Феликс Фелицис

- Мальчики, прекратите драку, меня на всех хватит! – мурлыкающий, низкий и хриплый голос бритвой проник в мозг Болтливого наемника, который, сжав юное горло Человека-паука, тряс его, как разноцветную пиньяту, стараясь добыть сладкую конфетку, опустив с поребрика крыши. Был еще вариант ограбить бедного студента на немножко мелких монет для вечернего тако, но мысли прервались этим воскликом за спиной. С неохотой отпустив Паука падать вниз, Дэдпул обернулся на зов. Если бы ему показали эту леди на другом краю земли и обязательным условием постановили идти до нее пешком, Уэйд несся бы, как лошадь, пока не упал и не сдох. Черный облегающий костюм с белой меховой оторочкой скорее выявлял все, что может показать красивая женщина, вместо того, чтобы скрывать – небольшую, но пышную грудь, полуприкрытую декольте, плоский живот, длинные ноги. Костюм был настолько нахален, что посмел обрисовать даже нежную выпуклость девичьего животика и ореолы напрягшихся сосков, - на совести этой пушистой одежки было много разбитых сердец и наполненных бешено бушующей кровью некоторых органов. Уилсон мысленно похвалил себя за то, что в его костюме предусмотрена защита, прикрывающая самое дорогое для мужчины место, и одновременно скрывающая дикую эрекцию, распаленную до этого спящей маленькой танцовщицей, вкупе с долгой голодовкой. Словно прочитав его мысли, девица облизнула губы, подкрашенные красной помадой, и сверкнула горящими зеленым глазищами. Ее лицо скрывала полумаска, все остальное – легкий капюшон, оставляя на обозрение нижнюю часть очаровательного личика. - Эй, Пул! Я бы на твоем месте поостерегся, - несносный Паучара выкатился откуда то из-за домика электрощитовой, замерев в героической позе, - это Черная кошка. Она приносит несчастье. - Рррррмяу! – сказала Черная кошка, пробежавшись кончиками пальчиков по своей шее, Уилсон взмок от напряжения, Человек-паук, похоже, тоже. Он оттянул край маски, чтобы глотнуть свежего воздуха. – Ты не говорил мне, сэр Паук, что у тебя есть такие милые друзья. Неуравновешенные, но милые. - Придержи язычок, животное, - оборвал ее наемник, обретя дар речи. В его планах не было выставлять себя дураком перед красивой женщиной, сцепившись с Паркером. Бедный студент, секрет которого недавно узнал Дэдпул приберегая сладенький козырь на потом, мог припечатать крепким словцом врага, но на Болтливого наемника, умеющего лаяться, как сто собак сразу, его воодушевляющие речи не действовали. – А потом прикройся чем-нибудь, иначе мне придется зашивать костюм на интимных местах. Добавлю к этому, что, вообще-то, мы с Пауком не друзья! – выпалив сию прочувственную речь, наемник красивым жестом вынул из-за спины две катаны, направив одну на потягивающуюся Кошку, а вторую на Паука, который делал под маской какие-то энергичные гримасы, описанию не поддающиеся. - Жаль, мы тоже могли бы подружиться, - Кошка бесшумно спрыгнула с парапета, отмахивая Человека-паука в сторону. Питер на фривольные жесты внимания не обратил, нежданно присмирев, как крыс в банке с печенюшками. - А что, так не можем? - мурлыкнул в ответ Дэдпул, на всякий случай, держа малышку на прицеле острия. Его Фелиция была прекрасна, как наяда, сотканная из эфира и легких журчащих струй, ее, как последнего природного элементаля, исчезающего в руках пунцовым и сладким эфиром, страшно было коснуться, а Кошка была земной. Живой, горячей, страстной, желающей. Он читал это в ее похотливых зеленых глазах, что огоньками блистали из-под капюшона, по тому, как она облизывала губы, по запаху ее духов, острых, несладких, напоминающих вечерний морской прибой. - У меня принципы, - забытый Человек-паук предупреждающе кашлянул, но Уэйд только отмахнулся от парня катаной. К нему приближалось умопомрачительное видение, целясь вторым ледяным лезвием между своих отпадных сисек, не знавших лифчика. - У меня тоже, - Дэдпул сделал шаг вперед, танцующим жестом. Подсмотрел в зеркале, отражавшем его возлюбленную в полете веяния фатиновой белой юбки. Она подмигнула, взмахивая рукой в перчаточке: - Сайонара, сучара, - оголенный провод, сорвавшийся с линии электропередач, хлестнул наемника по ногам, давая разряд, равный зашкалу за триста вольт. Паук развел руками, дескать, не обессудь, наподдавая Дэдпулу