- Мне плевать на твою любовь.

      Два, совершенно безумных нервных и суматошных, дня пробежали так быстро, что никто и не заметил того, что эти числа вообще были. Однако за двое суток, некоторые совершили героический поступок. Это я сейчас о Смите. Когда Леви рассказывал Микасе, он понимал, что она пусть и понервничает, может, даже и голос повысит, но это будет несмело и незаметно. Почти. Но вот в случае с Эрвином это была игра: «Кто не спрятался, я не виновата» Зое могла устроить ядерную войну. Где все снаряды были бы словами и били бы сильно, может даже больно иногда, но оправдано. Собственно, он это прекрасно осознавал и поэтому решил, что сказать все-таки придется, но начать необходимо как можно издалека. Что бы хотя бы подготовить ее. И все же все это оказалось бесполезным. Никакие подготовки на нее не действовали и со словами Эрвина: —Двадцать седьмого вылазка, в которой я обязан участвовать.       Женщина сначала молчала. Долго. Примерно восемь минут. Но это молчание было лишь затишьем перед бурей, и Смит это знал, поэтому особенно не радовался. Радовался он после того, как Ханджи на всех накричала, убедила всех, что взорвет планету и под предлогом «плевать я хотела» легла спать. И прежде чем уснуть еще минут сорок семь она комментировала решение о вылазке, обещала убить того, кто придумал эту гребаную вылазку.       В прочем он был доволен собой, он справился, и одним беспокойством на его голову было меньше.       Микаса, как и планировала, написала письмо Акихиро, на которое, собственно, незамедлительно пришел ответ. Парень продолжал так же любить Микасу, но, тем не менее, его чувства, как он считал, были его проблемой. С брюнеткой они переписывались довольно часто и письма обыкновенно содержали информацию личного характера. Это совершенно не то, о чем стоит говорить знакомым и, тем более незнакомым. И тему влюбленностей они поднимали редко. Микасе казалось это неудобным, а Аки не хотел вмешиваться или мешать. Пусть редко, но все-таки девушка задумывалась иногда и о том, что ее наилюбимейший друг пропадает в этой безответной любви. Этому высокому блондину пора бы было найти девушку. Но не просто девушку, а такую, чтобы в будущем жену. Однако, как только Микаса заводила все эти разговоры, они, кстати, заводились очень плохо, она совершенно не умела разговаривать об этом, а говорить так сразу было ей неудобно. Всякие намеки Аки сводил на нет, и они продолжали разговаривать обо всем на свете, только бы не об этом.       В ответном письме, которое Микаса получила, Акихиро выражал неимоверное чувство радости, нажелал всех земных благ и неземных тоже нажелал. Микасе на мгновение показалось, что ее друг радуется ребенку больше чем ее собственный муж. Это заставляло ее задумываться на пару секунд, но после она отбрасывала это. Как и все делают. Она не хотела портить обстоятельства, верить в придуманные собою неправильности и поэтому старалась забить все это в темный угол. Суть письма состояла в следующем: Акихиро, будучи весьма влиятельным человеком, имевшим и почти личную королевскую больницу, предложил Микасе рожать именно здесь. За центральной стеной. Здесь, в этой больнице, где все чище, светлее и люди добрее. Здесь, поближе к нему. Последнего Аки не написал, хотя хотел, но это ему показалось лишним.       Дочитав письмо до конца, она тут же написала ответ, в котором обещала посоветоваться с мужем, но личное ее мнение яростно соглашалось на предложение.       Что же еще произошло за последние два дня? Криста Арлерт узнала, что беременна! Теперь в штабе находилось три беременных девушки! И, может быть, кто-то сочтет это за грубость, но некоторые даже подшучивали над этим. Шутки были не очень-то приличными, но весьма веселыми…       Автор бы поспорил, что у некоторых и в жизни столько событий не случалось, сколько всего случилось в штабе разведки за два дня. Как это все спонтанно, радостно и печально одновременно. Слишком ярко, быстро, неожиданно и разнообразно.       А двадцать седьмого числа отряды Аккермана и Смита отбыли за стену Мария. И все это казалось настолько нереальным, что Микаса отказывалась верить, что все эти вылазки вновь продолжаются, что все это опять повторилось. Что он снова уходит от нее на месяц. На целый месяц. Что все это время она его не услышит и не увидит. Это все происходит на самом деле. Это все происходит. С ней. Снова.       Она невольно вспомнила ту вылазку. Самую первую, которая коснулась ее. Перед которой капрал весьма грубо с ней обошелся, и не позволил пойти с ним. Правда тогда она воспринимала все двусмысленно. И имел-то ввиду он совсем не то, что понимала она. Что понимали темные закоулки ее влюбленного мозга. Вспоминала.       Однако когда они прощались, может он и случайно сказал, сказал, потому что так принято, но сказал же. Обещал, что вернется. Как это обыкновенно бывает, все прощаются, обнимаются, кто плачет, кто стоит с каменным выражением лица, кто просто стоит здесь, лишь потому, что больше негде. Вот и они стояли и прощались. Он, как и положено, обнял ее, поцеловал и сказал, что, мол, Жди, я вернусь. Улыбнулся и сел в обыкновенную повозку, которая через некоторое время уже даже не была видна, за которой совсем скоро закрылись ворота. Почему-то страшно. Ей очень-очень хотелось верить, что он действительно выполнит обещание и вернется. Тогда же вернулся и теперь вернется. Должен. Обещал.       И все-таки как же много делают слова. Как же много они значат, давят на человека, или, наоборот, облегчают его жизнь. И всего то, какие-то гласные, да согласные, какие-то звуки да буквы. Словосочетания, предложения… И сказать ничего не стоит. Это же не сделать, это — сказать. Однако сейчас Микаса возлагала такие надежды на эти слова, что и на поступки то не сразу возложишь. Уж очень верить хотелось. Уж очень.       А вместе с Ханджи они вообще были грандиозными фантазерками! Они могли часами сидеть в одной комнате, не проронив и слова, потому, что время от времени каждая представляла свою страшную картину возможных событий, но ровно так же они могли представлять картинки великолепной победы, волшебного спасения и радостного, долгожданного возвращения. Иногда Микаса успокаивала себя и тем, что вылазка у них не такая уж и долгая. Не год же, не полгода. Месяц. Всего-то… Раз плюнуть. За месяц то и пожить, как человек не успеешь, да и в сравнения оно не годится. Совсем немного.

