Хроники Эдмории. Пробудившийся Страж (книга первая)

      Дождь лил сплошной стеной, отмывая каменные плиты рынка от нанесённой за день грязи. Скапливаясь в проделанных вдоль мостовой каналах, мусор сбивался в кучи, чтобы накопившись, отправиться в плаванье по сточным трубам за пределы погружённого в ночь Сайен Руаг-наар. Сайен Руаг-наар был вотчиной наследных принцев королевства северных вампиров — Морригана. Именно сюда по достижению тридцатилетия отправлялись наследные принцы правящей семьи Вальдер-Руи, дабы научиться править и всласть спустить пар, пока долг перед государством не призовёт принца сесть на трон. Для достойного выполнения принцем функций наместника, на окраине города, на горном уступе, был возведён замок, наречённый Арилорр–нааром, что значило на языке вампиров — Алая крепость. Из окон своих покоев наследник мог взирать на город и копошившихся на его улицах горожан с высоты полёта птиц. Сотни ступеней, высокие стены и ворота из стали надёжно перекрывали доступ к отпрыску королевской крови, охраняя его покой и уединение. Попасть в замок могли только доверенные лица и обслуга замка, по большей части жившая внутри. Замок умел хранить свои тайны, чему немало способствовало отсутствие языков. Столь зверский обычай — отрезать язык рабам, прислуживающим принцу, ввёл нынешний хозяин Арилорр-наара — наследный принц Эммануил Вальдер-Руи — единственный отпрыск правящей королевы Алисандрии, прозванный в народе Чёрным принцем. Эммануил Вальдер-Руи правил городом на протяжении шести десятилетий, и за годы его наместничества горожане научились произносить его имя шепотом, с опаской оглядываясь через плечо. Просить об аудиенции у принца решался далеко не каждый, но, игнорируя всеобщий страх, висевший над замком как тяжёлый покров, в дождливую ночь к резиденции наследника двигался всадник, кутавшийся в плащ. Наружу из-под капюшона торчал только острый кончик носа, да длинные пряди каштановых волос. Всадник устало понукал лошадь, торопясь оказаться под защитой крыши. Криком и болезненными шенкелями он заставил измученного коня забраться в гору к подножью лестницы и поднял руку, приветствуя вышедшего из будки караульного. Гвардеец недовольно проворчал, спрашивая, «кого нелёгкая несёт на ночь глядя». — Это я, Энер, Альдор, — отозвался всадник, — у меня важное донесение его высочеству. Гвардеец, шагнув ближе, поднял лампу с горевшей внутри толстой свечой. Альдор подслеповато заморгал, но стянул капюшон и терпеливо снёс осмотр. Прояви он строптивость, и постовой имел полное право снести ему голову с плеч. Узнав одну из «смотрящих пташек», Энер махнул рукой в сторону лестницы. — Можешь идти, но лошадь оставь здесь. Совсем загнал скотину. — А может, мага позовёшь? — с надеждой спросил он, заглядывая за его спину в сторожку, где в проёме двери виднелось кресло. В нём чинно восседал седобородый старикашка со знаком королевской службы магов на лацкане камзола. Старик дремал, укутавшись в клетчатый плед, и на его слова, произнесённые нарочито громко, и ухом не повёл. — Обойдёшься, — отказал гвардеец, — Рамис сегодня уже пятерых в замок поднял. Совсем без сил остался. Альдор сполз с седла и, передав поводья гвардейцу, чертыхаясь, шагнул на ступени. — Князь Тьмы дери того мерзавца, что решил построить этот чёртов замок на горе, — он задрал голову вверх, уложив ладонь козырьком, чтобы защитить глаза от дождя. Идти ему предстояло четыре пролета в добрую сотню ступеней. Для особо приближенных принца существовал отдельный вход, что возносил гостей наследника к воротам замка заклинанием переноса, однако его такой привилегией не наделили. Альдор кисло