Хроники Эдмории. Пробудившийся Страж (книга первая)

      Зачарованный лес — Вааллелаэ Брумм, лежащий у подножья гор Валенграйда, входивших во владения князей Сао, был древнее империи тёмных лордов и простирался от гор до самых вод Долемайра. Лес издавна считался прибежищем древних духов, которые нашли здесь своё последнее пристанище, отправившись в беспробудный сон под убаюкивающую песню шелеста листьев и ветра. Не многие решались войти под сень древних великанов Вааллелаэ Брумм, считая святотатством нарушать сон духов-прародителей. Лишь на окраинах со временем зародилась жизнь, а у длинного торгового тракта выросли несколько вассальных поселений князей дома Сао. Но сегодня покой леса был потревожен. Колонна всадников под предводительством Эстег-Руа медленно продвигалась по вытоптанной зверьём тропе, всё больше углубляясь в лес. Деревья-исполины почти полностью скрывали небеса своими гигантскими кронами. Над зелёными шатрами небесное светило, миновав зенит, неспешно клонилось к горизонту. Пение пташек постепенно стихло, лишь вездесущие белки сновали над головами вторгшихся в лес чужаков, мелькая в густой листве яркими венчиками пушистых хвостов. За спиной вампира покачивался в седле своего мула Гросаур. Как всякий уважающий себя гном, Бесстрашный находил прекрасным только высокие своды пещер, которые его соплеменники превращали в величественные залы с сотнями колон и по сторонам не смотрел. Мерная поступь мула укачала гнома и, когда его мул споткнулся о корень, Гросаур бесславно грохнулся наземь. По колонне всадников тут же прокатилась волна оживления. Воины схватились за оружие, зазвучали тревожные голоса. Замыкавшие колонну спрашивали у тех, кто ехал впереди о том, что стало причиной остановки отряда. По тропе двигались по одному-двое, потому задние не знали, что произошло и взволновано вытягивали шеи. Гросаур, оглашая лес громогласной руганью, поминал всех известных ему богов и демонов, кляня в пух и прах своего мула. Братья Дарели, посмеиваясь в кулак, помогли багровому от стыда гному снова забраться в седло. Эстег-Руа прервал шум коротким приказом соблюдать тишину. Его послушались, не прекословя, и в колонне снова воцарился порядок. Короткое свечение родового тату на лице дитя ночи отметили лишь кровники Верендейла. Один из них издал тихий возглас.  — Ты видел? — спросил Мэрид у Ястреба, придержав своего жеребца. — Не слепой, — проворчал Вэртан, — и орать о том, что нам открылось, незачем. — Только у наследника Первых лордов мог проявиться дар «голоса повелителя». Он отдал приказ и все его послушались, — не унялся Буйвол, — я сам бы не смог противиться кровопийце! — Не колоти воду в ступе, побратим, — осадил его Ястреб, — дар клыкастого проявился случайно. Так на него действует Вааллелаэ Брумм. Пройдут годы, прежде чем он поймёт, чем его наградили предки. И Эйган велел упыря не трогать, — напомнил он. — Наша цель — помочь ему спасти Эмили. — Зачем вожаку эта девчонка? Наследницей её Эйган всё равно не объявит. Женщине никогда не править кланом. — У Нэн править получилось, да только при Эйгане о нас заговорили с уважением. — И сколько наших воинов положили свои головы за эту славу? — выцедил Мэрид. Вэртан промолчал, поджав губы. Он знал, отчего так горячится его побратим. В недавней стычке на границе земель племени погиб его младший брат Сандар, не оставив после себя потомства. По верованиям оборотней, его душа, не имея потомков, умерла окончательно, без надежды на возрождение. — Мне жаль твоего брата, Мэрид, — сказал он мягко, — однако Сандар умер с честью, и его имя будет внесено в летописи славы нашего народа. — Скажи это нашей матери, Ястреб, — Буйвол на землю сквозь зубы, — может, твоя байка прекратит поток её слез! Мэрид послал своего мохнатого жеребца вперёд, и Ястреб проводил его прищуром глаз. Плохи были дела, если даже кровники начали сомневаться в правильности поступков вожака. Слишком много крови пролил клан за время его правление. И ни клочка новых земель не сумел прибавить. Безземелье было бичом для племени. Семьи росли, рождались волчата, но многие умирали, не дожив до