Живи в ритме сердца

Знаете, утром всё кажется иным, светлее, что ли, понятнее. А уж когда первой пары нет, и можно немного поваляться в кровати, то и вовсе не так плохо жить. Я потянулась, перевернулась на другой бок и прислушалась — на кухне кто-то тихо переговаривался. Наверное, маме дали долгожданный выходной, подумалось мне. Давно я с ней не завтракала. Выглянув из комнаты, увидела бабушку, стоящую ко мне спиной. — Вы живёте здесь бесплатно, — говорила она, обращаясь к понуро сидящей за столом маме. — Ваших грошей хватает лишь на коммунальные услуги. — Мы платим кредиты, — тихо ответила мама. — А мне какая разница? Живёте здесь? Живёте. Есть хотите? Хотите. А я вот открываю холодильник, — и она демонстративно распахнула его, — и не вижу здесь ничего, что вы купили. — Но мы же ходили позавчера в магазин и… — И как ты собираешься всех кормить? А я? А когда ты будешь помогать своей старой матери? Все деньги на Данку слили! А если бы со мной что случилось? Вряд ли бы ты, доченька, так раскошелилась. — Мама! Не говори так! — Я хочу на диагностику в центр лечь, пройти обследование. У меня спина! Ноги! Так вам же плевать! — шипела бабушка. — И днём, и ночью на своих работах! — Ты же говоришь, что надо зарабатывать деньги! Мы и зарабатываем. — Плохо стараетесь. Уменьшите выплаты по кредиту или возьмите ещё один. Я записалась на обследование на следующей неделе, — подытожила бабушка. — Но как мы… — мама хотела возразить, но разве можно перечить жене военного. — Всё! Это вопрос решённый. Раньше надо было думать. Нашлись мне миллионеры — сердца новые ставить! Знаешь, сколько детей умирает каждую минуту? Так что ж теперь, всем свою жизнь губить, чтобы их спасти? Я стояла в пороге обомлевшая и растерянная. Бабушка всегда вела себя немного холодно и отстранённо, но я это сбрасывала на её кочующую с дедом жизнь, а она, похоже, никогда меня особо и не любила. — Я не стою этих денег, да, бабушка? — бросила ей в спину, выходя из комнаты. Она вздрогнула и тут же обернулась, мама вскочила со стула, испуганно округлив глаза. — Твоя жизнь, которая подходит к концу, важнее моей, той, которая и начаться-то не успела, так? — и откуда только брались эти слова. — Сколько тебе надо, чтобы счастливо прожить старость? Что ты молчишь, бабушка? Хочешь, я продам своё сердце? Тебе хватит этих денег, чтобы перестать пилить моих родителей? — глаза сухие, голос твёрдый. — Дана, — охнула мама, — ты всё не так поняла! — Разве? — я посмотрела в морщинистое лицо бабушки. — Ты важнее меня, ведь так? Надо было дать мне умереть. Погоревали бы чуток, да и жили себе дальше припеваючи. Бабушка обиженно поджала губы. — Сколько тебе надо к понедельнику? Я достану. Украду или продам почку, но достану. — Не говори ерунду, — фыркнула она. — Ерунду?! — взвилась я. Никогда, никогда я не повышала голос на своих родных, а это уже во второй раз меня так накрывает ярость. Меня буквально колотило от негодования. — Ты говоришь собственной дочери в глаза, что ей надо было дать умереть своему ребёнку, и это не бред собачий?! — Как ты со мной разговариваешь?! — воскликнула бабушка, не привыкшая к такой форме обращения. Всю жизнь мама её боялась, слушалась и потакала. Но это уже было чересчур. — Говорю, что вы бредите, бабушка. Похоже, старческий маразм настиг вас раньше, чем мы рассчитывали, — язвительно выплюнула престарелой родственнице в лицо. — Дана… — охнула мама, оседая на стул. — Я узнаю, сколько стоит снять квартиру, и мы будем платить тебе, как всем чужим людям. Потому что слушаю я тебя, родная бабушка, и думаю, а родная ли ты вообще… — Ах ты, дрянь