***
Мадара легко скользил по пучинам уныния, доставая персонал гостиницы. Одному было безусловно скучно, падающие в обморок людишки бесили, вода в онсене была холодной, а вьющихся вокруг шпионов Конохи хотелось отмудохать хотя бы за непрофессионализм. Нездравый смысл подсказывал, что Сенджу могут таким образом что-то мутить, устроить ему ловушку… Ну, к примеру, на пару с Узумаки, пришпилив печатями и задавив числом его драгоценную тушку. Но эта мысль даже в порядке бреда не смотрелась. Хашираму хотелось ещё. И побольше. Можно даже в компании с братом. Тот обещал быть очень даже ничего, если его хорошенько обстучать лбом об крепкую деревяшку. Но, пожалуй, Сенджу об этом говорить не надо — хрен знает, где у них лежат границы целомудрия. Или Хаши расстроится, что его брата, оказывается, от мудачества надо обстукивать. А ещё что-то тянуло его на запад. Сильно, но прерывисто, будто сомневаясь, будто иногда отталкивая… Он уже раздумывал над тем, чтобы уйти… Или всё-таки зайти в Коноху, закинуть на плечо своего Сенджу и продолжить путь. Нет, в том, что Хаширама сможет его найти и догнать, он не сомневался. Сомневался, что он сможет выбраться из оцепления жаждущих решить все жизненные проблемы идиотов. Он ведь жалостливый и ответственный, могут и повязать на этом. Или нет?.. Зная, что его ждёт с каждой минутой всё более злющий Учиха? Хаширама явился аккурат на рассвете третьего дня, без всякого сомнения запрыгнув в окно и уже внутри отряхиваясь от росы. Небрежно отбил в сторону брошенный спросонья сюрикен, переступил через лески ловушек, выглянул в коридор, требуя пожрать, и побольше. Можно было не сомневаться, что в Конохе ему даже присесть некогда было, не то что нормально поесть. Мадара в который раз отметил, что Сенджу еду несут быстрее и в больших объёмах, чем ему. Порой даже накатывало подозрение, что старая вражда между кланами началась из-за чего-то подобного. Ел Хаширама быстро, торопясь поделиться впечатлениями. Но, справедливо опасаясь подавиться, не начинал говорить, пока не утолил первый голод. Зато потом слова полились просто потоком. — Нет, ты представляешь, они купились! — Хашираму разбирало то ли от смеха, то ли от возмущения. История о том, как Коноха гонялась за своим теоретически мёртвым Шодай, толком не определившись, добивать его окончательно или же уговаривать больше так не делать, и впрямь была достойна занесения в легендарные байки шиноби. Байки — потому что никто не поверит, что целое Скрытое Селение могло свалять такого дурака. — Кенрю Учиха требует у меня выдать твоё тело, Нара трясёт какими-то договорами и заявляет, что без официальной передачи полномочий Тобираме их не покажет, ибо только для Хокаге, Акимичи втихую чем-то хрустит, Тока готова вцепиться и трясти… Я не выдержал и рявкнул: может, ещё моё тело Учихам выдать? Так кто-то сразу же попытался возрадоваться и намекнуть, что от детей с Мокутоном в клане не откажутся. — От наглости харя не треснет, — одобрительно покивал Мадара, подливая сакэ. — И что дальше? — Я сказал, что вопрос о размножении со мной надо решать через тебя, — Хаширама совершенно хулигански ухмыльнулся. — До некоторых дошло не сразу, и они хотели вытрясти из Торы дзюцу воскрешения. Ками, чего мне стоило не заржать! Отото, кстати, пообещал создать особо гадостный призыв лично для тебя. Несмотря на то, что Хаширама смеялся, чувствовалась в его веселье некая фальшивая нотка. О таком ли фарсе он мечтал, создавая первое Скрытое Селение? Оставалось лишь надеяться, что его прощальная речь что-то затронет в умах и сердцах людей. Чтобы запомнилось не только «мы с Мадарой, как основатели Конохи» — хотя, конечно, это тоже запомнить должны обязательно, чтобы наконец угасла старая вражда. Чтобы услышали и «как родители, дающие своему ребёнку право самому выбирать дорогу и учиться на ошибках». Правда, Хаширама был всё же реалистом, потому больше надеялся, что мысль о нём и Мадаре «как истинных шиноби, наблюдающих из тени и готовых помочь — или же испытать достойного на прочность» удержит кланы от мелочных свар. Стоило стряхнуть с плеч груз Шодай