***

      Что же происходило за стенами? Эти единственные соображающие живые души в количестве двадцать человек, продолжали путь в неизвестность. Как только стены были покинуты, улыбки с лиц слезли. В голове стало шумно и даже немного страшно. Теперь-то уж точно было что терять. Погода была тихая. Ветер колыхал разве что верхушки огромных деревьев. У стен отряд не встретил ни одного титана, однако облегчение это не принесло. Всем почему-то показалось, что это всего-то затишье перед бурей. Может и не всем, но Эрвину и Леви точно так показалось.       Разве что они не думали о том, что такие мысли могли возникнуть из-за слов в письме. Титаны активны вспоминалось им из документа. Это значило лишь то, что на пути им обязательно должны встретиться гиганты. Неизвестно в каком количестве. Неизвестно будут ли они аномальными. Неизвестно какой у них будет рост. Неизвестно.       Путь занял некоторое время и на протяжении этого пути отряду ни разу не встретились титаны. Большинство расслабилось, начали разговаривать чуть громче обычного и даже шутить. Но только не Смит. Только не капрал. Вся эта обстановка казалась мерзким сном. Они выбрались из зоны комфорта и спокойствия и ворвались буквально в место добровольной смерти. Туда, где умереть, ничегошеньки не значит. Это-то и пугало. Однако отсутствие титанов заставляло успокоиться и их, верно, все-таки говорят, меньше знаешь — крепче спишь, они изредка переговаривались между собой, но в частности представляли себе тот великолепный час возвращения домой. Все хорошо. До поры.       Пока на горизонте не показался титан. На безопасном расстоянии от стены, если эта безопасность существует. Первый и далеко не последний…