Никто и никогда.

      Рон ошалело смотрела то на Тики, то на чашу. Ей хотелось вскричать, топнуть ногой и отойти в сторону. Но от шока она могла разве что двигать глазными яблоками: туда-сюда. Рон даже дышать забыла, и её раскрасневшееся лицо вызвало смутное волнение Ноя. — Эй, ты, сделай вдох и успокойся. — Что?.. — губы еле шевелились, но, раскрыв рот, она рефлекторно вздохнула. — Выглядишь как герой собственных похорон. — Чувствую себя также.       Тики тихо засмеялся и протянул ей чашу. Рон тряхнула головой — волосы, вырвавшись из цепкого плена причёски, осыпались на плечи. Она боялась. То странное жжение в руке до сих пор ощущалось, да и картины… Будто воспоминания, которые она когда-то забыла, снова вернулись в её голову и теперь никак не могли погаснуть. Но Ронсе была уверенна, что никогда прежде не видела ничего подобного. То отчего-то сердце так блаженно трепетало, когда она вновь видела смутный образ той женщины. — Ну, что мы решили? — чаша в руке Тики чуть покачнулась.       В работе Искателя есть всего две задачи. Найти акуму и найти Силу. Всё. Ронсе не могла никак точно определить уровень акум, а впервые за время работы в Ордене найденная Чистая Сила оказалась сразу же у Ноя. Великолепная работа, Миран, ничего не скажешь. — Ты уничтожишь её? — еле слышно спросила она, стараясь не смотреть на Тики       Мысли плавно становились чистыми, точно с неба сходили тучи, и оно приобретало естественный светло-голубой цвет. В шаге от неё — так близко, господи, — была Чистая Сила. Рон ведь всегда… всегда…       Когда она только пришла в Орден, измученная и усталая, Комуи Ли долго смотрел на неё снизу вверх и, наверное, никак не мог взять в толк почему ей хочется служить. Тогда Рон ещё могла чётко обозначить свою цель. Ей, девочке, что так и не впитала нужное количество любви, хотелось эту любовь раздать. Она верила в бога, хотя он с какой-то патологической манией игнорировал её молитвы. Ронсе — тогда ещё Ронсе, только Ронсе — смущённо опускала глаза, вечно делала поклоны и не могла носить ничего, кроме благородных пышных юбок. Она была дочерью своего рода, но была готова на всё только бы обрести что-то чисто своё. Не фамилию, переходящую веками от одного к другому, а своё. Она получила, прям там, в кабинете Комуи. Он, хмыкнув, всучил ей форму Искателя и отправил на учения. Ему смутно верилось в то, что эта явно балованная девица хоть на что-то будет пригодна. Но Ронсе свободно цитировала Писание, да и её порывы сразу показались Ли весьма достойными Ордена.       Учения были сложными и унылыми. Ронсе было меньше шестнадцати, и она едва могла справляться с большей частью заданий. Их учили защищать себя, бегать, сохраняя ровное дыхание, и искать, искать, искать. Учитель — старый священник — раскидывал в воздухе мелкие бумажки. Только на одной кривая «икс», нужно поймать именно её. Ребят, что тренировались в одной группе с Рон, было семеро. Ловил только один. Других оставляли без еды на следующий день. А иногда их секли. Рон до сих пор помнила то жуткое чувство, когда тонкий конец розги опускается на обнажённую спину и свой крик, идущий откуда-то со стороны.       После многочасовых занятий она брела по длинным гулким коридорам, нервно прижимаясь к стенке, мечтая о том, чтобы её никто не заметил. Им запрещали общаться с другими обитателями Замка, их не пускали в общие залы. Искатель, пока он не совершит хотя бы три вылазки, вообще даже человеком не считался. Их, готовых отдать жизнь во благо матери-церкви, слишком много. Она слышала чьё-то приглушённое гарканье, мол, Искатель — это просто слабаки и нахлебники. И, скрипя сердцем, не могла с этим спорить. Многие становились Искателями, просто потому что больше идти им не куда. А если бы другие узнали о том, кто такая Ронсе, то точно бы засмеяли. А потом высекли публично. Потому что церковь не принимает ложь.       Однажды бесшумно двигаясь во мраке коридора Рон уловила чьи-то голоса, а затем прямо напротив неё в лучах света свечей возникла фигура девочки. Ей было около тринадцати лет, она с кем-то говорила — ничего не слышно — и голос её звучал очень мелодично.       