street fighting

Малик не долго думая, схватил блондина за руку и потащил за собой туда, где музыку почти не было слышно — на кухню. Все люди на вечеринке были полностью пьяны и обдолбаны, даже было слышно, как где-то вдалеке поет Пейн. — Что будешь пить? — спросил брюнет. — Есть джин, ром, виски и... «Муть Томмо». — Что за «Муть Томмо»? — спросил ирландец. — Не знаю. Эм, здесь намешано всё, что только можно было намешать. Если хочешь, можешь попробовать, — широко улыбнулся Малик. Он даже о своей разбитой губе забыл, а ведь она не болела, когда он целовался с Томлинсоном, а сейчас стоило ему улыбнуться и, она напомнила ему о себе. Снова. — Вы встречаетесь? — вдруг спросил блондин, облокотившись своей задницей о столешницу. — Интересуешься мной? — подмигнул Зейн. Блондин улыбнулся. — Ну, так что? — А вы? — Кто «мы»? — Ты и кудрявый, — сказал брюнет и налил себе виски, — встречаетесь? — сделал он глоток алкогольной жидкости. — Он мой лучший друг, — ответил Найл. — А Томмо - мой лучший друг. — Мы с моим лучшим другом не запихиваем язык друг другу в рот, — воскликнул ирландец. — Ох, а вы попробуйте, это заводит, — язвил Малик, попивая свой виски. — Что вы делаете здесь? Я имею в виду, этот район не для вас. На вас крутые шмотки и... Просто я не понимаю... — Твой друг скинул адрес, и Гарри увидел это и начал расспрашивать. Когда я всё ему рассказал, он захотел прийти и разбить бутылку о твою голову, но думаю, он этого не сделает, — пояснил ирландец. Всё равно Зейну многое было непонятно, но он больше не стал ничего спрашивать, потому что ему резко стало плохо. Малик попросил блондина вывести его на воздух и тот любезно согласился помочь. Зейна вырвало прямо в прекрасный сад Пейна. Ну и поделом ему, он запретил ему сегодня участвовать в боях, а ведь брюнет мог бы выиграть снова, и у него были бы деньги, чтобы оплатить следующую часть обучения. Кажется, брюнет начал трезветь, а его сознание прояснятся. Он мог бы, чёрт возьми, подраться сегодня, а вместо этого он нажирается, курит косяк и целует своего лучшего друга на чертовой вечеринке. Заебись просто. Малик чувствует, что его кто-то поглаживает по спине. Это было жестом успокоения или чем-то вроде. — Ты в порядке? — спросил голос ирландца. Он его и поглаживал по спине. Малику было стыдно за то, что наговорил ему и... Да по сути он ничего и не сказал, и не факт, что они встретятся с ним снова. Это ни чертова судьба, что он здесь, это просто глупое стечение обстоятельств. — Я, да. Я в порядке, — сказал брюнет и сел на холодные ступеньки крыльца. Ночью было довольно-таки холодно, хоть утром и парило солнце. Сейчас всё по-другому, весь район затопила ночь, и чувствовалось легкое дуновение ветра на кожу. Блондин сел рядом с Зейном и... Малик чувствовал, как ледяные голубые глаза изучают его и неприлично пялятся. — У тебя проблемы? — резко спросил Зейн, и это снова было грубо с его стороны. — Нет. Я просто... У тебя красивое лицо и это плохо, что ты его себе разбиваешь. Ты бы... Ты бы мог быть моделью и сниматься для какого-нибудь мужского журнала «GQ», например, — сказал Найл, а брюнет разразился смехом из-за этого. — Что, прости? Моделью? Да конечно. Кому я там нужен? Никому. Боже. И стоп, ты думаешь у меня красивое лицо? — хмыкнул брюнет. Найл замялся и покачал головой. — Ну, эм, я думаю, что... Да, я думаю, оно красивое… Это я тебе как... Эм, ценитель говорю, — исправился ирландец. — Ценитель чего? — спросил Зейн. — Прекрасного, — сказал блондин и, поднявшись вверх, скрылся за дверным проемом, вернувшись обратно в дом. Малик не хотел, чтобы он уходил, но и возвращаться внутрь он не горел желанием и просто встал и пошел домой. Томлинсону он позвонит завтра. Пейна обматерит тоже завтра, а блондина с холодными глазами возможно больше никогда не увидит. Но если и увидит, то только снова из-за каких-нибудь нелепых обстоятельств. Зейн не верил в судьбу. Это просто глупость, которую выдумали люди. Ты, и только ты сам строишь свою судьбу. Строишь и пробиваешь её себе через пот и кровь. Зейн не хотел думать ни о чем, ни о грёбаной судьбе, ни о том, как он будет вставать завтра утром на учебу. Это будет сложно сделать и завтра они должны нарисовать, то, что они увидели на этих выходных. Что-то прекрасное. Скорее всего, Малик будет рисовать стеклянно-голубые глаза, которые всё никак не отпускали его. Это действительно было самым прекрасным за все эти долбаные выходные.

***

Зейн встал, как ни странно, вовремя от звука своего громкого будильника, который он разбил о стену — теперь у него нет будильника — напротив своей кровати. Проснувшись, Малик снова выпил таблетку от головной боли и закинулся таблеткой обезболивающего. Да, он знает, что это вредно для здоровья, но это уже привычка. Это его жизнь, он сам разберется с тем, что ему нужно, а что нет. Он сделал все привычные, утренние вещи, сварил кофе, собрал художественный материал в сумку и пошел на выход из своей квартиры.

