессилен. Какая ирония. Восхитительная ирония. - Ты страшный человек, Бейонд. Я еще не встречал такого, как ты, - тяжело вздохнув, проворчал за его спиной Шинигами, о котором Бездей уже и забыл, погрузившись в приятные мысли. – И дело даже не в том, что ты не боишься Смерти… - А кто тебе сказал, что я человек? – перебивая, буркнул Бейонд, уже успевший натянуть на себя штаны и теперь занятый застегиванием ремня. – Моя мать считала, что я проклят Дьяволом еще до рождения, а кому, как не ей, знать тайну зачатия, верно? Ха-ха-ха! Брось, ну не обижайся. Заметь, я всего лишь по-дружески дал тебе добрый совет, что я бы, на твоем месте, не рискнул использовать Тетрадь против меня, если бы не был уверен в своем безразличии к Лайту Ягами. А я бы, на твоем месте, не был. Но решать-то тебе, так что зря ты обиделся. - Но, если ты нарушишь ваш договор с Ягами Лайтом, я все равно должен буду убить тебя, - мрачно проговорил Рюк. Все-таки он быстро соображал. Для Шинигами, естественно. – Я же выступил гарантом исполнения договора. Застегнув ремень, Бездей вскинул голову и очаровательно улыбнулся снова застывшему посреди комнаты Богу Смерти. И, подойдя, вскинул руку и фамильярно похлопал его по жесткой щеке. - Не волнуйся, Бог Смерти, я не собираюсь нарушать договор и подводить тебя под удар. Если Кира выполнит правильно свою часть, а он ее выполнит, можешь не сомневаться – я тоже сдержу свое слово и откажусь от бесполезной тетрадки. Мы же с тобой не враги и мне незачем тебя подставлять. Напротив, я, похоже, уже так сильно привязался к тебе, что пытаюсь заботиться, как могу. Иначе бы не пытался предостеречь от опасности. Неужели так до сих пор и не ясно? - Эм… Ясно, Бейонд, - вяло откликнулся Рюк, отодвигаясь. Он терялся в разговорах с Бейондом, не успевал за его логикой, так же, как все, легко попадал в ловушку его кажущейся дружелюбности. К тому же, отсутствие привычного благоговения или хотя бы уважения к Смерти его полностью дезориентировало. Уж в чем в чем, а в дезориентации и в запудривании мозгов Бездей был мастер. Спасибо дурочке Линде – она была неплохим пособием для обучения и проведения практических экспериментов. Воспитатели и воспитанники приюта тоже, но она была лучшей. Хоть в чем-то выбор L не подвел. - Вот и умница, - ухмыльнулся он. – По правде сказать, ты мне все больше нравишься, Рюк. Когда я стану таким же, как ты, может быть, мы даже подружимся, ха! - Ты станешь таким же, как я? – снова озадачился Шинигами. И даже почесал в затылке своей мощной когтистой рукой. – Ты что же, решил, что ты сможешь стать Богом Смерти, Бейонд? Но я тебе этого никогда не обещал. - Больно нужны мне твои обещания. Можешь… оставить их для Ягами Лайта, - хохотнул Бездей, и, отвернувшись, направился к шкафу. – Ты говорил, что человек, использовавший Тетрадь, не попадает ни в рай, ни в ад, верно? Ну, так не сложно сложить один и один, чтобы получить два. Или есть еще какие-то варианты, Рюк? Широко ухмыльнувшись, он с удовольствием наблюдал, как смешался Бог Смерти. Значит, и эта его догадка была верна. По большому счету, Бездея вовсе не волновало, куда он попадет после смерти. Но знать ответы на все вопросы – это то, чему учил его Эл. Всегда расставлять все точки над i. Не оставлять недосказанности. Что ж, теперь Бейонд знал ответ и на этот вопрос – так, на всякий случай. Как знал и то, что единственный человек, которому это было бы интересно и кому он мог рассказать, не боясь, что его сочтут сумасшедшим, завтра умрет от рук своего лучшего друга. Распахнув дверцу шкафа, он замер. Достаточно сложный выбор – что сегодня надеть. Теперь каждый миг, каждая мелочь имела значение. - Белое или черное? – пробормотал Бейонд. И, закрыв снова дверцу, склонился к зеркалу, расположенному на ней. Внимательно осмотрел свою шею, поворачиваясь и так и сяк, и, не найдя на ней никаких следов, насмешливо хмыкнул. – Слабак. Ладно, пусть все равно будет черное. Оставим белое для завтрашнего торжества. Довольно хихикнув, он потянул из шкафа свою черную водолазку. Хорошо бы успеть навестить Ягами до завтрака – надо прояснить их сложные отношения, чтобы уже стопроцентно не ждать никаких неожиданностей. С Кирой надо держать ухо востро и это прекрасно, просто прекрасно. Подчинять своей воле таких вот заносчивых самодовольных глупцов, считающих, что они умнее других – отдельное удовольствие. Это как клубничка на торте для L – незначительный элемент на фоне вкуса самого торта, но очень приятный. Оглянувшись, Бейонд заметил, что Бога Смерти уже нет в комнате, что только улучшило его и без того прекрасное настроение. *** Это была очень странная ночь. И сначала казалось – они все втроем невероятно сглупили, в абсурдном порыве попытавшись провести ее вместе. У них не было общего прошлого, которое они могли бы безболезненно вспоминать – любое неосторожное слово грозило задеть еще не зажившие раны Мелло, да и Мэтта, заставив немца вспыхнуть, как спичка. У них не было будущего, которое они могли бы пытаться пообсуждать - будущее всех троих, даже Ниа, было туманно и, чего уж скрывать, весьма маловероятно. Они все умели очень реалистично оценивать вероятности. О настоящем же вовсе не было смысла сейчас разговаривать – все, что могли, они уже обсудили. Гипотезы высказаны, попытки что-нибудь изменить провалились, цена, которую L готов был платить за победу, не обсуждалась, а их роли более чем понятно расписаны. И им оставалось их только исполнить, всецело поддерживая его в последней фееричной игре, и сделать все, чтобы жертва L была не напрасной. Они были армией, что должна была завтра подстраховать своего командира в его последней отчаянной битве, выполнить любой, даже смертельный приказ. О чем было тут еще говорить? Все было предельно понятно и ясно. Переливать из пустого в порожнее, снова и снова мусоля то, что и так очевидно, не терпел ни один из них. Строить гипотетические вероятности «как все могло бы быть по-другому, если бы не» - тем более. И, получалось, им вовсе не о чем разговаривать. К тому же, напряжение между Ниа и Мелло еще ощущалось, а сначала так и вовсе зашкаливало – и от неловкости, они все втроем, казалось, не знали, куда себя деть. Все трое тщательно подбирали слова, словно ступая по минному полю, прекрасно осознавая, что любая неловкая фраза или даже неправильный взгляд легко могут разрушить зыбкое перемирие и снова заставить вспыхнуть огонь непримиримой вражды. Да, L лишил их конкуренцию смысла, но не так-то просто вычеркнуть и забыть то, что разрушало и жгло изнутри все эти годы. Но, словно чувствуя, что это последний их шанс, они все трое действительно очень старались. Ниа проявлял несвойственную ему тактичность, Мелло – сдержанность и терпение, а Мэтт спешил разрядить обстановку, умело нейтрализуя вспыхивающую агрессивность Мелло, замечая ее зарождение лишь по одному ему видимым признакам и переключая его внимание на себя или переводя в шутку излишне пафосные фразы Ниа. Но, все равно, сначала казалось, что у них ничего не получится. И они разойдутся, так и не сумев найти точек соприкосновения, не сгладив острых углов, сохранив в сердцах нетерпимость, да еще и усугубив положение разочарованием от неловкой нелепой попытки. Но потом… Они все вдруг как-то разом расслабились, наконец-то найдя тему для разговора. Да, они не могли вспоминать свое общее прошлое. Но, оказывается, они вполне могли разговаривать о том прошлом, что провели порознь. Ни Мелло, ни Мэтт понятия не имели, как Ниа жил после того, как они оба ушли из приюта. Как он шел по своей дороге – единственный из них всех, кто ее, в общем-то, сам и не выбирал. Или же, наоборот – единственный, кто решился использовать предложенную L возможность, тогда как другие, по ошибке или сознательно, но все же ее отвергли. Благодаря тому, что Эл, наконец-то, раскрыл им глаза, стало возможным совсем по-другому на это смотреть. И теперь, когда нагноившаяся заноза обидного проигрыша была вырвана из сердца немца, а Мэтту больше не было так мучительно больно за друга, они вдруг с удивлением осознали, что им, оказывается, не все равно. И действительно интересно, как Ниа прожил эти годы. А ему, в свою очередь, оказалось небезразлично, как жили они. Как выжил Мелло на улице – один, в свои лишь пятнадцать – и не просто выжил, а завоевал себе место правой руки крупнейшего криминального авторитета. Как, рискуя жизнью, искал его Мэтт по притонам, барам и штатам, пробиваясь все ниже и ниже на самое дно, ныряя с головой в опасную муть криминальных структур. И, мало-помалу, из осторожных, общих вопросов и лаконичных, поначалу кратких, ответов, вдруг начал складываться оживленный и все более захватывающий разговор. Вопросы становились смелее и глубже, а ответы – откровеннее и длиннее. Разумеется, они все трое строго дозировали ту информацию, которой могли поделиться. Но это было не так уж и важно, тем более – после стольких лет бойкота и ненависти. Даже того, что они, не боясь раскрыть своих тайн, могли рассказать, хватило с лихвой, чтобы время потекло незаметно. И напряжение само собой постепенно ушло. Не последнюю в этом роль, разумеется, сыграло и пиво, о котором они вспомнили, спохватившись, лишь мучительно преодолев первичную холодность и взаимное отчуждение. Естественно, подростку не слишком понравилось пиво, вернее – сначала совсем не понравилось. - Оно же горькое, - чуть поморщившись, осторожно заметил он после первого сделанного глотка. - Ха! Это же пиво, а на что ты рассчитывал, детка? Знал бы ты, как божественен его вкус, когда слезаешь с хорошенькой девочки, - похотливо хмыкнул Мелло. Но, поймав предостерегающий взгляд Мэтта, мужественно взял себя в руки и вполне тактично тут же сгладил свой не слишком удачный выпад, азартно хлопнув себя по колену. – Хотя, Ниа, ты прав – здесь не самое лучшее пиво. Вот были бы мы в Берлине! Я бы предложил тебе Berliner Weisse. Вот оно бы тебе точно понравилось! - Да? А что это? – тут