Хроники Эдмории. Пробудившийся Страж (книга первая)

      Сабуа-Руа проснулся от мерного жужжания магического шара над головой. Потянулся, не спеша выбраться из-под тёплого одеяла, и замер, восстанавливая в памяти произошедшее накануне. В сознании неторопливо таяли остатки сновидения, в котором Дэйлан ответил на его поцелуй и растопил в ответной нежности. Мандрэг протяжно вздохнул и тут же распахнул глаза, рывком садясь на постели. Во имя всего сущего! Их поцелуй не был сном! Он зажал рот ладонью. Одно дело видеть во снах: запретно-сладких, томительных, как кузен целует его, сжимая в объятиях, и совсем иное позволить этому произойти в реальности. Мысли заметались в голове, тревожные, полные острого стыда и тихого ужаса. Что, если Эстег-Руа осудит его чувство и отвернётся от него? Что, если решит, что лучшим будет расстаться? Без кузена Сабуа-Руа долго не проживёт. Умрёт от тоски раньше, чем его убьёт его немощь. Младший из Руа свернулся в клубок на постели, натянув одеяло на голову. Не стоило поддаваться своему чувству. Жили же столько лет бок о бок, и ему удавалось сдерживать свои желания. Чего ему стоил его самоконтроль, Эстег-Руа никогда не узнает. Не узнает того, что Мандрэг любил Дэйлана всю свою сознательную жизнь. С того самого момента, когда его впервые привезли в дом князя Эстега. Увидев высокого мальчишку с серьёзными синими глазами и длинной тёмной косой, стоявшего рядом с четой Эстег-Руа, Мандрэг забыл, как дышать. Его сердце заколотилось в груди, грозя разорваться от переизбытка чувств. Эстег-Руа отличался от него во всём: был сильным там, где он сам был слабым. Лучший в учебных боях на мечах, лучший в стрельбе, лучший в обучении магии и военному делу. Дэйлан мог преодолевать высокие стены только при помощи цепких пальцев и небольших железных серповидных крюков — крэггов, которые вбивал в щели между кладкой; легко переплывал широкую реку, протекавшую у стен отцовского замка, и бесстрашно седлал необъезженного коня. Сам Манни был никудышным мечником и седлу предпочитал удобство кареты, а лук и натянуть толком не мог. Единственное, что одинаково любили оба, была высота. Лёгкий и гибкий Сабуа-Руа взбирался на стены с ловкостью кошки, игнорируя притяжение земли. Взобравшись на кромку крепостной стены, он и кузен замирали в млеющем восторге, устремляя глаза вдаль, за границы земель Эстег-Руа. Только так, прижавшись к боку Дэйлана, бедро в бедро, беспечно свесив ноги со стены, Манни чувствовал себя по-настоящему счастливым. А потом они возвращались с небес на землю, и он с горечью вздыхал, понимая, что им никогда не быть вместе. Глаза наследника князя никогда не скользили по нему с интересом, а его объятия были объятиями брата, не любовника. На большее, чем дружба, Мандрэг рассчитывать не мог. Но мечтать и видеть сны, в которых он был любим им, запретить ему никто бы не смог. Эта часть его жизни принадлежала только ему. Сабуа-Руа лёг на спину, усмиряя дыханье. Рука сама собой потянулась к груди, за ворот рубашки, и коснулась ореола соска. Он, вздрогнув, закрыл глаза. В памяти возникло воспоминание о том, как Дэйлан целовал его шею, скользя пальцами по выступавшим ключицам. Никогда раньше он не испытывал подобных ощущений. Он не смел ласкать себя, стеснялся любого проявления проснувшегося взрослого естества, а в руках Дэйлана вдруг ожил, став отчаянно храбрым. Его смелость окупилась, разлив жидкий огонь по венам. Познав сладкий яд, тело требовало повторить прочувствованное, топя стыд в ярких видениях их близости. Рука скользнула дальше, к низу живота, потянула завязки бридж. Пальцы пробрались под ткань, наткнулись на напряжённую плоть. С губ Мандрэга сорвался тихий стон. Он развёл колени, торопясь