Позже Рон узнает, что той ночью впервые увидела Линали. Но тогда ей запомнился только голос и сапоги на ногах девушки, что странно сияли в темноте. Прежде Рон не видела Чистую Силу так близко, и тот яркий прекрасный образ ворвался в её память искрящейся кометой.       Многие шутили, что Искатели — никчёмные псы и их работа сдохнуть, найдя то, что требуется Ордену. И это не смешно. Это не шутка даже. Ронсе прекрасно понимала, что однажды это случится и с ней, а в мрачном гробу, что выставят в главном зале, будет и её тело. Главное: она послужит богу столько, сколько сможет, и отыщет внутри себя ту скрытую на дне любовь.       Но… всегда было только одно, что заставляло её вздрагивать и завистливо смотреть вслед экзорцистам. Как бы сильно Рон не старалась, как бы крепка не была её вера, ей никогда не встать с ними вровень. Она не синхронизировалась.       И тут — вот оно — прямо перед ней Сила, готовая вступить с ней в прямой контакт. Но увы.       Рон тряхнула головой и, стараясь говорить предельно сухо, произнесла: — Уничтожение чаши тебе ничего не даст. — Хочешь, чтобы я дал её тебе? — Да! — сорвалось с её губ и Рон тут же захлопнула рот ладонью.       Тики рассмеялся, закинув голову назад. — Хорошо, — от удивления её глаза распахнулись. — Будет, как ты желаешь. Я дам тебе чашу, и даже не покушусь на её целостность. Но есть два условия.       Рон молча смотрела на Ноя, нетерпеливо ожидая продолжения. — Первое, — он загнул палец, — в случае угрозы я сразу же уничтожу чашу. Второе — ты теперь мне кое-что должна. — С чего это? — нахмурилась Рон, но Тики схватил её за плечо и зашептал в самое ухо. Вначале ей хотелось отстраниться, но вдруг Рон поняла, что он держит её не сильно, а горячее дыхание на щеке вовсе не пугало её. — Поняла?       Тики поставил чашу на пол. Он всё ещё смотрел на неё, будто недовольный покупатель, что приценивается к явно худому товару. Ронсе мигом подняла чашу и прижала к себе, опасаясь, что Ной передумает. Сердце слабо дрогнуло, а по телу разлился лёгкий огонёк. — Не понимаю, зачем это тебе, но… да, сделаю.       Она повертела в руках чашу, внимательно рассматривая её. Даже чуть напряглась, сдавливая медные бока, но ничего не вышло. Тики наблюдал за девушкой, закуривая сигарету. — Ну как? — Никак, — буркнула она. — Может, потрясти её? — Тряси. — Или ударить? — Ударь.       Рон вздохнула и внимательно посмотрела на Ноя. — Ну вот, если не знаешь, какого чёрта советы раздаёшь? Я же должна как-то активировать её, верно? — Надень её, — дёрнул плечом Тики. — Это чаша, — устало заметила Ронсе. — Я её… — она взволнованно посмотрела внутрь и заметила странную гравировку. — «То, что скрыто, то видно», — медленно прочитала девушка. — О чём… Так, стой!       Тики замер у дверей и лениво обернулся, сигарета прилипла к его нижней губе. — Куда ты? — У нас, вообще-то, работа тут. — Я только что стала Иска… экзорцистом. Дай-ка, мне немного времени, будь любезен.       Опустив ладонь на деревянную дверь, Тики медленно повернулся, чуть склонив голову. — Чутьё говорит мне, что ты стала наглее, Искатель. Не забывай, что ты всего лишь моя собственность.       Рон нахмурилась, но ответить ничего не смогла. С момента, когда чаша оказалась у неё в руках, на девушку холодной волной обрушилось странное чувство силы. Она несколько лет мечтала, прекрасно понимая, что о недостижимом. И вот, когда сила едва коснулась её, Ронсе почувствовала свойственную всем молодым людям гордость. Ну, а в комплекте с ней, задорно шагая под руку, шла наглость. Это ведь недавно — пять минут назад — Ронсе была просто Искателем, мелким муравьём, а теперь она экзорцист.       Гордо вскинув голову, девушка молча прошла мимо Ноя, прижимая чашу к груди, как собственное чадо. Тики ухмыльнулся, надвигая головной убор до самых бровей. Лицо Рон сияло неподдельной гордостью, и выглядело настолько высокомерно, что он едва не рассмеялся.       Тизы, сверкнув в воздухе, фиолетовым светом, подлетели к Ронсе и стали кружить прям возле её носа. Девушка ойкнула и, не подумав о сохранности чаши, замахала руками. Чаша, выскользнув из ослабевших объятий, упала на пыльную дорогу. — Как ребро? — тихо спросил Тики, когда девушка опустилась на корточки, чтобы поднять чашу. И тут же её бок пронзила острая боль. — В полном порядке, — она кое-как улыбнулась и посмотрела на Ноя. — С силой экзорциста, вообще, всё прекрасно.       