же заинтересовался Ниа, благоразумно пропуская «детка» и нечаянную пошлость мимо ушей. - Допьешь это, тогда скажу, - ухмыльнулся Мелло, показывая своей банкой на его. - Пиво с малиновым сиропом, - добродушно пояснил Мэтт, закуривая сигарету у распахнутого окна. – Или с сиропом подмаренника. Оно не горькое. Скорее – чуть сладковатое. Рюдзаки бы попросил не добавлять вовсе пиво и оставить только сироп, но тебе бы, пожалуй, и правда понравилось. Будешь в Берлине – попробуй, не пожалеешь. Вместо ответа, Ниа опустил взгляд на свою банку пива в руках. Рассеянно чуть покачал ей, взбалтывая содержимое, бесцветно улыбнувшись кончиками губ. И сделал осторожный глоток. И сразу стало понятно, что он никогда не воспользуется рекомендацией и не попробует Berliner Weisse, даже если будет в Берлине. Он уже не может позволить себе пробовать неизвестное, бесполезное, нерациональное – просто так, из праздного любопытства. Чтобы решиться на это, ему нужен кто-то, кому он полностью доверяет. Кто может взять его за руку и убедить попробовать жизнь. Просто так – ради вкуса. Ради познания чего-то нового и забавного, пусть и абсолютно ненужного в его правильном и размеренном выполнении долга. Тот, кого давно рядом нет и, скорее всего, никогда уже рядом с Ниа не будет. - А потом Ватари перенаправил Роджеру очередное сообщение от ФБР, - спокойно продолжил Ниа свой прерванный на «сервировку стола» рассказ. – Им срочно нужен был L, но L не счел их дело заслуживающим внимания. И Роджер, с согласия Ватари, порекомендовал им обратиться к N - его лучшему ученику и преемнику. Извини, Мелло, но иначе бы они его вообще не услышали. - Да понятно… - на удивление, равнодушно отмахнулся Мелло. – Что они там понимают… Только статусы и имена. Ты закусывай пиво орешками, Ниа. Или вот чипсы пробуй. Поверь, их не зря все рекомендуют для пива. У тебя же тут, вроде как, твоя первая дегустация. И спасибо за честность. - Так ты, получается, в ФБР не учился, а сразу работал? – Мэтт выдохнул дым в окно и запил его пивом. - И работал, и продолжал свое обучение, - Ниа аккуратно подцепил двумя пальцами с блюдечка соленый орешек и положил его в рот. – На тот момент все, что мне мог дать приют, Роджер и удаленное обучение, уже себя исчерпало. Я понимаю ваш скептицизм, но в ФБР, в самом деле, можно многому научиться. К тому же, сотрудничество дало мне практически неограниченные возможности в использовании их технологий. Хотя вся система, безусловно, имеет свои погрешности и проблемы. Эти трое, что приехали сюда вместе со мной — единственные, кому я могу доверять хотя бы на восемьдесят процентов. Груз роли преемника был действительно непомерно тяжелым – только теперь, слушая бесстрастный рассказ Ниа, они начали это по-настоящему осознавать. Нечему было завидовать. Незачем ненавидеть за когда-то проигранное соревнование в значимости и неверно сделанные от обиды шаги. Они жгли свои жизни, постоянно ходя по краю, теряя себя в болоте криминального мира, не видя просвета. И сложно сказать, сколько бы они еще продержались, оставаясь собой, но… Но, пока еще они оба жили. А Ниа… Ниа не жил. Он просто планомерно взрослел и упорно шел вверх, словно бы выполняя заложенную в него программу. Как будто действительно был бездушным процессором, как дразнил его когда-то Мелло. Вот только он не был процессором. Ему таким пришлось стать. Пришлось, когда никого не осталось рядом: их солнечная система разрушилась, а больше он никому не мог доверять. У него даже в детстве были проблемы с доверием и сближением. Может быть, именно поэтому Ниа – единственный из всех них, осиротевших после ухода Эла – оказался не по зубам даже Бездею, так или иначе отравившему своим ядом всех остальных: Артемиса, Линду, Мэтта и Мелло. Всех, кроме Ниа. Ниа не позволил ему разрушить себя, не позволил зародить ни одной червоточинки. Но зато он остался один – абсолютно один в этом мире. Хотя, Ниа мог с этим справиться. Эта ноша была ему вполне по плечу – иначе он не был бы преемником L. Вот только… Вот только сейчас Мэтт вдруг понял слова, вскользь брошенные недавно Рюдзаки: «Иногда злейший враг может быть самым близким. Ниа мог бы вам объяснить». И, кажется, Мелло понял их теперь тоже. Эта ночь была слишком короткой, чтобы думать, что она может что-нибудь изменить. Но она все равно изменила. Или, скорее, суммировала все то новое, что они осознали, прочувствовали, увидели и сумели понять за эти дни рядом с L. И что будто очистило их, давая надежду на будущее. Пуская клубы дыма в окно, и поглядывая на друга, увлеченно описывающего Ниа прелести ночной бурной жизни Лос-Анджелеса, Мэтт с радостью отмечал про себя, что не видит больше в бирюзовых глазах Мелло признаков этой жуткой занозы в сердце, что истязала его все эти годы. Она испарилась, иссякла, растаяла. И, пусть и всего лишь на одну ночь, но сейчас и для Ниа Мелло снова был не безжалостным алчным принцем ведущей мафиозной структуры, каким видели его все окружающие, а настоящим собой, таким, каким видел его в последние годы лишь Мэтт. А значит, еще и правда не все потеряно. Они могут начать все сначала, раз уж сумели вернуться в исходную точку. И стать теми, кем захотят – им, оказывается, вовсе не предопределено умереть преступниками и убийцами, утопившими в болоте криминального мира свою изначальную сущность. У них есть их неотъемлемое право на шанс… Шанс, чтобы исправиться. Если, разумеется, они выживут. Но эта поправка ничего не меняет. К смерти им обоим не привыкать – бывало и хуже. Даже если один из них или оба завтра погибнут – не страшно. Потому что теперь они доподлинно знают – ради чего. Это вовсе не то же самое, что умирать ради партии героина. Или на очередных криминальных разборках, направленных на повышение статуса клана. Свобода выбора. Жизнь ради чего-то большего. Новый отсчет от исходной точки, стирающий прошлое. Вот что значил их шанс на будущее. Сейчас они сами могут выбрать свой путь и, если придется отдать свои жизни за Справедливость – это их осознанный выбор. Правильный выбор, о котором они так мечтали и на который уже не надеялись. Наверное, в этот момент Мэтт мог бы сказать о себе, что он почти счастлив, если бы… Если бы не был уверен, что смерть Эла разом обрушит Мелло обратно, похоронив их только-только обретенное равновесие уже навсегда. Но сейчас он старался не заглядывать в завтрашний день – и у него почти получалось. Эл всегда учил их думать на шаг вперед и просчитывать вероятности, но при этом жить каждой минутой. Наслаждаться каждым счастливым моментом, не зацикливаясь и не отвлекаясь на то неприятное, что может ждать впереди, если его невозможно предотвратить. А они, все трое, всегда были очень хорошими учениками. И потому смогли этой ночью по-настоящему отдохнуть и расслабиться, возвращаясь к прошлым себе и невидимо исправляя то, что когда-то разрушили. Смогли, несмотря на то, что ждало их впереди. Они с этим смирились, и просто жили мгновением этой ночи, словно переместившей их на несколько мимолетных часов в стены родного приюта. Но отчаянная беспомощность от осознания неизбежной грядущей потери никуда не ушла. Они всего лишь позволили себе забыть о ней ненадолго. Спрятать глубоко-глубоко, подчиняясь желанию все еще безусловного лидера. Но, когда пришла пора расходиться, чтобы успеть поспать хоть пару часов, они все же снова вернулись в реальность. - А ведь ты был чертовски прав, Ниа… - задумчиво протянул Мелло, глядя на поднявшегося, чтобы уйти, подростка. Мэтт, только что лениво загасивший окурок в пепельнице у открытого окна, настороженно замер. Такая резкая смена разговора не сулила ничего радостного. А ведь только что было так хорошо, и так расслабленно, и спокойно… Ниа, замерев возле стола, удивленно взглянул на немца. - О чем ты, Мелло? - Помнишь, ты говорил, что он будет рисковать все больше и больше, чтобы заставить нас сблизиться? – голос Мелло снова был жесткий, словно каленый клинок. Продолжая сидеть возле стола с составленными на нем опустевшими банками из-под пива, он снизу вверх смотрел на бывшего конкурента. – Так и случилось. Только он пошел еще дальше. Ведь больше всего сближает отнюдь не тревога, а общее горе потери. - Да, он пошел еще дальше, - Ниа протянул руку и задумчиво взял со стола одну из пустых алюминиевых банок. И принялся рассеянно крутить пальцами железный ключик на ней, сосредоточив свое внимание только на нем. На Мелло он не смотрел. – Но в этом нет ни моей, ни твоей вины, Мелло. Почувствовав, как снова сгущается напряжение, Мэтт, не отрывая взгляда от них двоих, на ощупь потянулся к сигаретной пачке. - Я никого и не обвинял, - жестко парировал Мелло. Мэтт не знал, услышал ли Ниа за этим жестким железным тоном боль от предстоящей потери, но вот сам он – услышал. И поспешил попытаться уменьшить ее: - Рюдзаки знает, на что идет, Мелло. Он… - Подожди, Мэтт, - Мелло поморщился, взмахом руки отодвигая его куда-то на задний план и не отрывая горящего взгляда от Ниа. И Мэтт его понимал. Они с Мелло чувствовали одинаково. И его друг в нем не сомневался. Но ему нужно было – катастрофически нужно было – знать, что и их бывший враг тоже чувствует боль. Что он и вправду живой, что эта вдруг приоткрывшаяся за все это проведенное вместе время сторона его личности, его уязвимость – способность чувствовать горечь потерь – не маска. В этот момент Мэтт пронзительно остро почувствовал, осознал, как много от этого будет зависеть. Если они с Мелло выживут – возможно, вся их будущая жизнь. То, какой она станет. И потому он послушно оборвал фразу, вслепую выщелкнул из пачки сигарету и засунул ее в рот, тоже не отрывая взгляда от Ниа. - Нет, я не это имел в виду, - все внимание Ниа по-прежнему было сосредоточено на железном ключике банки. – Рюдзаки пошел еще дальше не из-за нас, Мелло. Не ради нас. Разве ты его не услышал? Мы – всего лишь одна из возможных целей в его игре, но она никогда не стояла в приоритете. Он