всего на несколько дней, чтобы увидеть, почему ушёл Мадара. Коноха, ограждённая их личной силой и мощью двух великих кланов, начала… Застаиваться. Постоянное кровотечение может привести к смерти, и очень быстро, но застоявшаяся и загнившая кровь тоже не надолго продлит жизнь. Конечно, до подобного было ещё далеко… Но Хаширама слишком хорошо умел чувствовать тонкие звоночки неправильности, в будущем перерождающиеся в густой колокол опасности. И сейчас чувствовал как никогда, что сбросить своё детище на плечи брата было самым верным решением для всех. Тобирама наконец прекратит считать себя всегда вторым. Кланы встряхнутся и начнут объединяться по-настоящему, почувствовав дыхание угрозы. А сам Хаширама сможет расправить плечи и понять, что же делать дальше. Почувствовав его состояние, Мадара передвинулся ближе и обнял его за талию, положив голову на плечо. — Да не волнуйся, не пересрутся… совсем. Слишком хорошо прочухали, как хорошо врагов мудохать дружной и разнообразной компанией. Но даже ты не сможешь запретить выяснение того, кто самый главный индюк на деревне. Хаширама расслабился, облокачиваясь на привычно-горячего Учиху, устало улыбнулся. Говорить не хотелось, да и страсти не хотелось тоже — только близости. — Ты утомлён. А мне надо идти. Хочешь, на руках понесу? — предложил Мадара. — И нет, я не издеваюсь. Свидетелей мы убьём, если что-то смущает. Сенджу запрокинул голову, рассмеялся. Этот смех словно сам рвался из груди, заставляя вибрировать голосовые связки и тёплые доски пола и потолка. Из мышц ушло подспудное напряжение, а когда Хаширама опустил лицо — глаза снова переливались золотисто-медовыми искорками. — Двое суток без сна — не то, что может свалить меня с ног, — сообщил он, улыбаясь уже без всякой натянутости. — Куда мы идём? — На запад, — лаконично отозвался Мадара, поцеловав «морально воскрешённого» в висок. — Не знаю зачем. Чутьё. Веришь? — В то, что дорогу выбирает твоя левая пятка? — хохотнул Хаширама. — Верю. Устроим марш-бросок соглядатаям? — Из Конохи ушёл, но персонал всё тренируешь? Ай-яй-яй. Мадара с сомнением посмотрел на Сенджу. Тот хорохорился, бодрился и, если сравнивать с обычными шиноби, был вообще как огурчик. Но поспать он сейчас был явно не прочь. А они не для того ушли от всех обязательств, чтобы снова напрягаться… Или всё же не ушли? — Ну да ладно… — проговорил Учиха. — Даже интересно, как быстро они отвалятся.***
Мадара потратил десять драгоценных минут, чтобы собрать все ловушки. Нефиг материалом разбрасываться, ещё пригодится. Хаширама это время потратил на то, чтобы забить свой желудок впрок и успокоить персонал гостиницы, что они уходят, совсем-совсем уходят, спасибо за обслуживание, сколько мы вам должны?.. Мужичок-администратор уже было открыл рот, чтобы назвать сумму, как мимо пробежал Мадара и заявил: — Да ладно, учитывая, что все наши соглядатаи здесь же квартируются, это он должен нам заплатить за новых клиентов. Учиха пробежал дальше, а вот администратор поперхнулся воздухом, не зная, что и сказать. Действительно, их городок был далековато от больших дорог, путешественники редко делали крюк, чтобы сюда заглянуть. А тут… Да, два шиноби по минимальной цене, но десяток — с хорошей накруткой! — Будем считать, что мы ничего друг другу не должны? — предложил Хаширама. Администратор побледнел. Здоровая предпринимательская жадность боролась в нём с уважением и чувством самосохранения. Уважал он Хашираму, боялся — Мадару, но денег всё равно хотелось… Да и вообще, этим шиноби только спусти! Тут за его спиной возник Учиха и душевно так обнял за плечи. Мужичок закаменел от такой вопиющей фамильярности, не зная, то ли возмущаться, то ли заупокойную про себя читать… То ли возмутиться и точно прочитать заупокойную. Но тут бедный администратор осознал, что ему что-то старательно втирают. Оказалось — бизнес-план. Неплохой такой бизнес-план, нужно только на деревьях, на уровне «верхних путей», развесить указатели на онсен. Для шиноби, как и для бешеной собаки, пять вёрст — не крюк… А ещё воспользоваться славой основателей Конохи, мол, были, заценили, ушли