Живи в ритме сердца

Одежда и тело с грязными подтёками неприятно слипались. Волосы на лбу от яйца склеились и свисали тонкими сосульками. Особенно жалко было тонкую шифоновую бежевую блузку, которую мама купила мне в прошлом году. На Зизи попало совсем чуть-чуть: красное и жёлтое пятна растеклись по туго стянутым дредам, да и на длинной юбке красовались цветные кляксы. Основной огонь взяла на себя я. Мы были в гримёрке за сценой. Зизи отвернулась к стене, поджав колени на диване, и молчала. Я стояла в углу у двери, боясь сесть и испачкать что-нибудь. К нам никто не зашёл. Мы слышали, как шумел зал за занавесом пока уходили. Все смеялись, кто-то кричал, что жалеет о том, что не знал и не принёс с собой яйца. Даже за закрытой дверью гримёрки какое-то время было слышно, как веселится народ, покидая зал. В дверь тихонько постучались и, не дождавшись ответа, вошёл мистер Юн, режиссёр нашего театра. Пожилой мужчина, высокий и сухонький, как умирающее дерево, откашлялся и сказал: — Ты… не переживай. Так бывает. Это просто дети, не приученные к искусству, — он потупил взгляд. — Скажите, — Зизи полуобернулась, повернувшись красным пятном на волосах, — вы не знали о том, что они собирались это сделать? — севшим голос спросила девушка. — Я… я… — взволнованно заблеял режиссёр, — я слышал что-то такое, но не придал значения. Знаешь, дети много говорят, но до дела это не доходит и… — Ясно. Можете идти, — она кивнула на дверь. — Да, я пойду, — заторопился мужчина. — Надо распорядиться, чтобы сцену вымыли и… — Уходите! — Зизи повысила голос. — Я вас прошу… Режиссёр Юн тут же ретировался из гримёрки. — Зизи, — нарушила наше молчание. — И ты уходи, — глухо бросила девушка. — Я понимаю, что… — Зачем ты вообще влезла?! — резко обернувшись, закричала Зизи. — Зачем?! Это не твоё дело! Это моя жизнь! — Но они… — Это предназначалось мне! Только мне! Значит, я и должна была это получить! — слёзы текли по бледным от грима щекам. — Я же говорила, если что — проходи мимо, не влезай! Ты что, дура?! Хочешь, чтобы и на тебя пальцем показывали? — Переживу, — упрямо сжала губы, хоть у самой глаза были на мокром месте. — Нет! Это моё! – она, подскочив, ударила меня по синему плечу. — И это! — хлопнула по красному пятну на животе. — Я это заслужила! Я! И я должна была это пережить! — Никто не должен быть один в такие моменты, — всхлипнула и не удержала слёзы, побежавшие по лицу. — Никому не нужны такие жертвы, — Зизи покачала головой. — Никому. Каждый должен выдержать то, что ему посылают свыше. Сжать зубы и выдержать. — Это не жертва, — вытерла правую щеку, — это называется дружбой. — Пиздёжем это называется, а не дружбой, — грубо огрызнулась Зизи. — Я никогда не приду тебе на помощь. Не влезу между тобой и толпой, — процедила она. — Каждый должен жить своей жизнью и не лезть в чужую. Вляпался в проблемы — вылезай сам. Это формирует человека. Надеяться на кого-то в 21 веке может только тупой дегенерат. Я просто плакала, опустив голову. Каждое её слово, как раскалённая иголка в сердце — остро, жгуче, больно… — Ты сама вляпалась в это, — продолжала девушка. — Не знаю как, но вылезай из этого сама, — она схватила сумку и, громко хлопнув дверью, выскочила из гримёрки, так и не сняв театральный костюм и не смыв расплывшийся грим. А я так и осталась стоять в углу, размазывая по щекам цветные слёзы. Уверенные шаги в коридоре заставили меня напрячься в ожидании новой порции яиц. Я была такой жалкой, что добить меня можно было парой слов. Дверь распахнулась, и в гримёрку вошёл Кёнсу. Вошёл и остановился передо мной. — Тоже хочешь сказать, что я дура? — тихо спросила. — Ты и без меня это ещё не раз услышишь, — тяжело вздохнул он. — Пошли отсюда. Если хочешь, можешь умыться в соседней гримёрке, там есть умывальник. В зале никого уже нет и… — Дана?! — в комнатку влетел лохматый и взбаламученный Лухан. — Я был на футболе! А тут… Сказали! И я! Я сразу сюда! Вот, ушлёпки! Курицы безмозглые! — затараторил он. — Так бы и повырывал им эти патлы крашенные! — горячился он, размахивая руками. — Собственными руками придушил бы! Я уже Сехуну позвонил, пока бежал! Он сейчас за тобой приедет. Хотела отказаться, но вовремя вспомнила в каком я виде. — Вот, — Лухан стянул с себя спортивную кофту и потянулся, чтобы накинуть её на меня. — Не надо, испачкаешь, — перехватила его руку. — Да чихать я хотел на кофту! — и всё равно накинул её мне на плечи. — Идём, — по-хозяйски взял меня за руку, уверенно сжав мои липкие пальцы, и потянул за собой. Кёнсу вышел за нами, закрывая дверь. На улице было много народа. Я тут же затормозила, пытаясь спрятаться за спиной Лухана. Кёнсу прикрыл меня слева. Во дворе университета стояла полицейская машина и человек пятьдесят студентов. — Давай