получить облегчение, выдернул завязки из петель и высвободил поднявшийся член. Сабуа-Руа закусил нижнюю губу, вспоминая, как Дэйлан сжимал его в объятиях. Он отдал бы годы жизни, чтобы почувствовать вновь, как бьётся сердце Эстег-Руа у его груди. Он знал, что кузен был так же возбужден, как и он сам, чувствовал сквозь одежду, как в его ногу упирается стояк Эстег-Руа. Как же ему хотелось дотронуться до плотного длинного бугорка, но смелости хватило только на то, чтобы целовать кузена в упоении ошалевшего сознания. Кольцо из пальцев скользнуло по члену, ощущение тяжести наполнило пах. Он участил движения, закусив губу. Подушечка большого пальца задела уздечку, вырвав прерывистый стон. Хватило его ненадолго. Волна жара окатила Сабуа-Руа от макушки до пяток через десяток движений кулаком, и его живот окропило теплом выплеснувшегося семени. Опав на простыни, он сорвал с себя одеяло, вдыхая всей грудью. Плававший над ним магический шар подплыл ближе. Сабуа-Руа разглядывал его осоловелыми глазами. Рука с влагой на пальцах поднялась вверх. Шар, жужжа, опустился ниже, покружил рядом с тонкой кистью, словно принюхивался и поднялся вверх. Мандрэг рассмеялся, сам не зная почему. Оказывается, он тот ещё бесстыдник. Хвастался магическому шару своим рукоблудием. Улыбка исчезла с его губ, как только в сознании расцвело тревожное предупреждение. Кто-то стоял за дверьми их жилища. Резко сев на постели, он лихорадочно привёл свою одежду в порядок, и с помощью простенького заклятья избавил себя от следов постыдного занятия. Светлый маячок метки всё ещё находился за дверьми. Его гость в нерешительности топтался за порогом. Обвязав рубашку поясом, он направился к выходу и распахнул дверь. Увидев княгиню Сао с поднятой для стука рукой, Мандрэг удивился. — Эмили… — Прости, — девушка опустила руку, — я, наверное, тебя потревожила. — Да нет, — он вытянул шею, выглядывая в коридор, но её сопровождения не увидел. — Ты пришла сама? — Я знаю каждый закоулок в крепости. И не настолько беспомощна, как думают остальные. В своём доме я не заблужусь. — Дэйлана здесь нет, — он решил, что она ищет кузена и подавил вспыхнувшую внутри неприязнь к девушке. Но княгиня его удивила. — Я пришла к тебе, — сказала девушка. — Мне нужна твоя помощь. — Она протянула руку и Сабуа-Руа уставился на лежавший на её ладони белый платок. — Сульфус принёс мне сегодня утром подарок. Кажется, это мёртвая птичка. Он, взяв платок, развернул его и подтвердил: — Действительно. Птичка. Серый камышовник, если я прав. Эмили кивнула: — Такие водятся в наших местах. Вездесущие певуньи. — И зачем анимаг принёс тебе мёртвую птицу? — До этого он дважды приносил мне таких же мышей. И я понять не могу, зачем он это делает. Но Сульфус весьма настойчив. Я слышала от Дэйлана, что в вашем семействе держали магических котов. Может, ты мне пояснишь, чего он от меня хочет? — У нас дома жила пара анимагов, — подтвердил он. — На самом деле, то, что твориться в их головах, только сами анимаги и знают. — Он улыбнулся, но вспомнил, что его улыбку она всё равно не увидит и смущенно кашлянул в кулак. — Прошу, войди, — пригласил он. Сао ступила через порог. — Извини, у нас тут царит беспорядок, — Сабуа-Руа засуетился, накрыв блюдо с недоеденным ужином мятой рубашкой и накинув одеяло на лежанку. — Не беспокойся, — Сао слабо улыбнулась, — я всё равно ничего не увижу. — Беспечность тона далась ей нелегко. По лицу Мандрэга скользнула тень вины. Ему стало стыдно за то, что он мучится ревностью, ненавидя её за то, что Эмили демонстрировала Эстегу своё внимание. Сао приняла их в свой дом, гонимых наёмными убийцами, взяла под своё покровительство, кормила и поила, не требуя ничего взамен. А он отплатил