возраста, когда голова покрывалась пеплом. В клане почти не было стариков, всё меньше становилось носительниц жизни. Орки и гоблины — извечные враги оборотней, объединившись, терзали двуликих набегами, убивая в первую очередь слабых и беззащитных, уводя в плен молодых женщин. Устав от бесконечных утрат близких, оборотни всё чаще заговаривали о том, что лучшим было бы оставить пр0клятые земли и уйти под покровительство сильных мира сего, забыв о вольной жизни в лесах. Эйган об этих настроениях знал, и выступил против исхода. Только брожение не стихало. Теперь, видно, дошло и до сомнений в умах самых верных. Ястреб поднял обветренное лицо к зелёным кронам. Оборотень с тоской подумал о том, что, как и младший брат Мэрида, не обзавёлся детишками, а значит, его душа никогда не обретёт новое тело рождённого от его семени сына. «Живи коротко, умри со славой, возродись в детях» — таков был девиз воинов-двуликих. Вэртан следовал ему свято. Отринув печаль, Ястреб опустил голову и поскакал вслед за ушедшим вперёд отрядом. Эстег-Руа тем временем присоединился к Фрогосу. Полуорк за всё время похода не проронил ни слова. Рука здоровяка крепко сжимала рукоять уложенной на седло булавы. Свою секиру он оставил в крепости. Поравнявшись с конём зеленокожего здоровяка, вампир покосился на его оружие. — Таким и дракону череп проломить можно, — уважительно сказал он. — Булаву мне подарила матушка, когда я ещё на горшок ходил, — полуорк любовно огладил отшлифованное мозолями древко, — единственное, что осталось мне о ней в память. Думаю, ты уже слышал об истории моего рождения. — Признаюсь, что нет. — Мой папаша был большой весельчак и умудрился совратить юную оркиню из рода Тугрунов. Девица была не против, поддалась чарам дитя человеческого и, к неприятному изумлению обоих, через девять месяцев произвела на свет меня. Вот только матушка моя не была создана для материнства, потому через год, не сказав прости-прощай, исчезла, оставив и меня, и моего родителя. — Раньше я не слыхал о браках между людьми и орками. Фрогас хмыкнул: — Ни в одном храме моих батюшку с матушкой так и не венчали. Хотя Валента, приходящийся братом моему отцу, и клялся, что отец предлагал ей руку и сердце. Матушка лишь рассмеялась ему в лицо и утянула на неосвящённое брачным обетом ложе. Чтобы дурь из головы выбить. В этом деле она, говорят, была так хороша, что мой родитель так и не сумел найти ей замену. Прожил бобылем до самой своей смерти. — А Тугруны, случаем, не княжеский род орков? — порывшись в памяти, спросил Эстег-Руа. — Княжеский, — гордо подтвердил он, — моя матушка была сто четвёртой дочерью князя Мельмекка. Думаю, Мельмекк и сам не знал, что она у него есть. Невдалеке хрустнула ветка. Фрогос метнул взгляд в направлении шума. Дэйлан, заражаясь его беспокойством, посмотрел туда же. — Не нравится мне этот лес, — проворчал полуорк, — слишком много всего, но нет того, что надо. Птиц давно ни одной трели не слышно. Тихо, как в жреческом склепе. Эстег-Руа в жреческом склепе не был, но с ним согласился. Прежде голосливые, птицы замолчали, стоило им углубиться в чащу леса, а Дэйлана всё больше донимала головная боль. Перед глазами то и дело проплывала цветная дымка, и ему начинали чудиться тихие голоса, напевавшие назойливую мелодию. — Вааллелаэ Брумм — запретный мир, — ворвался в его размышления голос полуорка, — так говорила моя бабка. Сюда опасно ступать смертному. — Нет у нас иного выхода, — отозвался Эстег-Руа, — след крауда ведёт именно сюда. Я чувствую его слабую ауру, и она становиться всё сильнее. — Что ж, сын ночи, мы следуем за тобой. И надеюсь, что ты не ошибаешься. Дэйлан, не удержавшись, потянулся потереть лоб. Мелодия в его сознании то стихала, то нарастала вновь, как прилив волн океана. Его с первых дней взросления учили стойко переносить физические страдания, но мигрень становилась всё сильнее. Решив избавиться от раздражающей боли, он потянувшись к нити силы внутри себя, прошептал простенькое заклинание. Того, что последовало за этим, дитя ночи никак не ожидал — пространство вокруг него вдруг исказилось, и на ошеломленного Эстег-Руа