- Мне плевать на твою любовь.

      И вот новая вылазка, произошедшая через полтора месяца, после смерти Эрена. Микаса весьма болезненно прожила первый месяц и по сему все время твердила о своей вине в его смерти. Как бы Арлерт ее не уговаривал, она твердила одно и то же. Что Арлерт, что капрал. оба боялись, что темноволосая решит добровольно сдаться титанам и покончить с жизнью, опыт у нее уже был…       Бой, в котором погибают люди, на глазах у товарищей. Может быть, у обыкновенного крестьянина захватит дух, откажет сердце или пронесется вся жизнь перед глазами. Только вот у разведки таковы будни. Тут плачут только новенькие. Однако, в частности, они и погибают.       Но Аккерман не из таких. Она предпочла в этом бою жертвовать собой ради других, собственно, что каждый и делает в каждом сражении. Спасая несколько раз своих товарищей, она действительно почувствовала себя нужной. Спасая остальных, она придает себе уверенности, да только это ни к чему, если ее саму раскромсает титан и оставит умирать и истекать кровью. Собственно, ей удалось выжить, но долго ли она протянет. Вновь сложная ситуация, с которой она не в состоянии справиться сама.       Некий титан, на которого девушка кинулась с мечом, оказался ловчее и, словив ее, чуть ли не разломал на пополам. Сломал руку и, вроде бы, ребро, если оно еще на месте… Но сердце бьется, значит, еще жива. Вот только двигаться нет сил, тем более, в ее случае движение — это адская боль и мука. Что остается делать? Валяться и умирать там, где ты есть. Глядишь, кто-нибудь найдет и поможет, если титаны не найдут раньше.       Но в этом бою был и есть человек, который следил за темноволосой. Ее поступками и решениями. Он боялся, что она вновь попытается добровольно умереть, однако он отвлекся на мгновение, и она пропала из виду. Ривай испугался, да только испуг ничего не сделает. Остается своей логикой и силами найти ее. Пару движений и маневров, и вот он уже видит девушку, превращенную в живую кашу, кое-как валявшуюся у огромнейшего дерева. Без размышлений или каких-то обдуманных действий, он слетает вниз, к ней.       Она все еще смотрит, все еще дышит, сердце все еще бьется. И надежда в душе оживает. Он опускается прямо у ног девушки и скорыми движениями наклоняется к ее лицу. — Аккерман, — однако, она продолжает смотреть в одну точку и не замечает его. — Аккерман!!! — орет капрал, чтобы та хоть как-то отреагировала на него. Легкая улыбка касается ее губ. — Сэр, это вы, — она начинает говорить, что на удивление дается ей легко, но все остальные действия ей просто не по силам. Больно даже дышать. — Я, кажется, умираю. Скажите, у меня ребра на месте? Все? Я их не чувствую, — он оглядел девушку и коротко кивнул. — Ты двигаться можешь? — она немного нахмурилась, но это тоже отозвалось болью, и посему она вновь продолжала смотреть в одну точку. — Глупый вопрос, сэр. Я вот-вот умру. Двигаться уже не для меня. Черт, сейчас мне действительно жить хочется, — он усмехнулся. Но в голове проматывал способы, какими можно спасти девушку. Что же можно сделать с ней. Когда она лежит тут, не имеющая возможности ни на что, кроме слов. А пока она говорит — она живет. — Аккерман. Расскажи мне что-нибудь. Как день прошел, например, — потребовал он. Зрачки ее расширились, но тело оставалось обездвиженным. — Это сейчас так важно? — возмущенно произнесла она. По бледному лицу стекала кровь. Алая и теплая. Шарф ее был испачкан в крови, земле, траве. — Рассказывай, — он усмехнулся и продолжил, — Пока ты говоришь, ты не теряешь сознания. Так что говори, что-нибудь. — Для начала скажу вам свою просьбу. Если я тут умру, обещайте, что будете вспоминать меня. Ладно? Обещайте! Хотя бы иногда, — требовала она. — Обещаю, но ты тут не умрешь. Продолжай, — он аккуратно приподнял ее руку, которая была похожа на желе, девушка ее не чувствовала, а кровь сочилась отовсюду. Он просто был в безвыходном положении. Для начала, он пустил в воздух ракету с краской. Через некоторое время должна была прибыть помощь. А пока надо останавливать кровь. Тем временем Аккерман беспрерывно говорила: — … и потом, вроде бы, была тренировка. Я не помню. Черт, я ничего не помню, — она все смотрела в одну точку, почти не моргая. — Я … Нет. Потом был обед … или это было вчера? Я совсем забыла, — она усмехнулась. Но