здоровенного пинка, отчего тот запутался в проводе еще больше, допрыгал, нещадно и больно кусаемый током, до края крыши и сиганул вниз, как заправский самоубийца. Прав был малявка Питти, от этой дамы одни неприятности. Пока он летел, он успел крикнуть зеленым глазам, что-то вроде «это моя реплика!», но Кошка слишком быстро развернулась с неподражаемой грацией, покидая край крыши. Даже вниз не посмотрела, хотя Дэдпул честно показывал ей жестами свои самые тайные желания, урча и ухитряясь двигать в воздухе бедрами вперед-назад. Но когда наемник спросил у Паркера, со взыгравшей совестью поймавшего его в метре от прокаженной земли засраной улочки гетто, кто она такая – Черная Кошка, тот только пожал плечами. - Сам бы хотел знать, - уколов Дэдпула в самое сердце необоснованной ревностью, на которую он, оказывается, был очень даже способен. *** - Я встретил женщину, - сказал Уилсон, лежащий прямо на полу, у ног Фелиции, читающей книгу о Екатерине Второй, кажется, в его уютненьком облюбованном кресле. На все настойчивые просьбы перелезть на диван, он только мотал головой, принимая на пушистом ковре сотни поз Айседоры Дункан, дикие в его исполнении, но симпатичные. Про женщину Уэйд сказал с придурковатой улыбкой на губах, ожидая от Харди каких-то милостей, пряностей и поздравлений, но та лишь смерила Дэдпула быстрым взглядом поверх черного посеребряного витиеватыми штампами корешка книги. - Рада за тебя, - спокойно сказала Лиш, неспешно перелистывая страничку. - Ты даже не устроишь сцену ревности? – Уилсон подлез головой под ее локоть, за что легонько схлопотал по лысине свободной девичьей ладошкой. – Не будешь отбивать своего парня у коварной разлучницы? - Вообще-то ты не мой парень, - книгу пришлось отложить, надоедливый Уилсон иногда был хуже банного листа, прилипшего к зоне бикини, - и мифические коварные разлучницы меня не интересуют. Крушите сердца по-крупному вдали от меня, не беспокойся, ты реально классно выглядишь. Уэйд пришел к ней три дня спустя. Болезненные удары током в самые чувствительные места не хотели лечиться и затягиваться, как всегда. То ли вакцина дала сбой, то ли организм наемника решил принять, наконец, смерть от прогрессирующей онкологии, но полос на его теле прибавилось, причем провод оставил их благородно-синюшного оттенка, в противовес красноте и бледности. На вопрос «что с этим делать?» Лиш набрала горячую ванную с морской солью, приговорив Уилсона купаться там ровно полчаса. На исходе пятнадцати минут боль ушла, забрав с собой голубоватые потеки от электрических импульсов, но Дэдпул приуныл, вычитав с вырванной из энциклопедии страничке, что рак имеет свойство мутировать, а принятое им однажды лекарство не факт, что рассчитано на это. Умереть сейчас, когда его жизнь начала налаживаться, он очень не хотел. Лиш принесла ему в ванную мужские домашние брюки, - этого хватило, чтобы сердце Уилсона растаяло, но вместо слов благодарности, он мешал ей читать, дурачась на полу под креслом. Например, сейчас пытался поставить банан на четыре бублика, чтобы получились колеса мускул кара на банановой тяге. - Как только твой сладкий язычок поворачивается говорить мне такое? – возмутился Уэйд, изображая звуками гонки «Наскар». Вид здоровенного мужика, в возрасте, далеком даже от напольных железных дорог, ползающего по полу, причем на всем теле оного мужика перекатывались и переливались великолепные мускулы наемного убийцы, бросал в дрожь и заставлял от души смеяться не переставая. Хотя бы беззвучно, чем и занималась Харди, слегка раздувая нос, чтобы не обидеть Уэйда. - А нечего тут подло инсинуировать, - строго сказала Лиш, еле сдерживая улыбку, но ее прозрачные глаза были более рассеянны, чем обычно. В ответ Уэйд насвистал ей «О, голубка моя…», на чем разговор был закончен, плавно перетекая в уютные посиделки при бра и открытом окне, где свежий сквозняк гулял по полу, хватая Уилсона за голые ноги разыгравшимся щенком. Он не первый раз замечал за Фелицией это – смотреть куда-то в пустоту за головой Дэдпула, теплым, ласковым, гладящим взглядом, рассеянным, который был у нее только для него. На чужих она так не смотрела никогда – дотошный наемник проверял ее курсирование по городу днем, а ночью иногда засыпал в ее студии на том самом диване: только