обрушился водопад чужой невероятной мощи, разбившей его заклятье на тысячи жалящих осколков. С него самого словно разом сняли кожу и опалили оголенные мышцы драконовым огнем. Не сдержав крик, вампир ухватился за луку седла. Откат чужеродной магии был таким сильным, что на мгновенье ослепил его, едва не отправив наземь. Упасть ему не дал успевший подхватить его под локоть Фрогос. Дэйлан с усилием выпрямился в седле, тяжело дыша. Ксанфа и Гросаур, прервав разговор, подняли головы. — Ты чего на весь лес разорался, вампирэ? Почуял что? — тревожно пробасил гном, глядя как Эстег-Руа, кривясь, потирает висок. — Лишь то, что в этом месте не стоит призывать магию. — В Вааллелаэ Брум волшбу лишь сам лес творит. Больше это никому не позволено. — Я этого не знал. Сила в этом месте и вправду великая, — невольно восхитился он. — Бескрайнее море магии. Чуждой, но прекрасной. — Она не чужда этому миру, просто иная, — подала голос Ксанфа, пытаясь оттереть гнома в сторону, чтобы подъехать ближе к дитя ночи. Гном крякнул с досады, поняв, что от Дэйлана её теперь и метлой не отогнать. Справиться с магией вампирского приворота, похоже, и Зачарованный лес не помог. — И что ты знаешь о магии этого места? — насмешливо спросил он девушку, тронув своего мула пятками и опередив её коня. — Да уж побольше чем ты, гномэ, — огрызнулась она с недовольством глядя на Бесстрашного. — Каждому оборотню с самого детства рассказывают легенду о сотворении Зачарованного леса. Духи первозданных стихий сделали его своей усыпальницей. — Первозданные духи не мертвы, — возразил Фрогос, — только уснули, и проснутся тогда, когда наступит конец нашему миру. — Или же придёт беда, что будет грозить Эдмории разрушением, — ввернула Мердлейн, предприняв новую попытку прорваться к Эстег-Руа. Гном словно невзначай развернул своего мула поперёк тропинки, провалив её маневр на корню. Мердлейн с досадой зашипела. Фрогос только хмыкнул, следя за хитроумным коротышкой и сыпавшей искрами девицей. О чарах приворота Эстег-Руа полуорк знал, как и Гросаур. Только сам Дэйлан о своих проснувшихся не ко времени способностях обольстителя не подозревал. Отказавшись от очередной попытки объехать гнома, Мердлейн разочарованно отстала. Фрогос, отвлекая её от Дэйлана, продолжил вещать о тайнах магического леса: — Старейшины орков хранят три скрижали предков в храме Джунайеши. В тех древних письменах сказано, что духи Вааллелаэ Брум ушли на вечный покой, устав от трудов по сотворению мира. Великий Творец прислал духов на земли Эдмории, чтобы они создали самое прекрасное из его творений. Закончив свою работу, духи ушли в Зачарованный лес, а Творец населил Эдморию тёмными и светлыми эльфами, гномами, людьми, орками и оборотнями, а так же множеством их общих детей. — И откуда, согласно летописей орков, в Эмории появились такие, как я? — спросил слушавший его Дэйлан. — Твой род был насильно вырван из-за Завесы Неизведанного тёмными лордами. Они призвали вас из иного мира, чтобы создать своих безжалостных псов, храбрых, но не знающих милосердия, несущих смерть врагам дроу. Эстег-Руа задумчиво покачал головой: — Даже не знаю, похвала это или осуждение. — Так написано на камнях Джунайеши, а древнее их лишь летописи светлых. — Которых остроухие никогда никому не показывают, — договорил за него вампир, — держа под семью замками в своих храмах. Так что же с моими предками? Что сказано о мире, из которого их вырвали тёмные лорды? — О нём известно мало. Только то, что этот мир был отличен от нашего. Твои предки были магами, как и тёмные лорды. Только оказались слабее дроу, и те изменили их сущность, сделав своими рабами. Об этой странице в истории своего народа Эстег-Руа знал больше, чем старейшины орков, эльфов, людей и других племен вместе взятых. Истина была намного трагичнее. Дэйлан глубоко вдохнул наполненный ароматами хвои воздух. — В наших преданиях так же говориться о том, что мы чужаки для этого мира, — сказал он. — Первых из нас вырвали из-за Завесы против нашей воли и надели на шею колодки рабов. Их глаза не могли переносить свет светила Эдмории, пища не походила на