Бумажный чародей и музыка сфер

      Хару гнусно хихикает, скрючившись в три погибели на фонарном столбе, и вычеркивает имена в тетрадке. Вычеркивает злобно, по нескольку раз, пачкая чернилами пальцы и соседние клетки. Никому не жить, как прежде. Никому не утаить эти глупые, надуманные судьбы — такие беззубые. Такие безыскусные.       Хару вписывает ненависть между сводными сестрами, смерти возлюбленных и бесчисленные предательства. Презрение в ее тетради перемешивается со скелетами в шкафах, надменность — с недальновидностью, а одержимость — с жестокостью. Ее живот сводит от хохота, и она прижимается лбом к коленям, чтобы не забрызгать слюной свежие записи. У Хару зуб на зуб не попадает, но она не прекращает творить — пока пишется, пока думается. Пока жажда чего-то черного, грязного, разрушительного так крепко сидит в мозгах, что впору лезть пальцами в ухо и тянуть, тащить ее, как клеща, паразита, спрута, прилипшего к черепу мокрыми щупальцами.       Что, говоришь? Она полюбила его, потому что он единственный не клюнул на ее внешность? К черту — и красоту, и чувства! Хару оставляет костяк истории, но извращает его на корню: лишает мужчину ответной страсти, а в женщине выкручивает на максимум эгоизм и ветреность. Картинка вокруг фонарного столба резко меняется: там, где была осенняя аллея, теперь стоит летний день; мужчина обнимает незнакомую ей женщину и целует маленькую девочку на ее руках. Его лицо осунулось и посерело, глаза полны тоски и сожаления — ведь ему приходится оставить семью, чтобы заручиться поддержкой такой могущественной, но совершенно безответственной родственницы Хару. Та влюблена в него за необычность, за то, что он — первый и единственный бумажный чародей, такой умильно мечтательный и немного наивный. Хару с огромным удовольствием прописывает ей вереницу следующих увлечений, а три другие жизни между тем рушатся, три сердца разбиваются, три судьбы валятся под откос.       Так здорово. Просто превосходно.       Тебе была уготована счастливая жизнь с заботливым ангелом, спасающим тебя из любой беды? Очнись, подруга! Ты сделаешь инвалидом его дочь. Отплатишь болью за доброту. Сможешь ли ты вновь завоевать его доверие или же сдашься, не привыкнув в одиночку бороться с судьбой?       Ты убьешь своего возлюбленного. Ты умрешь, чтобы остаться со своим возлюбленным. Ты будешь проживать жизнь за жизнью, но твой возлюбленный ни в одном из воплощений так и не увидит в тебе женщину.       Великолепно. Хару вычеркивает еще три имени и замирает, глядя на оставшиеся.       Она сама.       Ее мать и отец.       Ее тетя, любимая, пусть и не единственная.       Как быть?       Хару взмахивает тетрадкой, и фонарный столб переносится в стены Академии, древней, мрачной и полуразрушенной. Ее отец и тетя работают сообща, обучая скромную группку начинающих чародеев — первых за долгое-долгое время. С минуту на минуту из портала вышагнет ее мать, и старая, подростковая влюбленность вспыхнет с новой силой. Ее тетя не встанет у них на пути и промолчит, опуская глаза и пряча невысказанные чувства.       Хару задумчиво хмурит брови. От нее требуется сущая малость — обрушить колонну, блокируя портал, подтолкнуть тетю в руки отцу и добавить щепотку магии, чтобы развязать ей язык. Она прокручивает различные варианты будущего, не зная, радоваться или же злиться.       Хару не нравится, когда всё хорошо и идеалистично. Ей тошно от пресности, спокойствия, простоты.       Но почему же счастливая улыбка тети и вид отца, не поседевшего и не постаревшего за пару лет, так согревают ее душу?       Если она сведет их, ее дорогая, обожаемая тетя не сгинет со свету, потерявшись между жизнью и смертью. Если задержит родную мать, то, вероятно, та и вовсе раздумает отвечать на приглашение — а, значит, и не будет преподавать в Академии, не разочаруется в себе и не уйдет оттуда со скандалом, испортив отношения со многими любопытными личностями.       И в итоге Хару Ланг никогда не появится на свет.       Она продолжает сидеть, прижимая уши к голове и цепляясь длинным хвостом за фонарный столб. В воздух взмывают волшебные огоньки — похоже, новички только что освоили одно из простейших заклинаний. Четыре последних имени притягивают взгляд, будто прожигая бумагу насквозь — какое вычеркнуть первым, чью судьбу изменить? Может, переворошить судьбу еще сильнее? Пусть тетя родится первой, а ее мать — третьей! Пусть она станет главой рода, как следствие, встретит отца Хару еще в юности, они в друг друга влюбятся и будут счастливы еще на несколько десятков лет дольше! Может, у них даже родится дочь, которую они назовут Хару.       …но будут ли они счастливы в окружении отвратительных, коварных, разбитых людей, которым судьба подбрасывала лишь горести? Живя в одном доме с женщиной, которую муж выиграл в карты, или опаленным трупом, поднятым из прихоти завистливой и властной стервой?       Хару, конечно, очень любила тетю. Но переделывать ради нее всю проделанную работу… Увы, непозволительные жертвы.       Она выпрямляется и шагает в пропасть, незаметно исчезая из прошлого. Волшебные огоньки теряются на фоне голубого неба, а из портала доносится звонкий цокот туфель на высокой платформе. Верховный чародей оборачивается; в его светлых глазах мелькает узнавание…       Хару разводит огонь и бросает в него тетрадь с четырьмя нетронутыми именами.