довольные. Короче, онсен им ещё и должен остался. Хаширама в обработку предпринимателя не вмешивался, тихо умиляясь про себя. Конечно, практическая жилка у Мадары была — управлять кланом без понимания хотя бы основ его экономики нереально. Но репутация у «Демона Учиха» была такова, что представить его торгующимся мало кто мог. Сенджу честно признавал, что и сам вряд ли мог вообразить Мадару проверяющим счета. Что не мешало ему умиляться практичности Учихи. Мадара рванул с места в лес на такой скорости, что Хаширама от неожиданности чуть не отстал. Философски решив, что левая пятка Учихи слишком сильно раскомандовалась, Сенджу дожевал десерт и только потом догнал его. Для него подобный темп не был проблемой, так, чуть напряжённая прогулка, а вот наблюдатели отвалились уже на втором километре. Примерно через сутки бешеной скачки Учиха наконец остановился. — Исчез, — недовольно проговорил он. — Мгм. Ты заметил, что мы всё время забирали немного вправо? — уточнил Хаширама. И действительно, путь выходил по широкой дуге. — Он двигается, — согласился Мадара, не став уточнять, кто это «он». — Продолжим путь? — Нет, переждём. Тут чуть дальше должно быть поселение. Рано или поздно он снова появится. Хаширама кивнул. Выяснять, кого же именно пытается догнать Мадара и почему именно «он», а не «она» или «оно», Сенджу не спешил — слишком хорошо знал, как раздражает попытка объяснить чутьё словами. И то, как легко его спугнуть. Возможно, задумайся Учиха, почему же именно «он», как потеряет не только уверенность, но и чувство направления. Деревенька оказалась действительно близко, прямо под рукой. Своих горячих источников у них, к сожалению, не было. Зато наличествовала свободная от клиентов гостиница… С водопроводом, но без горячей воды. В этот раз договаривался Мадара, он же грел воду Катоном, он же первым делом запихнул в неё Хашираму, не обращая внимания на заявления Сенджу, что он вообще-то как огурчик, и активные попытки приставать. — Сиди ровно и не мешай о себе заботиться, — цыкнул на него Мадара. Хаширама послушно расслабился. Да, он умел не морочить себе голову ненужными вопросами и принимать жизнь, как есть… Но то, что он спокойно принимал неожиданно открывшуюся сторону личности Мадары, не означало, что это не вызывает у него вообще никаких эмоций. Ещё как вызывало. Удивление — даже в детстве на Хашираму возлагали надежды, а не проявляли заботу. Недоумение — неужели никто не замечал, насколько Мадара не хочет быть монстром, созданным его репутацией? Сенджу ведь заметил. Потому и пытался до последнего достучаться, предлагая мир. Толика гордости — потому что вряд ли ещё кто-то видел Учиху таким. Разве что его брат… Как же его звали? Тёплая, щемящая нежность в груди. Доверие. Удовольствие, желание, чтобы Мадара продолжал прикасаться — без всяких подтекстов, просто потому, что приятно. Расслабленность, когда уходит даже подспудное напряжение мышц, позволяющее в любой момент сорваться на удар — не от усталости, а потому, что есть кому довериться… В ванную заглянула девушка, мол, не надо ли сиятельному господину спинку потереть? Мадара в мановение ока оказался рядом с ней, отобрал туалетные принадлежности и заверил, что господа сами разберутся, кто кому спинку трёт. Пока девушка открывала рот, чтобы лучше расслышать эти мудрые слова, Учиха закрыл сёдзи и проинспектировал предложенный ассортимент. Полотенца, чистые юкаты, мыло, три пузырька с душистыми настоями… О! Щётка для волос из конского волоса! Мадара переместился к ванне с расчёской наперевес. — М? — спросил разомлевший Сенжу. — М-м-м… Учиха начал прядку за прядкой оглаживать мягкие, струящиеся волосы Хаширамы, не столько расчёсывая и распутывая, сколько лаская. Сам Мадара своими космами был более чем доволен — кони, конечно, грызли копыта от зависти, но зато защита прекрасная, их и самый острый меч с ходу не разрежет. А уж как удобно скидывать в них чакру про запас!.. А вот мягких прядей Хаширамы хотелось касаться. Нежно пропускать сквозь пальцы, проводить расчёской, намыливать осторожно, чтобы не запутать, полоскать с