после того, как украдкой поцелует прядь ее волос или край простой ночной сорочки, убедившись, что Лиш сладко спит. Однажды он даже пролез в ее репетиционный зал, насладившись сполна прекрасным во всех отношениях зрелищем отработанного танца, где летящие руки танцовщицы Харди обнимали весь его хрупкий мирок, а воздушная юбочка взмывала вверх и вниз в такт дыханию замершего на поперечных балках потолка Дэдпула. Не понравился ему только черноволосый кудрявый партнер примы ABT, высокий гибкий красавец, с самыми выразительными на свете скулами, перетекающими в ямочку на подбородке, который слишком нежно принимал в свои волосатые лапищи хрупкую фарфоровую куколку Фелицию, и не менее нежно склонялся над ней с распростертыми крыльями. Поклявшись убить мерзавца в черном трико, Уэйд долго представлял, как режет красавчика на мокрые маленькие мерзкие кусочки и складывает их по мусорным мешкам, с аппетитом перечисляя название частей тела. Это немного отрезвило его, как и то, что после партии он и Фелиция разошлись по разным углам, даже не подумав пообщаться на свои, творческие темы. Голос Черной кошки в его голове насмешливо сказал о том, что «такое развлечение тебе сегодня не к чему, малыш!», чем заставил остатки пушка на его позвоночнике встать дыбом. - Уэйд! – прокручивая в голове сцены расчленения кучерявого танцора, Уилсон не сразу услышал, кто Лиш его зовет. – На улице опять ливень, останешься?.. - Ты такая добрая сегодня, - он снова попытался подлезть к Фелиции под руку, и на этот раз она не стала его сгонять, удобно пристроив на своих коленях сначала его руки, а на руках лысую глупую голову, уперши ее подбородком в могучие предплечья. Светлые глаза воззрились на предмет его тайного обожания, всю в ореоле пушистого серебра волос и удивительного сияния, окутывающего Лиш Харди вместе с родным запахом дома и уюта, - не иначе тебе от меня что-то нужно? - Наверное, я знаю, к кому ты пойдешь помирать в случае простуды, - сострила она, впрочем, со скептической улыбкой, - мне не хватит горячей воды и соли, чтобы усмирить кашель в твоей груди! - Мне вчера снился сон, но я не понял его, так как детям до шестнадцати он запрещен*, - замурлыкал песенку Уэйд, улыбаясь в ответ. Фелиция действовала на него своим убийственным спокойствием благотворней некуда, своим нежным взглядом, и в то же время снисходительным, как она смотрела (о, наемник хотел в это верить!) только на него. – Послушай, я бы с удовольствием поспал вместе с тобой, но что-то мне подсказывает, что ты будешь против. - Дождь не так уж холоден, чтобы прятаться под моим одеялом! Кыш! – согнав Дэдпула со своих колен, она ушла царить и парить в спальню, где шуршали простыни с китайскими иероглифами, а подушка хранила отпечатки ее снов… Ночью Уэйд прокрался в ее кровать, замирая, забываясь, будто вторгался на территорию, полную врагов, бесшумно улегся за узенькой спиной Лиш, отчаянно страшась придвинуться ближе. Он лежал без сна почти до утра, тараща глаза и слушая ее вздохи, но спящая девушка, образовав телом короткий зигзаг, пока подтягивала коленки к животу, наконец, ткнулась прикрытой одеялом попкой в изгиб его тела, аккуратно ниже живота, отчего Уилсон охнул, словно его ударили здоровенной кувалдой куда-то в грудь. Жар ее тела проникал сквозь высококачественный холлофайбер и гладкую лилейную ткань, согревая Дэдпула, которого никто и никогда не любил, даже родители. Что он мог сделать, кроме как, здорово рискуя, прижаться к ней грудью и животом, обняв невесомое тело затекающей рукой, и которую спящая Фелиция, руководствуясь, скорее, своими жаркими снами, выходами в иные миры, нежели нуждой в спасении от кошмаров, подложила под свою горячую щечку закрепив от побега своей ладошкой внизу. Йон Блунд не имел ничего против того, чтобы Лиш Харди сплелась в объятии с Уэйдом Уилсоном, боявшимся даже дышать, раздувая ее волосы, в которые уткнулся лицом, не веря своему ускользающему счастью. Угнездив вторую руку под подушкой, он крепче прижал к себе спящую девушку, отчего-то понимая, что сейчас она дальше от него, чем когда-либо… ____________________________________________________________ *Уэйд поет перефразированную песенку из слов маленькой Моники, персонажа книги «Бритт-Мари изливает душу», прекрасной Астрид Линдгрен.