подумал о том, что узнай всесильный фаворит принца о том, какую новость он принесёт в Арилорр–наар, исключение сделали бы и для него, но его шар вызова отказался служить ему ещё в дороге двое суток назад. Связаться с советником Эммануила Вальдер-Руи, являвшимся по совместительству фаворитом Чёрного принца — Бонаэллем Альбасом-Кларэ не было никакой возможности. Горестно вздохнув и посетовав на собственную неосмотрительность (стоило захватить с собой два шара связи), Альдор начал своё восхождение. *** В это же время, пока раздражённый, промокший до нитки Альдор тащил своё тощее тело по бесконечной лестнице, в личных покоях фаворита Эммануила Вальдер-Руи — Бонаэлля Альбаса-Кларэ, одного из наследников князя захудалых земель Медизарского побережья, на широкой постели, под багровым покровом балдахина раскинулись нагими телами трое. Посередине, с удобством устроившись на пышных подушках с лебяжьим пухом, возлежал сам хозяин покоев — достигший четвёртого десятка лет (что по меркам вампиров было почти юностью), белокурый красавец Бонаэлль Альбас-Кларэ, чьи дивные карие глаза с алым оттенком захватили в плен самого Чёрного принца. Тонкие брови вразлёт, ровный нос, пухлые губы и слегка заострённые кончики ушей выдавали в нём примесь эльфийской крови. Под правой рукой Бонаэлля сладко посапывал белоголовый юноша из рода людей с рабским ошейником на шее. Длинная коса блондина, подхваченная на затылке шёлковой лентой, змеёй свернулась на груди Бонаэлля. Из всей одежды на парнишке имелся только скромный лоскуток передничка, скрывавший отсутствие семенников. Раб был кастратом, как и все наложники гарема фаворита. Лишь Эммануил Вальдер-Руи имел право проникать в «священный сосуд» Бонаэлля, и именно таковым должно было оставаться положение дел, пока он не надоест принцу. Возражать князь не стал и после возведения в статус советника наследника, велел кастрировать всех своих любимцев. Благо лишать его гарема Эммануил не собирался, считая ревность к гаремным игрушкам проявлением дурного вкуса. С левой стороны от Бонаэлля, у самого края кровати, свернулась в комок юная эльфийка. В отличие от человеческого мальчишки, она была коротко острижена. Белую, как мрамор, кожу светлой покрывали следы многочисленных синяков, как старых, так и новых. Бонаэль водил пальцем по плечу спящего любимца, лениво наблюдая за попытками эльфийки прикрыть своё тело простынёй. Её потуги соблюсти приличия, наконец, вызвали у него слабый всплеск эмоций и он пнул девушку ступней в спину. Эльфийка, ахнув, слетела с кровати, да так и осталась лежать на полу, боясь подняться. — Глупая гусыня, — фаворит принца брезгливо сморщил идеальный нос. Его голос разбудил наложника и белоголовый сладко потянулся, открыв его взору две аккуратные дырочки на шее со следами подсохшей крови. Вампир, прикипев взглядом к ранкам, облизнулся. Кровь человека была такой сладкой. Жаль, что людишки были столь слабы и мёрли как мухи. В гареме принца наложники менялись едва ли не каждую неделю. Щадить гаремников было не в привычках будущего короля Морригана. Потому евнухи Чёрного принца рыскали по всем окрестностям, скупая рабов у тех, кто не спрашивал о том, каковой будет их последующая участь. Прознай кто о нарушении клятвы не пить кровь разумных против их воли, и скандала наследному принцу было не миновать. Чуть дольше задерживались в гареме только рабы из светлых и оборотней, но кровь их не была так вкусна, как кровь детей человеческих, чей век был так же скоротечен, как и полон страстей. Бонаэлль, не отводя глаз от шеи юноши, сгрёб его под себя, и белоголовый, зевнув, покорно подставился клыкам хозяина. Раб