Хроники Эдмории. Пробудившийся Страж (книга первая)

      Тонкое марево зари коснулось вершин спавших исполинов Вааллелаэ Брум, и густые кроны зашелестели под дуновением утреннего ветерка. Лес просыпался, выбираясь из объятий сна под музыку поскрипывания древесины, песен пташек, и тихий шёпот листвы, ведущей свой разговор с шаловливым ветром. Водная гладь небольшого лесного озера, упрятанного в самой глуши Зачарованного леса пошла рябью, погнав мелкую волну к берегу. Сидевшая на выступающем из воды валуне выдра встревоженно подняла голову. Рябь стала сильнее, и выдра, фыркнув, нырнула в глубину. От неизвестной опасности подальше. А опасность уже выбиралась на поверхность, явив себя в виде облепленной тёмно-рыжими волосами и водорослями макушки. Голова разорвала пузырь воды, словно дитя, рождаемое из лона матери, и Айяра, широко отрыв рот, жадно втянула воздух. Вдохнув, жрица ночи вновь ушла под воду, после чего рывком вытянула себя на поверхность. Над водой показались плечи, полные груди с тёмными, как венозная кровь сосками, и плоский живот с ямкой пупка. Руки вампирессы устремились вверх, к восходящему над горизонтом солнцу, пальцы сжались в кулаки. Полные чувственные губы разомкнулись, послав небесам протестующий вопль. Вампиресса кричала долго, запрокинув голову, в гневе молотя кулаками по глади воды и, выдохнувшись, опала спиной в воду. Тёмное облако волос расплылось ореолом вокруг обнажённого белого тела. Полные тоски глаза смотрели в небо, по вискам стекали капли солёной влаги. Если перестать дышать, то она пойдёт на дно и больше не поднимется, прекратив бесконечную череду страданий. Мысль мелькнула и ушла. Её всё равно вернут к жизни. Как возвращали уже множество раз, счёт которым был давно утерян. Как вернули сейчас. Айяра развела руки в стороны, словно птица, раскрывающая крылья, и толкнула себя к берегу. Погрузив ступни в мягкий ил, потянулась отбросить прилипшую к щеке мокрую прядь и медленно побрела к берегу. Добравшись до покрытой росой травы, Саведжа-Руа опустилась на колени. Волосы облепили плечи и спину. — Ты всё так же прекрасна. Исполненный грусти голос вырвал её из плена отчаяния. Айяра вскинула голову, стиснув зубы. Стоило догадаться, что он не откажет себе в удовольствии видеть её возрождение. — Зачем пришёл? — процедила она, не оборачиваясь. — А я и не уходил. Ждал, когда ты вернёшься ко мне. — Я не принадлежу тебе. — Но и не принадлежишь Ему. По крайней мере, полностью. Она вскинула голову, распахнув глаза, прислушалась к пустоте, царившей внутри неё и вскочила на ноги. Крутнувшись на пятках, Саведжа-Руа уставилась на сидевшего на камне Друзза. — Что ты со мной сделал? — Облегчил твой груз… — Что ты со мной сделал, Четырёхглазый?! — провизжала она, вминая ногти в ладони. Он не спеша прошёлся по ней взглядом. Вампиресса не сделала попытки прикрыться. Для чего? Он и так уже знал её тело, каждую его пядь. — Какое-то время ты будешь от него свободна, — сказал он, — я решил, что отдых тебе не помешает. Она прослушала его, тяжело дыша, не веря — вновь прошлась по пустоте внутри. Выжигающая её душу печать была покрыта льдом чужой магии. — Как долго? — спросила она, усмиряя бег сердца. — Как долго? — не понял он. — Как долго я буду принадлежать самой себе? — Не знаю, — он пожал плечами, — всё зависит от того, насколько ты сама окажешься сильна, Саведжа. Она встрепенулась. — Теперь я Айяра… — А я Друзз, — перебил жрец, — только мы оба знаем, что наши имена так же врут, как и оболочки, что мы носим. — Моя всё ещё принадлежит мне, — огрызнулась она. — Только пока твой Хозяин не вернулся… — У твоей жёсткой шкурки тоже есть властитель, — перебила она, делая к нему шаг, — и он ничем не лучше моего. — Разве? — Он пришёл на всё готовое, забрал то, что ему не принадлежало, а теперь считает себя в праве распоряжаться тем, что было украдено. Они оба хороши, оба братца! Вампиресса остановилась, подойдя к Друззу вплотную. Жрец медленно встал, опираясь на посох. Он был выше неё и ей пришлось поднять лицо, впиваясь в него взглядом. — Когда ты, наконец, поймёшь, что они играют нами, — прошептала она, становясь на цыпочки, чтобы прильнуть к его телу, — мы лишь пешки в игре, в которую они играют от скуки. Вечность становится невыносимой, если не заполнить её войной или страстью, — её язык скользнул по щеке жреца, — только вот любить — единственное, что они не умеют, любовь моя. Руки ведьмы обвили его шею, Друзз притянул вампирессу к себе, глядя в глаза, в которых утонул много веков назад весь и без остатка. — Саведжа, — его мягкая улыбка была полна нежности, — время не меняет тебя. — Я всё так же желанна? — она потерлась бедром о его пах. Стоявший колом член был вполне мужским и говорил о том, что он желает её. — Нет, — он покачал головой, — ты всё такая же… интриганка. Она, вспыхнув отскочила от него, шипя разъярённой кошкой. — Раньше ты говорил со мной по-иному! — Это было в другой жизни. Где мы оба были живыми и принадлежали только себе.  — Мы ещё можем вернуть это время… — Вряд ли, — оборвал он, останавливая порыв вампиресы вновь приблизиться к нему, — ты сама пожелала иметь больше, чем уже имела. Захотела могущества, которым не обладала ни одна жрица. — К нему меня толкнули те, кто был одной с тобой крови! — закричала она, пытаясь достучаться до его сердца. — Ты знаешь, что у меня отобрали! — Но у тебя оставался я, любящий тебя всем сердцем, — он тоже мог сердиться, повышая голос. — Мы могли уйти, бросив всё, что висело на нас ненужным грузом. Я был готов забыть о своём долге, расстаться с надеждой на возвращение своего рода. Готов забыть о своём одиночестве в этом мире. Но тебе была нужна месть. И ради неё ты пожертвовала нами! — А ты — предал меня ради призрачной надежды вернуть в мир тех, кто из него был изгнан за свои грехи. Нет, милый, ты не забыл о своём долге, и не забыл бы о нём даже ради меня. Даноэ, — она, шагнув к нему, вцепилась в его плечи, поднявшись на цыпочки, — наполни меня собой, — прошептала жарко, — обними так, как обнимал тогда, когда впервые познал меня! Не позволь нам снова стать врагами! Губы вампирессы потянулись к его губам, опалили горячим дыханием. Друзз углубил поцелуй, пустив их языки в пляску страсти. Мгновенье нежности — и он разорвал поцелуй. — Не стоит причинять друг другу новую боль, — сказал с печалью. Она не спешила отпустить его, зная, что он прав. Отрываться от него было каждый раз всё тяжелее. Он стянул с себя плащ и бережно завернул её в тёплую шерсть. Близость Саведжи волновала так же, как и века назад. Она не сопротивлялась его рукам, погладившим спину, притянувшим к себе и уложила голову к нему на грудь, наслаждаясь недолгим удовольствием быть рядом с тем, кто единственный смог завоевать её сердце. — Ты был послан в замок? — спросила тихо. — Я знал, что ты придёшь в дом Сао, — он всё же ответил, хотя и знал, что должен молчать, — и да… я был послан. — Значит, в пророчестве говорилось о них? Он усмехнулся, поглаживая влажную копну рыжих волос. — Ты знаешь это, как и я. С их силой не смогли справиться ни я, ни ты. Они испепелили тебя до того, как я смог вмешаться. Представь, какими они станут, когда соединение сольёт их дары. — Они сильнее, чем все аймасы, рождённые до них. — И потому опасны, как никто иной. Не пытайся изменить их судьбу. — Ты расскажешь мне о том, что им предначертано? — Я не могу. Запрет смыкает мои губы. Она отстранилась от него, оторвала руку от груди, где бились сразу два сердца. Значит, он не знает о том, что совершила Айяра за мгновение до того, как магическое пламя уничтожило её тело вместе с фамильяром крауда. В глазах Саведжа-Руа мелькнул и тут же погас торжествующий огонёк. — Я не позволю пророчеству сбыться, — твёрдо произнесла вампиресса. — Это не в твоих силах. — Кто сказал? — Скрижали, написанные теми, кто стоит выше нас. — Опять боги, — она горько скривила рот, — и ты веришь, что они имеют право решать за нас? Одна волчица сказала мне, что мы имеем право на свою собственную волю. — Возможно, но только не аймасы. Они рождаются орудием в руках богов. — И, выполнив предназначенное, умирают. — Такова их судьба. — Судьбу можно изменить, Даноэ Араль Нааз, последний из своего рода, не изгнанный за пределы Ожерелья миров. Она отступила назад, запахиваясь в плащ. Зелёные глаза с вызовом смотрели на псевдо-жреца. — Отнеси меня в крепость, Даноэ, — велела она, зная, что он не откажет ей, — если ты не способен даровать мне свободу навечно, я воспользуюсь теми крохами меня самой, что мне остались. — Что ты задумала? — хмуро спросил он. — Доказать богам, что они не всесильны. — Саведжа… — Обратись, Даноэ, — оборвала она со льдом в голосе, — я знаю, что магия Вааллелаэ Брум для тебя не помеха. Он прикрыл глаза, устало опустил плечи и в следующее мгновенье его фигуру охватила воронка света, взметая опавшую листву и заставив воды озерца забурлить волнами. Один удар сердца — и перед вампирессой предстал во всей красе алый дракон. Длинная шея изогнулась, опуская к ней клыкастую морду с длинными щупальцами усов. В круглых жёлтых глазах дракона метались по два зрачка. Жрица без страха шагнула к нему, чтобы уложить руку на шипастый гребень. Дракон шумно выдохнул, обдав её лицо паром. Широкие крылья распластались, укрыв поляну у озерца. — Мой Даноэ, — с нежностью пропела она. — Любовь моя… Тысячелетия прошли с того дня, как она впервые узрела истинный облик своего возлюбленного и поняла, что им никогда не быть вместе. Её лоб прижался ко лбу дракона. Он издал низкий гул, напоминающий стон. Пальцы вампирессы прошлись по жёстким надбровным дугам, скользнули к мягким губам, задев выступающие клыки. Отпустив его, она с нежностью поцеловала чешуйчатую щеку и, оторвав подол плаща, сделала из него петлю. Вскарабкавшись по крепкой лапе на спину дракона, вампиресса опустилась в ложбину между шеей и туловищем. Зацепив петлю за нарост гребня, рыжеволосая ведьма крепко сжала его шею ногами. Дракон, взмахнув крыльями, одним рывком вознёс себя в небеса.