ей тем, что в своих мыслях проклинал тот день, когда они прибыли в крепость Сармарелей и выбор сердца княгини пал на его кузена. Ненависть была недостойным ответом на проявленное к ним участие. Запретить Эмили любить Дэйлана он не мог, да и прав таких не имел. — Я слышал, что в твоём роду были предки с кровью магов-сурра, — сказал он, присев на ложе. — А их излюбленной формой, которую они любили принимать, когда не находились в человеческой личине, был зверь, схожий с кошкой. Она, оживившись, подтвердила. — Верно. Они походили на львов без гривы с белоснежной шкурой. Их потомки, нажитые с человеческими женщинами, нередко обретали дар оборота в зверя. Таким был один из моих предков. В своём втором обличии маги творили волшбу, пределов которой не знает никто из ныне живущих. — Может, Сульфус чувствует в тебе родственную душу? — Сабуар-Руа всё ещё держал платок с мёртвой птицей в руках. — Потому приносит тебе свою добычу, чтобы оказать поддержку. Либо же… — Мандрег опустил задумчивый взгляд на птицу, — пытается что-то сказать тебе. — И что именно? Он рассеяно раскрыл и сложил маленькое крылышко. У горлышка птички виднелось два прокола от зубов кота. — Дэйлан сказал, что в тебе проснулась твоя сила, — произнёс он, — после того, что случилось в камере крауда. Это правда? — Правда. Дар рода переполняет меня. Джаверель думает, что будет лучшим наложить на мой источник временную печать, такую же, какую наложил ваш домашний маг на источник Дэйлана. Для моей инициации ещё слишком рано. Он боится, что я не справлюсь с силой, и она выйдет из-под контроля. — И каков твой талант? — От матери я могла получить дар оборота, но принимать обличье зверя я пока не могу. А вот по линии отца я могла унаследовать магию сурра. Их талант был многогранен, так что ожидать приходится чего угодно. И, похоже, ни в одном походе я никогда не останусь без горячего обеда. Девушка подняла руку и разжала пальцы, сложенные в кулак. Прикрыв глаза, княгиня сосредоточилась на источнике и над её ладонью заплясал огонёк. — Огненная магия! — восхитился Сабуа-Руа. — Ты способна вызвать огонь без заклятия! — Заклинания мне не нужны. Огонь я могу создать из чего угодно. Нэн говорит, что у моего отца и деда был такой же дар, только намного слабее. О том, чем же ещё меня наградили предки, я узнаю только, когда пройду инициацию. — Огненные сурра… — О них Манни читал. — Похоже, твой предок был магом огня. — Сурра были мастерами в магии огненной стихии. Большего о них Джаверель, к сожалению, так и не смог узнать. Их книги написаны на языке, который умер с последним чистокровным сурра. Мой дед собрал в нашей библиотеке всё, что смог найти о предках, но перевести тексты так и не удалось. — Наш домашний маг — Луи, знал множество языков… — Мандрэг отвлёкся — магический шар над их головами внезапно стал светить ярче и его жужжание стало громче. — Что такое? — спросила Сао. — Не знаю, — Сабуа-Руа поднялся на ноги, следя за шаром. Тот пульсировал, меняя цвет от жёлтого до багрово-оранжевого. — Никогда такого не видел. — Ты о чём? Мандрэг не отрывался от шара. Показалось ли ему, что внутри него промелькнул чей-то лик? — Потухни, — велел он шару, внезапно почувствовав острое беспокойство. Магический шар опустился ниже, жужжа всё сильнее. Сабуа-Руа отступил назад, закрывая собой княгиню. Магические шары так себя не вели. Они не обладали собственной волей и уж точно никогда не противились приказам своего хозяина. — Эмили, — не оборачиваясь, напряжённо бросил он, — нам надо выйти наружу. Немедля. Княгиня шевельнулась, намереваясь задать вопрос, но вместо этого сомкнула губы и потянулась к нему рукой. Именно в этот момент Мандрэг развернулся к девушке, намереваясь