Живи в ритме сердца

Из-за наброшенной на голову пропахшей бензином куртки я не видела, куда мы едем. По обе стороны от меня сидели мужчины. Они не переговаривались, никак друг друга не называли, даже на меня внимания не обращали. Мне было страшно. В горле пересохло и противно царапалось при попытке сглотнуть. Похолодевшие руки, скрученные за спину, затекали, и сводило правое плечо. В машине воняло табаком, и этот запах, смешиваясь с бензином от куртки, вызывал рвотные позывы. А быть может, меня подташнивало от страха. Автомобиль очередной раз повернул и, наконец, остановился. Хлопнула дверца, и освободилось место слева. — Вылезай, — потянули меня за локоть. Я решила лишний раз не создавать проблем и вести себя тихо, поэтому послушно вылезла из салона. — Шагай, — толкнули в спину. Скрипнула ржавая железная дверь. Где-то шагов тридцать мы проделали по гулкому помещению, эхом отражающему наши шаги. Звякнули ключи, и вновь лязгнула дверь. Тот, кто держал меня за локоть, так сильно сжал пальцы, что я скривилась, сдерживая вскрик. Меня пихнули внутрь, и дверь за моей спиной закрылась. Я осталась одна. Наклонившись вперёд, потрясла головой, сбрасывая вонючую куртку и делая жадный глоток затхлого влажного воздуха. Маленькое помещение с крохотным решётчатым окном под потолком, скорее всего, когда-то было кладовкой. Больше никакими способами Кёнсу не затянет меня в подсобку, подумалось мне не к месту. Абсолютно пустое, даже без стула, а ведь в фильмах чаще всего хоть минимальные условия для похищенного. Сейчас они осознают, что ошиблись и взяли кого-то другого, и отпустят (надежда, как говорится, умирает последней и в страшных судорогах). Хорошо, что в оконце светил фиолетовый фонарь, если бы не он, темень была бы непроглядная. Я боялась даже присесть на корточки, чтобы нечаянно не заснуть. Ходила по кладовке вперёд-назад, прислушивалась к неестественной тишине в здании. Такое чувство, что они бросили меня здесь и уехали. Тонкий шпагат мелкими волокнами врезался в кожу на запястьях, причиняя боль при малейшей попытке хоть немного ослабить путы. Можно попробовать кричать, но какова вероятность того, что преступники не придут заткнуть меня раньше, чем спасители? Меня найдут, меня обязательно найдут. Кто-то точно видел, как меня запихнули в машину. Не может быть, чтобы никто не видел! Родители хватятся! Да и ребята… Кай! Кай заметит и поднимет тревогу! Эти мысли успокаивали и не давали удариться в панику. Звон ключей разрушил радужные картины по моему спасению. Тяжёлая дверь лениво отворилась, и ко мне вошёл высокий плотный мужчина. Он был небрит, в засаленной майке, еле прикрывающей выпирающее пузо. Смотрел не презрительно или раздевающе — в его глазах была злость, словно я убила его родственника. — Вы… ошиблись, — пробормотала пересохшими губами. Он двинулся на меня, заставляя вжаться в каменную стену. — Да ну? — и схватил меня за волосы, поворачивая лицо к свету от фонаря. — Придурок, — окликнул он кого-то, — иди-ка сюда, глянь ещё раз. Из-за его плеча тут же вынырнул тот парень, которому я отдала передачу на последней остановке. Он внимательно вгляделся мне в лицо. — Да, это она, — кивнул здоровому и отошёл. — А до тебя пофигуристее была, — пахнуло на меня изо рта верзилы. До меня? До… — Юджин? — выдавила имя. — Вроде да. Теперь ты за неё? — Нет! Нет, я… Я всего один раз! Я не знала, что там. Меня просто попросили передать! — Не надо из себя дуру корчить! — зарычал мужик. И шарахнул меня головой об каменную кладку. В глазах тут же потемнело, и хлынули слёзы. — И не реви! Ненавижу эти сопли! — и звонкий шлепок обжог щёку. — Просто скажи, где Пэк держит товар, и я тебя отпущу. — Я… я не знаю… — в голове звенело. — Мне дали пакет… я передала… Я не знаю… — Не ври! — и тяжёлый кулак ударил в живот. Я всхлипнула и поползла по стене вниз, но мужик схватил меня за рубашку, заставляя выпрямиться. — Где товар?! — встряхнул меня. – Где?! Будешь выпендриваться, окажешься там, где и предыдущая, — выплюнул мне в лицо. — И не вздумай рассчитывать на полицию. Та девка тоже собиралась нас сдать. И где она теперь? Правильно, в гробу! Потому что не хер угрожать мне, — прорычал мужик. — Я её просто на мотоцикле подрезал — и нет доносчика. Его слова с трудом пробивались сквозь боль в голове и животе. — Так что лучше просто скажи мне, где Пэк хранит свои запасы, и пойдёшь домой баиньки. — Я не знаю… я не знаю, пожалуйста… — Ты меня что, плохо слышишь?! — и он со всей сил зарядил мне по уху, вызывая волну боли с головы до ног. Казалось, мозг отстал от черепной коробки и превратился в желе. У меня просто текли слёзы. — Пожалуйста… Пожалуйста… я не знаю… — повторяла между всхлипами, — я не знаю… — Напрягись и подумай, — верзила толкнул меня к стене, крепко прикладывая затылком. — Я скоро вернусь, — и за ним закрылась дверь. Я просто сползла на холодный цементный пол и заплакала ещё сильнее. И он приходил ещё два раза. Сколько прошло времени? Солёные слёзы разъедали разбитую губу, гематомы на руках и ногах отдавали тянущей болью. По шее вниз коркой застывала кровь из разбитой головы… — Я теряю терпение! — очередная оплеуха летит справа. — Жить надоело?! Так я тебя сейчас… — Чужие! — ворвался в мозг другой голос. — Кто?! — заревел великан. — Да хрен его знает! И меня тут же, как куклу, бросают на пол. Я не знаю, что происходит там, за дверью, мне не слышно. Мне даже собственного сердца не слышно, и мыслей нет. Только вдох, выдох… вдох, выдох… И ко всему прочему противно ноет шрам от операции. Очередной звон ключей заставляет подобраться. Надо встать, надо встать. Если он начнёт меня пинать ногами на полу — это конец. Я встала и вперилась взглядом в дверь. Фонарь погас, а утренние сумерки толком не проникали в моё подземелье. Мне надо было видеть верзилу, чтобы заранее знать, куда придётся новый удар. Дверь поддаётся плохо, но когда всё же открывается, в помещение первым врывается Чанёль. Мне кажется, это галлюцинации, потому что не место здесь Сехуну с разбитой губой и Каю с деревянной битой. — Блять, — процедил Чанёль, замерев в паре шагов от меня. — Не стала краше, правда… — произнесла дрожащими губами. — Дана, Дана! — кинулся ко мне Кай, подхватывая на руки. — Всё хорошо, слышишь? Всё хорошо, — торопится он по тёмному коридору, прижимая меня к груди. Его руки причиняют боль, но я терплю и изо всех сил стараюсь не заплакать от облегчения, потому что вижу, как ревёт, размазывая слёзы по лицу, всхлипывающий впереди Лухан. — Всё хорошо, всё хорошо, — нашёптывает Кай и выносит меня на улицу. Розово-оранжевый восход какой-то совсем другой, какой-то слишком красивый, подумала я и потеряла сознание.