неблагодарная, — в ответ она замахнулась на меня рукой, но я увернулась и не получила пощёчину. — Э, нет, женщина. Раз мы только что выяснили, что вы нам чужая, следовательно, ни на какую воспитательную порку вы не имеете права, — я демонстративно отвернулась от неё и вошла в ванную, закрыв за собой дверь. Меня трясло мелко и противно, похолодевшие кончики пальцев покалывало от схлынувшего адреналина. Медленно, слово за словом до меня доходило, что я только что наделала. Моя бабушка, какая-никакая, а моя, но я только что оскорбила её, а значит, и маму. Что это такое? Что с моей головой? Мама пыталась со мной поговорить. Но я молчала. Во-первых, мне нечего было сказать в своё оправдание, потому что стыд и осознание собственной правоты были связаны слишком крепко, а во-вторых, мне всегда было её жаль, она всю жизнь молча терпела упрёки бабушки. Наверное, я пошла в неё. И мне вдруг захотелось разом ответить за себя и маму. И откуда только берётся такая смелость? В университет пришла раньше, чем обычно. Дома находиться не хотелось. До конца первой пары было ещё минут сорок, поэтому я обошла здание и двинулась в сторону стадиона. По полю бегал Лухан с командой. Вот просто интересно, а у него вообще бывают какие-нибудь другие занятия, кроме физкультуры? Он же постоянно пинает мячик. Я пристроилась на трибуне. Правила игры я знала не особо. Надо попасть в ворота — вот и все мои знания. Но наблюдать за ребятами, которые, обнаружив моё присутствие, стали дурачиться, было забавно. Один другому подножку поставит, Лухану то и дело за спиной рога показывали, толкались, смеялись и совсем перестали забивать голы. — Ты их отвлекаешь, — я вздрогнула от неожиданности. Оказывается, чуть выше на ступеньках сидел Сухо. Неизменный альбом на коленях и отстранённый взгляд. — Я просто сижу, — улыбнулась ему в ответ. — А парням много не надо, чтобы почувствовать себя влюблёнными придурками, — многозначительно сказал он. — Это ты к чему? — Ни к чему, — Сухо пожал плечами и уткнулся в альбом. — Ты видел Зизи? — вспомнилась мне наша общая знакомая. — Видел, — не поднимая головы, ответил он. — И как она? — В смысле, в чём одета, какого цвета у неё сегодня дреды? — Иногда мне кажется, что окружающие правы, и ты — чокнутый. Он поднял на меня глаза. — А ты изменилась, — медленно произнёс он. — А ты – нет, — мне не хотелось даже рядом с ним находиться, поэтому я встала и подхватила сумку. Почему-то я отчётливо поняла, что он — неудачник, странный, чокнутый неудачник. Рисует какую-то ерунду, строит из себя какого-то особенного, а сам — жалкий, да, именно жалкий. — У тебя… всё нормально? — спросил он мне в спину. — А какая тебе разница? — бросила я через плечо и стала спускаться. Зизи я встретила в коридоре. Она стояла у окна с огромными наушниками на голове, в длинной цветастой юбке и кофте с бахромой. На шее — с десяток бус и подвесок, на ногах — стоптанные мокасины, в волосах — красные полосы. Чёрт! Она выглядела так глупо, по-идиотски, словно немытая хиппи из трущоб! Отвращение накатило волной, пощипывая кожу. Но ведь я с ней общалась, я с ней сидела за одним столом, я выскочила на сцену и приняла за неё позор… Почему? Разве она стоила того? Такая же чокнутая, как и сосед по столу в буфете. Мне не хотелось подходить к ней, заговаривать, расспрашивать. Она неожиданно подняла на меня взгляд и тут же отвела, делая вид, что мы не знакомы. Что ж, этим она только всё облегчила. Это какой надо быть дурой, чтобы пожертвовать собой ради чокнутой неблагодарной девицы! — Кёнсу, — подошла к столу старосты. Он дописал тему в журнале и только потом посмотрел