просто использовал появившуюся возможность… попытаться что-то исправить. Ключик с негромким щелчком отломился, и Ниа поднял голову, сжав его в пальцах. И, глядя прямо в глаза Мелло, очень твердо проговорил: - Но он бы все равно пошел дальше, даже если бы нас рядом не было. Уже шел… Он уже умирал один раз, Мелло. Мы не знаем, почему он остался жив, но судьба дала ему еще один шанс. И L не отступит, пока не закончит начатое. Кира все еще существует. Сверхъестественный массовый убийца по-прежнему убивает и все еще неуловим. Его надо остановить. Любыми средствами и ценой. Но попытаться при этом сохранить как можно большее число жизней. Помнишь, он когда-то нам говорил, что самая тяжкая ноша – это ответственность за чужие жизни. Думаю, на его месте вы с Мэттом поступили бы так же – вызвали бы огонь на себя, отдавая победу другим. Тем, кто с помощью вашей жертвы смог бы после найти ответы и покарать зло. И я бы точно так же не смог вас остановить. Мэтт, забыв в губах незажженную сигарету, во все глаза смотрел на него. - Но сам бы ты не стал приносить себя в жертву? – процедил Мелло. – Правильно, Ниа? - Да, - просто, и как-то по-детски искренне согласился подросток. – Я бы пошел более долгим, но полностью исключающим риск для меня путем. В этом главное наше отличие, Мелло. С тобой и… с ним тоже. Я никогда не был L и никогда им не стану. Я могу быть достойным преемником, но не им. N, а не L. Это – то, что тебя тревожит? - Нет… Да. Может быть, это тоже, - сведя светлые брови у переносицы, Мелло отчаянно что-то соображал. - Общее горе не только сближает, Мелло. Иногда оно разобщает – навсегда, безвозвратно, - мягко проговорил Ниа. И посмотрел сначала на Мелло, потом на Мэтта грустным серьезным взглядом. – Рюдзаки в этом тоже рискует. И, если это произойдет, и мы снова станем врагами – я не смогу вас винить. Даже я чувствую сейчас боль. Вам же, должно быть, она кажется просто невыносимой. И тем дороже мне то, что вы все равно смогли пригласить меня к себе на вечеринку. Дали возможность… немного передохнуть. Мне давно не было так хорошо. И спокойно. - Да. Надо признать – мы чертовски здорово посидели, – Мэтт хотел широко улыбнуться, но улыбки почему-то не получилось. Так и не зажженная сигарета выпала из губ и упала на пол, и он торопливо склонился, чтобы поднять ее. - Да уж, не думал, что нам будет, о чем разговаривать… без него, - непривычно серьезно проговорил Мелло. Но, бросив взгляд на Мэтта, тут же рявкнул. – Мэтти, принцесса, только не вздумай заплакать! Не хватало мне еще сопли тебе вытирать. - Мелло, неотесанная ты дубина, - подражая голосом героям любимых ими обоими вестернов, протянул Мэтт, выпрямляясь с сигаретой в зубах. И картинно щелкнул зажигалкой, прикуривая. – Порядочный джентльмен сделал бы вид, что ничего не заметил. - Я пойду, - прервал их спокойный голос Ниа. – Нам всем стоит хоть немного поспать. Двух часов, что осталось, вполне хватит. Они оба разом повернули головы к нему, и Мэтт успел увидеть, как подросток прячет в кулаке железный ключик от пивной банки. Геймер покосился на приятеля, пытаясь понять, заметил ли это Мелло – но нет, кажется, не заметил. Кивнув им обоим на прощание, Ниа развернулся и направился к выходу. Мелло двинулся вслед за ним, провожая, и Мэтт тоже отлепился от подоконника, торопливо швырнув за окно только начатую сигарету. Они все втроем молчали, потому что, в общем-то, все уже было сказано. Не рассыпаться же им было, в самом деле, в пожеланиях друг другу хорошего отдыха и сладких снов. Но, когда Ниа, снова кивнув им, взялся за ручку входной двери, открывая ее, Мелло вдруг все-таки окликнул его: - Эй, Ниа… - дождавшись, когда подросток обернется, развязно протянул он. - Если мы все чудом каким-то выживем… Спроси меня снова – хочу ли я вместе работать. - И… что ты ответишь? – замерев, вскинул голову Ниа. Мэтт, затаив дыхание, переводил взгляд с одного на другого. Но Мелло и так сказал уже слишком много. - И я подумаю, - насмешливо хмыкнул он, пытаясь изобразить, что это было не больше, чем шутка. Но Ниа словно бы не заметил этой уловки. - Хорошо, - невозмутимо проговорил он и кивнул. – Остается надеяться, что Ягами Лайт, действительно, не имеет отношения к Кире. Это существенно увеличит шансы, что я смогу снова задать этот вопрос. - Э… Что? - Мелло задохнулся, а его бирюзовые глаза широко распахнулись, вспыхивая пониманием. – Ты думаешь, что Рюдзаки… Но он об этом не говорил! - Ему и не нужно было. Но я уверен, что все правильно понял, - спокойно пожал плечами подросток. – Зачем бы ему еще было так демонстративно показывать нам, куда он прячет Тетрадь? Будет вполне естественно, если он поделится со своим лучшим другом, с которым прошел весь этот долгий путь, что на встречу везут фальшивку, а не Тетрадь. И что настоящая Тетрадь была передана на хранение его преемнику. Мне. - Но Рюдзаки же сам сказал, что снимает с Ягами Лайта все обвинения! – не веря своим ушам, шагнул Мэтт вперед, неловко врезаясь в Мелло плечом. Но немец даже не оглянулся. – Он сказал, что полностью ему доверяет! - Это так, - невозмутимо кивнул Ниа, переводя взгляд на него. - Все факты доказывают, что Ягами Лайт невиновен. Вероятность того, что он – Кира, стремится к нулю. Но даже десятые доли процента – это не абсолютный ноль. L не может закрыть на это глаза. И он обязательно должен будет еще раз проверить. Если Лайт — все-таки Кира, то он единственный, кому хватит ума не рваться удостовериться в смерти L, чтобы не выдать себя. Ловушка и жертва, что сработает для других, не сработает для него. Но зато, как бы ни был он гениален и осторожен, он не сможет устоять перед другой идеальной приманкой: Тетрадью, о которой никому не известно, кроме одного-единственного человека. Поэтому… имейте и этот сценарий в виду. Думаю, Тетради нет уже в штабе. Я бы был весьма удивлен, если бы L действительно оставил ее здесь, пусть даже спрятанной. Так что, если я первым завтра умру от сердечного приступа - не сомневайтесь, кто Кира. И действуйте. - Нет в штабе? - тупо переспросил Мэтт, чувствуя, что его мозг безнадежно завис от обрушившейся на него неожиданной информации. - Куда же он ее дел? - Не знаю, - легкомысленно пожал плечами подросток. - Наверняка они с Ватари что-то придумали. Но я уверен, что он не оставил бы ее здесь, зная, что кто-то из находящихся в штабе - Кира. - Но почему… - словно очнувшись, подался вперед Мелло. – Почему даже ты, Ниа?! Ты же его главный резерв! - Ты разве забыл, Мелло? «Если называешь себя Справедливость, будь готов пожертвовать всем ради нее, иначе не стоит и пробовать», - подросток вдруг мягко чуть улыбнулся, становясь разом невыносимо, до боли похожим на уезжающего навсегда юного Эла, прощальные слова которого только что процитировал. – Прошу, не волнуйтесь. Я оцениваю риск для себя на порядок ниже, чем для тебя завтра, Мелло. Это всего лишь один из крайне маловероятных сценариев, но мы обязаны проверить их все. - Не думал, что он поставит на кон даже тебя, – мрачно покачал головой немец. И беспомощно взглянул в глаза своего недавнего ненавистного конкурента. - Но почему он сам не сказал нам об этом?! В его непривычно растерянном голосе совсем не было злости – только мучительная тоска. Мэтт торопливо шагнул вперед, молча соприкасаясь с другом плечом. Он понимал его чувства. И полностью разделял их. - Не знаю. Может, решил, что все и так очевидно, и нет смысла попусту растрачивать время. Или, может, не посчитал нужным. А может быть, нас проверял — сможем ли мы понять сами. Кто знает, - спокойно пожал Ниа плечами и, вскинув руку, привычно захватил пальцами светлую завитушку волос на виске. – Нет никакого «даже меня», Мелло. Я для него ничем не отличаюсь от тебя, Мэтта, или того же Бейонда. L просто использует все имеемые ресурсы – как делал это всегда. Если Ягами Лайт выдержит этот последний экзамен, который окончательно снимет с него все подозрения, мы получим еще одного союзника, острый ум которого восхищал даже L. И он, действительно, сможет стать во главе расследования дела по Кире - если придется его продолжать. Как L и хотел, и как и заслуживает его лучший друг, честное имя которого окончательно будет очищено. - Если вообще будет кому продолжать расследование., - процедил Мелло, глядя ему в глаза. - Я имею ввиду — если кто-то из нас троих выживет. - Тем более, если никто из нас троих не выживет, - твердо проговорил Ниа. Он неожиданно показался им совсем взрослым, даже более старшим, чем они двое, умудренным и очень уставшим. - Справедливости все равно, кто будет ее защищать, если он на это способен. Кира должен быть уничтожен. У меня больше шансов выжить, чем у вас с Мэттом, Мелло, а у Ягами больше шансов выжить, чем у меня, потому что Кира точно не воспринимает его серьезной угрозой — скорее, удобной подставной картой. И, если Лайт окажется чист — сейчас он наш главный резерв, независимо от того, нравится он нам с вами, или же нет. Если же кто-то из нас останется , то и в этом случае L тоже сделал самый правильный выбор — нам всем предпочтительнее, чтобы Лайт Ягами возглавил расследование. Тогда тот или те, кто выживет, смогут скрываться в тени, продолжая вести охоту за Кирой. Он крепче сжал кулак, в котором скрывался ключик от железной банки, и решительно кивнул им обоим, не оставляя возможности для продолжения: – Спокойной ночи. И невозмутимо ушел, снова до боли напомнив Рюдзаки манерой внезапно обрывать разговор. Как только за подростком захлопнулась дверь, Мэтт с недоумением обернулся к приятелю: - Ягами Лайт наш главный резерв? А что же тогда уж не душка Бейонд? - Бездей непредсказуем. И он всегда сам по себе, так что точно не будет участвовать дальше в расследовании, - отмахнулся Мелло, не заметив сарказма. Мысли немца явно были заняты чем-то другим. - Если бы L убил Кира, он бы гонялся за ним до конца своих дней, пока не нашел бы, и, может быть, мог бы быть этим полезен. Но L выбрал