был его любимцем. Дитя ночи запустил клыки в изящную шейку. Закрыв глаза, он сделал первый глоток и кастрат ахнул от прошившей его дрожи. Нож евнуха лишил его части возможности дать потомство, однако секрет железы, выделяемый вампиром вместе со слюной, был способен даровать добровольному донору всё чувственное буйство оргазма. Тонкие веки раба затрепетали, рот открылся и протяжный стон, заводя Бонаэлля, разорвал пространство спальни. Альбас-Кларэ, не отрываясь от его шеи, сжал между подушечек пальцев нежный сосок юноши, и тот забился в конвульсиях удовольствия, гортанно вскрикивая и сжимая в горсти свой мягкий член. Оторвавшись от любимца, вампир накрыл его собой, раздвинул коленками ноги юнца и уже приготовился войти в податливое тело, когда раздался настойчивый стук в дверь. Зная, что прервать его утехи могли лишь по весьма важным причинам, князь неохотно слез с захныкавшего от разочарования наложника и велел ему отпереть дверь. Раб, носивший имя Азимель, что означало Жадный, обиженно надулся, но послушно соскочил с постели. Глядя как выписывают круги его танцующие крепкие ягодицы, Бонаэлле, развалившись на подушках, уложил согнутую руку под голову. Длинные пряди белокурых волос с золотистым отливом рассыпались по груди, обрамляя его красоту в достойную раму. Прикрывать пах со всё ещё не опавшим членом князь не стал. Стесняться своей наготы причин не имел. Отперев замок, Азимель отступил к стене, пропуская в спальню главного евнуха гарема Бонаэлля — Вальхида Ракуна. Вальхид, как и Азимель, принадлежал к роду людей и служил наследнику князя Альбас-Кларэ с тех пор, как тот получил своё второе имя и статус младшего наследника князя. Преданность евнуха никогда не вызывала у Бонаэлле сомнений, потому именно Ракун возглавил штат его «шептунов» в Арилорр–наар, служивших интересам Эммануила и фаворита. Нетерпеливо оборвав поток извинений Вальхида за то, что посмел прервать его постельные удовольствия, князь позволил ему подойти ближе. Просеменив к ложу, евнух упал на колени, поцеловал надраенные до блеска плиты и угодливо согнул спину. Первым заговорить должен был советник. — Можешь говорить, — велел ему Альбас-Кларэ. — В замок прибыл Альдор Певец, говорит, что имеет срочное донесение для его высочества, я же думаю, что сперва доклад Певца стоит выслушать его светлости. — Певец… не твоя ли лучшая «пташка»? — спросил он, не сразу вспомнив, о ком идёт речь. Вальхид подтвердил: — Он самый, ваша светлость. — Что же за новости он принёс? — Паршивец отказался говорить со мной. Сказал, что добытые им сведения настолько важны, что услышать о них может только ваша светлость или принц. — Вот как? — фаворит, заинтересовавшись, приподнялся на локте. — Ты сказал ему, насколько сильно он рискует, если окажется, что его новость не стоит потраченного нами на него времени? — Сказал, — евнух закивал головой, ворочая складки жира на шее, — даже пригрозил, что сам лично с него шкуру спущу плетью. Но парень не испугался. Велел мне, словно это он тут наследный принц, отвести его к вам или к принцу. — Сперва пусть предстанет пред мои очи, — Бонаэлль, решив, что стоит послушать, что же стало причиной неслыханной дерзости Певца, сел на постели. — Отведи его в мой кабинет, не будем тревожить принца, пока я не узнаю, что новости, принесённые твоим шептуном, достойны внимания Эммануила. Согласившись с князем целиком и полностью, глава гарема склонил голову. Эти двое с полуслова понимали друг друга. Оба прежде всего служили величию дома Альбас–Кларэ — древнему знатному роду вампиров, который, как считали в семье, совершенно несправедливо утратил своё влияние при королевском