Живи в ритме сердца

Улица в свете фонарей не казалась опасно пустынной, она была одинокой и действительно пустой. Пустой изнутри. Мои шаги гулко отражались от её рёбер, эхом разносясь по уличным внутренностям. Всем порядочным гражданам в это время положено спать. Я медленно брела домой, пиная перед собой крышечку от лимонада. Мне было плохо… Знаете, так плохо, словно десятки муравьёв копошатся в лёгких, задевая волокна своими малюсенькими лапками. И всё дело до жути банально, настолько, что было противно от себя самой. Мне не десять лет, розовые мечты о настоящих друзьях высохли и погибли уже давно. У меня есть только родители, которые отдадут за меня последнюю почку и каплю крови. Они — самые лучшие, и я это знаю. Но чужие? .. Никто по мне не заплачет так, как плакал сегодня Чанёль. Никто. Я не смогла найти своих людей и затронуть нужные струны. И эта обида, эта противная разъедающая зависть буквально душила меня, накатывая слезами. В гараже Кая горел свет. Почему я не прошла мимо? А фиг его знает, просто застопорилась на пороге и постучала. — Никого. Нет. Дома. — чётко произнёс голос с той стороны. — Кай, это Дана. Ты занят? — Никого. Нет. Дома, — снова повторили, и звякнуло стекло. Я толкнула дверь и вошла. На капоте иномарки сидел Кай и пил вино прямо из горлышка. — Ой… Я тут мимо шла и… — Нет никого, — он махнул мне бутылкой. Кай был пьян. Сильно пьян. Он только раз приоткрыл глаза, бросив на меня не узнающий взгляд, всё остальное время потягивая вино зажмурившись, морщился, но продолжал делать глотки. — Что-то случилось? — вошла в гараж, прикрывая за собой дверь. — Сегодня… сегодня 14-ое, — он склонил голову на бок. То же самое говорил и Чанёль. — Почему ты один? Где Лухан? — Кто? — казалось, он мысленно далеко. — Лухан. Ну, или кто-нибудь ещё. — Это мой день! — он с размаху звучно опустил бутылку на капот. — И я один! — Ясно-ясно, — торопливо закивала и потянулась к его бутылке. — Э, нет, — он выхватил её из моих рук и погрозил мне пальцем. — Нет-нет, хорошим девочкам нельзя пить. Ай-яй-яй! — Но я… — Я всегда говорил ей, — перебил Кай, — что хорошим девочкам нельзя пить! — Ей? — Но она смеялась, целовала меня и обещала, что это в последний раз, а с завтрашнего дня она ни капли, ни капельки не выпьет, — сквозь полуприкрытые веки он пристально рассматривал мутную бутылку. — И всегда обманывала… Всегда, — и вновь обхватил горлышко губами, делая глоток. — Тебе уже хватит, — выхватила бутылку прямо из его рук. — Эй! Не будь такой! — Кай потянулся за бутылкой и чуть не упал с капота. Пришлось срочно подскочить, отчего он навалился на меня, обняв за шею, как маленький ребёнок. — Там чуть-чуть осталось, — заканючил парень, — чуть-чуть! — Тебе же не нравится пить, я же вижу, — одной рукой приобняла его, помогая слезть, а второй держа бутылку за спиной. — Не нравится, — согласился Кай. — Противно. Но когда больно, надо пить, — тоном профессора для нерадивого студента сказал он. — И что, боль проходит? — Нет. Боль никогда не проходит, — буркнул он мне куда-то в шею. — Она становится мутной… И мне её плохо видно… Кай пах своим гаражом — бензином, мазутом, какой-то ещё химией, но вот здесь, на шее, где бьётся жилка жизни, он пах детским мылом, и так приятно, что мурашки побежали по коже. — Тебе надо поспать, — попыталась оттолкнуть его. — Неа, — он лишь сильнее прижался ко мне, практически повиснув на моих плечах. — Надо-надо. Где ты спишь? — Я не буду спать с тобой! — он встрепенулся и разжал объятия. — Да я и не… и не… — покраснела, — и не говорю, что со мной! Где твоя кровать? Тебе нужно прилечь. Его веки смыкались, но он через силу открывал глаза снова и снова и пытался сфокусироваться на моём лице. — Ты — не она, — после долгих рассматриваний, вынес вердикт. — Да уж точно я не ваша распрекрасная девушка, — проворчала, отворачиваясь и пристраивая бутылку в углу. — Она у меня никогда не забирала бутылку, — Кай обиженно оттопырил нижнюю губу. — Она садилась и пила со мной. — А я — не она! И вы меня уже достали этими сравнениями! Она меня уже авансом бесит! — не выдержала я. — Я её уже заранее не перевариваю! Увижу, на другую сторону дороги перейду. — А я не перейду, — он пьяно закачался. — Придёт время — мы будем идти по одной дороге. Я и она… Мы будем идти вместе долго-долго и далеко-далеко… — Всё понятно, — вздохнула. — Кровать, кушетка? — Там, — он неопределённо махнул в сторону. — Пойдём, пьянь, — взяла его под руку и потянула к внутренней двери. — А она говорила: «Каюшка — пьяненький», — хихикнул парень, позволяя себя вести. — Каюшка — бестолочь. — Хм, — он остановился, уставившись взглядом в стену, — так она тоже говорила. — И была права. Идём, ты сейчас ляжешь, одеялком укроешься, тебе будут сниться хорошие сны, — за дверью оказалась маленькая комнатка с тахтой. — Мне будет сниться она, — Кай сел на тахту, разулся и уставился на свои шевелящиеся пальцы на ногах. — Да хоть Папа Римский. Ложись, — подтолкнула его в плечи. Он пару раз из упрямства качнулся, а потом всё-таки откинулся назад, поджимая под себя ноги. — А ты не ложись, — не открывая глаз, сказал он. — Ну, естественно. — Я с такими, как ты, не сплю, — выдал он. В очередной раз меня словно из ведра окатили холодной водой. — Я… я так и думала, — тихо произнесла. — Я не сомневалась, — потянулась к покрывалу и укрыла его. — Дана, — позвал меня Кай, — Дана… — М? — остановилась на пороге, выключив перед этим свет. — Я хочу тебе что-то сказать… Что-то очень важное… — Что? — Хм-м-м… Не помню, — недовольно цокнул языком. — Ты… Да-ана-а… — раздалось из темноты. — Да что ты хочешь, а? Спи уже! — Бутылку! — Что? Забудь про бутылку! — Выброси, выкинь её. Сколько времени? Уже 15-е число? Я достала из кармана телефон. — Да, уже начало нового дня. — Хорошо. 14-е прошло, прошло… — он затих и спустя пару секунд засопел. 14-е — действительно какой-то нехороший день, подумала я, выключая свет в гараже и закрывая тяжёлую железную дверь.