смерть от пули якудза или же продажных крыс ФБР, так что пусть они сами и распаковывают этот свой хэллоуинский подарок. Честно, Мэтт, я и пальцем не шевельну, чтобы помочь чем-то Бездею, но, если он вырежет в поисках убийцы L хоть все Токио, или же всех тех в ФБР, кто предал его, я и мешать В не собираюсь. Даже, может, пришлю поздравительную открытку на Рождество. В которую даже не плюну. Мэтт в ответ передернул плечами и хмыкнул. - Пойду, покурю. Ощущение удивительной ночи стремительно улетучивалось. Откуда-то изнутри поднималась глухая, тянущая тоска. Хотелось надвинуть очки на глаза и с головой погрузиться в очередную игру, расстреливая вездесущих врагов и выискивая секретные двери – все, что угодно, лишь бы не чувствовать этой сгущающейся безысходности. В этот момент Мэтт жалел, что его интеллект позволяет ему понимать, что происходит. Как можно рассчитывать победить Киру, если ты даже не знаешь, кто он и когда нанесет свой удар? Они бьются с фантомом, и даже Эл до сих пор понятия не имеет, кто его враг. Да, Эл такой же живой человек, как и все, со своими живыми слабостями и способностью ошибаться. И он вовсе не знает ответов на все вопросы, как они были уверены с детства. Он играет вслепую, ведет битву с тенью, но эта тень всегда на шаг впереди – и Эл не может не понимать, что вероятность победы стремится к нулю в этой неравной борьбе. Но он ни за что не отступит. И никто из них троих не отступит. Они сделают все, чтобы защитить Справедливость и, разумеется, они победят, пусть даже и ценой своих жизней, но…. Но, на самом-то деле, даже не важно — выживут они или нет. В этой войне они уже проиграли – проиграли именно в тот момент, когда согласились с решением отдать за победу жизнь L. И мир никогда уже не станет таким, каким был прежде, и они все, даже если и выживут, уже тоже не будут прежними, когда он уйдет, теперь уже навсегда. Мэтт щелкнул зажигалкой, стоя у распахнутого окна, и жадно затянулся, втягивая в легкие вместе с дымом уже совсем по-зимнему холодный воздух. - Как заслуживает его лучший друг, Мэтт? – возмущенно проговорил материализовавшийся рядом Мелло. Вот что, оказывается, его сейчас действительно волновало. Смачно сплюнув в окно, он требовательно повернулся к геймеру. – Разве мы были для Рюдзаки плохими друзьями, что ему потребовалось искать кого-то еще? Мэтт лениво пожал плечами, полностью сосредоточенный на том, чтобы выдыхать дым идеально ровными кольцами. Что он мог бы ответить немцу? Эл был для них больше, чем друг, больше, чем старший брат, он... Он всегда был для них идеалом и они его просто боготворили. Он был для них всем. Но - не они для него. Эл всего лишь однажды взял на себя ответственность. И за уютный частный приют для одаренных детей, процветание и финансовое благополучие которого полностью зависело от него одного; и за эксперимент Куилша Вамми по созданию новых преемников; и за жизнь каждого из подопытных гениев. А потом он вообще взвалил на себя ответственность за весь мир, но и не забывал про них тоже. Даже когда исчез, даже когда все они выросли и выбрали каждый свой путь – он все еще нес ответственность. Даже за безумного Бездея. Но при этом Эл всегда был один. Никто никогда не брал на себя ответственность за него. Он ведь с детства был таким цельным и сильным, таким самодостаточным и целеустремленным, лишенным сомнений, способным защитить от чего угодно и легко решить любую проблему… Казалось, что возможно лишь издалека его обожать и следовать за ним тенью, затаив дыхание от восторга и наслаждаясь каждой минутой внимания, втайне мечтая когда-нибудь стать на него похожим. Но никто никогда не задумывался, что ему, наверное, так не хватало простого человеческого тепла в этой его идеальности. И вдруг появился Ягами, который, в отличие от них всех, изначально увидел в L обычного парня, пусть одаренного, но тоже имеющего и слабости, и недостатки. Тоже способного ошибаться. И, несмотря на все подозрения, несмотря на заключение в камеру, несмотря на угрозу быть обвиненным в тяжелейших преступлениях века, взял на себя, не колеблясь, ответственность за него. Во всяком случае, именно так это выглядело со стороны. Достаточно вспомнить, как он вел себя с Рюдзаки в больнице, игнорируя его откровенную холодность и упрямо находясь постоянно рядом, заботясь и заставляя беречь себя. И, еще раньше - не ожидая специального разрешения, Лайт не стеснялся спорить с Рюдзаки, не соглашаться с Рюдзаки, не считать его мнение последней инстанцией, иногда даже драться с ним, но исключительно в общих с ним интересах, что только сильнее укрепляло их ментальную связь. Совсем как Мэтт, когда возвращал себе прежнего Мелло после больницы. Может быть, именно поэтому он теперь понимал... Нет, они все не были для Рюдзаки плохими друзьями. Они просто никогда ими не были – они были для него кем угодно: экспериментом, преемниками, лучшими учениками, может быть, даже семьей (кто знает?), но не друзьями. А Ягами стал другом. Тем, с кем можно было быть просто самим собой, не тяготясь ярлыком эталона и идеала, потому что Ягами Лайт никогда его так и не воспринимал. Сколько раз Эл говорил им «я человек, я могу ошибаться», «это потому, что я дурак», «даже дурак может бояться», и прочее, но они его не услышали. Они видели только образ - образ недостижимого безупречного центра их уютной вселенной. А Ягами увидел равного. Того, кто тоже может запутываться, и ошибаться, и оказываться не правым. И кому иногда тоже нужен хоть кто-то, кто сказал бы, что это нормально и что все еще можно исправить. Мэтт внезапно пронзительно все это даже не понял - прочувствовал. И вдруг задумался – а откуда у простого Японского студента, пусть и весьма одаренного, эта уверенность в себе, эта внутренняя сила, позволившая ему не склонить сразу же голову в благоговении перед именем великого L? Странно, что никто из них раньше не думал об этом. Но потом он услышал, как зашуршала рядом срываемая обертка шоколадной плитки и, оборвав свои мысли, неосознанно улыбнулся, глядя на ночной город. Уж что он точно не станет делать – так это тратить остаток ночи на обсуждение поведения Ягами Лайта. - Кто-то должен продолжать присматривать за ним, Мэтт, - буднично заявил Мелло, как будто не было этой затянувшейся паузы и повисшего в воздухе не отвеченного вопроса. И энергично кивнул удивленно оглянувшемуся на него приятелю. – Да, я про Ниа. Нам придется взять это на себя, если выживем, alter. Он не так уж неуязвим, как пытается показаться. Кто-то… - Кто-то должен защищать преемника L, Мелло, - закончил за него фразу Мэтт. Дым нечаянно выдохнулся в комнату со словами, и он снова отвернулся в окно. Удобно облокотился на подоконник локтями и грудью, зажав сигарету в зубах, лениво разглядывая расстилающийся перед ними ночной Токио. – Кто-то, кто справится. И кому в этом мире он бы мог доверять. Так же, как доверяет Рюдзаки Ватари. - Д-да. Именно, - Мелло чуть запнулся, но голос его был уже привычно тверд. - Так что ты знаешь, что делать, если я завтра умру, а ты выживешь. - Или, если я завтра умру, а ты выживешь. Или, назло гребаным Богам Смерти, мы оба выживем, - в тон ему подхватил Мэтт. - Все правильно, Мелло. Так и должно было быть изначально. Мелло склонился вперед и тоже оперся локтями и грудью на подоконник, высунувшись в окно. И с аппетитным хрустом откусил шоколадку. – Scheisse… Все холодает и холодает. Надеюсь только, что Ниа вернется в Лос-Анджелес, как только мы хлопнем Киру. Ненавижу японцев. И Токио. Ни минуты здесь не останемся, когда все закончится. Мэтт выдохнул дым сквозь сжатые зубы, не выпуская изо рта сигареты, и покосился на немца. Он разделял взгляды приятеля, хотя вид ночного Токио за окном был просто великолепен. Но этот город забирал у них Эла, он убивал его, неотвратимо убивал нагноившимся злом в лице массового убийцы Киры, и никто из них не мог уже ни помочь, ни что-нибудь изменить. Они могли лишь возненавидеть этот город, и эту страну всем сердцем и всей душой. Ровно на то количество времени, что им еще оставалось… Или же на всю жизнь. И, если они останутся живы, Мэтт был согласен с Мелло – в этом городе он не захотел бы задерживаться ни на сутки. Как бы ни был он красив и прекрасен. И как бы ни восхищался им Эл. - Мы его закопаем, Мелло. Киру. Для этого же мы здесь, - Мэтт щелчком выкинул горящий окурок за окно, в светящуюся ночными огнями тьму города. И выпрямился, поворачиваясь к Мелло лицом. - L одержит победу и в этот раз. Пока понятия не имею - как, но точно одержит. И не важно, какой ценой, если мы все готовы ее заплатить. Мы поддержим его во всем – как обычно. Что же до преемника L…. Тебе стоило бы отрастить бороду, или хотя бы усы, а то ты не слишком-то тянешь на роль представителя или опекуна. - Да пошел ты! Я не собираюсь его опекать! – возмутился Мелло. – Так, всего лишь присматривать, как присматривал L за каждым из нас. Если кому и стоит отращивать бороду, так это тебе. Все равно у тебя постоянно щетина. Кстати, борода тебе даже пойдет. Будешь таким брутальным, рыжеволосым, волосатым и бородатым ха… - Байкером, - перебил его Мэтт. – Большим бородатым байкером. Заброшу к черту компьютеры, отращу себе жирное пузо и с удовольствием буду катать блондинчика с гладкими щечками вроде Ниа на своем старом Харлее. - Verdammte Scheisse! Мэтт! – закинув вверх голову грубо захохотал Мелло. – Твои грязные шуточки иногда заставляют меня сомневаться, что ты мой лучший друг! - Твой единственный друг, Мелло, - невозмутимо парировал Мэтт. – Един-ствен-ный. И всем грязным шуточкам в моем арсенале обучил меня ты. - Да пошел ты! Давай уже спать, придурок. Все еще похохатывая, Мелло отошел от окна и, как был, в одежде, стянув только с ног свои высокие ботинки, плюхнулся на кровать. Мэтт же в очередной раз чиркнул зажигалкой, прикуривая, даже не думая напоминать, что, вообще-то, это его комната и его же кровать. Докурив, он выкинул в ночь окурок