бальзамом… Иногда отвлекаясь, чтобы коснуться мокрого виска, щеки или уха губами. А затем спустить руки ниже, к шее и плечам, разминая, поглаживая, запоминая пальцами каждую жилку. Мадара чуть усмехнулся, представив, что эту картину увидел кто-то из младших Учиха. Ух, какой вой бы поднялся! Молодняк скорее поверил бы, что их демона смогли поймать в гендзюцу, чем в то, что он способен испытывать и проявлять нежность. Глупые однобокие людишки. — Подуши меня, — тихонько попросил Хаширама, млея под прикосновениями. Мадара даже не удивился. Хаши, конечно, хороший парень и почти идеал, но даже у него должны быть свои заскоки. Учиха нежно, но крепко сжал пальцы правой руки у основания горла, под черепом, где находятся две такие удобные ямки, которые созданы не иначе как для удобства удушения. Хаширама прикрыл глаза, полностью расслабляясь под сильными — о, он лучше всех знал, насколько сильными были такие бережные сейчас руки Мадары. Пожалуй, даже синяков потом не останется, несмотря на то, что доступ воздуха был перекрыт надёжно. Учиха мог в любой момент банально свернуть ему шею — и от этого чувства чужой власти, полной зависимости сладко кружилась голова. Хотя дело было, разумеется, не в чувстве беспомощности — Хаширама и в таком положении мог смертельно удивить. Но само это безмолвное понимание, доверие, когда тело даже рефлекторно не пытается вырваться из чужой хватки… Собственно, Хашираме раньше даже в голову не приходили такие странные желания. Но с Мадарой легко было быть искренним — Учиха в первую очередь искренности и требовал. Сенджу откинул голову назад и погладил кончиками пальцев сжимающую его ладонь. Мадара повёл левой рукой вниз, по гладкой влажной груди, скользя с тихим плеском под воду… Не закатанный рукав промок, но Учиха не обратил на это внимание, пробираясь глубже, туда, где в тёплой воде подрагивал сигнал о том, что Хашираме всё это очень даже нравится. Мадара неторопливо огладил член, восхищаясь, как под тонкой нежной кожей пульсирует стальная твёрдость. Рот мгновенно наполнился слюной, и он не отказал себе в удовольствии нырнуть вниз, заглатывая чуть горьковатый от мыла член. Хаши что-то возмущённо замычал, ударяя кулаком по воде. Пришлось высовываться и спрашивать взглядом, мол, что не так. — А-а-а… — понял Учиха и притопил любителя удушья. Его ноги при этом высунулись из слишком короткой ванны, открывая гораздо более простой доступ к желанному леденцу. Стыд, совесть, гордость? Ну что вы… От одной мысли о том, что, должно быть, испытывает Хаши там, под водой, со стучащим в голове пульсом и членом, погружённым в жаркую, двигающуюся тесноту… Шиноби могут надолго задерживать дыхание. Хаширама задрожал, изливаясь, раньше, чем ему пришлось просить глотка воздуха. Но вот после он дёрнулся, едва не опрокидывая ванну, выбираясь на поверхность и жадно-жадно-жадно хватая ртом воздух. А выдох задержался в поцелуе. — Ну ты… Вообще… — проговорил Сенджу чуточку хрипло. — Люблю тебя, — тихо выдохнул Мадара, целуя бесконечно жадно.***
Через пару часов они спокойно сидели в снятой комнате и пили, ради разнообразия, чай. Мадара удобно устроился боком к столу, в распахнутой юкате, и пялился в окно. — Знаешь, у нас с братом была теория, — нарушил он сытое молчание. — Что у каждого человека есть собственный способ взаимодействия с миром. Сверхспособность, которую не украдёшь, которой не научишь и детям не передашь. Пока человек не знает этой способности, он как слепой. Не видит того, что у него перед носом, не видит настоящего и будущего — только краткий отрезок прошлого. Тратит силы, пробираясь через бурелом, потому что неспособен увидеть тропинку рядом. Хаширама молча слушал. Такой спокойный, философствующий Мадара был ему в новинку. — Сначала мы думали, что это способность Мангекё, — усмехнулся Учиха. — Но ты поставил под сомнению эту теорию, а один гражданский старик и вовсе её растоптал. После этого мы начали замечать, что да, способ взаимодействия есть у каждого, только мало кто им специально пользуется и ещё меньше доверяют ему. Мадара помолчал, отпивая чай. — Твой способ можно сформулировать как: «Я уважаю твою суть, я понимаю тебя, я твой друг». Причём это взаимодействие идёт не только и не столько с людьми, сколько с окружающей тебя действительностью: вещами, событиями, чакрой… Думаю, Мокутон без такого взаимодействия освоить предельно сложно — не бессловесная каменюга, а жизнь, пусть и растительная. Мой же способ… Учиха снова замолчал, на этот раз — собираясь с мыслями. — Я похож на зеркало. Зеркало, что отражает и выполняет истинные желания. Абсолютно добровольно и без сопротивления. На первый взгляд это может показаться слабостью — быть полностью зависимым от чужой воли… Но в том-то и дело, что не от воли. Люди не властны над своими желаниями. Даже мой клан — они все так хотели иметь сильного главу, что сделали меня таковым. Сделали — и испугались. А Катон? Знаешь, как он жаждет жечь и уничтожать? Мадара улыбнулся нежно. — И да… Мне как зеркалу лучше отражать что-то хорошее. Хаширама замер, почти не дыша. Не понять, о чём именно говорит Учиха, было просто невозможно — и это словно коснулось сердца нежным пушистым пёрышком. Всё же он тоже был подвержен влиянию общественного мнения, и поэтому каждое проявление Учихой нежности, заботы или подобной открытости ложилось драгоценной искрой в копилку сердца. Впрочем, Хаширама был уверен, что с Мадарой подобное не станет обыденностью и не приестся. Не потому, что характер паршивый, а потому, что Мадара же. С ним всегда — ярко и будто впервые. — Знаешь, я опасаюсь, как бы мы с тобой, создав Коноху, не натворили ещё большей беды, чем та, от которой спаслись, — продолжил Учиха. — Ничего ведь, по сути, не поменялось: просто большее объединение народа. Не клан, а несколько кланов будут выступать против других объединений кланов, а также грызться между собой, как раньше грызлись семьи внутри клана. Изменился только масштаб, а процесс остался прежним… Только теперь он может привести к ещё более разрушительным последствиям. Скажи, всё так? Или ты видишь то, чего не вижу я? Хаширама наклонил голову набок, отпил глоток чая: — Теперь гораздо больше шансов, что камешек будет пойман рукой на другом берегу, а не утонет. Сенджу ещё немного помолчал. — Ты прав, и всё действительно так… Но, знаешь, у твоего способа взаимодействовать с миром есть один недостаток. Он — здесь и сейчас, всегда здесь и сейчас. Но иногда… Нужно просто верить. Чудеса, они не отражаются ни в одном зеркале. Просто случаются. — Хотелось бы верить, хотелось бы верить… — проговорил Мадара, отставляя чашку и потирая виски. — Просто… У меня такое чувство, что это никогда не кончится, не изменится и не исправится. Будет бесконечное повторение одного и того же, с разными людьми, в разное время, но одно и то же, век за веком, одни и те же ошибки, одна и та же глупость. Чудеса… Их слишком мало и они слишком маловероятны. Боюсь, анти-чудо, что приведёт к взаимному уничтожению, гораздо более вероятно. — Вот об этом я и говорю, — Хаширама отставил чашку, пересел, чтобы касаться плечом плеча. Обнял, прижимая к себе. — Твоё «здесь и сейчас» позволяет тебе ощущать эти циклы, идти по спирали… Скажи, что бы ты сделал, не сорвись я за тобой следом? — Ушёл бы подальше от людей, чтоб хоть чуть-чуть очистить мысли от их гнёта, а потом… Не знаю, может быть, на свежую голову чего-нибудь бы придумалось. Хаширама качнул головой: — Ты бы вернулся. Гонимый собственной яростью, измученный тем, что не далось в руки… Не знаю, что это могло бы быть… Но ты бы вернулся. И попытался бы разрушить то, что показалось бы тебе неправильным и недостойным. Теперь я это понимаю. Мадара кивнул. Вряд ли в мире найдётся что-нибудь, что могло бы подарить ему надежду, а его планы были действительно… Слегка невыполнимыми. Хотя это был единственный надёжный способ избавиться от влияния чужих желаний, перейти на другой уровень восприятия. — Ты так об этом говоришь, словно знаешь, что я хочу сделать. Хаширама очень медленно покачал головой: — Не знаю. Но… Уверен, ты хотел бы обнять брата. Договаривать про то, что это невозможно, он не стал. Даже не потому, что не хотелось травить раны, просто