Она тихо засмеялась, прижав к себе чашу. В этом странном жесте было столько трогательной нежности и пугающей силы одновременно, что Тики замер, напряжённо всматриваясь в её руки. Рон так сильно держала чашу, что уже не обращала внимание ни на его взгляд, ни на тизов, что медленно танцевали в воздухе.       Тики хотел сказать, что нет никакой надобности так нянчиться с чашей, но вдруг Рон закричала, ощущая, как медленно в её тело входит множество незримых ножей, продирая плоть насквозь. Она уловила лишь тревожный взгляд Ноя, и призрачное чувство опасности, тихо подступившей сзади. Но ничего не успела сделать, удар был нанесён быстро и хирургически точно. Девушка кричала, выгибая спину, стараясь уменьшить боль, отойти как можно дальше от удара, но ничего не выходило: её дырявили на части, не отпуская. Перед глазами пошла пелена, мешающая видеть, свет тух так быстро, что Рон цеплялась за его остатки и в панике понимала, что темнота накрывает с головой. Успела только лишь закрыть рот и почувствовать новую боль — на этот раз от удара о каменистую землю.       Тики молча наблюдал за агонией Миран, желая взглянуть на то, что предстанет пред ним после. Когда девушка повалилась на колени, и раскачавшись, рухнула вниз, он невольно вздрогнул. Её тело лежало возле его ног, лицо и волосы испачкались в пыли, и девушка даже не шевелилась. Тики опустился на колени, провёл рукой по её лицу, очищая его от пыли и, чуть надавив, запустил пальцы в голову.       Сразу же одёрнул руку, чувствуя как что-то выталкивает её, сопротивляясь силе Ноя. Рон медленно распахнула глаза и уставилась перед собой на смиренное небо. — Что это с тобой? — спросил Ной, поднимаясь. — Ваши, экзорцистские, проблемы? — Наши, — тихо сказала она. Небо такое чистое и далёкое, как же давно оно было вне её взора. Но вот, смотри, пока не затошнит. Лазурь, брошенная богом, вверх.       Девушка коснулась головы. Чувство пустоты, наконец, ушло, и она снова ощущала себя вполне живой. Мысли, смешанные и шумные, кружили в шальной голове. Сколько она молчала и ничего не слышала? Как давно не видела?       Вдруг она дёрнулась и зажмурилась так сильно, что перед глазами поплыли цветные круги. Из нутра её сознания рос вопль, полный ужаса. Девчачий вопль. И она, будто опомнившись от долгого кошмара, распахнула глаза.       Это не она.       Руки стали хаотично гладить тело, трогать волосы, пытаться ощутить ну хоть что-то знакомое, но нет. Это чужое тело, и волосы не её. Какой она была? Кем? Чернота, ведущая в пустоту. В голове стоял невыносимый крик, а небо такое голубое, что больно смотреть. — Я… — губы шевелились вопреки её желанию. — Устала.       Почему так сложно вспомнить, кто она? Всегда ли этот человек был с ней? Девушка посмотрела на Тики, невольно закусив губу. Нет, не помнит… ничего. Есть только странное желание трогать всё и всех, поглощать, впиваться в плоть. Искушать.       Она медленно встала, чуть пошатываясь, и приблизилась к Тики, даже на расстоянии чувствуя тепло его тела.       Тело.       Чужое тело. Да. Голова кружилась от дикого желания потрогать его, ощутить собственной кожей. Она подняла голову и встретилась взглядом с его карими глазами. Крик в голове стал сильнее. — И часто у тебя будут такие приступы? — он закурил. — Не хочу тратить время на твои обмороки.       Девушка впилась в него немигающим взглядом и дёрнула головой так странно, словно впервые училась кивать. Тизы застыли в воздухе. — Ну и ну, — выпалил Тики, выпуская изо рта терпкий дым. — Сколько тебе лет-то?       Она пододвинулась к нему быстро и решительно: не ступала на земь ногами, а плыла. Подняла руку, невесомо прижавшись ладонью к его щеке. Тики поёжился, чувствуя холод и странный приторно-сладкий запах. Он знал его, конечно, знал.       Так воняют трупы.       А рука медленно опустилась к его шее, и тонкие пальцы очертили плавную линию возле кадыка. Чужое тело было манящим и горячим. Девушка блаженно закрыла глаза и, встав на цыпочки, потянулась к его губам, чуть приоткрыв свои.       Но ощутила только вкус перчаток. — Я вижу тебя, лярва, — усмехнулся Микк, сжимая ей рот. — Прости, но мёртвые дамы меня ни капли не интересуют.