толкнуть её к двери. Ладонь Сармарель впечатало в его грудь, накрыв свисавший с шеи Мандрэга древний амулет, и он рефлекторно ухватил её за запястье. Оба одновременно вскрикнули от пронзившей голову острой боли, и в одночасье рухнули на пол. Магический шар замер над лежавшими на полу неподвижными телами. Яростное свечение шара погасло, сменившись ровным жёлтым светом. Казалось, создание магии наблюдало за золотой вязью, проступившей на груди и шее Мандрэга и Эмили. Словно удовлетворившись увиденным, шар взлетел под потолок и, крутанувшись вокруг своей оси, исчез. Свечение на телами Мандрэга и Эмили усилилось, создавая собственный свет. Сознание Сабуа-Руа и Сао слилось в одно целое, вышвырнув их в пространство с бескрайним фиолетовым небом. Огромный багровый шар солнца медленно садился за горизонт, сформированный бесконечным горным кряжем, растягивая по пустынному мрачному ландшафту длинные тени. День заканчивался, готовясь уступить свои права ночи. Каменистая равнина постепенно оживала. С последними жаркими лучами дневного светила на поверхность земли стала пробиваться жизнь. Первыми показались юркие ящерки и змеи, за ними последовали грызуны и лисы, вскоре по равнине у горного кряжа засновали поджарые волки, искавших поживу покрупнее. Их законная добыча — горные козлы и мохнатые овцебыки спешили воспользоваться ночной прохладой, чтобы общипать траву и мох, в изобилии покрывавшие равнину. Выбрав жертву, стая волков, состоявшая из полудюжины матёрых хищников, отбила от стада больного телёнка и, не обращая внимания на попытки вооружённых тяжёлыми рогами быков отогнать врага, погнала несчастного к нагромождению камней. Гонка была недолгой, и вскоре телёнок, поваленный наземь, забился под навалившимися на него волками. Крупная самка, водившая стаю, разорвала горло телёнка, оросив клыкастую морду горячей кровью и отошла в сторону, пустив к добыче остальных. Следом за взрослыми в добыче подтянулся голодный молодняк. Глядя на щенков, волчица, подняв голову, выдала из глотки долгий, протяжный вой. Едва он замолк, как над равниной раздался женский крик. Волчица, замолкнув, устремила взгляд жёлтых глаз в сторону громадной серой башни, росшей из земли у границы гор. Крик повторился, вызвав волнение среди волков. Волчица взрыкнула, успокаивая стаю. Двуногие, живущие в башне, были им не опасны. Волки вернулись к прерванной трапезе под возобновившиеся вопли человеческой самки. Голос доносился из окна башни под самой крышей, сложенной из толстой черепицы. Стоявший у окна высокий молодой мужчина с белыми волосами, уложенными в косу, одетый в чёрный камзол без рукавов и белую рубашку, оторвавшись от лицезрения волчьей охоты, повернулся к широкому ложу за своей спиной. На измятых простынях металась в руках двух повитух красивая юная женщина. Длинные волосы цвета снега разметались по подушкам, отдельные пряди липли к мокрым от пота и слёз щекам. Лиловые глаза роженицы с мольбой устремились к лицу мужчины. — Танаэ, — хрипло позвала она, протянув к нему руку, — подойди ко мне. Присев на ложе, он взял её руку в свои. — Потерпи, любовь моя, — с нежностью прошептал он, целуя тыл её ладони, — скоро дитя появится на свет и ты отдохнёшь. — Я хочу домой, мио дуо, — беловолосая всхлипнула, кусая истерзанные губы, — не хочу, чтобы наше дитя появилось вот так, на краю света. — Ты же знаешь, что мы не можем вернуться, — он слегка сжал её пальцы, взор таких же лиловых глаз потемнел, — великий создатель наградил нас необыкновенным дитя. Если мы хотим сохранить его, нам придётся стать изгнанниками. — Тогда за какие грехи мы были так наказаны? Я не верю, что наша любовь грех. — Женщина застонала, выгибаясь в накатившей схватке и вновь протяжно