на меня. — Кёнсу, ты же не обиделся, да? — За что? — спокойно поинтересовался он. — Вот и я о том же. Тебе не на что обижаться. Мы с тобой всего лишь одногруппники, да, Кёнсу? — сказала, глядя ему в глаза. — Мы ведь друг другу не близкие люди, и я могу быть с кем угодно. Ты же на меня не претендуешь, Кёнсу? — я словно слышала себя со стороны. Нельзя так говорить! Я видела по его глазам, что нельзя так говорить, но слова, мерзкие слова так и сочились из меня, ударяя его каждым звуком. Староста опешил от моего напора, растерялся и отвёл взгляд, нахмурил брови, прикусил верхнюю губу, а потом вскинул голову и тихо спросил: — У тебя… что-то случилось? И теперь растерялась я. — Я словно слышу другого человека, — задумчиво произнёс он, пристально глядя мне в глаза. — Может, я могу помочь? — Я… мне… Мне нужно много денег! — выпалила я и тут же прикрыла рот ладонью, испугавшись собственной наглости. — Прости, прости, я… Это… — залопотала. — День сегодня… Ох, — и поспешила к себе на предпоследнюю парту. Ну, с чего я вдруг ляпнула про деньги? Да ещё кому?! Старосте! С ума сойти… Надо бы витаминчиков каких попить, а то на людей бросаюсь. — Зацени мою розовую рубашку, — Тао ткнул меня ручкой в спину. Я обернулась, оценивающе прищурилась и выдала: — Неа, тебе больше идёт леопардовый принт. — Я знал! — его глаза засверкали неподдельным уважением. — Я взял себе две: одну такую, а вторую с принтом. Да ты в теме, детка, — парень подмигнул мне. — Угу, в теме… Все эти люди, сидящие за партами, перешёптывающиеся и хихикающие, раздражали меня. Обычно я тихо просиживаю лекции, не обращая ни на кого внимания, но в этот день взгляд то и дело цеплялся за кого-то. Да и в аудитории было как-то душно, тесно, особенно скучно. Хотелось встать и демонстративно выйти, оставив всех этих заучек… Стоп. Что за мысли? Заучки? А я тогда кто? Встать в середине пары? Совсем крыша поехала? Можно было бы свалить всё на ПМС, но нет, не время ещё. Тогда что со мной происходит? — Сколько нужно? — Кёнсу перехватил меня у дверей, потянув за рукав. — Что? — я уже и забыла о своём ляпе. — Деньги. Сколько надо? — он смотрел серьёзно, словно у него каждый день просят большую сумму. — Кёнсу, я… Забудь, просто забудь всё, что я сказала. Дома немного не очень, — поморщилась, — вот я и… — Но тебе ведь нужны деньги? Я достану. — Я сама, я всё сделаю сама, — отрицательно покачала головой. — Это моя жизнь, и мне с ней разбираться. — Почему нельзя принять помощь? — Потому что ничего не бывает просто так. Что ты попросишь взамен? Какими будут проценты? — Я ничего, ничего не… — он побледнел. — Отдашь, когда сможешь. Какая сумма? Может, я только часть достану сначала и… — Если я не справлюсь сама, то обращусь к тебе, хорошо? — конечно, я врала, но не брать же деньги у него. — Ты не обратишься, — нахмурился парень. — Обращусь, — пообещала я, мысленно скрещивая пальцы за спиной, — а сейчас пойдём на экономику. С последней пары я всё-таки ушла. Вот просто взяла и вышла сначала из аудитории, потом спустилась по лестнице, как ни в чём не бывало, прошла мимо деканата и покинула университет. Мне хотелось на воздух, на улицу, где тёплый ветерок и такое яркое солнце. Сидеть в помещении, в конце концов, стало совсем невыносимо. Я прошлась вниз по улице к парку, обошла торговый центр и вдруг заметила на столбе объявление. Суть в том, чтобы просто раздавать листовки. Контора находилась недалеко. По приходу мужчина выдал мне сумку, набитую бумажками, дал карту маршрута, по которому надо было их расклеить, и в качестве гарантии попросил фотографировать каждую десятую остановку. К тому