Живи в ритме сердца

Вы меня удивили своей активностью! Поэтому я съела ещё одну шоколадку и дарю вам проду! (Такими темпами я скоро в штаны не влезу).

Яркое солнце беззастенчиво светило прямо в глаз. Штор на больничном окне не было, только тонкий тюль, не скрывающий наглых лучей. — Проснулась? — я обернулась к сидящему на соседней пустой койке Каю. Тело тут же заныло, и тупая боль запульсировала в затылке. — Я не стал беспокоить твоих родителей слишком рано и позвонил совсем недавно, скоро они будут здесь. — Что ты им сказал? — тихо спросила. — Что ты жива, только не совсем здорова. — Как вы меня нашли? — Ты была на улице буквально минут десять, а тебя уже успели умыкнуть. Я вышел и увидел веник и совок, валяющиеся на асфальте. После случая с Чанёлем, долго думать не пришлось. Чан кинулся к мистеру Пэку, и тот раскололся, назвал четыре места, где тебя могли держать. — Он рассказал про… ну… — Наркотики? Мы с парнями давно догадывались о махинациях администратора, один только Чанёль слеп и глух к тем, кого любит. Я не догадывался, что дела Пэка приняли такой оборот. — Чанёля избили в назидание, с ним была записка о том, что это своеобразный подарочек. Я видела такие же писульки в кабинете администратора. — Но зачем им понадобилась ты? — Кай встал с кровати и подошёл к моей. — Мне нужны были деньги, и Пэк предложил быстро заработать, передав коробочку нужным людям, — устало рассказала я. С меня словно груз свалился, не дававший мне полноценно дышать. — И так делала не только я… — Кто ещё? На секунду я замолчала, а потом произнесла: — Юджин. Он недоверчиво покачал головой. — Да нет, она… — Я не знаю, как часто она передавала наркотики, но тот мужик, который держал меня, хорошо её помнит. И ещё… Кай, — потянулась к его руке и сжала тёплые пальцы, — в смерти Юджин не виноват Чанёль. — Ты просто его защищаешь, — нахмурился парень. — Тот верзила сказал, что он лично подрезал её на трассе. Кай взволнованно сглотнул: — Он так сказал? — Да. Она якобы хотела сдать их в полицию, и они убрали свидетеля, — ответила я, глядя, как он тяжело опускается на край моей кровати. — Они… они должны сидеть, — глухо сказал Кай, глядя куда-то в стену. — И они сядут. Я напишу заявление. Спустя минут пятнадцать в палату вошли испуганные родители. Мама сразу ударилась в слёзы, а папа внимательно вслушивался в то, что ему рассказывал Кай. — Дана, — мама, обнимая, легла на меня. — Ох, — захрипела я под её объятиями. — Прости-прости! Больно? — всхлипнула мама. — Пройдёт, — успокаивающе улыбнулась ей. — Как это всё… как мы не заметили, что всё так… — растерянно забормотала мама. — Вы бы и не смогли ничего заметить. — Это из-за денег? Из-за склочной старухи? — папа присел с другой стороны. — Толку разбираться, из-за чего это получилось? — Мы напишем заявление в полицию, — твёрдо сказал папа. — Напишем. Только сначала я поговорю кое с кем, а потом можно писать. Папа не мог прогулять целый день, а вот мама отпросилась и осталась со мной. — Этот Кай — очень приятный молодой человек, — сказала она вслед уходящему за кофе парню. — Он… он старается, но я боюсь, что всё равно плохо видит разницу между мной и своей сестрой. — А мне кажется, что он волнуется о тебе, — мама погладила меня по голове. Кай принёс два стакана кофе и один зелёный чай. Как только он поставил всё на прикроватную тумбочку, у него запел в кармане телефон. Мой телефон. — Он меня уже достал, — поморщился Кай, глядя на экран. — Отдай мой телефон! Кай! — протянула руки за своим имуществом. — Тебе надо отдыхать, — он помахал телефоном перед моими пальцами. — Это, наверное, Кёнсу! Я же в универ не пошла, вот он и волнуется. — Кёнсу? — переспросила мама. — Это твой староста? — Да, её личный староста, — фыркнул Кай, особо выделив слово «личный». А телефон разрывался от трелей. — Ладно, — смилостивился Кай и протянул его мне. Я тут же нажала на зелёную. — Дана? Дана, ты где? Что случилось? Куда мне ехать? — обрушился на меня шквал вопросов от Кёнсу. — Всё нормально, всё… — Я же слышу! У тебя что-то болит? — У неё голова от тебя болит, — телефон перехватила Зизи. — Так куда нам ехать? Мы уже на остановке стоим. — Автобус номер 14 к тебе идёт? — крикнул в трубку Сухо. Пришлось назвать им адрес, чтобы они не колесили по городу. — Кх-кх… — и все, кто был в палате, обернулись к топтавшемуся на пороге Чанёлю. — Батюшки, — мама всплеснула руками, — ещё один пострадавший. — Нет, он уже выздоровел, — отмахнулся Кай, возвращаясь к внимательному изучению