got a feverish feeling

На улице разыгрались дожди. Сначала вяло накрапывало на сухую, крошащуюся под ногами, землю, а потом даже дети стали разбегаться по домам вместо того, чтобы весело брызгаться в образовавшихся лужицах. В грязных-то – вот оно, удовольствие! Листья цвета охры липли к подошвам, нагие ветви хлестали ветра порывы. Казалось, будто Гаруспик мог слышать этот свист, словно невидимого бича, бьющего откуда-то сверху. Окруженный степью, Город уже привык к ветрам, свободно проносящимся меж хлипких строений человеческих, ветрам, которые воют на крыше Собора, заменяя колокола, ветрам, которые кромсают облака и словно бы сама Природа хочет дотянуться до Многогранника: скребет по его подножью, но ослепляет грозный стекла блеск даже в такую погоду, отступают ветра, сомневаются, носятся волчком по степи. А Многогранник, полускрытый в черных тучах, похож на еще одну их катастрофу. - Будет весьма неожиданно с моей стороны прогонять тебя на улицу, да, Бурах? – в голосе Данковского скользнула легкая улыбка, когда он оторвался от оконца. Кусаемся, значит? Ойнон, мы ведь тоже так умеем. - А меня твоя Ева все равно шугается, - доверительно сообщил оседлавший стул Артемий, уже успевший смыть кровь и даже не запачкать светлые шторы. Перспектива идти по рельсам до своего убежища его совершенно не прельщала. Он уже чувствовал, не выходя из Омута, как отдаются ноющей болью на сырость кости, как преют травы в карманах. Нет уж, дудки, - дом-то не твой, ойнон. В самом деле, с Евой у него никаких отношений не завязалось. Зря, значит, пригрозил выломать двери наверх в самом начале знакомства. Поэтому уповать оставалось на свой не шибко честный взгляд. - Неужели я и вправду выгляжу настолько неприветливым для жителей этого городка, - вяло дернул плечом Даниил и повернулся к своему столу. Кропотливо записывает наблюдения в дневник, да? Менху наблюдал за тем, как двигаются острые лопатки под белой рубашкой, которую вычурный доктор из Столицы носил в доме, и в голове, тяжелой от шума дождя снаружи, вяло вертелись мысли. - Терпят же, скоро притрутся и будут поджигатели особенно тебя привечать. - Молчал бы про поджигателей, - ухмыльнулся бакалавр, быстро взглянув через плечо. Всеобщая беда столкнула их вместе, таких разных, преследующих свои цели в этом городке, где религию заменили суеверия, где на костях прошлого растут лестницы в небо, где шаткое равновесия нарушила эпидемия. И ведь невозможно все время быть в одиночестве, оттого и стянуло их, чувство братской души в другом человеке. А то, что, как-то раз празднуя свою крохотную победу в борьбе с эпидемией, после одной-другой бутылки твирина их потянуло целоваться… так тот момент, к счастью, обошелся без ненужных свидетелей. - Тогда ночуй здесь, Бурах, - спустя паузу говорит Бакалавр, - не думаю, что сегодня ночью у меня будет время на отдых. И правильно, не у Евы же ему стелиться. Все равно ведь среди ночи придет, и буря будет и в голове, и в сердце. Тут и линии помочь распутать, на прядки разделить, и самому разобраться, к чему их хрупкий мир приведёт в итоге. Буря все билась да билась в окна картонных домов.