дворе. Величие рода следовало вернуть во что бы то ни стало, и для этой цели отец Бонаэлля не постеснялся подложить в постель наследника Вальдер-Руи собственного сына. Благо любовные союзы, введённые в моду дроу, не были такой уж редкостью, позволяя рассчитывать семье Альбас–Кларэ приобрести влияние при королевском дворе через статус фаворита своего отпрыска. Надеяться могли и на большее, памятуя о том, что те же властелины дроу не гнушались заключать однополые браки, вознося своих миньонов на одну ступень с собой. Именно об этом втайне ото всех и мечтал Бонаэлль с самого детства, зачитываясь сказанием об императоре Матиасе Жестоком, возлюбившем всем сердцем юного князя эльфов — Азарэля, и не постеснявшегося выкрасть светлого из-под венца, чтобы насильно сделать его своим тайным супругом. Как гласила легенда, эльф, выплакав все слезы, в конце концов полюбил своего похитителя и прожил рядом с ним долгую счастливую жизнь. Покинув кровать, Бонаэлль щёлкнул пальцами и, не оглядываясь, вытянул руки назад. За его спиной тут же заметушились наложники, готовя его одежду. Эльфийка, присев у его ног, помогла князю натянуть широкие штаны, расшитые золотой нитью и обула ступни в туфли с загнутыми носками. Любимчик Азимель удостоился чести надеть на него тунику цвета молока, вручить веер, и, млея от удовольствия, заплести волосы своего господина в длинную косу. Решив, что наряд достоин его особы, Альбас–Кларэ, надменно подняв подбородок, выплыл за пределы спальни. Оставшиеся внутри рабы с ненавистью уставились друг на друга. — Сучка эльфийская, — пригнувшись, зашипел Азимель — его красивый рот исказился, ломая черты, — когда же ты сдохнешь? — Намного позже, чем ты, человек, — в её голосе не было злобы, только бесконечное презрение, смешанное с обречённостью. — Неужели ты не понимаешь, что сделали с твоей жизнью? — Моя жизнь прекрасна, мой хозяин любит меня! — Наш хозяин — чудовище. Он лишил тебя имени, данного отцом и матерью, права быть мужчиной, иметь потомство и свободу… — К чему мне свобода? — оборвал он. — Жить так, как жил? Десятым ртом в семье рыбака? В нищете и холоде? Что мне моя плоть и право иметь детей, если меня ждала смерть? Не голод так хвори добили бы меня. — Ты думаешь, что хозяин продлит твою жизнь, даровав тебе век, что способны прожить только кровососы? Ты глуп, человеческий детеныш. Я видела десятки таких, как ты, за время, что живу в этом проклятом богами месте. Не пройдёт и года, как ты умрёшь, надоев хозяину. Обескровленный и безумный. Он смотрел на неё широко раскрытыми глазами. Эльфийка, тонкая как тростинка, с бледной кожей, маленькой грудью, выпиравшими рёбрами и узкими бёдрами, вдруг показалась ему призраком на фоне кроваво-красных шелков балдахина кровати. — Зачем … ты говоришь мне это, — срываясь, выдавил раб, чувствуя, как уходит из него ненависть. — Он знал, что она говорит правду, но не хотел ей верить. — Хозяин любит меня… — Он любит твою кровь. Для детей ночи ты лучшее из запретных яств, вот только с каждым укусом из тебя уходит не только твоя жизнь, но и разум. Его поцелуи отравляют тебя, совсем скоро ты почувствуешь, что сходишь с ума, однако не сможешь повернуть время вспять. Ты уже мёртв, — эльфийка, зашатавшись, осела на пол, — как и я сама, — договорила она, потянув пальцы к проколам на шее, — как и я сама, Азимель… *** В кабинете Бонаэлля, обставленном дорогой мебелью из дуба, с полами укрытыми мягкими коврами, наследника Альбас–Кларэ уже ожидали. Вальхид, опередив фаворита, встал рядом с Альдором Певцом и оба дружно грохнулись на колени, стоило князю появиться на пороге. Пройдя мимо них, князь опустился