got a feverish feeling

На самом деле, он тому, беспомощно выкрикнутому проклятью, и внимания не придал. Пожал плечами, развернулся и ушел. Он был последней душой, вышедшей за пределы Горнов. Те теперь поросли высокой, злой и червоточной травой, как продолжение бессильной ярости. Заколочены окна, разворочены ворота, а в домах нет-нет, да услышишь – бьются зеркала. Обходили это место стороной, как и дом Стаматина, который Петр, который с именем Алой на устах сжег себя на площади, пеплом взвившись вверх, по ступенькам своей идущей в никуда Лестнице. Не знают ничего про близнеца, Андрея, вот только лязгают лезвия, прикрепленные к пяткам, ночью. У каждой двери, словно расшаркиваются – счастливы теперь, счастливы, что носом роете землю, червями глоданную, втаптываете туда наши звезды? Артемий надеется, что скоро наведут в Городе порядок. А еще он надеется, что наведется порядок и у него в голове. Что перестанет колоть стеклянной листвой сердце, что хрустальный цветок, что расцвел в груди и мешает вдыхать, станет пылью сам по себе. Но нет, не время теперь для чудес, когда чудотворница обратилась в землю, прорыдав всю ночь. Бурах надеется, что степь излечит, как лечила всегда, но сорванная твирь чернеет в руках, а на его руках – чужие, злые коготки, которые вынимают из-под земли мертвые лица. Которые насаживают бычьи головы на пики перед его домом, которые колотят в окна. Предсмертное проклятье – самое сильное, знает Старшина, если он вообще что-то теперь знает. Если неровен час, что постучится в дверь шабнак, будет переминаться с ножки-косточки на другую… он избавит от новой беды свой Город. Может, чудеса нынешней Белой бы помогли, вот только не заразиться ли ей беспросветной злобой Каиных своим касанием. Может, знал бы что его столичный коллега, вот только забыт Омут, пуст: в Столице живут эти двое, чертежи заветные и убитую утопию в себе храня до поры, до времени. Письма не доходят до цели. Поэтому на следующий день Артемий уходит не в степь, чтобы не травить ее, а на берег – к остовам Многогранника, чтобы впитали редкие кости-обломки чудесного материала чернь его проклятья. Он уходит и знает – Мария смеется ему вслед.