***

— Ты уже проснулся, недоумок? — спрашивал Зейн своего друга. Ему было скучно, пока он шёл пешком до университета, и он решил позвонить Томлинсону. Тем более он обещал сам себе, что обязательно позвонит ему сегодня. — Может быть да, а может быть, и нет, — сказал Луи на том конце. — Что? Ты же разговариваешь со мной, придурок, — кричал брюнет. — Господи, Боже мой, Зейн. Заткнись. У меня похмелье, болит голова, странно, что ты в полном порядке... — Я не в порядке. Я на таблетках. Ну... Ты понял. — Ох, Зейн, завязывай с этим и... — Закроем тему, ладно? Расскажи лучше, что вчера было после того, как я ушёл? — спросил Зейн. Малик не услышал ответа, а вместо этого услышал, как что-то полетело на пол, это было слишком громким. — Томмо, друг, что там у тебя происходит? — встревожено спросил Малик. — Эм, я просто упал с дивана, — ответил Томлинсон. Зейн усмехнулся и снова спросил: — Где ты, Луи? — Кажется всё ещё у Пейна и... Кстати, почему ты ушёл, мы тебя обыскались. Ладно, нет, не я, а блондинчик. Он сказал, что оставил тебя на крыльце, а когда вернулся тебя уже и след простыл. Зейн открыл рот в букве «о» и не мог сказать ничего вразумительного. — Эй, а я же танцевал вчера с тем кудрявым... Эм, я забыл, как его зовут... — Гарри, — напомнил брюнет. — Да, точно. Только он в основном стоял, а я терся об него, но не суть. Я думаю... У меня с ним сегодня вечером свидание. — Ты думаешь? — Ну, я не совсем уверен. Я ничего не соображал и... В общем, я позвоню тебе позже, хорошо? — быстро проговорил Луи. — Ладно, да. Вечером я буду на пробежке, если получиться – присоединяйся. — Нет уж, спасибо. Как ты вообще куришь и бегаешь, легкие не выплевываешь потом? Всегда поражался этому. — Пока, Томлинсон, — сказал Зейн и бросил трубку, не дожидаясь ответа своего друга-идиота.

***

— Итак, на всё про всё вам дается два часа. Не разводите здесь балаган. Вы должны успеть за это время. Начинаем, — сказала преподавательница Зейна, и, после её слов все приступили к работе. Брюнет долго не мог собраться. Он точно знал, чего хотел, но было сложно взять себя в руки. Зейн боялся, что не успеет, ведь уже итак потерял десять минут времени. Малик крутил головой и смотрел на то, что рисуют его сокурсники. Девушки рисовали цветы и закаты, парни дорогие машины и девчонок и... Только один Зейн хотел нарисовать глаза. Те дурацкие голубые глаза. Он потянулся к своим карандашам, и он знал, что именно сейчас он готов. Целиком и полностью он отдастся этому рисунку и нарисует прекрасную картину. Малик сделал набросок миндалевидной формы глаз и начал творить. Он ясно помнил все детали. Да, скорее всего кто-то думает, что в этом такого? Но эти глаза, они были созданы для прекрасного. Для того чтобы кто-то нарисовал их и показывал всем. Что собственно Малик и делает. Зейн сделал глубокую тень на крае глаза и ещё раз уточнил все детали. Затем он начал аккуратно всё закрашивать и через некоторое время он услышал: — Время, — проговорила женщина и указала на свои часы на руках. Малик расслаблено выдохнул и начал смотреть на свое произведение искусства. Он успел. Ровно в срок. Он смог. — Это по правде волшебно, Зейн, — говорила преподавательница, дойдя до Малика. — Напоминает мне кое-кого и... Мне очень нравится. Ты справился, Малик. Ты получаешь определенный бонус и можешь приходить в студию университета, когда захочешь, — ласково улыбнулась женщина. — Спасибо. Я рад, — ответил Зейн. Он серьезно был безумно счастлив. Возможно, эту картину даже повесят где-то в холле или в той же студии. Он думал, что рисунок стоит того, чтобы на него смотрели люди. — Дэнни, что это? — Вы не видите? Это женская грудь, — просто ответил русоволосый парень. — Ты не сдал, Дэнни. Пересдача, — сказала женщина. Шатен хотел что-то ответить, но прозвенел звонок, и все мигом начали вылетать из аудитории. Малик также собрал свои вещи, ещё раз посмотрел на свой шедевр и двинулся в сторону выхода. Он хотел бы забрать его домой, но это не по правилам. Ты не можешь забирать то, что нарисовал. Это навсегда остается здесь. Брюнет задумался и из-за своих мыслей не заметил, как налетел на кого-то, выходя из аудитории. — Прости, — быстро сказал брюнет и, подняв свою сумку с пола, посмотрел на парня, с которым столкнулся. Это снова был он. Найл. У Зейна было такое странное чувство внутри, что этот парень его преследует или что-то вроде того. — Что ты делаешь здесь? Ты преследуешь меня? — озвучил свои мысли вслух Зейн. — Ты не похож на серийного убийцу, поэтому что тебе... — Успокойся, — начал блондин, — я даже не знал, что ты здесь учишься. Кстати, а как ты... Неважно. Я не к тебе пришел или что бы ты там себе не напридумывал. Я к ней, — указал ирландец на преподавательницу Малика. Брюнет был в замешательстве и поэтому переспросил. — Эм, ты к миссис Галлагер? — Да. — Но зачем? — продолжал Зейн задавать свои вопросы. — Наверное, потому, что она моя мама, — ответил блондин и вошел в класс, оставив брюнета позади с широко открытым — от удивления — ртом.