альбома Сухо. — Ну, чего ты мнёшься? — Зизи подошла и забрала у Чанёля пакет. — Яблоки, бананы, апельсины… — перечислила она, заглядывая внутрь. — А теперь можешь проваливать, — Кёнсу бросил на вошедшего тяжёлый взгляд из-подо лба. — Я хотел сказать… — Чанёль опустил голову. — Мне жаль… Мой дядя… Я разберусь с этим. — Раньше надо было разбираться, — огрызнулся Кёнсу. — Не надо, — коснулась его колена. Мне хотелось подойти к Чанёлю, сильно-сильно хотелось его обнять. Он казался потерянным, смущённым. Не его вина, что родственник не чист на руку. Но он стоял так далеко… Поэтому я откинула покрывало и спустила ноги. Хорошо, что больничная пижама скрывала синяки и кровоподтёки. — Ты пришёл, чтобы попросить меня не заводить дело? — встала с кровати. — Боишься, чтобы не посадили Пэка? — Если бы ты не влезла, я бы во всём разобрался! — Чанёль сжал кулаки. — А что теперь? Ты можешь не писать заявление? Если начнут расследование, его посадят, а я… Я останусь. — Чанёль! — вскочил Кай, отбрасывая альбом. — Что ты говоришь? Бред какой-то! Её чуть не убили там! — Она сама влезла в это! Не надо было помогать Пэку! — Я тебя сейчас придушу вот этими руками! — кинулся к нему Кай. — Стой! — успела перехватить его за футболку. — Он не знает, он ничего не знает. — Чего? Чего я не знаю? — заволновался Чанёль. — Это касается моего дяди? Я должен знать! — Юджин, — Кай встал за моей спиной. — Юджин тоже помогала твоему дяде. — Н-нет, она не… — Да, один из преступников узнал её и признался, что лично подстроил её гибель, чтобы она не слила их в полицию, — глядя парню в лицо, произнёс Кай. — Она не… Нет! Ты нарочно! Ты это специально! — он шагнул к нам. — Специально навожу поклёп на свою сестру? — фыркнул Кай. — Если бы ты узнал, что чуть не убили Юджин, ты бы точно так же защищал своего родственника? — Я бы… я бы лично его посадил… — тихо признался Чанёль. — Но перед тобой другая, и ты согласен, чтобы преступники и дальше топтались на свободе?! — заводился Кай. — Как ты можешь?! — Он… он мой дядя, а ты… — поднял на меня такие растерянные глаза. — Она и есть Юджин! — закричал Кай. — Она — Юджин, придурок ты! — и кинулся к Чанёлю, припечатывая его к стене. — Она — Юджин! Она! И если бы я снова её потерял, я бы убил тебя, твоего дядьку и этих сукиных детей, и с чистой совестью сел бы в тюрьму! — Я не понимаю, не понимаю, — Чанёль пытался оторвать от себя взбесившегося Кая. — Сердце моей сестры, моей Юджин бьётся в её груди! — Ты с ума сошёл?! — Чанёль сильно ударил его в грудь, отбрасывая от себя. — Что он мелет? — бешеные глаза остановились на моём лице. — Я… полгода назад мне сделали операцию и… и пересадили сердце. Это сердце Юджин, — шёпотом, еле слышно, сказала я. — Да вы… Ты… Сдурели, что ли?! Юджин умерла! Не трогайте её! Даже имя её не произносите! А ты! Это всё ты! — он медленно направился ко мне. — Ты всё кружишь вокруг меня… Сбоку тут же возник Кёнсу, но я выставила руку, не позволяя ему выйти из-за спины. — Сердце пересадили? Смешно! Докажи! Я хочу увидеть шрамы! – и, неожиданно схватив меня за больничную рубашку, рванул полы. Я испуганно скрестила руки, пытаясь прикрыть обнажённую грудь. Но он уже всё увидел — уродливый шрам розовой вывернутой плотью разделял рёбра. — Это… — Чанёль отступил. — Это… Кай и Кёнсу одновременно бросились на него и вновь прижали к стене напротив. Зизи услужливо набросила мне на плечи свою цветастую кофту. Мама что-то говорила, кричали парни, а я смотрела на плачущего Чанёля, сползающего по стене вниз, к ногам, встающего на колени… — Юджин… Юджин… — повторял он сквозь глухие рыдания, опустив кудрявую голову. — Не может быть… не может… — У меня есть бумаги, подписанные родителями, о пересадке сердца сестры, — тихо сказал Кай, возвышаясь над Чанёлем. — Что теперь ты скажешь? Надо ли писать заявление? Заплаканные, безумные глаза, и боль, такая сильная боль, что она отзывалась в моём сердце, перекрывая физическую. — Прости, прости меня, прости… — одними губами шептал Чанёль, глядя мне в глаза. Он больше не видел неприметную раздражающую Дану, в его глазах стояла Юджин. — Прощаю, — шагнула к нему, — конечно, прощаю, — сказала я за нас обеих. И он уткнулся лицом в мои колени и заплакал ещё сильнее. В тишине больничной палаты, заполненной людьми, слышны только всхлипы — Зизи смахнула слёзы, мама, не сдерживаясь, утирается платком, отвернувшись к стене, вздрагивают плечи Кая. Мои слёзы капают на кудрявую макушку того, кто, как раненый зверь, тихонько воет в мои колени.