улыбка задержалась ненадолго, и сразу за ней последовал кашель с кровью, — Нет, у меня больше нет сил. Действительно, я кроме боли ничего не чувствую. Скорее всего, скоро сюда придут титаны. Спасались бы вы. Я все равно в безнадежном состоянии. А так, мы можем погибнуть оба. Сэр, глядишь, когда-нибудь, и вы влюбитесь и будете счастлив, — она вновь еле заметно улыбнулась. — Вот черт, я предполагала, что если и погибну в бою, то погибну как герой, а оказалось… Нет, я думала, что лучше бы погибла вместо Эрена… Эх, не справедливо. Вот только, мне жаль вас. Вы бы могли давно обзавестись семьей. Ненавижу жаловаться, но только я сейчас больше ничего не могу. Не помню ничего. Это, наверное, шок. Если я и выживу то, скорее всего, останусь калекой. Ни на что не способной. Не-е-ет, я не хочу так. Но жить хочу до безумия. Я столько в своей жизни еще не болтала ни разу. Ответьте, хоть что-нибудь, а то мне кажется, что я разговариваю сама с собой, — она произносила слово за словом с такой скоростью, будто бы соревновалась с кем-то.       Она замолчала, давая вставить слово мужчине, и в глазах резко начало темнеть и посему она быстро начала что-то бормотать себе под нос. — Что случилось? — заметил капрал. — В глазах потемнело. А значит, я скоро потеряю сознание. Я больше не могу. Ну что же, прощайте, сэр. И, думаю, скажу это не зря: Я люблю вас. И. Тогда, я сказала, что ненавижу вас. Забудьте об этом и прощайте, — она перевела на него взгляд и из уголка ее глаза стекла небольшая капелька. Она улыбнулась, как можно шире, сквозь боль и прочие недуги, и закрыла глаза. Однако сердце билось, но она потеряла сознание. Он испуганно перевел взгляд на ее глаза. Припоминая, что он ни за что не позволит ей умереть тут. Ругнувшись на то, как же долго едет подмога, он склонился над ее лицом и тихонько ударил по щекам, пытаясь привести ее в чувства. — Аккерман, очнись. Давай же. Рано еще умирать тебе. Еще вся жизнь впереди, — он был до нельзя серьезен. Но где-то близко послышался топот копыт и возгласы людей. Однако, Ривай не обратил на это внимания. Чуть ли не сходя с ума он пытался привести ее в чувства, боясь, что она больше никогда не откроет глаза. — Микаса, черт подери, ты слышишь меня?! — ему в голову пришла дурацкая идея, которую он все же решил осуществить. — Если я скажу, что люблю тебя, ты очнешься? Я люблю тебя, слышишь? Приходи в себя! Что я буду делать? Если ты тут умрешь? — последние два предложения он произнес, снижая интонацию. Она глубоко вдохнула. Он замер, ожидая, что она сейчас откроет глаза и вновь начнет что-нибудь говорить. Но она все еще не отвечала, не открывала глаза, не видела и больше ничего не делала. Он осмыслил, действительно ли все это происходит наяву? Но повозка стояла уже около капрала, а сзади к нему подбежала Зое. — Леви, вставай. Надо увозить ее за стену. Черт, я понятия не имею, как мне ее лечить, — пропустила мысли вслух женщина. Ривай резко встал, принял безразличный и обыкновенный для него вид, и несколько здоровых парней аккуратно подняли девушку, и погрузили в повозку. — Я, пожалуй, поеду с ней. А ты помоги остальным. И я постараюсь привести ее в чувства. Она выживет, будь спокоен. Смит искал тебя. У них там аномальные притопали… В общем, тебя ждут, — она подбадривающее улыбнулась, но тот все еще стоял в растерянности, хоть и вид у него был весьма привычный. — Да. Смит? Да, сейчас иду. Хорошо, — он пытался прийти в себя, делая вид, что девушка не касается его ни малейшим краешком. И что сейчас тут не он сидел напротив Аккерман и умолял ее открыть глаза.       На этом они и разошлись. Зое отправилась вместе с сероглазой за стену, а Ривай остался бороться за права человечества на жизнь. Читателю, должно быть интересно, чем кончился бой. Конечно же, капрал не умер. Жертвы были, но большинство выжило. Смит отдал приказ возвращаться и посему все послушно отправились за стену. Однако, на пути назад им встретилось несколько аномальных титанов, и Леви получил рану. Но эта рана может зажить сама по себе. Обеззаразить и перебинтовать хватило бы. Однако его больше волновала темноволосая. Пятнадцатилетняя, молодая девушка и умрет? Не укладывалось в голове. Конечно, безусловно, он видел смерти людей и помоложе. Но распрощаться с Аккерман было сложней, чем он представлял в голове.