Хроники Эдмории. Пробудившийся Страж (книга первая)

      Створки ворот со скоростью ползущей по ветви разжиревшей гусеницы растворились, и во двор крепости потянулись всадники. Спины низкорослых лошадок с длинным уборным волосом у широких копыт покрывали богато расшитые попоны. В сёдлах сидели широкоплечие воины, затянутые в шерсть и кожу. Голову каждого венчал высокий плюмаж из конского волоса, из-под шлемов на спину падали длинные косы. Двуликие, любили яркие краски и не скупились украшать как себя, так и своих животных. Каждый нёс личный штандарт, устроенный в креплении на седле, и над колонной высился лес из пик. Дэйлан, прибывший в замок меньше года назад, рассматривал вновь прибывших, морщась от рябившего глаза смешения цветов. Не каждый из его соплеменников мог похвастать, что видел такое количество оборотней и не поплатился за это жизнью. Во главе колонны на белом жеребце ехал русоволосый двуликий, поджарый и мускулистый. Он единственный не имел косы и не нуждался в штандарте. Грудь воина укрывал золоченный панцирь работы гномов. Хозяйским взглядом оборотень прошёлся по двору замка, и, выловив Эстег-Руа, окаменел чертами. Голубые глаза вспыхнули враждебным огнём. Эстег-Руа, вскинув голову, приветствовал его внимание к своей персоне оскалом. Оборотни и вампиры с седых времен были врагами. Во время столетней войны оба народа стяжали славную кровавую жатву, которая едва не поставила их на грань вымирания. И давняя вражда всё ещё давала себя знать редкими пограничными конфликтами на границах королевств детей ночи. — Ты на него так не смотри, — предупредил его Фрогос, становясь рядом, — Эйган твоего брата крепко не любит. Да и его кровники тоже. Дэйлан нехотя отвернулся: — Это он, значит, сын Нэн? — Эйган Верендейл, собственной персоной, — ответил вместо полуорка Гросаур, засовывая большие пальцы рук за широкий пояс на брюхе, — чтоб ему пусто было во всех пивных бочках. — А кровники кто таковы? — Да вон они, — Фрогос кивнул подбородком в сторону колоритной шестерки, ехавшей за Верендейлом, — он с ними прошёл обряд братания, так что они любого за него порвут. Трое кровников были одного возраста с Верендейлом, один почти старик, двое помоложе. Под стать вожаку, они не носили кос, грудь каждого укрывал панцирь из нашитых на грубую кожу бронзовых бляшек. Плащи из красной шерсти оставляли открытой часть спины с крепившимися на перевязи двумя мечами. Эстег-Руа так увлёкся процессом изучения кровников, что едва не пропустил предупреждающий свист и едва увернулся от пролетевшего мимо уха камня, выпущенного из пращи. — Кому тут жить надоело?! — взревел Гросаур, озираясь по сторонам. — Какой же ты стал нервный, гномэ, — насмешливый женский голосок оборвал ругань Бесстрашного. От колонны отделился каурый жеребец с закутанной в плащ всадницей, которую Дэйлан ошибочно принял за мальчишку-подростка. Тонкая рука, укрытая наручью, поигрывала пращей. Подъехав к рассерженной её выходкой троице, незнакомка откинула капюшон, явив их взору круглое лицо и смеющиеся зелёные глаза, принадлежавшие юной девице двуликих. Фибула её наплечника в виде головы большой кошки свидетельствовала о том, что оборотниха принадлежала к клану Мердлейнов. По обычаю, что бытовал между кланами, двуликие часто обменивались молодежью, чтобы дать им достойное обучение и позволить найти свою пару. На правах такой воспитанницы и пребывала в рядах воинов Верендейла юная дочь вожака Мердлейнов. — Ксанфа! — узнав юную нахалку, Гросаур расплылся в улыбке. — А ну, иди в мои объятия, разбойница! Гном широко развёл руки, и девушка, смеясь, соскользнула