и прикрыл окно, оставив лишь небольшую щель для проветривания. Выключил свет и лег рядом с Мелло, тоже, как был, в одежде. Немец уже доел свою шоколадку и теперь, швырнув смятую обертку под кровать, лежал на спине, закинув за голову руки и задумчиво рассматривая потолок. Геймер тоже улегся рядом в такой же позе, благо, большая двуспальная кровать это позволяла. В детстве они часами могли вот так лежать на полу в своей комнате, соприкасаясь плечами, и лениво болтать, обсуждая приютские новости, или пытаясь заглядывать в будущее, или просто молча разглядывать потолок, на котором плясали тени от знакомых до каждого листика веток старого дерева за окном. И сейчас им было так здорово снова молча бездумно смотреть в потолок, пусть и тени от ветвей того самого дерева, на котором они так часто любили сидеть, скрываясь в его листве, остались в далеком прошлом… Здорово, несмотря ни на что. Так, как и должно было быть. Как было всегда. И плевать, что сегодня, с вероятностью за девяносто процентов, все для них обоих закончится. Они оба ни о чем не жалели. *** После холодного душа, бодрящего и тело, и разум, Лайт, растеревшись насухо заботливо приготовленным Ватари жестким полотенцем, еще долго стоял перед зеркалом в ванной. Но он вовсе не разглядывал свое тело, привычно любуясь. Нет, вглядываясь в глаза своему отражению, он пытался увидеть себя. Того себя, каким он был до того, как поднял Тетрадь. Всегда во всем первый, всегда безупречный и идеальный Ягами Лайт. Лучший школьник Японии, которого ждет успешная карьера и тщательно спланированная благополучная жизнь. И скука. Он ни на йоту не лгал Рюдзаки, когда говорил о себе. Но было еще кое-что, о чем он умолчал, да и не мог бы никогда рассказать – даже если бы очень хотел. Лайт помнил, как поднял Тетрадь. Сначала он не поверил тому, что в ней было написано. Счел это шуткой, чем-то вроде банальнейших «писем счастья». Но невозможно было противостоять ее притягательной силе – он должен был хотя бы попробовать, пусть и знал, что потом гарантированно будет чувствовать себя идиотом. Убийца, захвативший в заложники детский сад – о нем так удачно сказали в новостях по телевизору в самый подходящий момент. Лайт писал его имя в полной уверенности, что ничего не случится, и можно будет со спокойной душой выкинуть глупую шутку с Тетрадью из головы. Но захватчик детского сада умер. Умер от сердечного приступа. В это невозможно было поверить, но это произошло. Так просто и так легко. И стало понятно, что просто необходимо использовать Тетрадь как минимум еще один раз – чтобы удостовериться в реальности происходящего. Но ему пора было идти на курсы. На занятиях он все время думал о том, что произошло, и неосознанно все больше склонялся к мысли, что это было не более, чем совпадение – разум человека склонен находить простые ответы на то, что не в силах принять. А потом, после курсов, в перерыве на которых он лениво и несерьезно размышлял, не убить ли сокурсников, давно уже отравляющих жизнь более слабым товарищам, он стоял в магазине, сжимая в руках журнал, а за окном пьяные отморозки издевались над девушкой. Что он чувствовал в тот момент? Привычную бессильную ярость, негодование и благоразумную беспомощность от невозможности защитить? Нет, Лайт никогда не был трусом. Но он бы ни за что не стал вмешиваться, понимая, насколько это бесполезно и глупо. Банальный инстинкт самосохранения и способность трезво оценивать ситуацию - ни к чему лишний раз рисковать здоровьем и жизнью, когда противники априори сильнее. Но эта беспомощность перед грубой и примитивной силой, пусть и безусловно оправданная – насколько же она была жалкой и унизительной! И таких ситуаций… их было так много. Все те моменты, когда он почти презирал себя за слабость и малодушие, хотя прекрасно осознавал, что это лишь здравый смысл. Здравый смысл, да, но еще и бессилие законопослушного гражданина против преступности. Как же он ненавидел все это! Но не в тот раз. В тот раз у него была Тетрадь. И он не чувствовал ничего – совсем ничего - кроме азарта исследователя. Тогда ли в мир пришел Кира? Или Кира всегда жил в нем, дожидаясь лишь случая, лишь момента, скрываясь в глубинах души, как та тьма, что рвется наружу сквозь дыры в рваном сознании Бездея? Лайт вспоминал, как брел обратно домой, спотыкаясь, по опустевшей из-за начавшегося ливня вечерней улице. С неба стеной лил холодный дождь, он вымок насквозь, но даже не замечал этого. С трудом передвигаясь на вдруг ослабевших, подкашивающихся ногах, он вынужден был даже опереться на стену какого-то дома, чтобы не упасть. Его мутило, перед глазами плыло, а в голове билось только одно: «Убийца! Я убийца! Я убил этих двоих! Человеческая жизнь – это не шутки! Имел ли я право судить таких же, как я, людей?!». И там же, у этой спасительной стены дома, так вовремя поддержавшей его, пришло озарение: «Нет. Я был прав. Я же думал об этом. Они портят мир. Эти подонки должны были сдохнуть». И после, глядя на очередного преступника на экране, он думал, все больше убеждаясь в своей правоте: «Кто-нибудь… Кто-нибудь должен это делать. Даже пожертвовав своим рассудком и жизнью. Эту мразь больше нельзя терпеть!». Он был готов жертвовать. Был готов действовать. Положа руку на сердце, он готов был признать, что всю жизнь именно к этому и стремился. «Если бы эту Тетрадь нашел кто-то другой, смог бы он убрать из этого мира ненужных людей? – снова и снова думал он на уроках в школе, полностью отключаясь от объяснений учителя. – Конечно, нет! Но я смогу. Я смогу! Несомненно! Только я на это способен! И я сделаю это с помощью Тетради Смерти. Я изменю мир!». И он открывал Тетрадь – снова и снова. Он использовал все свое свободное время, чтобы вносить в нее записи. Исписывал за день по несколько страниц. Он менял мир. Не хаотично и необдуманно - у него была идеальная тактика и стратегия: он уничтожил сначала всех самых опасных преступников, чтобы они никому больше не причинили вреда. А потом собирался перейти на более мелких злодеев, уничтожая их с помощью болезней или несчастных случаев. И постепенно очистить весь мир от скверны. Когда-нибудь он бы смог даже останавливать войны. Инфантильность? Нет, L. Он вполне отдавал отчет всем своим действиям. Он хотел сделать лучше жизнь всего человечества. Уже сделал – никто больше из уничтоженных им самых опасных преступников не сбежит из тюрьмы, не выйдет, отсидев долгий срок, не подкупит продажных судей, чтобы снова куражиться на свободе, и не причинит вред простым людям. А невинные жертвы… Рэй Пенбер, агенты ФБР, Мисора Наоми… Они были необходимы. L сам поставил его в безвыходное положение. К тому же, когда делаешь целый мир лучше, неизбежны случайные жертвы. Это как статистическая погрешность. Вот только… Вот только он больше не знал, чьи это мысли — его или Киры. Потому что было еще кое-что. Когда его шею сдавили ладони Бейонда Бездея, в его безжалостных кровавых глазах Ягами Лайт видел отражение своей собственной тьмы. Тьмы, имя которой — Кира. И очередная невинная жертва, которую снова требует Кира — детектив L. Рюдзаки. Человек, потерю которого Лайт Ягами уже однажды, фактически, пережил. И доподлинно знает, какую боль и дыру внутри она оставляет. И знает, что теперь, когда они сблизились еще больше, когда он признал, что это единственный значимый человек в его жизни, боль будет во сто крат сильнее. И больно будет не только Ягами Лайту, больно будет и Кире. Безусловная власть и трон Нового Бога — слишком низкая цена за такую потерю. Нужно что-то еще. Нечто большее. Лайт передернул плечами и шагнул ближе к зеркалу, почти вплотную, вглядываясь в свое отражение, в холодных надменных глазах которого больше не видел ни капли себя — того, прежнего. - Для меня ты стоишь целого мира, L, - негромко, чеканя каждое слово, повторил он свои слова из давнего-давнего сна, который он видел, когда Рюдзаки еще был в коме. – Вот — та единственная цена, которая для меня приемлема. И выход из этого проклятого лабиринта откроется только тогда, когда ты ее заплатишь. Пусть и только для одного, но — откроется. Он вздернул подбородок, и глаза его отражения вспыхнули красным светом. Вот теперь все окончательно встало на свои места – разум очистился, отбросив все ненужное и бесполезное словно сорванные обертки, выделив лишь самое главное. Он точно знал, чего хочет. И был готов действовать. Уверенно нырнуть в поток непредсказуемости событий сегодняшнего дня, зная, что все равно выплывет. Раз пришло время – он готов к последнему раунду в игре с L. Победа будет совсем не такой, о какой он когда-то мечтал, но она все равно будет его. Он всего лишь немного запутался и растерялся, но теперь снова обрел себя. Себя настоящего. Он не рассказал этого L, но он всегда получал то, что хотелось. Даже не будучи Кирой, с самого раннего детства, Ягами Лайт никогда не проигрывал, всегда добиваясь того, что желал. Он тряхнул головой, привычно сбрасывая на глаза челку, обернул полотенцем бедра и вышел из душа. - Лааайт! – радостно рванулся к нему топчущийся посреди комнаты Рюк. Но Лайт даже бровью не двинул. Не спеша шагнув в комнату, он остановился и сладко зевнул, многозначительно вскидывая глаза к потолку. А потом рассеянно посмотрел сквозь Шинигами и лениво почесал живот, направляясь к шкафу. - Они все еще не работают, Лайт, можешь не волноваться, - проворчал Рюк, оставшийся у него за спиной. Лайт распахнул дверцу шкафа, и пробежался пальцами по висящей на плечиках одежде. - Уверен? – негромко поинтересовался он, раздумывая, что лучше подойдет для образа успешного журналиста солидного издательства. Потому что роль второсортного внештатного корреспондента какой-нибудь желтой газетенки он изображать из себя не собирался. Рюдзаки не давал на этот счет никаких указаний, а значит, Лайт был вправе сам выбирать то, на что был согласен. - Да, Лайт. Они не работают. Я в этом уверен, - проговорил за спиной Рюк. – Ты становишься подозрительным и не доверяешь уже даже мне. Но я тебя не виню. Тебя можно понять. Лайт не стал отвечать. Мысленно похвалив себя за то, что не поленился накануне сходить в прачечную и привести в порядок всю свою одежду, он вытащил из шкафа белую рубашку и любимый бежевый костюм. Аккуратно положил все это на кровать, и потянулся уже было за бордовым галстуком, но вовремя спохватился. Он больше не школьник. А в роли, что ему предстояла – уже даже и не студент. Пора одеваться, как взрослый мужчина. Аккуратно повесив пиджак снова на плечики, он убрал его в шкаф. Убрал и брюки. И вытащил свой стильный дорогой темно-серый костюм, который даже не знал, зачем брал с собой, так как ни разу еще не надевал. Как и галстук, как у отца. Но, получается, как всегда, не ошибся – строгий костюм, строгий галстук и белая рубашка – эта одежда визуально прибавит ему несколько лет, делая гармоничной придуманную легенду об уже работающем в издательстве журналисте. Или на телевидении? Лайт хмыкнул и глянул на себя в зеркало, отбрасывая еще влажную челку с глаз. Почему бы и нет? Пусть будет телевидение. Канал «Сакура». Эта роль ему больше подходит. - Ты выглядишь таким взрослым в этом костюме, Лайт, - с одобрением в голосе проговорил Рюк, внимательно наблюдающий за тем, как он одевался. - Это хорошо или плохо? – рассеянно спросил Лайт, завязывая темный галстук. - Я не знаю, как это считается у людей, Лайт, - привычно продемонстрировал свою беспристрастность Рюк. – Что ты планируешь сегодня делать? Убьешь кого-нибудь с помощью Тетради? Разумеется, ему было неинтересно обсуждать, как выглядит Лайт. Ему было интересно действие, разворачивающееся перед его глазами и перед глазами других Богов Смерти, наблюдающих откуда-то с высоты криминальное шоу с человеческими страстями. - Не знаю, - взяв щетку, Лайт принялся старательно укладывать перед зеркалом еще влажные волосы. – Торопливые необдуманные поступки сейчас крайне опасны. Мне нельзя недооценивать непредсказуемость L и его окружения, Рюк. Я должен действовать только наверняка, и только тогда, когда буду точно уверен, что знаю, что происходит. Поэтому главное, что я буду сегодня делать — это наблюдать за всеми со стороны. И ориентироваться по обстоятельствам. Чуть отклонившись назад, он осмотрел себя в зеркале, и остался очень доволен. Влажные волосы совсем скоро высохнут, сохраняя идеально уложенную прическу. Из зеркала на него смотрел удивительно красивый молодой человек. Лицо, может быть, чуть-чуть бледновато – но так и положено успешному журналисту, часто жертвующему своим сном в угоду интересной работе. Умные глаза карамельного цвета, идеально сидящий на совершенной спортивной фигуре строгий костюм, придающий ему солидности и добавляющий, как он и рассчитывал, внешне лет пять. Надо только следить за взглядом, чтобы глаза не выдавали в нем Киру, а располагали к себе. Доброжелательное участие, как с Мисорой Наоми… Да, вот так. Идеально. Определенно, с такой-то внешностью он мог работать только на телевидении. Где же еще? Повернувшись, Лайт, неожиданно для себя, столкнулся взглядом с Богом Смерти. Замерев посреди комнаты, приоткрыв свой зубастый улыбающийся рот и свободно опустив вдоль тела когтистые руки, Рюк, оказывается, все это время, пока он приводил свою внешность в порядок, пристально смотрел на него каким-то странным и непривычным взглядом. Если бы это был L, Лайт назвал бы подобный взгляд «оценивающим» или «взвешивающим». Но чего ждать от Шинигами? Бог Смерти бесстрастен, он всего лишь наблюдатель. Наверное, просто пытается предугадать следующий ход Киры, сгорая от любопытства. - Рюк, послушай, - Лайт шагнул к столу, разом выбрасывая из головы странный взгляд Шинигами. Плевать ему было, о чем там думает Рюк. Пусть хоть ставки делает с другими Богами Смерти на результат их с L игры… Что, кстати, вполне может объяснить такой странный взгляд. – Сейчас мне надо кое-что подготовить... Но это очень рискованно. Я хочу показать тебе поистине фееричный финал нашего противостояния с L, но… Но, если кто-то зайдет в мою комнату, пока я буду работать с Тетрадью, то… Сам понимаешь. Он выдвинул ящик стола и вытащил Тетрадь из-под стопки обычных тетрадок. И небрежно бросил ее на стол. Обернувшись, невесело улыбнулся лишь кончиками губ озадаченно наблюдающему за ним Рюку. - Так что, если у меня ничего не получится – извини. Хочу заранее извиниться, если не смогу довести свой замысел до конца и по-настоящему развлечь тебя и других Богов Смерти, что наблюдают за нами. Свое разочарование они сорвут на тебе, а мне бы не хотелось быть причиной твоих неприятностей. - Эм… - Рюк затоптался на месте, явно недовольный таким поворотом. Еще бы. Как он объяснит потом другим Богам Смерти, что по собственной глупости преждевременно лишил их такого увлекательного развлечения? - Ты же знаешь, Лайт, что я не собираюсь тебе ни в чем помогать. Но, если кто-то зайдет в нашу комнату, когда ты будешь занят с Тетрадью, он может к ней прикоснуться и увидеть меня… Мне это неприятно. Так что делай, что нужно, а я постою на страже. Если кто-то будет подходить к твоей комнате, я успею предупредить тебя, и ты сможешь спрятать Тетрадь. Но, если ты окажешься нерасторопным… - Не окажусь, - Лайт отвернулся и принялся копаться в ящике стола, выискивая остальные, необходимые для его замысла, канцелярские принадлежности. – Заметь, я не просил тебя о помощи, но… Но спасибо, Рюк. Найдя все, что ему было нужно, он сел за стол и принялся за работу. Он еще в душе обдумал, что будет делать. Ему нужно сохранить максимальную свободу для маневрирования. Нельзя сейчас действовать сгоряча, нельзя поддаваться соблазну разом расписать все шаги и все роли до завтрашнего утра. Он был уверен всеми нейронами своего мозга, что в постоянно возникающем ощущении, будто L сам расстилает ему ковровую дорожку к трону Бога Нового Мира, таится опасность. Наверняка его враг расставил повсюду ловушки, которые Кира пока не в силах предугадать. L неспроста ввел в игру слишком много новых действующих лиц, за которыми невозможно одновременно уследить и которых никак нельзя предсказать. Да и сам он стоит их всех, вместе взятых. Любой необдуманный шаг может привести сейчас к краху. Чему Лайт точно научился за все это время – так это не верить L. Ни в чем, даже, казалось бы, в мелочах. Придется быть осторожней вдвойне и действовать строго по обстоятельствам. Это гораздо сложнее… Но у Киры есть цель, за которую он готов побороться. Даже две цели, если принимать в расчет то, что на кону стоит его жизнь. Игра становится все увлекательнее. - Ты вклеиваешь страницы Тетради в блокнот так, чтобы их нельзя было отличить от обычных его страниц? - прервал его сосредоточенную работу вернувшийся в комнату Рюк. На самом деле, он и не выходил из нее – просто просунул голову в стену, наблюдая за коридором, а теперь обернулся. Лайт давно уже привык к его способности проходить сквозь людей, предметы и стены, и этим фокусом его нельзя было удивить. Какая разница, что в комнате у стены стоит исполинское тело Шинигами без головы, если при этом он контролирует, чтобы никто не зашел в столь неподходящий момент? Да пусть хоть части тела по небоскребу раскидывает, лишь бы обеспечивал безопасность ему, Лайту. - Да. Рюдзаки хочет, чтобы я сегодня изображал журналиста на допросе свидетелей с Мэттом, - внимательно рассматривая получившийся результат своей работы, рассеянно отозвался Лайт. – Я скажу, что специально взял блокнот, чтобы мой образ был цельным. Так я смогу в любую минуту вписать в него что угодно на странице Тетради, изображая, что записываю план вопросов или ответ свидетеля. И ни у кого не возникнет никаких подозрений. Новые, тщательно вклеенные в блокнот страницы, ничем не отличались от остальных. Лайт всегда умел хорошо делать вот такую вот мелкую, требующую большой аккуратности и внимательности, работу руками. Теперь Тетрадь будет всегда у него под рукой, но только он сам сможет найти в совершенно новом блокноте необходимые четыре страницы. Даже если кто-то возьмет в руки его проверить – с вероятностью в 98% он ничего не найдет. 2% - не такой уж и значимый риск. Даже меньше родных уже трех процентов. А четырех страниц вполне хватит, чтобы уничтожить при необходимости всех, находящихся в штабе. Впрочем, оставаться единственным выжившим совершенно не в интересах Киры, и он очень надеялся, что прибегать к тотальному уничтожению не придется. Но такую возможность все равно надо было иметь в виду - именно поэтому он добавил в блокнот резервные два листочка Тетради, хотя наверняка хватило бы двух. Это увеличивало незначительно риск, но неизвестность и неопределенность событий его оправдывала. - А если кто-то возьмет твой блокнот посмотреть? – с любопытством поинтересовался Рюк. – Например, L? Ведь он же может коснуться страницы Тетради и увидеть меня. - Все может быть. Вероятность случайности нельзя сбрасывать со счетов, Рюк, - Лайт аккуратно спрятал Тетрадь в стол и принялся снова закладывать ее чистыми блокнотами и тетрадями. – Но я вклеил всего четыре страницы Тетради, так что вероятность, что кто-то откроет блокнот именно на них, не превышает и двух процентов. Я специально сделал эти страницы чуть короче других – это невозможно определить на поверхностный взгляд, но при пролистывании страниц палец их не коснется. И тот, кто возьмет блокнот посмотреть, не увидит тебя. Видишь, я все предусмотрел. Если же брать во внимание вероятность фатального невезения … Что ж, тогда я уже говорил – извини. - Ты действительно сильно изменился, Лайт, - с интересом разглядывая его, задумчиво протянул Рюк. – Раньше ты исключал любые случайности. Просчитывал все до мелочей. И никогда не был таким… отрешенным. Конечно, два процента – это совсем немного, но… - Раньше я просто был глуп и излишне самонадеян, - Лайт положил ножницы и клей на те же места, откуда их взял. Придирчиво осмотрел