Сноу слезам не верит

      Ну вот и настал день первой жатвы моего младшего брата. С утра все домашние мрачнее тучи, Крис уже несколько недель просыпается посреди ночи с криками от кошмаров. Ему снятся его игры, я весь год работал как проклятый, чтобы на его имя не брали теслы. Записка с его именем будет всего одна среди нескольких тысяч, но дрожь в коленках все равно присутствует у каждого из нас. Даже такая черствая женщина, как моя мать, никогда не проявлявшая материнской любви к нам, беспокоится за Криса. Это видно по ее глазам, они в последнее время с особой нежностью смотрят на всю семью. Сначала эта сентиментальность даже пугала меня.       Но Крис настолько светлый ребенок, что отправить его на игры будет самой настоящей несправедливостью. Хотя о чем я говорю… Это же Панем, здесь умирают от голода под надежной защитой Капитолия. Такие, как мой брат, просто пушечное мясо, на них и ставить никто не будет. Он двенадцатилетний мальчишка, который не способен постоять за себя в школе, об арене и думать страшно. Я был таким.… Но труд в пекарне сделал свое дело, сила возросла также быстро как гнев и злость ко всему, что меня окружает.       Сегодняшний день считается выходным, праздник Жатвы. Бред какой… Кто, кроме зажравшихся капитолийцев, будет радоваться тому, что двадцать четыре ребенка будут убивать друг друга, и вернутся домой живым сможет только один, когда остальные прибудут в свой дистрикт в оцинкованных гробах. Весело, умереть от счастья можно. Но больше всего меня раздражает, что нужно одевать этот дурацкий галстук! Только Сатана мог придумать эту удавку… Скоро десять, пора идти на регистрацию.       Я беру Криса за руку, и мы идем всей семьей к дому Правосудия, где и состоится церемония. Его ладонь такая маленькая, разве эта ручонка сможет убить? Она все время потеет, и Крис все время вытирает ее о штанину. Его страх передается моментально и мне. Я сразу вспоминаю, как попарно мы шли на свой первый звонок. В моей руке была такая же маленькая, дрожащая ручка девочки с двумя косичками. Китнисс была такой милой в тот день, она казалась мне хрустальной чащей, которая может разбиться от малейшего дуновения ветерка. Тогда я крепче сжал ее руку и сказал, что все будет хорошо, и никто не посмеет ее обидеть. Также я поступил и с братом, и легкая улыбка на миг появилась на его милом лице. Мы уже подошли к площади, где собрался весь дистрикт, даже тех, кто не хотел или попросту не мог передвигаться самостоятельно, согнали как овец. Нас начали распределять по возрастным очередям, и минутное спокойствие Криса улетучилось. Но я все же не терял надежды, что смерть-проказница обойдет стороной моего брата.       По традиции нам кратко рассказали историю возникновения игр, показали фильм из Дистрикта 13. С развалин будто веет смертью и сейчас. Бррр… Мурашки по коже. Возникает ощущение, что темная госпожа, властительница подземелья проходит между рядами юношей и девушек прямиком к сцене и уже протягивает костлявую руку к листочку с именем нового трибута. Вечная сопроводительница обреченных нашего Дистрикта, Эффи Тринкет, семенит к микрофону. Вид этой дамочки из Капитолия всегда вызывал у меня улыбку. Розовый парик и яркий костюм на женщине только доказывают, что в столице Панема живут одни клоуны. Она постукивает по микрофону и говорит:       -Жители Дистрикта 12, поздравляю Вас с днем Великой Жатвы! Пусть удача всегда будет на вашей стороне. По традиции- мужчины вперед.       Она протягивает руку к шару с именами, немного роется и достает свернутый листок. И все затаив дыхание ждут вердикта судьбы.       -Кристофер Мелларк!       Волна облегчения пронеслась среди юношей, каждый подумал: «ура, это не я!». И только я потерял дар речи. Это мой брат! Не может быть!!! Я поворачиваю голову и ищу Криса. Он неуверенным шагом направляется к сцене, где его уже с распростертыми объятьями ждет Тринкет.       И тут я выкрикиваю:       -Я доброволец!       Возгласы удивления проносятся по всей площади, и настает гробовая тишина. Кристофер не понимает, что происходит, лишь ошарашенно смотрит мне прямо в глаза, не в силах вымолвить и слова. Эффи начинает восторженно выкрикивать, что у Дистрикта 12 появился доброволец какая радость и бла бла бла…       Я молча прохожу мимо Криса и поднимаюсь к сумасшедшей капитолийке. Она не перестает щебетать. Но резко прерывает свою болтовню и спрашивает:       -И как же зовут первого в истории дистрикта 12 добровольца?       -Пит Мелларк – из-за шума в голове, я даже не узнаю собственного голоса       -Могу поспорить, это был твой брат – восклицает женщина       -Да – мямлю я.       -Ну что ж, а теперь дамы …       Эффи подходит к второму шару и, немного помешкав, вытягивает оттуда карточку. Медленно вернувшись к микрофону, она разворачивает ее и громко объявляет:       -Китнисс Эвердин!       И тут я натыкаюсь на взгляд той самой девочки. В голове проносятся вихрем воспоминания прошлого. ___________________________________________________________________________________________       Урок пения. В классе царят шум, гам. Я же сижу молча, не в силах отвести взгляда от алой ленты, струящейся в темных волосах Китнисс. Эта девочка уже давно нарушает мой покой… Поток мыслей, а вместе с тем и гомон в классе, прерывает вошедшая учительница.       -Здравствуйте ребята.       Мы здороваемся, и она проверяет всех по списку. После она спрашивает:       -Кто знает «Песню долины»?       И Китнисс, чуть ли не выпрыгивая из-за парты, тянет руку вверх. Учительница просит её выйти. Она становится прямо перед всеми и начинает петь. Её голос мгновенно разносится по всему классу, и каждый с замиранием вслушивается в слова песни. Мое сердце замирает с каждой пропетой строчкой… Кажется я влюбился… __________________________________________________________________________________________       Я нахожусь в пекарне. Поздняя осень. На улице льет, как из ведра. Настроение ни к черту, хоть вешайся. Выглядываю в окно и вижу у себя во дворе у дерева обессиленную девушку. Я присматриваюсь, потому что из-за стены дождя ничего не видно, и узнаю в силуэте знакомые черты. Китнисс. Ее вид говорит сам за себя, она не ела уже несколько дней. Щеки впали, под глазами мешки, движения даются с трудом. Меня охватывает паника. В моей голове одна за другой мелькают мысли, я не могу ни на чем сосредоточиться. Безмолвная мольба о помощи отражена даже в силуэте Китнисс, она задевает меня за душу. В голову вдруг приходит идея. Я замешкавшись подпаливаю несколько буханок хлеба. Получив оплеуху и гору проклятий от своей матери, несу хлеб во двор. Делая вид, что кидаю подгоревший хлеб свиньям, я бросаю буханки в сторону Китнисс. Я должен был подойти к ней тогда… Возможно все было бы по-другому… Во мне вдруг возникает непреодолимое желание защитить её. Я должен помочь, должен спасти снова ту, что когда-то завладела моим сердцем… Она робко поднимается по ступенькам, все сильнее приближаясь к Голодным играм.