в кресло у стола. Вальхид подполз к хозяину, чтобы заботливо подставить под его ноги низенькую скамеечку. Фаворит, ведавший делами Малого совета наместника, лениво обмахнулся веером. Он с равнодушием рассматривал коленопреклоненную фигуру шпиона Вальхида. От пола тот отлипнуть не посмел. — Встаньте, — наконец разрешил он. Вальхид поднялся первым, Альдор вслед за ним, продолжая смотреть в пол. Лицезреть фаворита Чёрного принца было позволено не каждому. Бонаэлль с треском сложил веер. — Говори, что хотел рассказать мне и принцу. Певец, отметив то, что князь поставил на первое место себя, а не наследника, улыбнулся самыми кончиками рта и тут же поджал губы. Заметь фаворит, что ничтожный человек посмел насмехаться над ним — и ему тут же свернули бы шею. — Я жду, — холодно напомнил дитя ночи. Альдор в страхе сжался — следовало говорить, и немедленно — злить Альбаса-Кларэ было не менее опасно, чем самого хозяина замка. — Я прибыл из земель светлых, куда меня отослали с письмом к Валорису-Риа — достопочтенному главе гильдии северных магов. Бонаэлль движеньем брови задал вопрос Вальхиду и тот вступил в разговор. — Нам нужны были молодые маги на смену старым, присланным из королевского дворца… — пояснил он, многозначительно оборвав фразу. Альбас-Кларэ, поняв то, что не досказал глава гарема, хмыкнул. Он сам велел две седмицы назад найти замену магам, которых под предлогом заботы о безопасности принца прислала из столицы его мать–королева. На самом деле магам приказали шпионить за наследником и его амбициозным фаворитом. Князь позаботился о том, чтобы всех троих неожиданно свалила неведомая хворь. — Во время моего пребывания в обители магов, — продолжил Альдор, — случилось нечто, что подняло большой переполох. Главы гильдии в срочном порядке созвали старейшин и на целые сутки заперлись в зале советов, не принимая никого, кто намеревался узнать, что же произошло. Но я подкупил одного из магов-секретарей и тот рассказал мне, что так всполошило верхушку гильдии. Бонаэлль нетерпеливо подался вперед. — И что же это было? Альдор осмелился поднять глаза на советника: — Секретарь сказал мне, что с севера пришло некое послание, содержавшее одну единственную фразу — «Страж Камень на Краю мира испил крови Избранного» и прочтя его, главы гильдии пришли в ужас. Альбас-Кларэ, широко распахнув глаза, замер в кресле. Потрясение раскололо маску на его лице, явив целую смесь эмоций. Вскочив на ноги, фаворит резким жестом велел Певцу выйти за дверь. Альдор, пятясь задом, покинул кабинет. Оставшись наедине с Вальхидом, князь подошёл к окну. Распахнув створки, он впустил в кабинет ночной воздух, напоённый влагой дождя. Глубоко вдохнув всей грудью, советник прикрыл веки, усмиряя волнение. — Кровь великого рода жива, — сорвалось с его губ. Вальхид моргнул. Что значила фраза, переданная секретарем-гильдии магов, он не знал, в отличие от фаворита.  — Новость… неутешительна, мой господин? — осмелился спросить евнух. Бонаэлль его не услышал, погрузившись в собственные мысли. — Творец Всемогущий, что ждёт нас теперь? Евнух, прислушиваясь к его шепоту, напомнил о себе слабым покашливанием в кулак. Советник поднял голову. Он ощутил ледяной холод, пробравший до самых костей. — Нужно послать гонца, — велел он, не оборачиваясь, — принц с утра отправился на двухдневную охоту в леса на востоке от города. Его лагерь должен стоять на берегу реки у Грота дроу. Вели гонцу собираться в дорогу немедля, пусть передаст Эммануилу моё послание и скажет, что дело не терпит проволочек. Он должен вернуться во дворец. Пояснять ещё что-либо Бонаэлль не стал и отпустил евнуха взмахом руки.