закричала, сжимая его руку. Он терпеливо замер рядом, игнорируя причиняемую ему боль. Он с радостью забрал бы себе все её страдания, но никакая магия не могла избавить мать от родовых мук, сопровождающих появление на свет новой жизни. Схватка окончилась, бросив её на подушки в полном бессилии. Мужчина наклонился, чтобы поцеловать взмокший мраморный лоб. — Прости меня, любовь, моя. Это из-за меня ты вынуждена так страдать, — с покаянием прошептал он ей на ухо. Она взглянула на него с бесконечной любовью и потянулась погладить его щёку. — Муж мой, брат мой, друг мой, — с жаром прошептала она, — повторись всё снова, и я никогда не отказалась бы от тебя. Лучше одно мгновенье счастья рядом с тобой, чем века подле того, кто не люб. Он не ответил, отводя взгляд. — Мой господин, — тихо позвала его одна из повитух, и Танаэ устало повернул к ней лик. Повитуха указала ему на дверь. На пороге нерешительно топтался мужчина в воинском облачении с мечом за спиной. — Даэртан, — дуо приветствовал его кивком и, поднявшись, последовал за воином из комнаты в коридор. Там они остановились и Танаэ жестом велел ему говорить. — Наши люди уходят, мой господин, — сказал ему воин, — мне их не удержать. Это место пугает их и они хотят вернуться к своим семьям. Танаэ вздохнул, опуская плечи. Ещё один удар в спину. Но воинов он не винил, Дуо понимал причину их поступка. — Что же… они и так продержались с нами достаточно долго. Отпусти их, Даэртан. Пусть идут с миром. И сам можешь уйти вместе с ними. Твоя служба закончена. Пора тебе вернуться домой. Как только родится ребёнок, мы тоже покинем это место. — И куда вы отправитесь? — он смотрел на своего господина, не скрывая жалости. От его гордого командира, водившего в бой целые армии, осталась лишь слабая тень самого себя. — Станете вечными изгнанниками? — У нас нет другого выхода. Наша семья не примет нас обратно. А с таким дитя нам лучше не жить в местах, где даже маг-недоучка найдёт нас в два счёта и придёт, чтобы забрать его у нас. — Сиэльрин не выдержит такой жизни, — воин кивнул на дверь, откуда вновь раздался крик роженицы. — Она не воин. Ей нужны комфорт и защита крепостных стен. — У нас нет выхода, Даэ. Мы обязаны дать шанс нашему дитя прожить нормальную жизнь… — У Зарницы её быть не может,  — резко оборвал своего господина Даэртан и тут же склонил голову, шепча слова извинения. Дуо только отмахнулся, знал, что тот сорвался, тревожась о его судьбе. Однако неприятный осадок остался, породив ощущение того, что теперь он не стоил даже уважения. Танаэ горько усмехнулся. Ему следовало давно смириться с тем, что он больше не прежний дуо — полководец и лорд своего народа. Он больше не был принцем великой империи Маэрфаль. Не был гордостью отца с матерью, как и наследником короны. Зато был супругом своей возлюбленной сестры Сиэльрин и вскоре станет отцом великого чуда, рождённого объединенной магией их рода. Источника бесконечного могущества — Зарницы, а для него просто ребёнка, рождённого в любви, что не знала ни начала, ни конца. — Уходи вместе с остальными, Даэртан, — велел он, уложив ладонь на плечо старого друга, — как только родится мой сын, я отпущу и повитух. Открою для них портал прямо в столицу. Дальше мы с Сиэльрин пойдём сами. Я верю, что мы найдём место, где сможем, наконец, зажить спокойной жизнью. — Ваша семья никогда не перестанет искать вас, — воин, подняв руку, крепко сжал его запястье, — принц Кантар никогда не простит вам своего унижения. Ты увёл у него невесту прямо от алтаря, и женился на ней против воли семьи и богов. — Я полюбил её… — Плоть от плоти тех, кто дал вам обоим жизнь. — Так вышло, Даэртан. — Я не упрекаю тебя, мой принц, — воин покачал головой, — любви