с седла, чтобы чмокнуть того в щёку. — А ты, как я вижу, всё так же любишь поесть. — Она похлопала его по объемистому брюху. — Помнится, в нашу прошлую встречу ты был несколько поменьше. — Хорошего гнома должно быть много. — Как и эля, которого славный гном в состоянии выпить, — Ксанфа, встав на цыпочки, обняла полуорка, а Валенте достался поцелуй в нос. Поприветствовав старых знакомцев, Мердлейн развернулась к Эстег-Руа. О живущих в крепости кузенах-вампирах, она была наслышана, но увидеть одного из них ей довелось впервые. Недовольный тем, что его рассматривают, будто диковинное насекомое, Дэйлан предупреждающе вытянул наружу кончики клыков. В политесе вампиров это означало «не лезь». Ксанфа ответила ему в том же духе. Вампир, моргнув, попятился. Девица оказалась обладательницей редкого дара принимать образ своей второй ипостаси частями и за один вздох отрастила внушительные клыки. — У этой двуликой много талантов, — дружелюбно пробасил зеленокожий, хлопнув Эстег-Руа по плечу. — И частичная трансформация только одно из моих умений. — Ксанфа, убрав клыки, ехидно улыбнулась. — А что умеешь ты, вампирэ? — Высушивать до донышка тех, кто так меня называет, — холодно заявил он. Ксанфа с вызовом сложила руки на груди. — Не успел бы и присосаться. Зубки у меня побольше твоих будут. — Во всей красе ты их не видела, — оскорбился вампир. — Отроки, — проворчал гном, — нашли, чем хвастаться. Нет, чтоб умом да воспитанием — клыками решили помериться. В моё время парень с девкой, если один другому по сердцу пришлись, не клыками мерились, а в скорости состязались — кто кого быстрее в лесок утянет. Нынешняя молодежь совсем не та. Ксанфа с Дэйланом уставились на гнома с одинаковым возмущением. — Никуда я её волочь не собираюсь, — отмёл Эстег-Руа. — Это кто тут кому по сердцу пришёлся? — одновременно с ним выдала Ксанфа, краснея. Гросаур хохотнул, глядя на девицу. Не каждый мог похвастаться тем, что ему довелось выбить Ксанфу из колеи. Да и щёки вечно бледного Эстег-Руа окрасились слабым румянцем, что само по себе было событием не рядовым. Гном уже открыл было рот, чтобы продолжить шутку, когда заметил рядом с собой тень и обернулся. Эйган Верендейл подобрался к ним совершенно бесшумно, чем немало уязвил самолюбие Гросаура. — Зачем подкрадываешься, как тать? — проворчал гном, давя недовольство. — Хотел послушать гномью байку, полную бахвальства и врак. — Верендейл пыхтение гнома игнорировал, глядя на Эстег-Руа. — Заодно на кровососа глянуть. Слышал от бродячих торгашей, что моя племянница всякий сброд к своему очагу пускает, но в слух не поверил. И, похоже, зря. Гросаур заслонил собой дитя ночи.  — Эстег-Руа и его кузену княгиня даровала защиту своего рода, — предупредил Бесстрашный, — так что негоже тебе, обижать тех, кого чтят в этом доме, как гостя. — Сао — ребёнок, не понимающий, что творит. Она не помнит, что делали его, — двуликий брезгливо кивнул подбородком на вампира, — предки с такими, как мы. Но мой народ не забыл, кто был палачами у дроу. На своей земле я кровососов не потерплю. — Ты не на своей земле, — спокойно заметил Фрогос, становясь рядом с гномом, — потому и не тебе решать, кому пользоваться гостеприимством Сао. Полуорк видел, как постепенно вокруг них стягивается кольцо из воинов-оборотней. В передних рядах двуликих маячили кровники самого Верендейла. Толстые пальцы зеленокожего гиганта сжались вокруг древка секиры. Он спустил своё грозное оружие с плеча и устроил у бедра. К месту назревавшей ссоры постепенно стала подтягиваться и челядь замка. Один из дружинников рванул гонцом в замок. — Эмили следовало