Хроники Эдмории. Пробудившийся Страж (книга первая)

      Эйган Верендейл застыл у порога парадного зала замка Сармарелей, с мрачным любопытством скользя взглядом по стенам, укрытым гобеленами и свисавшими с потолка потрёпанными знамёнами. Вряд ли кто-либо, кроме Нэн и Джавереля, смогли бы назвать, чья геральдическая символика украшала стяги. Большинство родов, чьи знамена пали к ногам князей Сао, давно канули в лету. Поверженные были забыты, как и славные победы некогда могущественных предков княгини. Позолота росписи на сводчатом потолке потускнела, нити гобеленов выцвели, щиты, прибитые к колоннам, растрескались, а знамена уныло свисали с медных колец, покачиваясь под дуновением ветра, проникавшего внутрь сквозь высокие стрельчатые окна. Величие княжеского рода медленно и неумолимо гасло. «Так же, как угасает наследница великого рода…» Мысль, прозвучавшая в голове, заставила Эйгана встрепенуться и переключиться на мать. Нэн по праву опекуна Эмили ожидала его, восседая в княжеском кресле, установленном на возвышении у дальней из стены зала. О том, что произошло с племянницей, Верендейлу успели нашептать, пока он ожидал у дверей. Нэн приняла его не сразу, только после того, как изрядно потомила сына у входа в компании Валенты. Управляющий и сообщил вожаку оборотней о постигшей их беде. Узнав о том, что произошло на охоте, Эйган решил, что на сей раз проволочка с аудиенцией оказалась для него даже полезной. Нэн ещё не знала о причине его прибытия в крепость, и Верендейл размышлял над тем, как известить мать о том, что должно было стать для Белой Волчицы новым потрясением. Печатая шаг, оборотень подошёл к помосту. Белая Волчица встретила сына холодно поджатыми губами. Глядя на мать, Эйган на мгновенье ощутил щемящее чувство вины. Он ни разу не показал ей, что страдает от их разрыва. Посчитал, что так будет проще для них обоих, обернуть всё в отчуждение и оборвать все связи. Однако со временем оборотень осознал, что ошибся. Боль никуда не ушла, лишь обострилась. Особенно тяжело стало после смерти Ладитэи. Он не позволил горю свести его с ума, но по ночам, оставаясь один, Эйган отчаянно жалел, что не может поговорить с матерью, разделив с ней свою утрату. Но сожалеть о совершённом было лишено смысла. Вернуть прошлое он не мог, а если бы и повернул время вспять, всё равно бы восстал против матери, считая, что Нэн безнадежно застряла в прошлом. Верендейл верил в то, что его лидерство приведёт клан к величию и клан займёт достойное место среди остальных семей двуликих. Ради клана он мог пожертвовать и большим. Остановившись у помоста, Эйган был вынужден задрать голову. Мать не отказала себе в удовольствии показать, что на землях Сао, принадлежащих её внучке, право принимать решения от имени княгини принадлежит именно ей. Эйган кланяться матери не стал. Оборотни молчали, каждый не хотел стать первым, кто откроет рот. Эльф, стоявший рядом с Нэн, их терпением не обладал. — Что стало причиной твоего визита, Эйган? — напрямую спросил он. — И зачем ты привёл с собой своих воинов? — Есть важная новость, которую следует обсудить, — ответил тот. — А что до воинов… Я посчитал, что сопровождение лишним не будет, и, как оказалось, я был прав. Я знаю о том, что произошло с Эмили, — добавил двуликий. — И готов помочь в охоте на крауда. — Мы справимся сами, — процедила она, не скрывая своего недовольства его осведомлённостью. — Не будем спешить с отказом, госпожа, — эльф был с ней не согласен, — помощь  Эйгана может оказаться не лишней. Нэн нахмурилась. — И чем он может помочь?  — Нам нужно послать гонцов в поселение Ваэлланд. Договориться с храмом, чтобы они позволили использовать их шар для вызова Айяры. — Айяры? — переспросил оборотень. — Кто такова? — Свободная жрица, которая поможет сварить зелье для спасения княгини, — пояснил светлый. Того, как напряглось лицо Нэн, он не заметил. — Мне самому секрет эликсира доподлинно не известен. — Большего он говорить не стал. —  Жрицы не слишком общительны, — сказал двуликий, — и точно не станут говорить с мужчинами. С нами следует отправить ту, кого они сочтут достойной войти под сень храма. — С вами отправится Амелия, — успокоил эльф. — Она возьмёт переговоры со жрицами на себя. — Она слишком молода, — оборотень смотрел только на мать, — а ты знаешь, что сестры весьма привередливы. Переговоры следует поручить той, кому они не смогут отказать. — Лансери справится со своим заданием, — Нэн понимала, кого он имел в виду, но крепость покидать не собиралась, — я должна быть рядом с Эмили.  — Как скажешь, — уступил Эйган. — Ты не сообщил, зачем прибыл в крепость, — напомнил Джаверель. Верендейл помедлил, прежде чем ответить на его вопрос. — Произошло нечто, о чём я пока не намерен сообщать клану и другим семьям двуликих, — сказал он, — но времени у меня немного. Рано или поздно нашим жрецам придётся рассказать правду, и великая скорбь накроет всех нас. На сей раз Нэн проявила эмоции. Белая Волчица три десятка лет правила кланом вместе с мужем, и не могла отрешиться от въевшегося в кровь долга перед своим народом. — И что это за правда? — с беспокойством вопросила она. — Две ночи назад, в полнолуние, священный огонь Оякумы отказался принять пищу. А если огонь продолжит отвергать дары, то не мне пояснять тебе, мать, что именно мы утратим. Светлый непонимающе моргнул. Нэн, в отличие от эльфа, в пояснениях не нуждалась и стремительно подалась к сыну. — Как такое могло произойти? — Огонь отринул подношение и принялся угасать. — Такого не случалось тысячу лет! — Восемь столетий, — уточнил он, — жрецы подняли старые летописи. Тогда огонь Оякумы стал без видимой причины угасать и безумие охватило «носящих два лика», бросив кланы в братоубийственную войну… — Я и без тебя знаю, что на этих облезших шкурах написано, — грубо перебила Нэн. — В отличие от тебя я уделяла достаточное внимание сказаниям нашего народа и прочла их все. Твой отец и братья следовали древним законам. У них Священный огонь всегда принимал пищу. Эйган, поняв, на что она намекает, побагровел. — Огонь принял меня, признав главой племени, — запальчиво выкрикнул он, ударив себя кулаком в грудь, — не благослови меня Оякума, я не стал бы вожаком! Ты и отец не хотели признавать того, что мир изменился. Продолжали жить, как жили наши предки при тёмных властелинах! Я хотел дать нашим людям лучшую жизнь! — И к чему тебя привели твои желания? — взъярилась Нэн. — Оякума отверг твои дары, осознав, что ты идёшь не по тому пути! Ты лишился благословения Моэре! — Может, кто-нибудь объяснит мне, что произошло? —  встрял в разговор Джаверель, видя, что оба оборотня слишком распалились и готовы вцепиться друг другу в горло. Перспектива остаться под одной крышей с двумя обратившимися оборотнями светлого никак не прельщала. Эйган, с усилием подавив злость, развернулся к ушастому. — Священный огонь Оякумы был подарен оборотням вместе с даром перевоплощения. Наш создатель, великий дух леса — Моэре — дал нам магические угли, от которых был зажжён первый огонь Оякумы. Моэре велел нашим жрецам поддерживать в нём жизнь денно и нощно. Вожак нашего клана одновременно является первым жрецом и возносит на алтарь пищу для огня. Пока горит священный огонь, дар перевоплощения не иссякнет, поля будут плодоносить, скот плодиться, а женщины рожать детей. Если Оякуме отвергнет пищу навсегда — двуликие исчезнут с лица Эдмории. Джаверель внимательно слушал, не спеша высказывать сомнение. К древним сказаниям всегда следовало относиться с должным уважением и светлый забеспокоился. — Ранее мне слышать об Оякуме не доводилось. — Потому что о дарах Моэре знают лишь оборотни. И честь кормить Оякуме принадлежит нашему клану. Без благословения Оякумы ни один двуликий не пройдёт инициации, не будет заключен брачный союз, не появится ребёнок на свет и не отправится старик в мир вечности. — И что служит ему пищей? — Подношения, которые возносят на алтарь. Кости убитых на охоте животных и зрелые фрукты. Их возлагают на алтарь в ночь полной луны. — И всё? Нечасто же он ест, — не удержал сарказма светлый. — Угли Моэре — часть нашего наследия, — нетерпеливо вмешалась Нэн, — они святыня двуликих. Если подношение Эйгана было отвергнуто — это недобрый знак. Глава оборотней кивнул, поддержав мать: — Если мы не узнаем, почему огонь угасает, быть беде. Джаверель смотрел на Нэн: — Раньше ты подносила дары огню? Она подтвердила: — Когда была вожаком. — Тогда почему бы тебе не попробовать преподнести пищу огню снова? Возможно, Оякума примет подношение из твоих рук, раз отказался отведать дары твоего сына. — Именно потому я и прибыл сюда, — сдержано произнёс Эйган, — чтобы просить тебя о том же. Нэн изумленно воззрилась на сына. Осознание того, что он готов для спасения племени отказаться от власти в пользу матери, поразило её. Эйган твёрдо встретил её взгляд, не опуская глаз.  — Отказавшись от власти, я сняла с себя сан жрицы, — растерянно напомнила Белая Волчица. — Мы должны попробовать, — Эйган был готов умолять её, если понадобится. — Ты последняя моя надежда! — Я не могу покинуть сейчас Эмили… — Огонь прибыл в крепость вместе с нами, — перебил он. Её брови изогнулись в дуги. — Ты забрал огонь Оякуме из святилища? — ужаснулась двуликая. — Я сомневался в том, что ты согласишься покинуть Сао. Потому я велел жрецам отправиться с нами в путь, захватив священный огонь. — Вот почему ты притащил с собой столько людей, — подал голос светлый. — Что ж, это было весьма… — Ты вконец обезумел! — Нэн, отмахнувшись от эльфа, оборвала его речь. — Как ты посмел унести огонь Оякуме из святилища?! — Священный огонь уже путешествовал с нашим народом… — Когда мы кочевали, Эйг! Не тогда, когда мы, наконец, обрели покой в своих землях! Оборотень скрипнул зубами, однако не мог не порадоваться тому, что мать впервые за много лет назвала его по имени. — Отчаянные времена требует отчаянных мер, мама. От его концовки она вздрогнула всем телом. Долгие годы никто не называл её матерью. Откинувшись на подлокотник, женщина устало потерла лоб. Эйган совершил святотатство, но было бесполезно сотрясать воздух обвинениями. Теперь на её плечи легла новая забота. Верендейл взмолилась про себя духу Моэре дать ей силы выдержать свалившиеся на неё беды. — Священный огонь должен как можно скорее вернуться в святилище, — устало произнесла она, приняв решение. — Перед церемонией подношения даров я должна буду очистить свой дух и тело. Если я окажусь достойна, огонь примет мой дар, если нет… тогда… Да помогут нам боги. — Сколько времени уйдёт на подготовку? — полюбопытствовал Джаверель, следя за тем, как она поднимается из глубин кресла. — Я вернусь только к закату, — Нэн спустилась с помоста, задев сына подолом платья, и вышла из  зала. Джаверель, оставшись наедине с оборотнем, упрятал руки в широкие рукава своего одеяния. — Я надеюсь, что у неё всё получится, — пробормотал Эйган. — Лишь рождённый от крови Первого обращенного Духом леса может стать жрецом-кормильцем. Семьи моего отца и матери были последними, кто принадлежал к прямым потомкам того, кто первым совершил оборот во вторую ипостась. — Значит, есть и другие кандидаты? — Нет, — оборотень покачал головой, — остались лишь двое кроме меня и матери. Один из них младенец из клана кошек, а второй кандидат… она не подошла, — большего он объяснять не стал, — огонь её не принял. — Потому ты пришёл к матери на поклонную. — Все наши разногласия отступают на второй план перед угрозой исчезновения клана. Джаверель знал, как тяжело было Эйгану признать то, что он оказался зависим от матери. — Ты принял правильное решение, — поддержал его светлый. — Я знаю. Закончив разговор, Верендейл направился к выходу. Джаверель проводил его глазами до самой двери. Он понимал, какие противоречия разрывают сейчас душу единственного оставшегося в живых сына Белой Волчицы. Эйган был тщеславен и самоуверен, не допуская сомнений в том, что все его поступки верны и оправданы. Жизнь ожесточила его, а потери укрыли толстым панцирем, но он был истинным вождем и показал, что готов наступить на собственную гордость ради своих людей. У Джавереля также было, ради кого быть храбрым. Встрепенувшись, эльф поспешил вслед за Эйганом. *** Пока Эйган вёл переговоры с матерью, Дэйлан закончил упаковывать седельные сумки, вычистил шерсть своего ауккарика, носившего имя Мориона, и, сменив охотничье седло на походное, отправился в соседнее стойло. Оттуда раздавались голоса братьев Дарелей. Рядом с ауккарика Саймона стоял старший из братьев, следивший