можно лишь сдаться, с ней нельзя воевать. Но вы обрекли себя на вечное изгнание. — Пусть так, главное то, что мы вместе. Уходи, Даэртан, и уведи с собой остальных. Дальше наши пути расходятся. Сиэльрин закричала особенно сильно, и Танаэ, не слушая больше слов своего теперь уже бывшего капитана, вернулся к возлюбленной. Дверь за ним закрылась, отрезая его от прошлой жизни раз и навсегда. Когда принц переступил порог, повитуха как раз перерезала пуповину серебряным кинжалом, шепча заклятье, что должно было остановить кровотечение. Танаэ задержал дыханье, услышав крик младенца. Крепкий, пронзительный, требовавший к себе внимание. Его сердце забилось от гордости и волнения. Сиэльрин без сил, но счастливая, распласталась на подушках, глядя на него со слабой улыбкой. — У нас сын, любовь моя. Наше новое начало. Повитуха подала ему белоснежный сверток. Танаэ, бережно приняв его, открыл краешек покрывала и расплылся в глупой улыбке. Младенец смотрел на него серьёзными тёмно-синими глазами, сунув пальчик в крошечный ротик. — Зарница нашей жизни, — с благоговением прошептал он. Дуо отошёл к окну, чтобы показать своему дитя мир, в который он пришёл. — Посмотри, малыш. И не думай, что весь наш свет так же негостеприимен. Мы отыщем мир, где нас примут, и ты узнаешь, что такое — счастье любить и быть любимым. Он обернулся к сестре. Её уже успели привести в относительный порядок, сменив мокрую от пота и крови рубашку и обтерев тело мокрым полотенцем. Уложив роженицу на подушки и накрыв одеялом, повитухи вышли за дверь, унеся с собой всё, что напоминало о долгих и трудных родах. — Иди ко мне, — позвала она, протянув руки к супругу и дитя. Он подошёл к колыбели, бережно уложил в неё ребёнка и сел рядом, смяв край кровати. — Люблю тебя, — прошептал он, наклоняясь к Сиэльрин, — больше собственной жизни. Она взяла его лицо в ладони, притянув к себе для поцелуя, но тут же вскрикнула, бросив взгляд за его спину. — Танаэ! Дуо, соскочив с кровати, выхватил из ножен на поясе кинжал. Крутнувшись на пятках, он изумлённо вскинул брови, глядя на возникший в стене портал, из которого в комнату ступила незнакомка, облаченная в длинное чёрное платье. Женщина была прекрасна красотой, неизвестной по небом Маэрфаля: беловолосая, черноглазая, с тёмной кожей и алым пышным ртом. — Кто ты?! — прорычал он. — Я тебя не знаю! — И знать не можешь, — мелодично отозвалась незнакомка, — достаточно того, что я знаю, кто ты. — Тебя послала наша семья? — он замолчал, увидев то, что не заметил сразу. Уши женщины, необычайно длинные, оканчивались острыми кончиками. — Ты… не из нашего мира. — Как ты догадлив, принц. — Женщина рассмеялась легко, весело, только от её смеха обоих супругов пробрало морозом по коже. — Не из вашего. Мой мир зовётся Эдмория. И я пришла сюда забрать то, в чём нуждаюсь. — И что же тебе нужно? — спросил он, борясь с ужасом, что внезапно подкатил к горлу тяжёлым комом. Использовать свою магию он не смел, слишком близко незнакомка стояла к колыбели с его сыном. Его удар заденет и младенца. Женщина повернула голову к кровати. — Год назад я, как и ты, Сиэльрин, стала матерью — принца империи дроу, — произнесла она. — Моё дитя родилось для великих свершений. Но для того, чтобы предначертанное для него сбылось, ему нужен рождённый от вашего союза ребёнок. Зарница. — Нет! — одновременно вскричали оба родителя. Императрица дроу оказалась у колыбели одним неуловимым движением, создав ощущение того, что могла передвигаться, используя связку порталов, что возникали прямо у неё под ногами. — Прошу тебя, — рыдая, взмолилась Сиэльрин, увидев, как та берёт на руки спящего младенца, — не трогай моё дитя! — Я не наврежу ему, — заверила дроудесса, пощекотав