спросить совета у тех, кто умудрён опытом, прежде чем пускать клыкастых в крепость, — продолжил Эйган. — Или моя племянница разум потеряла, по женской своей некрепости духа, смазливому лжецу поддавшись? Верендейл провоцировал Эстег-Руа и тот, не сдержавшись, рванулся к нему из-за спины Гросаура. Глаза дитя ночи залила антрацитовая тьма, клыки высунулись наружу на полную длину. Вожак оборотней, рассмеявшись, отскочил назад. Длинный меч, вылетев из ножен, молниеносно устремился к шее невооруженного противника. — Остановись! Меч замер у шеи вампира. Казалось, сам воздух приобрел плотность камня, заставив смертоносный металл застонать от разочарования вместе со своим владельцем. Верендейл, бессильно зарычав, сцепил зубы, однако сдвинуть меч за магический щит не смог. Клинок устремился к земле. Оборотень едва не повалился на землю вслед за своим оружием. С трудом удержав равновесие, Эйган развернулся к тому, чья магия остановила расправу. В центре двора стоял Джаверель Лаэт-Луг, держа в руках короткий жезл с сияющим нестерпимым светом навершием. Верендейл грязно выругался. — Твой поступок бесчестен, эльф! — яростно выпалил он. — Я был вправе покарать зарвавшегося кровососа! Он собирался напасть на меня. Я защищал свою жизнь! — Ты лишь желал удовлетворить своё чувство мести, — не остался без ответного выпада светлый: — Я знаю о твоей утрате, двуликий, однако напомню, что не Эстег-Руа повинен в их гибели. Хочешь мести — найди настоящих убийц, а не юнца, которому ты даже не позволил воспользоваться оружием для своей защиты! Обвинение было справедливым. По двору пронёсся осуждающий ропот. Неодобрительно смотрели на своего вожака и прибывшие с ним двуликие. Честь воина оборотни ценили едва ли не больше, чем саму жизнь. Поняв, что допустил ошибку, вожак умерил злость. Джаверель знал, куда ударить. Верендейл едва не утратил лицо, и теперь был вынужден искать пути отступления, что не позволят ему окончательно уронить себя в глазах клана. Скрипнув зубами, Верендейл повернулся к Эстег-Руа. Тот уже спрятал клыки, но всё ещё дрожал от переполнявшего его гнева. — Мы ещё не закончили свой разговор, дитя ночи, — проскрипел оборотень, — но я прощу тебя великодушно, списав твою горячность на юность. Глаза дитя ночи вспыхнули, но тут же погасли. Это не было признанием недостойного поведения, однако извинений от двуликого ему всё равно было не дождаться.  Появление Нэн положило конец конфликту. Верендейл, забыв о вампире, переключился на мать. Одно краткое мгновенье они смотрели друг на друга с одинаковым выражением горечи, и Белая Волчица, повернула к замку. Получив её молчаливое согласие на аудиенцию, Верендейл направился за матерью и Джаверелем. Воины-оборотни разбрелись по двору. Кровники сошлись в кучку у колодца, занимавшего центр двора: двое сели на корточки, чтобы разобрать поклажу, снятую со спин лошадей, остальная четвёрка осталась стоять на ногах. Кровники никогда не теряли бдительности: ни среди врагов, ни среди друзей. Ксанфа осталась рядом с гномом, полуорком и Эстег-Руа. Последний всё ещё боролся с остатками раздражения, смешанного с досадой. Девушка дотронулась до его локтя. — Эй, вапирэ… не сердись на Эйгана, — сказала она миролюбиво. — Он сам не свой становится рядом с вашей братией. — Я ему ничего не сделал. — Ты-то нет, однако поначалу у Эйгана было восемь кровников. Двое из них были убиты вампирами. Тела обнаружили только через несколько дней после их гибели. В них не было ни капли крови. С тех пор Эйган и одержим жаждой мести. Эстег-Руа её пояснение не впечатлило: — Я невиновен в смерти его кровников. Тот, кто