пройдём под деревьями, — предложил Лухан и потащил меня через кусты. — А что там происходит? — покосилась на полицейских. — Ничего особенного, — раздался голос Кёнсу сзади. — Наказание. Я просто вызвал полицию и предоставил поимённый список тех, кто зря занимает место в университете, — спокойно сказал он. — Ого! — уважительно воскликнул Лухан, выныривая вместе со мной из-под деревьев. — Респект и уважуха, — и протянул свободную руку Кёнсу для рукопожатия. — А вон и Сехун! Друг Кая и Лухана сделал вид, что ничего со мной особенного не произошло. Поздоровался с парнями и открыл для меня дверцу. — А ты не поедешь? — поинтересовался Сехун у Лухана. — Нет, — тот покачал головой. — Покручусь тут, узнаю, чем всё это закончится. — А тебя подвезти? — Сехун посмотрел на Кёнсу. — Нет, спасибо, мне тоже надо вернуться, — ответил староста. — Я тебе потом позвоню, — зачем-то сказал он мне, хотя никогда не звонил просто так. Мы отъехали от университета и Сехун неожиданно предложил: — Давай я вместо тебя уберу сегодня в клубе? Я даже подумала, что мне послышалось. — Что? — Могу поработать за тебя сегодня, — повторил он. — Да не надо… Взрослые люди ходят на работу каждый день, независимо от того, что у них случается. — Ты говоришь, как Кай, — усмехнулся Сехун, поймав мой взгляд в зеркале заднего вида. — Он тоже всегда работает. — А сейчас… Где он сейчас? — Кай? Да наверное в своём гараже. Ему вчера очередную иномарку прикатили, чтобы подвеску поменять. Мне так не хотелось ехать домой. Придётся объяснять, что случилось. Мама всплеснёт руками, папа покачает головой, а вот бабушку будет не заткнуть. — Можно… заехать к нему? — робко попросила. — Сейчас? Можно, — Сехун пожал плечами. Я знала, что выгляжу, как пугало на ярмарке, но мне почему-то так захотелось увидеть Кая, сильно-сильно, словно он был глоточком воздуха, а я задыхалась. Мы притормозили возле гаража, сквозь закрытые ворота которого пробивался свет. Сехун помог мне открыть их, пропуская вперёд. Кай стоял, согнувшись над раскрытым капотом. Услышав посетителей, он выглянул, пару секунд пристально рассматривал меня, сжавшуюся под кофтой Лухана, а потом выпрямился и сказал: — Весёлый у тебя выдался вечер. — Угу, — кивнула. — Не зная всей предыстории, затрудняюсь: надо радоваться или сочувствовать? — вышел из-за машины, вытирая руки грязной тряпкой. — Не хочу идти домой, — опустила голову. — Я тебя и не гоню, — ответил Кай. — Пусти её в душ, — Сехун вышел из-за моей спины и направился к раскрытому капоту. — Пойдёшь мыться? — спросил Кай. — Не знаю, — пожала плечами. Никогда в чужом доме не мылась, да и толку, одежда-то всё равно грязная и липкая. Словно услышав мои мысли, Кай отмахнулся и сказал: — Чистые штаны и майку я тебе найду. Вот так вот без лишних расспросов и смешков меня впустили в самодельную душевую при гараже. — Не стесняйся, — крикнул Кай, — я прослежу, чтобы Сехун не подглядывал! — Что? Я?! — завозмущался Сехун. — Да это мне за тобой придётся присматривать! Я включила кран, и вода неровной струйкой побежала из душа. Страшно было раздеваться в чужом гараже, от стыда дрожали руки, но упрямо расстёгивали присохшие пуговицы. В принципе, я почему-то не боялась, что ребята окажутся такими уродами, что полезут ко мне, просто странно это — мыться у чужих. А Кая с Сехуном я совсем не боялась. То ли я действительно доверчивая дура, то ли ещё что, но я намылилась детским мылом, лежащим на самодельной полочке, и с удовольствием смыла с себя этот вечер. Выстиранные джинсы, которые пришлось подвернуть, были почти белыми. Майка с надписью «Boy» сползала с плеча. В гараже был только Кай, ковыряющийся теперь уже под машиной. — А где Сехун? — Пошёл в магазин. — М-м… — Хочешь поговорить? — Кай выкатился из-под автомобиля и замер, глядя на меня снизу вверх. — Нет, — почему-то испугалась и пошла на попятные. Парень прищурился, раздумывая о чём-то, а потом выдал: — Ты не поверишь, но бывают плохие люди. — Я знаю. — Иногда им кажется, что они делают что-то хорошее, но каким-то своим извращённым способом. — Угу. — Не обижайся на них, пожалей, они ущербны в своей неспособности нормально выразить свои мысли. — Кай… — М? — Что ты думаешь о дружеской поддержке? Она нужна вообще? — Никто не должен быть один в тяжёлое время, — тихо произнёс он мои же слова и вновь скрылся под машиной. Мне показалось, что теперь он ушёл от разговора. — Я тоже так думаю, я тоже… — Купил лапшу, — в гараж, громко шелестя пакетами, ввалился Сехун, — три булки, кофе и чупа-чупсы, а то Лу сейчас придёт. — О! — вскочила с импровизированного из шины сидения. — Мне же на работу ещё! — Сейчас поедем, Лу захватим и поедем, — Сехун протянул мне пакет. — Успеешь, — вылез Кай. — Я поеду и помогу тебе с уборкой.