стол, удостоверяясь, что на нем не осталось никаких следов его кропотливой работы. – И не понимал, что уверенности на сто процентов банально не может существовать. Всегда остаются какие-то доли процентов возможности ошибиться. Если подумать, то сто процентов – это только уже свершившийся факт. То, что нельзя изменить. Смерть, например. Хотя… Ее может отменить Король Богов Смерти. Видишь, даже в этом стопроцентных гарантий не существует. Пожалуй, Шинигами был прав – он действительно чувствовал себя отрешенным. Внутри было пусто и холодно. Он так и не смог использовать полученную отсрочку, не смог найти выход из лабиринта не для одного, а для двоих. А значит, его просто не было. Он чувствовал, как Кира снова заполняет его всего целиком, занимая покинутые на время позиции. А внутри разрастается уже знакомая разрушающая дыра. Когда мылся в душе, он думал о том, как бесцельно они с Рюдзаки растратили время, подаренное им на двоих Королем Богов Смерти. И о том, что потратить его по-другому у них попросту не было шансов. Ни одного. Лайт снова открыл ящик стола и скинул в него подготовленный коричневый блокнот, смешивая его с лежащими сверху еще тремя точно такими же блокнотами для записей. - Как? Разве ты не будешь брать его с собой? – с любопытством склонился над его плечом Шинигами. - Пока нет. Если я сейчас спущусь к завтраку с блокнотом – наверняка это вызовет подозрения. Пусть не осознанно, на уровне подсознания – но кто-нибудь точно захочет взять его и проверить. Мелло, например. Или сам L. Что бы они оба не говорили, но они так и не смирились с тем, что все факты указывают, что я не Кира. А мне сейчас ни к чему лишний раз рисковать, - Кира самодовольно хмыкнул. – Я лучше подведу разговор к тому, чтобы кто-нибудь мне сказал при свидетелях, что для моего образа журналиста не хватает блокнота и ручки. Вот тогда я спокойно схожу наверх и возьму его - перед самой поездкой с Мэттом. В идеале - зайду вместе с ним и возьму из ящика первый попавшийся под руку чистый блокнот. Рюк открыл было рот, чтобы что-то сказать, но вдруг резко выпрямился, полуобернулся к двери и замер, чуть склонив набок голову и словно прислушиваясь. - Что? – спросил его Лайт. – Кто-то идет по нашему коридору, Рюк? - Да, Лайт. Но мне не нужно смотреть сквозь стену, чтобы узнать, кто это, - недовольно проворчал Шинигами. – Эти шаги я и так узнаю – на слух. Это… - Бейонд Бездей, - закончил за него Лайт. Кто еще мог довести Бога Смерти до того, что он начал узнавать шаги человека? - Бейонд Бездей, - подтвердил Рюк. Задвинув ящик, Кира торопливо направился к двери. Что он точно не хотел допускать – так это чтобы у Рюдзаки с Бейондом снова появилась возможность побыть наедине. Хватит. К чему бы это ни привело – хватит. - Спасибо, что предупредил меня, Рюк, - на ходу бросил он. – Твоя помощь редка, но, как всегда, очень кстати. Он думал о Рее Пэнбере и его слежке, о которой ему тоже так вовремя сообщил Рюк, и не заметил, как озадаченно затоптался Бог Смерти у него за спиной, словно бы засомневавшийся в правильности своих действий. Лайту вообще было не до того, чтобы присматриваться к Рюку и выискивать какие-либо странности в его поведении. У него и так на сегодня было слишком много субъектов, за которыми необходимо следить и держать под контролем. Он ожидал увидеть Бейонда Бездея, скребущегося в комнату к Рюдзаки, или же сидящего на полу напротив его двери, но никак не столкнуться с ним нос к носу у входа в свои собственные апартаменты. Лайт так резко выскочил в коридор, что эта встреча оказалась неожиданностью для них обоих. Бейонд даже отшатнулся, впрочем, это, скорее всего, было лишь хорошей реакцией на внезапно открывшуюся у него перед носом дверь. - О! – удивленно выдохнул маньяк, но тут же расплылся в широкой улыбке. И вкрадчиво промурлыкал. – Осторожнее, Лайт, ты так стремителен, что можешь нечаянно ударить кого-нибудь дверью, когда выходишь. «Ты даже не представляешь, как много бы я дал, Бездей, чтобы нечаянно разбить тебе дверью башку, - пронеслось в голове у Лайта. – Желательно, сразу насмерть». Но он тут же мысленно оборвал сам себя: «Он как раз представляет. Конечно же, представляет. И наслаждается этим. Как и моей беспомощностью». - Бейонд? Что ты здесь делаешь? – вместо извинений процедил Лайт, надменно вскидывая подбородок и глядя на сутулящегося Бездея сверху вниз. – Вряд ли ты перепутал наши с Рюдзаки комнаты. Ты дошел до того, что подслушиваешь под дверью, думая, что он здесь – со мной? Он даже сам удивился своей агрессивности и неожиданной попытке сходу вывести Бездея из равновесия. Нет, дело было вовсе не в глупой ревности, как это могло бы показаться со стороны… Хотя да – именно в ней. Положа руку на сердце - он на мгновение потерял контроль над собой, не удержав его под непривычно импульсной вспышкой желания ударить, оскорбить, уничтожить, убить немедля, отстаивая свое право на… На что? На чуть более, чем ничего, да и то – на мгновение? Осознание, что они оба давно уже выглядят идиотами - ревнивыми глупыми школьниками, сцепившимися в соперничестве за объект своего интереса, внезапно пронзило его, словно раскаленной иглой. И это было… так больно. Потому что все это глупо, глупо… и жалко. Ладно - сумасшедший маньяк, но как до такого сумел незаметно докатиться он сам? Хотелось вслух застонать сквозь сжатые зубы от злости на самого себя. Но ничего. Кира это исправит. А пока надо всего лишь тщательнее следить за собой. - Можешь считать и так, если тебе так приятнее думать, - подозрительно миролюбиво отозвался Бейонд. – Но вообще-то, я шел к тебе, Лайт. Надеялся, что Рюдзаки занят подготовкой к тяжелому дню, и мы сможем поговорить, пока нам никто не мешает. Он был просто само очарование. Доброжелательность так и светилась из его красных глаз, дружелюбной улыбки, смущенных движений рук… Наверное, все три его жертвы (или сколько их было на самом деле?) покупались на это. Не удивительно, что ни у кого из них дома не было обнаружено следов взлома. - Поговорить? Мы? – холодно глядя на него, презрительно проговорил Лайт. – Не считаю, это хорошей идеей, Бейонд. Мы не слишком-то ладим, ты не находишь? Не о чем нам… - Я хочу извиниться, - не давая ему закончить фразу и оборвать разговор, быстро проговорил маньяк. Лайт, уже собиравшийся захлопнуть перед его носом дверь, замер. Оценивающе окинул Бездея взглядом и, чуть поколебавшись, качнул головой внутрь апартаментов: - Заходи. И посторонился, пропуская маньяка в комнату. Итак, Бездей не собирается тихо сидеть в своем первом ряду, наблюдая за срежиссированным им шоу. Он хочет участвовать – и хорошо, если всего лишь активно подавать реплики со своего места и радостно хлопать тем, кто играет ведущие роли на сцене. Хуже, если он заскучал быть всего лишь распорядителем и наблюдателем, или решил, что что-то идет не так, как он спланировал, и надумал сам взобраться на сцену. Это может спутать все карты. Бейонд Бездей не просто угроза, он – само зло. И хаос. Бейонд, скромно улыбнувшись, протиснулся мимо Лайта, шагнул в комнату, и тут же увидел возвышающегося посреди комнаты Рюка. - Ооо, вот это сюрприз! – с интонацией человека, искренне радующегося встрече со старым другом, воскликнул маньяк. – Давненько не виделись, Рюк! А я-то думал – куда это ты так тихонько сбежал, пока я одевался? Ну кто бы мог подумать, что я найду тебя здесь – у Лайта! Что, наслаждаешься его обществом? Глаза Шинигами сверкнули огнем. - Тетрадь находится у Лайта, Бейонд, и это никак не связано с… - насупившись, мрачно начал он. Но Кира не дал ему договорить. То, что Бездей ни во что не ставит Бога Смерти, он давно уже понял. Эта очередная демонстрация была ему не интересна. - Ты тратишь мое время, Бездей, – процедил он, перебивая Рюка. – Говори, что хотел, или уходи. Мне некогда. Он сознательно назвал маньяка не по имени, как звал его Мелло. Даже попытался скопировать презрительную интонацию, с которой немец обычно обращался к двойнику L. И это возымело должный эффект – улыбка обернувшегося к нему Бейонда поблекла, стремительно угасая. - Ох, Лайт, ты все еще сердишься на меня… - грустно протянул Бездей, и торопливо вскинул руку, не давая заговорить нахмурившемуся в ответ Лайту. – Нет-нет, ты имеешь полное право! Я действительно повел себя… неэтично. Ну, во всяком случае – ты так это увидел. Я понимаю. Поэтому и пришел извиниться. Прости, что позволил себе эту глупую шутку. Я просто пытался немного отвлечь тебя, развеселить, понимаешь? Ты был таким озабоченным... - Отвлечь меня? – высокомерно хмыкнул Лайт, чуть дернув бровями. - Или напомнить о своем превосходстве - ведь я не могу узнать твое имя, а ты мое знаешь? - Напомнить о своем превосходстве? – очень натурально удивился Бейонд. И шагнул к нему, в искреннем жесте складывая ладони у груди. – Лайт, я не пытался дополнительно давить на тебя, если ты так это понял! У меня и в мыслях подобного не было. Мы же играем на одной стороне! К тому же, о каком превосходстве мы говорим? Ведь, стоит тебе щелкнуть пальцами – и ты тоже обретешь глаза Бога Смерти. И в чем будет тогда мое превосходство? Ни в чем – ведь Тетрадь у тебя! Как вы там ругаетесь? Ксо, я не подумал, что ты так все это воспримешь… Надеюсь, ты не совершил глупости, и не заключил сделку из-за… Из-за меня? Глядя ему в глаза, Кира усмехнулся и кивнул маньяку за спину: - Спроси об этом его. - Он мне не скажет, - небрежно бросив взгляд через плечо на Бога Смерти, отмахнулся маньяк. Снова впился взглядом своих кровавых глаз в лицо Киры, делая еще один маленький шаг ближе. И, снизив голос, доверительно наклонился вперед. - Да и не надо. Честно сказать, я не очень-то доверяю Смерти, шатающейся за спиной. Предпочитаю иметь дело с живыми людьми. А ты, Лайт? - Согласен, - Лайт пренебрежительно отвернулся и отошел к зеркалу. Склонившись к нему, принялся поправлять пряди уже полностью высохшей челки. – Я не заключал сделку с Рюком, Бейонд. В