совершил это убийство — нарушил клятву не вредить разумным, а таких единицы. Мой родитель приговорил своего родственнка за то, что тот напал на человеческого ребёнка и собственноручно отрубил ему голову, восстановив справедливость. У каждого народа есть свои отступники. — Есть, — согласилась Ксанфа, — но одним из убитых кровников была женщина. Единственная из наших сестёр, кто удостоился чести воинского братания. И Ладитэя была о возлюбленной Эйгана. Ни одна женщина не смогла занять место в его сердце после её гибели. — Знатная была красотка, — пробасил Фрогос, опираясь на секиру, — пращей владела, как никто иной. Да и с мечом была неплоха. — Никто не знает, как с ними смогли совладать. Ладитэя и Каран были в расцвете сил и при оружии. На месте их гибели обнаружили только одну цепочку чужих следов. Узких и маленьких, словно принадлежавших ребёнку. Похоже было, что несчастных застали во сне и они не сопротивлялись своему убийце. Дэйлан, услышав окончание её фразы, встрепенулся. Заметив его реакцию, Фрогос нахмурил лоб. — Что сказать есть, вампирэ? — спросил он. — Нет, — ответил он, отводя взгляд. — Мне надо подготовиться к охоте, что вдруг превратилась в целый поход под моим предводительством. Эстег-Руа покинул друзей, отправившись к княжескому дому. Вслед за вампиром с зубца крепостной стены спикировал сокол. Издав долгий клич, птица тенью пронеслась над внутренним двором, и, взлетев ввысь, отправилась к пологим холмам у леса. Снизившись у одного из них, сокол закружил над высокой фигурой в чёрном плаще. Чужак вытянул руку и сокол послушно опустился на «насест». Коготки птицы впились в наруч, задевая соседнюю, покрытую жёсткими чешуйками плоть, не причиняя ей никакого вреда. Из-под глубокого капюшона в сторону крепости устремился пристальный взгляд чёрных, как ночь, глаз. Спутанные белые волосы спускались вдоль впалых щёк чужака. Оружия он не носил. В защите железа маг-драконир не нуждался, излучая в пространство мощь, что отпугивала не хуже меча. Шорох шагов отвлёк его от лицезрения крепостных стен и он поднял левую руку в предупреждающем жесте. С кончиков пальцев сорвалось свечение. Сокол взмыл в воздух, оглашая окружающее пространство клёкотом. — Свои, Салезарр, — проворчал грубый мужской голос и маг усмехнулся. — Свои не подкрадываются, — его голос напоминал скрежет трущихся друг о дружку камней. — Ты нашёл место для ночлега, Альдо? — Найти-то нашёл, только мне не улыбается снова сидеть без дела. Маг развернулся к стоявшему за его спиной напарнику. Высокий воин из рода людей, в отличие от него, был просто увешан сталью. Латы укрывали его тело броней, металлический наплечник с руническими символами заковывал плечи. Голову Альдо прятал под капюшоном и для пущей верности обвязал нижнюю половину лица шарфом. С открытым лицом Альдо Салезарр никогда не видел. В руке Альдо держал меч. Это было невежливо, но маг не спорил. Его сообщник не любил выпускать оружие из рук, что не раз спасало им обоим жизнь. Поравнявшись с дракониром, Альдо, как и Салезарр, устремил взор на княжескую крепость. — Думаешь, оба отродья прячутся за стенами? — Я их чувствую. Их и смерть. Альдо забеспокоился: — Мы опоздали? — Нет. Смерть пришла не за теми, кто нам нужен. Глупая девчонка оказалась не в том месте и не в тот час. Но её неосторожность нам лишь на руку. Всё идет по плану. Те, кто должен исполнить предначертанное, находятся в нужном месте и в нужное время. — И что мы будем делать? — Ждать, — тонкие губы мага растянулись, открыв сточенные в клыки резцы, — ждать своего часа. Салезарр взмахнул рукой и обоих скрыл туман.