ту, что они вкушали на родной земле. Они выли от боли и умирали под смех своих поработителей. Выжили лишь единицы: самые сильные и свирепые из детей, что были вырваны магией из рук своих матерей. Чтобы подчинить их, дроу обрекли своих «псов» на вечное проклятье — жить во мраке и питаться кровью разумных существ. Дейлан замолчал. Какое-то время его спутники ехали молча, переваривая услышанное. — Такого сказания я не слышала, — первой вырвалась из плена своих мыслей Ксанфа. — Как и я, — признал Гросаур. — Печальная история, — пророкотал Фрогос, — у твоего рода будет, что предъявить на Последнем суде Творца тёмным лордам. — Мой род не верит в Последний суд. У нас своя вера. Вера в Возвращение… Вампир прервался, осадив своего жеребца и поднял вверх руку. На тропинке перед Эстег-Руа прямо из ниоткуда возникла высокая фигура с накинутым на лицо капюшоном. Незнакомец был одет в ниспадающий до земли серый балахон и тёмно-зелёный плащ, помогавший ему сливаться с лесом. В руках он держал простой деревянный посох, в навершии которого был закреплен необработанный кусок хрусталя. Гросаур, опознав того, кто преградил им путь выехал вперёд. — Приветствую тебя, служитель Истины, — Бесстрашный закряхтел, попытавшись изобразить нечто вроде поклона, сидя в седле. — Случайна ли наша встреча, или ты послан нам, как вестник богов? Окончание его фразы прозвучало с напряжением, заставив вампира нахмуриться. Упоминание о службе Истине, что на языке дроу звучало, как Энайе Даан, подсказало Эстег-Руа, что они имеют честь лицезреть перед собой одного из жрецов, которые были хранителями истории всей Эдмории. Жрецы Энайе Даан были известны тем, что их уста никогда не опускались до лжи. Служа истине, адепты почти всю свою жизнь проводили в пути, собирая по всему миру истории кланов, значимых семей и государств, занося всё узнанное в длинные свитки, чтобы, вернувшись в храм, упрятать их в архивы знаний. За эту великую жертву Творец сделал служителей храма вестниками своей воли. Ей подчинялся и простой люд, и знать. Руки жреца потянулись к голове и капюшон опал на плечи, открыв не лишённое суровой красоты немолодое лицо. Жрец казался человеком, перешагнувшим рубеж пяти десятков лет, но Эстег-Руа знал, что храмовники наделялись Творцом долголетием, и жрецу могло быть как пятьдесят, так и пять сотен лет. Так говорили легенды, правдивость которых не мог подтвердить никто. В храм Энайе Даан, лежавший в пустынных землях на юге континента доступ имели только сами жрецы. Дэйлан помнил рассказ отца о том, как на заре времён дроу пытались взять твердыню Энайе Даан штурмом. Девять дней и ночей тёмные эльфы безуспешно ломали стены храма-пирамиды каменными ядрами из гигантских катапульт и магией. А на десятый день с небес пролился огненный дождь, что заставил воинов дроу умирать в тяжких муках. В том походе погиб и сам император, но выжил прапрадед Эстег-Руа, оставивший потомкам завет держатся от жрецов Истины подальше. Памятуя этот совет, Эстег-Руа занервничал. Ничего хорошего встреча со жрецом им не сулила. Старик, словно почувствовав его волнение, тонко улыбнулся. — Я не причиню тебе вреда, дитя ночи, — сказал он голосом, больше присущим молодому мужчине, чем старику. Щёки Эстуг-Руа вспыхнули бледным румянцем. Он поддался эмоциям, непростительным для наследника княжеского рода. Придав своему лицу подобающее ледяное величие, Дэйлан выпрямил спину. — Я не сделал ничего, чтобы вызвать гнев Творца. Так почему я должен тебя бояться? — Ты спросил себя или меня? — жрец с усмешкой оперся обеими руками на посох. — Не часто смертным приходиться встречать жреца Энайе Даан, — вмешался Гросаур, — прости моего друга, если он кажется тебе немного нервным. Думаю, раньше он никогда не встречал такого, как ты. — Я лишь человек, — скромно изрёк жрец, — что служит истине и богам. Как все мы. — Согласен с тобой, — важно закивал гном, по жизни плевавший на всех богов, вместе взятых. — Не думаю, Бесстрашный, что ты со мной согласен, — с иронией выдал жрец. Гном вытаращил глаза: — Вот уж не думал, что в Энайе Даан известно моё прозвище. — Нам известно всё, Гросаур. Гном