щёчку новорожденного алым ногтем, — его жизнь для меня так же свята, как и жизнь моего сына. Лишь ему решать, как использовать его силу и его тело. — Убери руки от моего сына! — дуо, выставив перед собой кинжал, двинулся в её сторону. Императрица едва пошевелила пальцами, и его тело, взмыв в воздух, с силой впечаталось в стену. Позвоночник Танаэ треснул, расколовшись пополам, изо рта принца на подбородок хлынула кровь. На пол он сполз, выпустив кинжал из рук, и свет в его глазах потух навсегда. Сиэльрин, закричав, рванулась к супругу, оставляя за собой на белых простынях алый след. — Прости, милая, — равнодушно проворковала непрошенная гостья, следя за тем, как несчастная сползает с кровати, протягивая руку к мёртвому супругу, — никто из нас не может изменить того, что было предначертано судьбой. В двери застучали крепкие кулаки. Голос Даэртана взывал к принцу, прося пояснить, что происходит. Сиэльрин, рыдая, позвала на помощь. Кулаки сменило крепкое плечо, но поставленный незваной гостей магический заслон не сумел бы разбить никто. Поняв, что помощь не придёт, Сиэльрин — слабая, трепетная пташка, взращённая в стенах королевского замка, никогда прежде не знавшая настоящего горя, собрав свою волю в крепко сжатые кулаки, поднялась с пола. Своей любви она уже помочь не могла, знала, что половина её сердца умерла вместе с Танаэ, но оставить своего сына беззащитным она права не имела. — Моё дитя не станет рабом твоего сына, чудовище, — прохрипела она. Дрожащие руки поднялись, творя родовую магию: — Пусть лучше… умрёт, как его отец, чем станет игрушкой в руках убийц. Императрица склонила голову к плечу, следя за тем, как она создает яркий пылающий шар, схожий с теми, которыми в её мире освещали жилища. — Ты собираешься противостоять мне, глупая девчонка? — она звонко рассмеялась, прижав к себе сверток с младенцем: — Убить собственное дитя? — Уж лучше небытие, чем то, что ты уготовила для него! Сиэльрин подняла руки и шар взлетел в воздух. Заклятье полилось с её губ, полное яростной, отчаянной магии призыва. Лишь бы убийца не догадалась о том, что единственной магией, доступной принцессе, была магия света, которая, по своей сути, не была способная нести смерть. Дроудесса нахмурилась, следя за шаром. Пора было заканчивать со своим визитом. Она уже добыла то, что должна была забрать из этого мира. Ослабленная родами Сиэльрин не могла противостоять ей по силам, но отчаяние матери, защищающей своё дитя, могло придать её чарам могущество, способное навредить как ребёнку, так и ей самой. Императрица отступила к порталу. Сиэльрин двинулась за ней, выкрикивая окончание заклинания и метнула в её сторону пылающий жаром шар. Убийца отклонилась от шара в последнее мгновенье, и его поглотил портал. Дроудесса презрительно скривила губы. — Ты ни на что не годна. И как такая, как ты, могла породить Зарницу? Сиэльрин осела на пол, свесив голову с длинными прядями волос. Большего для своего дитя она сделать уже не могла. Её тело с вычерпанной до дна магией было словно пустой хрупкий сосуд. — Проклинаю твою кровь и плоть, — простонала она, отдавая последние мгновения своей жизни ненависти. — Я не увижу воплощение своей мести, но ты познаешь разочарование в том, кого создала… Договорить ей тёмная эльфийка не дала, ударив в ответ всей силой своей магии, и Сиэльрин вспыхнула столбом огня. Принцесса закричала от ужасающей боли. Не дожидаясь её гибели, дроудесса шагнула в провал портала. Ведение погасло, сменившись темнотой: непроницаемой, холодной, утягивающей в смерть. Подхваченные силой переноса, Мандрэг с Эмили устремились по кругам водоворота в центр мрака — туда, откуда вернуться самостоятельно сил не было ни у одного из них.