не нужно было. — Расскажи, — попросил Сенджу вместо этого. — Расскажи мне о нём. Мадара напрягся, сдерживая дрожь и до хруста сжимая челюсти. — Ты действительно хочешь это услышать? — Да, — Хаширама не стал опускать ресницы, лишь перевёл взгляд куда-то за окно. — Я хотел бы его узнать. — Изуна… Его шаринганы звались Чи и Кэтсуми… Ему очень подходило, — неторопливо начал Мадара. Сенджу отпил глоток уже остывшего чая, уточнил: — Вы каждому шарингану даёте имена? И — почему звались? — он осторожно, почти трепетно коснулся уголка глаза. — Они ведь живы. — Нет, не даём, — Мадара помедлил, прежде чем продолжить. Клановая тайна, как-никак… В том числе и от самого клана. — Они сами берут. Становясь Мангекё или за секунду до того, как стать им, они получают столько чакры, что становятся почти разумными. Как биджу… Размеры несопоставимы, но концентрация — да. Сейчас у Чи и Кэтсуми личностный кризис в связи с потерей владельца и подчинением гаду по имени Мадара… Выпить не хочешь? Хаширама качнул головой, потянул Учиху за плечи, побуждая лечь на колени. Запустил руки в волосы, мягко поглаживая и массируя. — Ты сказал, они похожи на биджу… То есть Мангекё вредит здоровью владельца? — Ага. С норовом скотинки, — произнёс Мадара с нежностью. — Ещё проблема в том, что Мангекё растут со своими владельцами, и силы всегда равны. Однако если забрать глаза раненого, можно получить ослабленную версию, которой реально будет напинать, чтобы не выёбывались и не портили здоровье. Так вот, шаринганы Изуны. Мудрость и Победная красота. Ты думаешь, это я внезапный и непредсказуемый? Ты просто не был знаком с моим братом. Он абсолютно безбашенный. Ну вот совсем. И это тебе говорю я, признанный псих среди Учиха. А ещё его сверхспособность — читать мысли. До Мангекё это было не очень выражено, но… Ещё в детстве он учил меня искренности. Перед ним и самим собой. Отражая, вытягивая друг друга, мы и стали настолько сильны. Хаширама молчал долго, укладывая в голове рассказанное. Искренность… Полная, бьющая под дых. Многие ли могли похвастаться, что заглянули в душу Учихе? А кто — тем, что перед ним душу открыли по всего лишь просьбе? Мыслей было много, и они перекрывали друг друга, лишая Сенджу привычной ясности мышления. Подумалось, что Мадаре должно очень не хватать этой связи — когда все мысли взаимосвязаны, когда предательство невозможно просто физически… Мелькнула догадка, что вряд ли кто-то, кроме Изуны, видел настоящего Мадару. А ещё пришло понимание, что нужно ответить — не равноценным жестом, открывая какую-то тайну, нет. Ответить искренностью. — Теперь я бы тоже хотел его обнять, — дёрнул уголками губ Хаширама. — Жаль, что нам так и не довелось толком познакомиться. А как зовут твои Мангекё? Мадара вдруг захихикал. — Ты был у него номер один в списке «Кого бы я трахнул, если бы не дурацкие обстоятельства», — пояснил он своё веселье. — Так что если бы он нас так увидел, мне бы ой как влетело… Хаширама поперхнулся: — Однако. Наверное, я даже польщён. А почему влетело бы? — Что с братом не поделился, — ухмыльнулся Мадара. Но ухмылка переросла в грустную улыбку. — Жаль, что мы уже не сможем это обсудить. А мои шаринганы зовутся скромненько: Шаддай и Ишибел. Всемогущий и Посвящённая богу. Ты же понимаешь, что будет, если ты решишь воспользоваться этой информацией… Как-нибудь не так? — Ты же понимаешь, что я этого не сделаю? — в тон ему отозвался Сенджу. Хашираме было откровенно всё равно, насколько глубокие тайны ему сейчас раскрыл Мадара. Он просил рассказ о человеке, который был Учихе дорог, — и получил достаточно, чтобы испытать сожаление о том, что больше не удастся познакомиться с ним самостоятельно. Шинигами — весьма категоричное божество… Хотя — не он ли совсем недавно говорил о вере в чудеса? — Понимаю, — отозвался Мадара. — Но всё равно страшно. Хотя если уж Хаширама предаст, то в этом мире уж точно не останется ничего, что бы оправдало его, мира, дальнейшее существование. — Я буду верить за двоих, — вдруг сказал Сенджу. Не стал только уточнять, что верить он собирался в совершенно невозможное.