густо покраснел, отводя взгляд. За свой почтенный век он много чего натворил, а уж по молодости и вовсе слыл бузотёром. Потому и покинул своё племя, отправившись в долгое путешествие, что прибило его, как щепку, носящуюся по волнам, к дому Сао. — Таков уж я, как есть, — проворчал он, разводя руками: — Позволено ли нам будет узнать твоё имя, достопочтенный? — Зови меня… Друззом. Фрогос, услышав имя жреца, резко вскинул голову. Полуорк осенил свою грудь, где болтался на засаленном шнурке дарованный матерью амулет — простой чёрный камешек с дыркой посередине, защитным жестом. Друзз посмотрел на полуорка с улыбкой, но ничего не добавил. — Что ж, Друзз, так Друзз, — продолжил гном. — Так будет ли нам позволено узнать, зачем ты был послан? — Мне было велено влить в ваши уши слова Творца. По отряду пронёсся встревоженный гомон. Всадники сгрудились потеснее, чтобы услышать каждое слово. Не каждый день им доводилось видеть в живую служителя храма Истины. — Но поначалу, — продолжил тот, — я должен передать то, что сказали мне духи Вааллелаэ Брум, — взгляд жреца прожёг вампира. — Ты оскорбил духов леса, сын ночи. Не стоило призывать родовую магию в пределах их владений. — Я уже был наказан, — с вызовом ответствовал Дэйлан, усмиряя своего жеребца: Морион волновался всё сильнее. — Дети ночи, — жрец с укором покачал головой, — вы никогда не уделяли должного внимания знаниям о священных местах первородных, — Друзз, шагнув к ауккарка вампира, уложил руку на его чуткий нос и жеребец, словно разом утратив волю, застыл на месте. — Тише, Морион. Твоему хозяину ничего не грозит. Мы знаем, что за боль ты в себе носишь, князь, — жрец опустил руку. — Твой бой был проигран, но твоё будущее станет великим, если ты сумеешь отпустить того, кто уже мёртв и перестанешь думать о мести. Лицо вампира побледнело. Храмовник напустил туман в свои речи, но он знал, что тот вещает ему о Мандрэге. Отступив от коня, жрец снова уложил обе руки на посох — Мне жаль, дитя ночи, но его судьбу тебе не изменить. — Судьба не высечена в камне! — яростно выдушил Эстег-Руа. — И я в неё не верю! — У тебя иная дорога — не дать злу вернуться в этот мир. — На героя я никак не тяну, достопочтенный! Я не смог спасти своих родных и допустил, чтобы все, кто был мною любим, пали под мечами убийц! Я не помог Анабелль, которую… — он задохнулся, крепко зажмурившись, — я не спаситель, — выдохнул со стоном, — и не герой! — Так было начертано в книге их судеб, — изрёк жрец мягко. — Когда придёт время, ты отдашь им долг, и спасёшь этот мир. Дэйлан Моэрган Эстег-Руа, Атанаг Ноэ, — глаза жреца изменили цвет и два обычных зрачка вдруг разделились, став четырьмя, — ты закроешь дверь за погибелью, чтобы её больше никто и никогда не открыл! Дэйлан в ошеломлении смотрел на храмовника. Никто, кроме Мандрэга не знал его полное имя, включая то, что было дано ему при крещении кровью. — Откуда ты… Он тут же сомкнул губы, поняв, насколько глупо прозвучал бы его вопрос. Жрецам Энайе Даан были известны все тайны мира. Так говорили. И, похоже, не лгали. — Запомни, Атанаг Ноэ, — вновь заговорил Друзз, — только глупец противится предначертанному богами. Когда придёт твоё время, само существование Эдмории будет зависеть от твоей руки. Закрой дверь, аймас, и ты выполнишь волю Истинного. Над головами всадников пронеслась гигантская тень птицы. Кони разом заволновались, становясь на дыбы, несколько всадников упали. Трое из людей Гросаура унеслись в чащу на спинах своих скакунов, с шумом ломая кусты. Справиться с лошадьми удалось только двуликим, хотя один из оборотней и улетел в кусты, получив удар кулаком в челюсть от разозленного его воплем Вэртана. Негоже воину меняющему облик орать, как всполошенная девица, пусть даже и была пролетевшая над ними пташка самим краудом во всей своей жуткой красе! Когда Дэйлан, усмирив своего жеребца, сумел привести отряд к порядку, Гросаур мрачным тоном сообщил ему, что жрец исчез. Эстег-Руа лишь отмахнулся. Были дела поважнее, чем размышлять, куда же пропал храмовник. Они нашли крауда, и он скомандовал отряду следовать за магической птицей.