отличие от тебя, я жил в окружении, где принято держать свое слово. И сам всегда предпочитаю держать его. Мы заключили с тобой договор – и, пусть он и был на словах, но для меня он уже нерушим. Вот почему меня так разозлило, что ты начал менять условия уже после нашего соглашения. - Я не хотел. Ну, то есть, я ничего не менял. Ты просто не так меня понял. Поэтому я и пришел принести свои извинения, - не пытаясь снова приблизиться, Бейонд покаянно развел руками. И тут же хихикнул, явно считая вопрос с извинениями закрытым. – Я всего лишь хотел добавить немного веселья. Они все так всполошились при виде такой глупой смерти… Но только мы с тобой поняли, что на самом деле произошло. Ну скажи, разве не было это забавно? Лайт выпрямился и, повернувшись к нему, сдержанно улыбнулся, глядя ему в глаза, выдавая, что вполне разделяет его чувство превосходства над остальными людьми, доступное лишь им двоим. Но сразу нахмурился, словно с усилием давя улыбку. - Я бы разделил твой восторг, Бейонд, если бы ты не держал в руках фотографии моей матери и сестры. - Да, но… - маньяк скользнул к нему, окончательно уничтожая разделяющее их расстояние. Внедрение в чужое личное пространство явно было его любимым приемом. Взявшись кончиками пальцев за край галстука Киры, он мягко проговорил, заглядывая ему в глаза. – Это вышло случайно. Минутой ранее я держал в руках фотографии детей Аидзавы. И ему я тоже сказал, что дочери вырастут просто красавицами, как и твоему отцу - а что еще можно сказать любящему родителю? Это то, что они и хотят услышать, когда достают фотографии своих детей и жены из бумажника. Просто Аидзава достал свои фотографии раньше, чем твой отец. Ты же знаешь, как это бывает, когда не укажешь точного времени, а лишь обстоятельства - невозможно учесть подобные мелочи. Я хотел пошутить и всего лишь развеселить немного тебя смертью этого недотепы, а вовсе не угрожать. Он словно терпеливо объяснял очевидные вещи маленькому ребенку. И его объяснение произошедшего недоразумения было очень правдоподобным, а искренний взгляд и движения тела настолько естественны, что Лайт, пожалуй, мог бы даже усомниться в себе и поверить, даже зная, насколько лжив двойник L. Лайт, но не Кира. Кира чувствовал только ярость, не в силах смириться с тем, что он видит - что кто-то может так откровенно лгать даже естественнее, чем он сам. Лгать, не скрывая, что лжет, и все равно заставляя поверить. - Но так даже лучше, Лайт. Лучше, что все так получилось. Я ведь был должен тебе. А чем еще я мог вывести тебя из себя, чтобы дать возможность выровнять счет и это прочувствовать? Совершенно непредсказуемо повернул свой монолог Бездей, и Кира вдруг ощутил подступающую тошноту – еще даже не от понимания, а от ощущения его неизбежного приближения. Подняв руку, он взялся за галстук повыше пальцев Бейонда и аккуратно выдернул его из них. - Прочувствовать что? - Брось, ну не притворяйся, - неотрывно глядя ему в глаза, Бездей быстро облизал кончиком языка губы и растянул их в хищной улыбке. – Я ведь не L. Я внимательно изучил дело Киры. Прочел все слова, просмотрел все записанные видеоматериалы… Чего стоят только эти записки для L, рисунок на стене камеры… Тебе нравилась эта игра, правда? Нет, не так. Она с головой захватывала тебя. Осознавать свою власть над чужими жизнями и чужой смертью – это же так упоительно, правда же? Но это все словно не настоящее, словно понарошку, как на экране в компьютерной игре. А вот Рэй Пенбер. Помнишь его? Один из одиннадцати агентов ФБР, направленных в Токио. Он умирал на перроне, корчась от боли в груди, но упорно пытался заглянуть в закрывающиеся двери вагона…. Рэй Пенбер был настоящим. Потому что его смерть ты видел. Он лукаво склонил набок голову, с любопытством разглядывая застывшего с расширенными зрачками Киру. Лайт молчал, не в силах преодолеть ступор, не в силах прервать маньяка. Он никак не мог ожидать, что сможет с кем-то все это вот так обсуждать. Проговаривать вслух. Подмечать основные детали. Мог ли он сейчас оборвать Бездея чем-то вроде «я не понимаю, о чем ты говоришь»? Мог. Разумеется, мог. Но… он не хотел. - Делаешь вид, что понятия не имеешь, о чем я? Тогда скажи, чего это он там так извивался, словно червяк? Что пытался увидеть? – кровавые глаза Бездея гипнотизировали, казалось, они становились все больше, грозя заполнить всю комнату своим ликующим безумным огнем. Он понимал. – Лицо своего убийцы, наслаждающегося его смертью, не так ли? Как думаешь, Лайт? Рэй Пенбер очень хотел увидеть того, кому проиграл. И увидел, ведь правда же? Ты был там. Ты не смог отказать себе в удовольствии встать в дверях и смотреть на его агонию, заранее зная, что ничем не рискуешь, потому что туда камеры не добивают. Ты изучил досконально каждый сантиметр пути, прежде чем пошел на это убийство, правда? Чем ты мне нравишься, так это своей аккуратностью. Лайт продолжал молчать, не пытаясь ни отстраниться (хотя их близость давно была уже чрезмерной), ни оборвать. Он жадно смотрел в глаза Бездея, и они говорили гораздо большее, чем слова. Жар маньяка жег его; казалось, он стоял у открытой печи, и дикие языки пламени опаляли лицо, обжигая, но не было сил ни закрыть заслонку, ни отстраниться. Потому что этот безумный огонь, плещущийся в кроваво-красных глазах... он был так близок. Он безошибочно распознавал тьму в других, легко проникая под любые многослойные маски. И в его огненных бликах можно было не притворяться. Наоборот, можно было воспользоваться его пугающим красным светом и попытаться заглянуть в те глубины себя, куда он даже не решался заглядывать. - Ты продумываешь каждый свой шаг. Именно поэтому ты и сумел выстоять столько партий против него, - Бейонд снова быстро облизал губы и продолжил все тем же страстным и жарким полушепотом. – Впрочем, иначе мы бы с тобой и не говорили. Речь не о нем – о тебе. В тот момент, когда умирал Рэй Пенбер, ты впервые почувствовал настоящий вкус смерти, и он был восхитителен, правда? Но, поверь, я-то знаю, что и это лишь суррогат. Он не дает и десятой доли тех ощущений, когда лишаешь жизни кого-то собственными руками. Ты не согласен? Те чувства, что я дал возможность тебе испытать, когда ты сдавливал мою шею руками - разве они не прекраснее всего того, что ты испытывал ранее, Лайт? И он был прав, катастрофически прав. То, что испытывал Кира всего лишь мгновение, всего лишь ту показавшуюся вечностью секунду, когда он чувствовал, что действительно может задушить ненавистного маньяка своими собственными руками, невозможно было с чем-нибудь сравнивать. Ну, почти невозможно. - Нет, не прекраснее, - снисходительно усмехнулся Лайт углом рта, отступая на шаг и разрывая это странное ощущение, будто они с Бездеем действительно очень похожи, настолько похожи, что между ними может существовать эмоциональная связь. - Я держал на руках тело L, когда он умирал. Вот это - действительно было самое прекрасное чувство из всех, что я когда-либо испытывал. Его удар попал в цель, и не просто попал - нокаутировал. Маньяк даже чуть отшатнулся, его глаза широко распахнулись, и в них за секунду сменилась целая гамма чувств - ненависть, ярость, боль, отчаяние, снова ненависть... Лайт прекрасно осознавал, что идет по самому краю, но у него просто не было выхода. Еще бы чуть-чуть - и он поддался бы гипнозу кроваво-красных глаз двойника детектива, признавая невозможную истину - они, действительно, очень похожи в своем желании убивать. Они оба убийцы. Всего лишь убийцы, наслаждающиеся возможностью безнаказанно выносить приговор и единолично вершить судьбы других людей. Он должен был успеть перехватить инициативу прежде, чем маньяк заставил бы его заглянуть в самые темные закоулки собственной сущности и увидеть, что он, по сути, ничем не отличается от Бейонда Бездея. А потому, не теряя полученного преимущества, Кира шагнул вперед, еще ближе к Бейонду, и вкрадчиво тихо проговорил, в упор глядя в его расширенные глаза: - И теперь я тебе, а не ты мне, Бейонд, дам возможность почувствовать то, что ты никогда не испытывал. Я дам возможность тебе увидеть смерть L. Прочувствовать ее в каждой секунде. Ведь это твое желание? Я исполню его. Потому что желания должны исполняться. - Желания должны... Что?! - беспомощно почти вскрикнул маньяк, и Лайт понял, что очередной его удар попал в цель. Судя по всему, Бездей пришел к нему, чтобы подчинить своей воле. Теперь Кира мог быть вполне уверен, что подчиняет своей воле его. Ему сегодня был нужен пусть не союзник, но, как говорил Бездей, хотя бы “враг, который всегда за спиной - прикроет спину”. И, что говорить, он зашел крайне вовремя. А L крайне вовремя вложил ему в руку очередной козырь. - Исполняться. Желания должны исполняться, Бейонд. Так учил меня L, - Кира вздернул подбородок, делая еще один маленький шаг к маньяку. Становясь с ним почти что вплотную. - Он умрет у тебя на глазах, и ты сможешь даже отнять у него его самый последний вздох, если захочешь. Но взамен мне нужна будет помощь. Совсем небольшая - но помощь. В конце концов, ты ведь не меньше меня заинтересован в идеальном финале. В этой странной дуэли он победил. Он это чувствовал. Маньяк сделает все для достижения своей цели. Для смерти L. А значит - будет готов помочь Кире. Собственно, никакая помощь Кире и не нужна. Но, зная непредсказуемость L.... хорошо иметь в ассортименте Бейонда Бездея. К тому же, только сейчас он понял, что, если кто-то подаст ему блокнот, а не он возьмет его самостоятельно - это будет на порядок естественнее. И тогда уж точно ни у кого не возникнет вопросов. Даже потом. Когда ад разверзнется. - Да, это правда, - быстро проговорил Бейонд, и его красный язык вновь облизал пересохшие губы. Вот с ним, явно, бесполезно было играть во вторжение в личное пространство - близость Лайта его вообще не смущала. - Желания должны исполняться. И не забудь это, Лайт, ради твоего же блага. Так какая тебе нужна помощь?