за тем, как младший чистит своего Огонька. Сизый жеребец в нетерпении бил копытом. На его ржание отозвался через стенку брат Огонька — Серый Лед, носивший на своей спине старшего из оборотней. Увидев возникшего рядом Эстег-Руа, Андрэ отвлёкся от брата и похлопал его по плечу. — Готов отправиться в путь как наш предводитель, дружище? Вампир хмуро кивнул, подтверждая. Саймон знал, что гнетёт Эстег-Руа и ободряюще улыбнулся. — У нас хороший план, — сказал он, — никто не пострадает, если мы будем осторожны. — Боишься, что мы учли не всё? — встрял Андрэ. — То, что мы знаем о краудах, покрыто пылью веков, — подтвердил Дэйлан. — Сведения разрозненные и неполные. — Но другого выхода нет. Крауда нужно изловить и доставить в крепость. — Я должен был отправиться на охоту за краудом один, — сказал Эстег-Руа, — да только слушать меня не стали. — Может, мы не хотим, чтобы лавры героя досталось тебе одному, — отшутился Саймон, подныривая под головой своего ауккарика. Оборотень шагнул к вампиру и неожиданно обнял его. — Мы не можем позволить тебе рисковать, — договорил он, уложив голову ему на плечо. Дэйлан, опешив, неловко замер. Андрэ рассмеялся, узрев хлынувший на бледные щёки дитя ночи румянец. — Извини моего братца, вампирэ. Он любит обниматься. — У моего народа не принято столь эмоционально… контактировать друг с другом, — Эстег-Руа попытался выбраться из рук Саймона, но двуликий прилип к нему накрепко. — Что сказал твой кузен о задуманном? — изменил тему Андрэ. — Ты ведь сообщил ему, куда отправляешься? Эстег-Руа с облегчением выдохнул, когда Саймон отвлёкся и выпустил его из объятий. — Я его усыпил. Лишние волнения ему не нужны. — Мне жаль, что ему не становится лучше. Каждый знал о слабом здоровье кузена Эстег-Руа, однако о причине его недуга не расспрашивали. Когда несколько лет назад братья под покровом ночи появились у стен крепости, оба были закутаны в плащи с ног до головы. Об их прибытии обитатели крепости узнали только через несколько дней, когда Эмили представила старшего из братьев на семейном ужине. Представление было коротким, княгиня лишь назвала имена братьев и объявила о том, что те отныне будут жить с ними. Сао попросила друзей не проявлять излишнего любопытства в отношении новоприбывших и её просьбу учли. Правду о кузенах знали лишь Эмили, Джаверель и Нэн. Остальным подали то, что было безопасным раскрыть: Руа были последними членами двух старых родов вампиров. Оба были сиротами, потеряли дом, и оказались без поддержки родни. То, что осталось за кратким объяснением княгини, было скрыто завесой тайны, в которую не лезли. Если Сао решила, что кузены достойны войти в её окружение, значит, так тому и быть. Лишь упрямец Джаверель, верный своей родовой неприязни к вампирам, продолжал настаивать на том, что кузенов следует удалить из крепости. Княгиня велела эльфу смириться с её решением, и маг отступил. Когда Эмили того хотела, она умела быть весьма настойчивой.  Остальные без труда приняли братьев. Впрочем, довольствоваться им в основном приходилось общением с Эстег-Руа, младшего из кузенов — Мандрэга, видеть домочадцам Сао приходилось нечасто. Сабуа-Руа почти не покидал комнаты, оборудованной по просьбе кузенов в подземелье замка. Как объяснила остальным всё та же Сао, Мандрэг не мог долго пребывать под лучами дневного светила, в силу родовой редкой хвори. Это объяснение приняли, так же не задавая вопросов. Поблагодарив Андрэ за сочувствие, Эстег-Руа покинул конюшни. Младший из оборотней разочарованно потянулся за ним, но вампир исчез из пределов его досягаемости. Глядя на поскучневшего брата, старший из братьев покачал головой. — Ранее я не замечал за тобой интереса к парням, — подколол он. — А его и нет, — успокоил Саймон, — интерес у меня вызывает только Дэйлан. А почему, и сам не знаю. Андрэ усмехнулся: — Первые лорды вампиры были наделены даром обольщения, Сай. Их красота действовала как чары. Слабые духом спешили выполнить любое их желание и добровольно подставляли шеи под клыки, чтобы умереть, испытывая высочайшее блаженство. То, что ты чувствуешь рядом с Эстег-Руа — это отголоски того самого дара. И о его наличии сам Дэйлан, похоже, даже не подозревает. Саймон, прислушавшись к себе, моргнул. — И вправду, когда Дэйлан ушёл, мне полегчало. Я выглядел таким глупцом, — разочарованно протянул он.  — Просто постарайся держать себя в руках. А ещё последуй моему совету и заведи подружку. — Тебе легко говорить, у тебя есть Ли, — кисло заметил младший, — а у меня выбор не так уж велик. Серый Лёд издал ржание, поддержав сожаления своего хозяина. Старший из братьев расхохотался, потрепав сочувствующего своему другу жеребца по шее. — Не волнуйся, Лёд, один он не останется. Не найдёт себе подружку среди двуногих, поищем среди четвероногих. Пастухи княгини стадо девственных кобыл в долине выпасают. Чем не невесты для порядочного оборотня? Ауккарика согласно замахал головой под смех Андрэ. Саймон возмущённо закудахтал, браня брата. Их перепалку прервало появление в конюшнях Гроссаура и Ксанфы. Братья уставились на девушку. Андрэ — с любопытством, Саймон — с оживленным интересом. Девица была хороша, стройна и двунога, в отличии от девственных кобыл Сао. Но увидев фибулу на её плече, Саймон почувствовал, как его молодецкий пыл быстро пошёл на убыль. Этой «подружки» ему было не видать, как своих мохнатых ушей без магического шара. Мердлейны чужаков в свой клан не принимали. Связываться с одной из семейства северных оборотней, что зачастую рождались с даром принимать ипостась львов и рысей, было не самым благоразумным решением. Гросаур ошарашил их, заявив, что Мердлейн отправится на охоту за краудом, вместе с ними и дюжиной воинов Верендейла. Ухватив своих ауккарика за повод, Дарели вывели коней наружу.  У ворот их встретил Фрогас, сидевший в седле мохноногого тяжеловоза. У колодца заканчивали навьючивать тюки со снаряжением дружинники крепости. Неподалеку от них собрались оборотни во главе с двумя кровниками Эйгана. Дэйлан присоединился к ним, когда все расселись по сёдлам и неспешно направил Мориона во главу отряда. Гросаур, оба брата и Ли Соун последовали за ним. Ксанфа пристроилась за мулом гнома.  — Все готовы, — доложился Бесстрашный Гросаур, — сеть погрузили. Вооружились до зубов и укрепили тыл целой толпой блохастых ликанов. Можем трогаться в путь. — У нас нет блох, — возмутился Саймон, оскорбившись за своё племя, — зато слыхал, что в бородах гномов всякая живность водится. — Не всякая, — важно возразил гном, подняв вверх толстый, покрытый рыжими волосками палец, — а только полезная. — Ага, такая, какая в пищу сгодится, когда еда в походе закончилась. — Ну, разве, что как приправа, — степенно выдал Гросаур, огладив бороду, заплетённую в косы, — на основное блюдо, в случае отсутствия пищи, мы употребляем самого младшего и потому самого бесполезного воина. — И у нас таким будешь ты, братец, — «порадовал» балагура Андрэ. Сзади раздались смешки, которые быстро смолкли, как только к их отряду подъехали оборотни. Возглавлял двуликих один из кровников Эйгена. — Меня зовут Вэртан по прозвищу Ястреб, — пророкотал он, ударив себя кулаком в грудь, — моего брата крови кличут Мэрид. Братья прозвали его Буйволом. — Дэйлан, — кратко представился Эстег-Руа, — а остальных…. — Нам известны имена твоих друзей, — перебил Вэртан, — не знаем лишь тебя, сын ночи. В его тоне не прозвучало ни единой эмоции, но Дэйлан был уверен, что оборотень с трудом сдерживает свою неприязнь. Мэрид его самообладанием похвастаться не мог. Эстег-Руа невольно поежился, увидев, каким злобным огнем горят глаза кровника. Дэйлан знал о причине их ненависти, поэтому решил, что сразу обязан показать, кто будет верховодить в походе. — Я знаю, что у вас есть кровные счёты к моему народу, — сказал он, — поэтому, если вы не готовы подчиняться моим приказам, вам лучше остаться в крепости. Крепко сжатые губы Вэртана расколола усмешка, показав обломанный справа клык. — Мы тебя поняли, сын ночи, — заверил Ястреб, — и докажем, что умеем склонять свои шеи перед достойным. Другой вопрос, готов ли ты показать себя таковым. Дэйлан отвечать не стал. Вампир тронул своего жеребца, послав его к открытым вратам. Отряд выбрался за стены крепости и ступил на земляную дорогу. В небе над всадниками кружил сокол. Издав длинный клёкот, птица унеслась ввысь.