времени, как на улице стало темнеть, у меня в кармане было уже немного денег. Мало, но если прийти сюда и завтра, и послезавтра, а ещё отложить вечернюю зарплату, и, может… А что, если спросить у мистера Пэка, управляющего клубом, о подработке? Это я и сделала, как только пришла в клуб. Поднялась на второй этаж и постучалась к нему. — Подработка? — задумался управляющий. — Тебе нужны деньги? — Да, — кивнула, топчась в пороге. — Много? — Ну, многовато, — ответила уклончиво. — Возможно, у меня есть одна идея. Закрой дверь. Идея состояла в курьерстве. После смены в клубе мистер Пэк предложил мне съездить на окраину и передать кое-что одному человеку. Ехать к чёрту на кулички не очень хотелось, но плата в сотню долларов показалась мне слишком соблазнительной. — Деньги дам вперёд, — пообещал он. — Всего за одну доставку? — уточнила. — Да. Если что, могу и завтра подбросить такой рейс, — он пожал плечами, деланно равнодушно, хотя всё равно казался каким-то напряжённым. Я согласилась. Не каждый раз тебе предлагают почти даром такие деньги. Я направлялась в кладовку, когда меня окликнул Сехун. — Привет, — подошла к барной стойке. — Здравствуй, — кивнул парень. — Ты ходила к управляющему? — Да. — Какие-то проблемы? Чанёль достаёт? — Нет-нет, просто… Попросила подработку, — смущённо опустила глаза. Было время, когда меня подвозили на машине к самым воротам школы, а потом и университета. Тогда мы ужинали в любимом ресторане и два раза в год выезжали на море. А теперь я согласна на любую подработку… Это было стыдно, так стыдно, что холодок пробегал по спине, стоило только задуматься об этом. — И что сказал управляющий? — Сехун поставил стакан и пригнулся ко мне, облокачиваясь на стол. — У него есть дело ко мне, маленькое, но оплата будет существенной. — Он просит тебя что-то куда-то отвезти? — проницательно спросил парень. — Д-да, а что? — Это, конечно, не моё дело, но, — он обернулся и, удостоверившись, что никто не подслушивает, тихо сказал, пристально глядя на меня: — Тебе это не нужно. Скажи, что срочно вызвали домой и ты не можешь выполнить его поручение. — Почему? Я могу. Всего-то надо съездить и… — Послушай меня, — перебил Сехун, — просто не езди, — и смотрит так проникновенно, словно гипнотизирует. — Но мне… — Привет! — к стойке подлетел Лухан. — О чём шепчетесь? А мне расскажите! Ну, Сехун! Ну, расскажи мне! Расскажи! Так я и не узнала, почему Сехун так категорически против этого поручения. Я вымыла полы, убрала всё в кладовку, не встретила Чанёля (а это просто огромный плюс в копилку дня), и поднялась к управляющему. Мне нужны эти деньги. У Сехуна, видимо, какие-то сложные отношения с мистером Пэком, раз он так плохо воспринял эту идею. А может, и сам собирался так заработать. Управляющий дал мне коробочку, завёрнутую в пакет, и посоветовал убрать это в сумку. Мне надо было только сесть в автобус, доехать до конечной, вылезти и отдать передачу человеку, который будет меня там ждать. А ждали меня на тёмной пустынной остановке трое: молодой парень лет двадцати пяти в чёрной кожаной куртке и два амбала в одинаковых синих спортивных кофтах. Парень сразу же шагнул ко мне и спросил: — Пэк? — Да, — и полезла в сумку. – Вот, — протянула свёрточек и хотела уже развернуться, но меня подхватили под руки два амбала. — Надо проверить, — и парень стал разворачивать передачу. — Я только курьер, — опасливо уточнила. — Я за содержимое не отвечаю. — Угу, — хмыкнул он, доставая из пакета чайную коробку. Чай? Зачем передавать чай? Но парень при мне раскрыл коробку, и я поняла, зачем. Там лежали маленькие пакетики с белым порошком.